Русская речь

В настоящей статье обосновывается введение прагматической категории лица для описания функционирования личных имен. К первому лицу относится самопредставление, ко второму – обращение, к третьему – все прочие употребления, которые условно обозначаются как референтные. Лицом называется определенная прагматическая позиция в высказывании, связанная с говорящим, адресатом или с чем-то/кем-то, не являющимся ни тем, ни другим. В статье отмечается, что именно второе лицо (обращение) может считаться сильной позицией, в которой возможен максимальный набор вариантов. Для первого и третьего лица существуют определенные ограничения, в них, например, не рекомендуется использовать ласкательные и другие эмоциональные варианты имен: Андрюшечка, Сашуленька, Верунчик и т. п. Выделенность второго лица объясняется тем, что обращение является коммуникативной точкой, в которой устанавливаются отношения между собеседниками: говорящий их предлагает, а адресат может корректировать. Варианты, тяготеющие к использованию исключительно во втором лице, следует отнести к разговорной речи. Таким образом, использование категории лица для личных имен позволяет удобным образом сформулировать правила выбора варианта имени вместе с содержательной интерпретацией.

Статья посвящена диахроническому описанию сравнительной конструкции «как грязи» в современном русском языке. Конструкция рассматривается, с одной стороны, в ряду идиом со значением очень большого количества объектов, а с другой стороны, по ее центральному компоненту, как принадлежащая лексическому полю «грязь» с его негативными коннотациями. На основании анализа частотности и характера сочетаемости употребления конструкции в Национальном корпусе русского языка (НКРЯ) можно увидеть историю ее становления и развития. Первая фиксация употребления в НКРЯ – конец XIX в. До 90 х гг. ХХ в. литературных примеров использования крайне немного. Словари отмечают областной характер использования конструкции «как грязи», использования ее главным образом по отношению к людям и продуктам питания. Однако начиная с 90 х гг. ХХ в., очевидно в связи с резким переходом к свободе от цензурных рамок, отмечается как значительный рост употреблений конструкции, так и расширение ее сочетаемости. Пик использования, «мода» на конструкцию приходится на нулевые годы XX в., после чего наблюдается постепенное падение частотности употребления.

Материал исследования – устная речь русских крестьян, фиксируемая на территории по среднему течению р. Оби (Томская и Кемеровская области) в течение 75 лет. Основным источником исследования является тематически размеченный диалектный корпус объемом два миллиона словоупотреблений. Проанализировано 128 текстовых фрагментов, относящихся к теме «Документы». На основе анализа словарных дефиниций выявлены понятийные компоненты концепта «Документ»: ‘нечто, относящееся к общественной или служебной деятельности’; ‘нечто новое’; ‘закрепляет права’; ‘может служить доказательством чего-либо’. В образном слое концепта, проявленном во внутренней форме слов, закреплены его ядерные признаки: материальный характер, связь со сферами образования, государства, межличностных отношений. В то же время уже на этом уровне прослеживается связь с чувствами и оценкой. Установлено, что центральным когнитивным признаком концепта «Документ» является его новизна, с которой связаны такие ассоциативные признаки, как ‘документ – это нечто непонятное’, ‘документ может служить средством обмана’. Последний из них, вероятно, отражает специфику народно-речевой культуры. Ценностный слой концепта, проявленный в дискурсе сельских жителей, сочетает позитивные (документ как признание заслуг человека, предмет гордости, музейный экспонат) и негативные (документ как нечто бесполезное) оценочные компоненты. Установлено, что смысловые компоненты ‘документ фиксирует истинное положение дел’, ‘документ закрепляет права’ в диалектном дискурсе актуализируются нечасто, хотя в словарном представлении концепта именно они занимают центральное положение.

Одна из отличительных черт наследия Н. В. Гоголя – широта и универсальность языкового багажа. Хорошо известно свойственное Гоголю как писателю обогащение русского языка за счет украинского. Одним из ключевых для понимания замысла «Мертвых душ» (1842) является имя главного героя поэмы Чичикова. В статье в качестве наиболее вероятного источника прозвища героя указывается украинское слово «чичик», находящееся в рукописном сборнике Гоголя «Книга всякой всячины, или подручная Энциклопедия» (1826–1830). Слову «чичик» дается толкование (отсутствующее у Гоголя) – хищный, вороватый кот, – и приводится соответствующий этому значению фольклорный и историко-литературный контекст, в том числе обширный свод словоупотреблений, связанных с упоминаниями о «диких котах» (львах, тиграх) в ряде гоголевских произведений. Неожиданное на первый взгляд «украинское» происхождение имени главного героя поэмы находит себе подтверждение в анализе особенностей гоголевской сатиры, одинаково направленной как на представителей центральной и северной России, так и на обитателей и уроженцев Южной Руси. Обращение к фольклорным материалам гоголевской «Книги всякой всячины...», к историософским штудиям писателя позволяет расширить привычные представления о его поэтике, обозначить новые реминисценции художественных образов гоголевских произведений.

Ноздрев в «Мертвых душах» Н. В. Гоголя хвастался своими необычными лошадьми – голубой или розовой шерсти. Насколько фантастичны такие животные? Водились ли они в России? В статье разбирается вопрос о так называемых голубых лошадях. Комментирование этого места в «Мертвых душах» требует обращения к лингвистическим аспектам литературного текста. Цветообозначения у славян (и конкретно – в древнерусском и русском языках) активно исследовались многими учеными, однако реконструируемая картина до сих пор не вполне ясна в деталях. Кроме того, славянская гиппологическая лексика – весьма древняя, со своими особенностями, непростая для изучения. Привлечение текстов, созданных коневодами-практиками, позволяет уточнить высказанные лингвистами суждения. Так называемая голубая масть лошадей была известна в России издавна, «кони голубые» впервые упомянуты в новгородской берестяной грамоте XIII в. Сейчас такую масть называют мышастой. Термин «голубой» прежде мог пониматься как серый. Цвет шерсти голубых (мышастых) лошадей – пепельно-серый, с черной гривой, хвостом, ногами. Такие лошади в старину очень ценились. Однако гоголевский герой, хвастаясь, вполне мог подразумевать животных небывалых – лазоревых, небесно-голубых, в соответствии с уже современным представлением о том, каким именно является голубой цвет.