“What Dakha Gives — Vzyakha Vzyast”: Verbal Substantives in Russian Subdialects and Modern Poetry

Full Text

Значения диалектных слов по данным лексикографии и НКРЯ

В 1861 году Ф. И. Буслаев писал: «Со временем областной словарь обогатится еще множеством любопытнейших данных не только для грамматики, но и для изучения народного быта. Так в калужском наречии слышатся интересные этимологические формы: дахарь, взяхарь; например, в пословице: “будешь дахарь, будешь и взяхарь”...» [Буслаев 1861: 153].

Через столетие с небольшим слова, о которых писал Ф. И. Буслаев, наряду с другими образованиями — дах, взях и взяха — вошли в сводный «Словарь русских народных говоров». Однако интерес к данным единицам не ограничился только областью диалектологии. Слова даха, взяха, дахарь используются в поэтических текстах ХХ и XXI вв., сочетающих фольклорную тематику и экспериментальное начало. При этом данные слова максимально ярко раскрывают свой семантический потенциал, более того, они выполняют роль языкового триггера для образования структурно близких к ним окказионализмов.

Обратим внимание, что указанные диалектные слова территориально ограничены смоленскими и калужскими говорами, они фиксируются в некоторых региональных словарях и сборниках пословиц. Обращались ли поэты к этим изданиям или слова случайным образом были взяты из звучащей речи? Не исключена вероятность, что даха, взяха, дахарь являются результатом авторского словотворчества. Однозначно ответить на эти вопросы не представляется возможным. Для нас интересно было соединить две разные по задачам и материалу части статьи, обозначив как связующее звено общую для говоров и поэзии лексику¹. В соответствии с этим в отношении лексических единиц даха, взяха, дахарь вне зависимости от их происхождения, а по факту общности употребления в диалектах и поэзии при анализе текстов применяются термины диалектное слово и народное слово.

Остановимся на описании семантики диалектных единиц в «Словаре русских народных говоров» (далее — СРНГ):

«Взях, а, м. Взяточник, тот, кто берет что-либо от кого-либо. Будь взях, будь и дах (пословица). Смол., 1853. Взбяха, и, ж. Взяточница. Взямха любит даху. Будь взяхой, будь и дахой (пословица). Даль [без указ. места]. Взбяхарь, я, м. То же, что взях. Будешь дахарь, будешь и взяхарь (пословица). Калуж., 1852. Много взяхарей, мало дахарей (пословица). Даль [без указ. места]» [Филин (гл. ред.) 1969: 272].

«Дах, а, м. Тот, кто дает что-либо другому. Будь взях, будь и дах. Смол., 1914. Дбахарь, я, м. Тот, кто дает или дарит что-либо. Будешь дахарь, будешь и взяхарь (пословица). Калуж., 1852» [Филин (гл. ред.) 1972: 279].

Слова взях, взяха и взяхарь в СРНГ объясняются через литературные параллели ‘взяточник’ и ‘взяточница’. Для существительных мужского рода приводится уточнение — ‘тот, кто берет что-либо от кого-либо’. Для существительного женского рода взяха оно отсутствует. Принятое толкование диалектизмов (с учетом современного значения слов взяточник и взяточница) требует корректировки, так как противоречит цитатному материалу. Паремическая семантика в этом случае искажается, и вместо совета Будь взяхой, будь и дахой, то есть ‘Если берешь (занимаешь), то и давай (отдавай)’ получаем назидание, как будто мотивирующее к даче взятки тех, кто ее берет. А пословица Много взяхарей, мало дахарей выглядит как свидетельство о дисбалансе между теми, кто берет взятки, и теми, кто их дает (не в пользу последних), тогда как смысл изречения определенно в другом: ‘Много тех, кто берет (занимает), но мало тех, кто готов давать (отдавать)’.

Отметим, что в СРНГ значения слов взяхарь и взяха иллюстрируются в том числе примерами из словаря В. И. Даля, у которого семантика соответствующих лексем не объясняется посредством слов взяточник и взяточница: «Взбяхарь м., взбяха об. пртвп. дбахарь, даха, кто берет что, занимает» [Даль 1994: 482]. Релевантность дефиниции подтверждается содержательно близкими пословицами, которые приводятся в этой же словарной статье: Люби взять, люби и отдать; Умей взять, умей и отдать; Не думай, как бы взять, а думай, как бы отдать. Приходится признать, что для толкования диалектных слов сложно найти в литературном языке соответствующие однословные единицы (а не развернутые описания) той же частеречной принадлежности, которые были бы и выразительны, и общеупотребительны.

Справедливости ради надо отметить, что некоторые из представленных диалектных слов, а также пословицы, в составе которых они употребляются, уже в XX веке осмысляются в связи с темой круговой поруки.

Так, в словаре М. И. Михельсона «Русская мысль и речь. Свое и чужое. Опыт русской фразеологии: сборник образных слов и иносказаний» пословица Будешь дахарь, будешь и взяхарь представлена в одном разделе с выражениями Рука руку моет, т. е. ‘услуга за услугу’; Лапа в лапу живут (друг друга кроют). Общий смысл всех выражений в словарной статье трактуется как ‘пойти на компромисс’ [Михельсон 1912: 758]. Иными словами, все пословицы объединяет тема незаконной обоюдной поддержки. Однако обратим внимание, что в издании «Пословицы русского народа» В. И. Даля выражения Взяха любит даху и Будь взяхой, будь и дбахой! помещены в тематический раздел «Займы» [Даль 1879: 15], а пословица Будешь дбахарь, будешь и взяхарь в словарной статье объясняется следующим образом: ‘Давай людям, и тебе дадут’ [Даль 1994: 1029].

Необходимо обратить внимание на «Словарь смоленских говоров», так как анализируемая лексика широко распространена на смоленских территориях (Демидовский, Починковский, Ельнинский и другие районы). Слово взяха в данном издании, помимо значения ‘принимающий, берущий от кого-либо’, имеет и значение ‘взяточник’, при этом иллюстрирующий материал представляет запись непосредственной речи носителей диалекта: У яго биз взятки ни палучиш — узяха ни прыжыветь нийде биз узятки [Иванова (ред.) 1980: 53]. Значение ‘взяточник’, как кажется, могло развиться позже. Так, в «Смоленском областном словаре», изданным ранее (в 1914 г.) В. Н. Добровольским, взях представлено только в исконном значении (‘берущий’) и в составе пословицы, а слово взяха вообще не фиксируется [Добровольский 1914: 67].

В связи с историей значения исследуемых слов обратимся и к «Словарю русских говоров Белоруссии», который базируется на материале южнорусских говоров старинных русских селений Ветковского и Добрушского районов Гомельской области. В словарных статьях «ВЗБЯХА» и «ДБАХА» интересны два момента. Во-первых, носители говора делают важное уточнение о древнем происхождении слов: «А чилавек дахъ — эта што усё ўсем даёть. А нидахъ ничаво ни даёть. Так у стърину гъварили» (выделено нами. — Е. С.) [Манаенкова 1989: 50]. Во-вторых, слово взяха все-таки содержит некоторую степень выраженности негативной коннотации: «Узяха — гъвор'ъть: яна любить толькъ узять, узяха какая» [Манаенкова 1989: 26].

Обратимся к функционированию данных слов в русском литературном языке и рассмотрим их значение в современных текстах. В газетном подкорпусе Национального корпуса русского языка зафиксировано два примера с пословицей Взяха любит даху, она употребляется в контекстах в связи с темой взяточничества. В первом примере речь идет об инициативе внедрить практику доноса на потенциального взяткодателя, а в качестве поощрения предполагается выдавать премию в размере взятки: При таком отношении к чести мундира министерская инициатива может спровоцировать обратный эффект: хапуги начнут принуждать «клиентов», чтобы те предложили им взятку. А потом «настучал» коллегам и по закону получил свое. Как гласит русская пословица: взяха любит даху... [Ухов Евгений. ПРЕМИЯ В РАЗМЕРЕ ВЗЯТКИ // Труд-7, 2003.05.29]. Второй пример предваряется авторским комментарием, из которого очевидно, что пословица извлекается из народной речи: «Предлагаемые читателю балагурщины, бывальщины, досюльщины, завиральщины и озорные разговоры, — плоды моего собирательства. С раннего детства я живу в атмосфере незлобивых нравов и простодушной русской речи». — Ежели я дам те пять рублев и голову сахара, поможешь мне? — Не обещаю, но почто ж не попробовать. Тем паче, по глазам твоим вижу, что ты хочешь мне дать впридачу и тулуп из овчины. Взяха любит даху! — Точноть! Ты угадал: на большом месте сидеть, надо много иметь, а кому много дано, тому много дают [Сысоев Вячеслав. ШУТОЧКИ «ОТ СОХИ» // Труд-7, 2002.01.19].

Итак, очевидно, что диалектные слова, особенно взях, взяха и пословицы с ними, с течением времени переосмысливались. Каким образом это могло происходить?

Слова взяха и даха в составе идиом участвуют в формировании общего понятия ‘обладание чем-либо’, то есть можно дать то, что имеешь (быть дахой), или взять то, что есть у другого (стать взяхой). Это значение в дальнейшем осложняется новым семантическим оттенком: ‘взять или отдать что-либо, но за услугу’. На изменение первоначального смысла выражений могло оказывать значение общеупотребительных слов взятка, взяточник, взяточница. К тому же в семантической структуре предложения Взяха любит даху значение глагола-предиката, отношение субъекта к объекту направляют современного носителя русского языка к осмыслению выражения как ‘Тот, кто берет взятки, любит того, кто их дает’. Именно это значение пословицы стало доминировать и нашло отражение в словарях, пособиях, некоторых научных работах и СМИ.

Грамматическая характеристика слов взяха и даха: категория рода

В русских говорах фиксируются слова, обозначающие лиц, незаконно получающих выгоду — взяточников, при этом в качестве примеров используются непосредственные записи живой разговорной речи носителей говора. Так, в областных словарях отмечены лексемы взбятчик и взбятник: Никита Никитыч взятчик был (Калуж.) [Филин (гл. ред.) 1969: 271]; Взбятьник бон, лбюбит подбароцьки (Холм.) [Гецова (ред.) 1985: 77]. Обратим внимание, что существительные взятчик и взятник относятся к мужскому роду, имен женского рода со значением ‘взяточница’ указанные словари (в отличие от словарей современного литературного языка) не фиксируют! Это можно объяснить тем, что в народной речи на уровне лексики отражается традиционное представление о роли женщины в обществе: она не ассоциируется с лицом, занимающим руководящую должность и потенциально способным к получению взятки. В связи с этим возникает вопрос о родовой принадлежности существительных взяха и даха.

Напомним, что слово даха входит в цитатный материал, но не представлено в отдельной статье СРНГ, тогда как взяха определяется как существительное женского рода. Между тем в говорах фиксируются аналогичные по способу образования, типу склонения и наличию оценочного компонента существительные: недбаха ‘скупой человек, отказывающий в помощи, избегающий трат, издержек, расходов’ (Опоч. Пск., Твер.); бахба (бранно) ‘человек, совершающий бесстыдные поступки, ведущий непристойные разговоры; похабник’ (Онеж. Арх.); валбяха ‘ленивый человек, лентяй, лентяйка’; ‘неряха’; ‘пьяница’ (Твер.); спбаха ‘тот, кто долго спит, соня’ (Тихв. Новг.) [Филин (гл. ред.) 1986: 9; 1966: 152; 1969: 36; Сороколетов (гл. ред.) 2006: 124]. Все перечисленные выше существительные в статьях СРНГ имеют грамматическую помету «м. и ж.», то есть они определяются как имена общего рода. На наш взгляд, слова взяха и даха также целесообразно отнести к существительным общего рода, несмотря на то что ни одна из пословиц не показывает согласованные определения с данными существительными, то есть контекстов, синтаксически подтверждающих мужской или женский род, нет.

Словообразовательная история слов

Обратимся к вопросам словообразовательной истории рассматриваемых диалектизмов. Наиболее спорным для реконструкции существительных взяхарь и дахарь является элемент -х-. П. Я. Черных, описывая этимологию деривационно близкого слова знахарь, указывает на два суффикса: -х- экспрессивного характера и суффикс -ар-ь, т. е. *zna-х-ъ > зна-х-арь [Черных 2007: 327].

Согласно другой точке зрения, представленной Н. М. Шанским, х является интервокальным элементом: знахарь образовано с помощью суффикса -арь от знати (вместо зна-арь) так же, как жить — жихарь ‘житель’, баять — бахарь ‘болтун’ [Шанский 1975: 101]. Такой же позиции придерживался и Ф. И. Буслаев: суффикс -арь использовался «для означения лица действующего <...> с присовокуплением х: -харь: зна-ть зна-харь, ба-я-ть ба-харь; обл. да-харь, взя-харь, от да-ть, взя-ть...» [Буслаев 1959: 123]. Словообразовательную реконструкцию с двумя суффиксами -х- и -арь (знать — знаха — знахарь) Н. М. Шанский считал менее убедительной, «так как nomina agentis на -арь не образуются от слов, уже имеющих знач. деятеля» [Шанский 1975: 101–102]. Вместе с тем примеры из «Словаря русских народных говоров» — дбахарь, взбяхарь, ббахарь ‘говорун, краснобай’, пбехарь ‘певец’, жбихарь ‘житель’ свидетельствуют о возможности образования диалектных слов с помощью двух суффиксов, при этом суффикс -х- имеет древнее происхождение. Об этом писал А. М. Селищев: формант -ch- активно использовался в доисторическую эпоху в именном словообразовании «для уменьшительного или увеличительного значения», в других случаях (в глаголах) служил «суффиксальным элементом в выражении эмоциональности» [Селищев 1952: 76]. В качестве примеров, образованных по данной модели, А. М. Селищев приводит ряд существительных из славянских языков, например: русск. полох, южн.-сл. plachъ; чешск. kmoch (kmotr ‘кум’); болг., сербск. сиромах; русск. шорох и др.

Как пишет Л. И. Шелепова, «присоединение к некоторым именам со значением лица, образованным с помощью суф. -АХ-, суффикса -АРЬ обусловлено стремлением подчеркнуть, выразить более ярко значение nomina agentis» [Шелепова 1979: 128]. Таким образом, последовательность присоединения двух суффиксов -х- и -арь в словах взяхарь и дахарь, а также в образованиях, подобных им, имеет свою логику.

Что касается существительных взяха и даха, которые следует квалифицировать как имена общего рода, то они образованы от глагольной основы при помощи суффикса -х(а). В современном русском языке им соответствуют слова разговорного или просторечного характера с морфами -х(а)/-ох(а): растеряха, завироха, побираха, выпивоха. Данный тип ограничен образованиями от префиксальных глаголов на -терять, -вирать, -бирать и -пивать [Шведова (гл. ред.) 1982: 152]. В говорах данная словообразовательная модель обладает более высокой степенью продуктивности, при этом мотивирующими являются не только префиксальные, но и бесприставочные глаголы: спаха < спать, баха < баять, знаха < знать.

Не менее интересными с точки зрения происхождения являются слова взях и дах. Данная словообразовательная модель — отглагольное существительное мужского рода со значением лица, образованное при помощи суффикса -х-, неизвестна литературному языку, но в говорах такие слова не единичны: бах ‘говорун, краснобай’ (Холмог. Арх), ‘хвастун’ (Мурман.); валбях ‘лентяй’; ‘неопрятный человек, неряха’ (Твер.), грах ‘прозвище шумливого крестьянина’ (Новг.) [Филин (гл. ред.) 1966: 151; 1969: 36; 1972: 118).

Слова взяха, даха и дахарь в поэтических текстах ХХ–XXI вв.

Примеров использования исследуемых слов в современной поэзии немного, но все они служат созданию нетривиальных и вместе с тем отличных друг от друга образов. В журнале «Новый мир» в 2017 году были опубликованы стихи Виктора Коваля под общим названием «Наставки и умудрения». Приведем одно из стихотворений полностью [Коваль 2017: 121].

Блюди даху свою.

Что даха даст — то и взяха взяст.

А ты выпестуй зижду —

вот радость!

Даху и взяху — превозмоги через невмоготу.

Превозневмоготою зижда воззиждется!

Употребление диалектных слов даха и взяха соответствует названию сборника «Наставки и умудрения» — это отсылка к фольклору. Автор предлагает читателю подобие паремии, но поэтической, в развернутом формате и, вероятно, рожденной из личного опыта. Шутливый тон задается сочетанием диалектных (даха, взяха) и окказиональных слов (зижда, невмогота, превозневмогота), а поучение оформляется императивами (блюди, выпестуй, превозмоги). В отношении слов даха и взяха интересны два момента.

Во-первых, их позиция в начале текста и в качестве одной из содержательных доминант как бы запускает механизм создания окказионализмов по аналогии к народному слову. Зижда, превозневмогота, невмогота — все эти существительные, так же как даха и взяха, связаны с глаголами, относятся к одному типу склонения и морфологическому роду. При этом все они соседствуют с однокорневыми глаголами: даха даст; взяха взяст; превозмоги через невмоготу; зижда воззиждется. Эта особенность создает в фольклорных текстах эффект «глагольно-именного перетекания»: «...Граница между сферой имени и сферой глагола <...> не является столь непреложной, как в нормированном литературном языке, она может размываться и преодолеваться, а имя и глагол в семантическом и функциональном плане не противопоставляются друг другу, а образуют некий единый смыслопорождающий ресурс» [Толстая 2015: 376].

Во-вторых, семантика слов даха и взяха в стихотворении переосмыслена. Существительные сохраняют значение производителя действия, названного мотивирующим глаголом — даха даст, взяха взяст, но вместе с тем очевидно, что речь идет и об отвлеченных понятиях, неких возможностях человека. Таким образом, даха — это ‘кто дает что-либо’ и одновременно ‘способность дать’, а взяха — это ‘кто берет что-либо’ и ‘приобретение’, а может быть, и своеобразный отклик, отдача. Вот почему стихотворение начинается с «умудрения»: «Блюди даху свою», то есть ‘Обращай внимание на то, что способен дать, остерегайся’. Даха и взяха контрастируют со словом зижда, в соответствии с этим идея обладания и отдачи противопоставлена понятию созидания и устроения: «А ты выпестуй зижду — вот радость!».

Преломляясь через мировоззренческую призму автора, слова даха и взяха в экспериментальном тексте с ярким фольклорным началом становятся частью новых паремий с новыми смыслами: «Блюди даху свою» — ‘Будь внимателен к тому, что можешь дать’; «Что даха даст — то и взяха взяст» — ‘То, что отдашь, то и будет принято’, а с расширением смысла, надо полагать, может прочитываться следующим образом: ‘таким и будет ответ’.

Слово дахарь встречается в «сверхповести» В. Хлебникова «Зангези». Приведем фрагмент из песни прощания, которая посвящена покидающим землю старым богам: Крылом белоснежные махари, Полета усталого знахари, Сияны веянами дахари [Хлебников 1922: 16]. Первые две строки стихотворения семантизируются, для последней строки требуется «перевод» с «заумного» языка на литературный: сияны можно понимать как грамматический намек на причастие; словоформу веянами, вероятно, следует интерпретировать как существительное в форме твор. п. мн. ч. Если передать смысл строк в нормативной грамматике, но с потерей звукописи и поэзии языка, то можно предложить такую трактовку: дахари (те, кто дают, дарители) сияны (осиянные) веянами (веющими крыльями).

Следует обратить внимание на рифмующиеся слова махари, знахари, дахари. Существительное махари созвучно последующим единицам и образовано по общей с ними модели. Слово знахарь Хлебников использует в значении, приближенном к исконному: ‘тот, кто знает дело’, ‘знаток’, а в контексте — ‘тот, кто обладает высшим знанием’, ведь речь идет о богах. С близкой семантикой слово сохранилось и в русских говорах: знбахарь, ‘тот, кто много знает, знаток’. Слов. Акад. 1847 [с пометой «стар.»]. Вят., 1847 [Филин (гл. ред.) 1976: 314]. В литературном языке знахарь употребляется в значении ‘лекарь-самоучка’ [Шведова (отв. ред.) 2011: 281]. Как пишет П. Я. Черных, это значение более позднее, «установившееся, возможно, лишь в 1-й пол. XIX в.» [Черных 2007: 327]. Последнее из рифмующихся слов дахари обозначает тех, кто одаривает; как уже было сказано, в стихотворении В. Хлебникова это боги. Показательно, что и.-е. корень слова бог *bhag- имел значение ‘наделять’, ‘раздавать’ [Черных 2007: 98], тем самым образ богов как знахарей и дахарей в поэтическом контексте вырастает и переплетается в глубинной семантике разных корней.

Вывод

Справедливость слов Ф. И. Буслаева о «множестве любопытнейших данных» русских говоров доказана самой историей слов взяха, взях, взяхарь и даха, дах, дахарь. Они являются древними образованиями, но не фиксируются в исторических словарях, а в говорах представлены ограниченно. Несмотря на это в современном литературном языке данные слова и пословицы с ними занимают свою нишу, изучаются с научных позиций и творчески перерабатываются в поэтическом языке, а именно: с их помощью решаются верcификационные задачи, максимально используются их выразительные возможности и смысловой потенциал.

Источники

Даль В. И. Пословицы русского народа: Сб. пословиц, поговорок, речений, присловий, чистоговорок, прибауток, загадок, поверий и проч. 2-е изд., без перемен. Т. 1–2. СПб., М.: М. О. Вольф, 1879. Т. 2. 638 с.

Даль В. И. Толковый словарь живого великорусского языка: в 4 т. М.: «Прогресс», Изд. фирма «Универс», 1994. Т. 1. 1744 стлб.

Добровольский В. Н. Смоленский областной словарь. Смоленск: тип. П. А. Силина, 1914. 1022 с.

Хлебников В. Зангези. М., 1922. 35 с.

¹ Выражаем благодарность анонимному рецензенту, который обратил внимание на этот и другие вопросы, способствовавшие доработке статьи.

About the authors

Elena E. Seregina

Author for correspondence.
Email: anel1974@bk.ru
Russian Federation, Moscow

References