Lexical rarities of the ethnic cultural borderland

全文:

СПИСОК СОКРАЩЕНИЙ (АРХИВЫ)

АЛМ СмолГУ – Архив Литературного музея Смоленского государственного университета. Фонд «Фольклор Смоленщины» (г. Смоленск).

ГАСО – Государственный архив Смоленской области (г. Смоленск).

Статья является продолжением исследования лексики народной культуры русско-белорусского пограничья, зафиксированной в этнографических и лексикографических источниках XIX–XX вв., отражающих, в первую очередь, традиции сопредельных смоленского и витебского регионов. Ценный материал подобного рода находится в архивных фондах Государственного архива Смоленской области (ГАСО) и в Архиве Литературного музея Смоленского государственного университета (фонд «Фольклор Смоленщины») (АЛМ СмолГУ), значительная часть которого еще не введена в научный оборот. В одной из работ мы уже обращались к материалам из ГАСО, анализируя семантику и географию бытования таких регионализмов, как затеи ‘мн. ч. распорядок’, боговать ‘думать, размышлять’, протасеи ‘хоругви’, рученец ’12-дневный срок после рождения домашнего животного’) [Белова 2023, 169–171].

Исследования и выводы С.М. Толстой и Т.И. Вендиной в области типологии конкретных славянских лексических ареалов, ареального распространения лексем, соотнесенности литературных и диалектных форм в одном пространстве, соотношения диалектного и литературного элемента в разных пластах славянской лексики [Толстая 2019, 577–588; Вендина 2014, 255–306, 307–338] вдохновляют на продолжение работы в этом направлении. Предложенная типология ареалов (в том числе цельные, разорванные, клинообразные – по С.М. Толстой [Толстая 2019, 581–582], ограниченные, островные, микроареалы – по Т.И. Вендиной [Вендина 2014, 308–313]) чрезвычайно важна для исследований лексики русско-белорусского пограничья, которое представляет собой сложно структурированный в пространственном плане ареал, где сосуществуют разные этноязыковые традиции. Учитывая указанные работы, особое внимание уделено лексическим раритетам¹, культурная семантика которых представляет интерес для этнолингвистов, диалектологов, фольклористов.

В этой статье рассмотрены лексические примеры, зафиксированные в архивных материалах рубежа XIX–XX вв. и конца XX в., уточнено их бытование в современных говорах русско-белорусского пограничья.

В Государственном архиве Смоленской области (ГАСО) в фонде 391 (Орловский Иван Иванович) находятся описания сел уездов Смоленской губернии, выполненные приходскими священниками, откликнувшимися на призыв смоленского историка и краеведа И.И. Орловского (1869–1909) составить подробное описание Смоленской епархии. Для современного исследователя «словарные» материалы из фонда Орловского интересны не только как тексты, отражающие языковую ситуацию на русско-белорусском пограничье, но и как образцы межкультурной коммуникации между собирателями и носителями говора.

Урожайная женщина

В словарной подборке из с. Язвено Ельнинского уезда, составленной священником Павлом Юденичем (1904 г.), отмечена фразеологическая единица, передающая образность народной речи: «урожайная женщина (здоровая, полная)»².

Эпитет урожайный применительно к человеку не является общераспространенным, в отличие, например, от характеристики плодородных природных объектов или благоприятных сезонов, ср.: рус. урожайная земля, урожайная культура, урожайная пшеница, урожайная ягода, урожайная пора, урожайный год[3]; ср. также рус. диал. урожайливый, урождаистый, урожительный[4]. Сходная картина вырисовывается по материалам ассоциативных связей в восточнославянских языках⁵.

Урожайный как физическая характеристика живого существа однократно зафиксировано на Русском Севере: урожайная корова ‘высокоудойная’ («Много и коров, да коровы урожайны таки. Пудож. Карел.»)⁶.

Что же касается значения ‘здоровый, полный, крепкий’ по отношению к человеку, в смоленском регионе оно, согласно современным данным, локализуется в Кардымовском и Руднянском районах: «Урожа́йный – упитанный, крепкий (о ребенке) – Урыжайный мальчик, урыжайныя девычка, Раньшы уси дети урыжайныи были, а тяперя уси бальныи какии-та»⁷. Данную характеристику можно соотнести с рус. диал. урода, врода ‘рост, стан, статная наружность’⁸.

Заламывать/заламливать залом и служить заклятной молебен

Священник Георгий Чернавский (с. Песочня Ельнинского уезда, 1904 г.), перечисляя народные вредоносные магические практики, наряду с отбиранием молока и наведением порчи на людей и скот отметил обычай оставлять на полях заломы (злонамеренно скрученные стебли злаков):

Верятъ, что есть люди, которые отнимаютъ молоко у коровъ, портятъ людей и скотъ, заламливаютъ заломъ во ржи, если кто по неосторожности сожнетъ его, тотъ будетъ калекою, а чтобы избавиться отъ него, просятъ священника отслужить на местѣ залома заклятной молебенъ, и священникъ выдергиваетъ его крестомъ⁹ .

Обезвредить залом можно было, отслужив в поле заклятной молебен. Подобное обозначение фиксирует В.Н. Добровольский в «Смоленском областном словаре» (наряду с выражением закля́тная молитва): «Заклятэ́й молебен – молебен против нечистой силы. Батюшка служiў заклятэ́й молебин. Закля́тная молитва – молитва об изгнании злых духов»¹⁰.

Свидетельство Добровольского подтверждает, что заклятно́й молебен был направлен не просто на избавление от опасного «артефакта», но являлся способом защиты от деятельности пособников нечистой силы – колдунов и ведьм.

О заломах и устраивающих их ведьмах-сороках сообщал также священник Алексей Барсов из д. Незнаново Рославльского уезда (1904 г.):

Например, вѣдьмы (старыя женщины) будто бы ночью обращаются въ соро́к¹¹ и летая по полямъ (безъ сомненiя заклятымъ) заламывают такъ называемые заломы или куклы изъ хлѣба на нивѣ человѣка, на котораго сердиты – и будто это семейство или скотъ, принадлежащiй этому же семейству, только съѣстъ этотъ заломъ и вообще весь хлѣбъ съ этой нивы, непременно должны умереть. Узнавъ о таковомъ страшномъ несчастiи, хозяинъ той нивы, на которой найденъ заломъ, немѣдленно объявляетъ Священнику. Священник дѣлаетъ крестный ходъ (а иногда и безъ онаго) с хоругвями и животворящимъ крестомъ на ниву, гдѣ заломъ, совершаетъ тамъ водоосвященiе, окропляет святою водою мѣсто, вырываетъ крестомъ заломъ, потомъ в самую средину, гдѣ былъ заломъ, как бы въ сердце той вѣдьмы, которая дѣлала его, вбиваютъ осиновый колъ, обложенный навозомъ, – и все вмѣстѣ и заломъ и колъ сжигаютъ¹².

Как следует из этого описания, средством обезвредить залом в Рославльском уезде тоже считался молебен с водосвятием, «подкрепленный» вбиванием осинового кола на месте залома.

На Смоленщине термин залом и выражение заломы заломлять фиксируется на протяжении последнего столетия, в том числе благодаря бытованию фольклорных «религиозных» произведений – об этом свидетельствуют примеры из материалов В.Н. Добровольского, где в качестве контекста приводятся фрагменты из ритмизованного перечня тяжких грехов, которые несет на себе «грешная душа»: «Залом – колосья, спутанные на ниве колдуном, с целью повредить урожаю. Я па полюшку ходiў и заломы заламляў, да и спор вынимаў, А людей галодных астаўляў¹³; «Зало́мы заламля́ть – известный способ колдовства на растущем хлебе на поле»¹⁴; «Знахыри заломы делають»¹⁵. «Залом – несколько стеблей ржи или пшеницы, перевитых с целью како-либо колдовства. А кали залом хто найдеть у жыти, то знай – ня быть дабру»¹⁶.

Представления о заломах (как о спутанных колосьях, так и о способе колдовства) бытуют и на сопредельных белорусских территориях, см. свидетельство из Бешенковичского района Витебской области: «У нашым жице сёлета заломы»¹⁷. В Лиозненском районе известен термин заломшчыца ‘колдунья делающая «заломы»’¹⁸.

Отметим, что в описании из Рославльского уезда приводится еще одно название залома – кукла. Аналогичные названия, согласно словарю Даля и СРНГ, отмечены в орловском и калужском регионах: «Кукла – завой колосьев знахарем, колдуном на порчу и гибель того, кто снимет куклу»¹⁹; «Кукла 11 – пучок заломленных и связанных особым образом колосьев ржи или овса, вызывающий, по суеверным представлениям, гибель, порчу скота, хлеба и т.п.»²⁰. На северо-западе Беларуси, в Гродненской области, термин кукла (Ивьевский р-н) также может относиться к вредоносному залому, являясь синонимом к слову кузла (Поставский р-н): «Кукла 4 – Нехта закруцiў куклу ў жыця, мусiць, нешта заваражыў, кап ты галавой налажыў»²¹. Имеется также интересный пример (без указания точного места записи – возможно, Дятловский р-н Гродненской области?), в котором создание залома (куклы) напрямую атрибутировано ведьме: «Кукла. 1. Залом /Ни руш гетай куклы, куклы ведзьма завазала у жыци/»²².

В белорусских говорах спорадически (Минская, Гомельская области) фиксируется термин кукла как название жатвенного обряда «борода»²³. В говорах Центральной Беларуси (Минская область), на витебско-смоленском и гомельско-брянском пограничье, а также на Смоленщине (Ершичский, Починковский р-ны) кукла встречается в значении ‘пучок льна’²⁴.

Кривая неделя

В сообщении священника Михаила Юденича (с. Вежники Рославльского уезда, 1904 г.) перечисляются запреты на разные виды работ (в основном связанные с кручением, верчением, плетением), приуроченные к так называемым сплошным неделям[25].

Много суевѣрiй у крестьян: во всѣ сплошныя недѣли до среды нельзя ничего крутить, напр. плести лапти, вить веревки и пр., прясть нельзя въ пятницу; во всѣ Святки старое поправлять нельзя; отъ Пасхи до Вознесенья – вечеромъ огня не зажигать; в недѣлю предъ Духовским днемъ (кривую) нельзя ничего крутить, т.е. работать съ верчениiемъ; если же въ указанные дни будешь что ниб.[удь] крутить, то в хозяйствѣ появится уродъ и тогда в Крещенскую коляду нужно переделать работу. Подъ Вел.[икий] Четвергъ вечеромъ крестьянки выносят подъ крышу мыло, воду и соль, утромъ въ четвергъ снимаютъ и берегутъ въ теченiи года какъ вѣрнѣйшее средство отъ суроцъ (дурного глаза)²⁶.

В этом сообщении привлекает внимание народное название недели перед Духовым днем (перед Троицей) – кривая. Семантика хрононимов с корнем -крив- подробно описана С.М. Толстой [Толстая 1998]. Благодаря этой работе локальный хрононим может быть представлен на более широком фоне соседних традиций.

По наблюдениям С.М. Толстой, в белорусской и западнорусской традиции термин кривая неделя может относиться к Святкам, Масленице, Духовской (Троицкой, Русальной) неделе; к этому времени приурочены запреты «чинить старое, городить изгородь, вить, поправлять в колесах» [Там же, 221]. Ср. другие названия «кривых» недель, например, в Полесье: каляды, масленая и усередная – кривые, опасные недели (гомел. ветков.), Середняя, середная неделя – третья от конца мясоеда неделя перед Великим постом (житомир. олев., овруч.; ровен. рокитн.), Всеедная, Всередная неделя (брест. столин.; ровен. дубровиц.)²⁷.

На Смоленщине к «кривым» относится еще и пасхальная неделя: «Кривые недели – две недели Святок, Святая неделя после Христова дня, Духовская и масляница»²⁸. Но, как следует из сообщения из Рославльского уезда, в этой микролокальной традиции кривой называется неделя перед Духовым (Духовским) днем, то есть Семицкая неделя, предшествующая Троице. Хотя толкование термина, предложенное в ССГ, говорит, что в ряде районов Смоленской области (Смоленский, Монастырщинский, Починковский, Краснинский, Хиславичский) кривая неделя – это неделя после Духова дня, заметим, однако, что из приведенных в ССГ примеров совсем не следует, что речь идет о периоде после Духова дня²⁹.

В продолжение темы о «точечных сюжетах» (ранее была рассмотрена типология и география фольклорных сюжетов и мотивов, связанных с локальными персонажами народной демонологии и специфика их бытования на русско-белорусском пограничье) [Белова 2018] приведем несколько лексем, относящихся к области народно-мифологических представлений.

Рахманный

В 1864 г. на страницах газеты «Смоленские губернские ведомости» Н. Ельчанинов публикует «Краткий сборник местного крестьянского наречия в Бельском уезде». Некоторые особенности этой словарной подборки уже рассматривались в одной из публикаций [Белова 2023, 165–169]. Здесь же обратим внимание лишь на одну пару лексем: «Рахманный – смирный» [Там же, 168].

Западнорусское диалектное рахманный, а также бел. рахманы, ст.-бел. рахманый, рохманый, укр. рахманний имеют ряд схожих значений: ‘тихий’, ‘смирный’, ‘спокойный’, ‘покладистый’ (ср. также пол. rochmanny ‘о ручном звере’)³⁰. В говорах Смоленщины рахма́ный ‘смирный, спокойный (о животных); тихий, смирный, кроткий (о людях), не бойкий, нерасторопный, вялый’; рахма́ни́на ‘о смирном спокойном человеке’; рахманю́га ‘о смирном спокойном человеке’; рахма́но ‘тихо, спокойно’³¹. В Мстиславльском районе Могилевской области рахма́ный также означает ‘тихий, спокойный’: «Твой сын такей рахманы, што нiкому i вады нi замуцiць»³².

Отмечая большую семантическую близость эпитета рахманный к блаженный, А.Ф. Журавлев указывает на факт заимствования слова из греч. βράχμανοι ‘брахманы’ и распространение его под влиянием книжных памятников – сказаний об Александре Македонском и др. [Журавлев 2005, 451–452]³³. Добавим, что сведения о мифическом блаженном народе рахманов (рахмани, рохманы, врахмани), обитающем на краю света, были довольно широко распространены как в книжной, так и в устной традиции восточных славян благодаря таким сочинениям, как Хронографическая Александрия (середина XIII в.), Хроника Георгия Амартола (славянский перевод X–XI вв.), словари-азбуковники XVI–XVII вв., переведенный с латинского «Луцидариус» и особенно переводной (с греческого) апокриф «Хождение Зосимы к рахманам» (древнерусские списки с XIV в.), известный и во многих устных версиях³⁴.

Однако устная легенда о рахманах распространена в основном на юго-западе Украины [Агапкина 2002, 283, 570], на русско-белорусском пограничье сюжет не фиксируется. Соответственно, отсутствует здесь и характерный для Подолии, Галиции, Гуцульщины, Буковины хрононим Рахманьский Великдень («Рахманская Пасха», приходится на Преполовение Пятидесятницы) [Там же, 281–285]. Севернее, в белорусском Полесье распространен хрононим Навский Великдень («Пасха навий», «Пасха мертвых»), который приходится на троицкий четверг и связан с практиками поминовения предков [Там же, 283].

Таким образом очевидно, что лексема рахманный из смоленских говоров относится к семантическому полю «тихий, спокойный», характерному для южно- и западнорусского регионов, но не подкрепляется ни легендарным сюжетом, ни хрононимом.

Аржаница и кутейница

В фонде «Фольклор Смоленщины» АЛМ СмолГУ в записи былички из Велижского района обнаружены два редких мифонима – названия персонажей народной демонологии.

Говорят, что домовые могут жить в доме, и их никто не видит, в образе змеи. Рассказывали, был такой случай. Девка пошла жать в поле рожь. Жнет и слышит: «Скажи кутейнице, что аржаница родила». Девка вначале подумала, что ей просто почудилось. Перекрестилась и жнет дальше, и опять тот же голос говорит: «Скажи кутейнице, что аржаница родила». Страшно ей стало. Тут она бросила жать и пошла домой. Как уходила с поля, змея черная толстая переползла дорогу.

Как только пришла она домой, сразу рассказала мамке то, что слышала. Только сказала последнее слово, как с кута выползает змея, похожая на ту, которую она видела в поле, и через всю хату поползла к порогу.

Старики объяснили, что это домовая змея – кутейница – поползла в гости (в навиды³⁵) к аржанице – полевой змее³⁶.

Сюжет о том, как мифологический персонаж просит человека передать весть другому мифологическому персонажу, бытует довольно широко. В зависимости от локальной традиции героями былички становятся разные локальные духи. На Смоленщине известен рассказ о том, как «полевая хозяйка» – паляха – сначала указывает крестьянкам, где найти потерявшихся телят, а потом просит передать «домовой хозяйке» – дамахе – весть о смерти другой паляхи: «Скажитя, маладушички, Дамахи, што умёрла Паляха»; при получении этого известия в доме кто-то невидимый заголосил «приятным голосом» и пошел вон из избы³⁷. В велижском варианте змея-аржаница просит передать змее-кутейнице весть о прибавлении в семействе.

В настоящее время трудно установить, насколько характерно для смоленской традиции имя аржаница применительно к полевому духу в змеином облике. По данным ССГ, имеется термин аржа́ни́ще ‘поле, с которого убрана рожь’³⁸, ср. в том же значении бел. могилев. аржанiшча[39], а также бел. витеб. аржанiна ‘ржаной хлеб’, аржаны́ ‘ржаной’⁴⁰.

Что касается второго персонажа – кутейницы (домовой змеи), то на севере России есть немногочисленные свидетельства о кутихе (кутинье) – домовом духе, обитающем под печным углом⁴¹. Согласно новгородской быличке, некто, похожий на маленького человечка, выскочив из-под стога, закричал проходившей мимо бабе: «Дорожиха, скажи кутихе, что сторожихонька померла». Когда баба рассказала об этом дома, из подполья вышло что-то черное вроде человечка с причитанием «Ой, сторожихонька!», бросило бабе новину полотна и пошло вон⁴²

Другая пара подобных мифологических персонажей зафиксирована в быличке, записанной в Крупском районе Минской области, – это сёстры-змеи кутавiца и межавiца: «Адна жыве на куце, а другая на мяжэ». Домовая змея кутавiца мстит человеку, убившему ее полевую сестру, задушив его⁴³.

Мат

В материалах фонда И.И. Орловского в ГАСО встретилось свидетельство еще об одном уникальном мифологическом персонаже. В 1904 г. из Сычёвского уезда Смоленской губернии в коллекцию Орловского поступила рукопись священника Алексея Скворцова «Историко-статистическое описание прихода села Милюкова⁴⁴», датированная 7 января 1874 г.⁴⁵ «Описание» Алексея Скворцова в полном объеме никогда не публиковалось и лишь частично использовалось, спустя десять лет после написания, в статье «Приход села Милюково» в № 21 «Смоленских епархиальных ведомостей» за 1884 г.⁴⁶

Рассуждая о верованиях местных крестьян, автор отметил: «Все вообще прихожане и верят и не верят в колдовство, домовых, лесовых, матов⁽¹⁾ (⁽¹⁾ – примеч. корреспондента. – О.Б.) Мат – это демонское существо, которое потемняет ум, заводит человека на пути не туда, куда идти следовало»⁴⁷.

Рукопись Скворцова – единственный на сегодняшний день смоленский источник с упоминанием этого мифологического персонажа и его имени. В словаре В.Н. Добровольского находим лишь мат ‘голос’⁴⁸, ср. ‘громкий голос, крик’ (псков., смолен.); сделаю лихим матом ‘кричать, реветь’ (псков., смолен.)⁴⁹, а также мати́но ‘противно’ (смолен.)⁵⁰. Сомнение в существовании слова мат в значении ‘громкий голос, крик’ высказал А.Б. Страхов, подчеркнув, что оно «совершенно однородно примерам наречного употребления слова мáтом и, таким образом, просто не существует» и реконструировано собирателями лексики из оборотов с формой матом в функции наречия [Страхов 2023а, 214].

Иное дело – имя мифологического персонажа. Хронологически близкая параллель к уникальному смоленскому мат как обозначению демонического существа, наводящего морок на человека, обнаружилась в материалах из с. Курилово Череповецкого уезда Новгородской губернии (публикация 1893 г.): «Мат, манить, приманило – Призрак, привидение; представилось что-нибудь сверхъестественное»⁵¹.

Благодаря этому источнику мат как обозначение призрака (привидения) вошло в словари⁵². В.А. Меркулова сближает эти значения с рус. диал. матить ‘чуть-чуть виднеться, слабо отмечаться, чуть-чуть припоминаться, бредить’ (сев.-двин.), ‘надоедать, наскучивать, досаждать’ (перм.)⁵³. Более дальняя параллель прослеживается в западнославянских языках, ср. чеш. mátat ‘страшить, пугать’, matoha ‘привидение’, пол. matać ‘обманывать’⁵⁴.

Следует отметить также еще одно региональное (псков., смолен.) значение лексемы мат, связанное с представлением о недуге и близкой смерти – ‘тяжелое физическое состояние, последние дни, конец’⁵⁵; то же у Даля: ‘крайнее, гибельное положение, беда и конец’ – «Ему пришел мат, пришло дело к мату. Дожили до мату́, что ни вина (ни хлеба), ни табаку́!»⁵⁶.

А.Б. Страхов обосновал положение, согласно которому мат – это интенсивное образование (с удлинением корневого гласного) от мотать [Страхов 2023б, 84]⁵⁷. Именно предполагаемая связь с мотать (ср. мо́том ‘с трудом’), по мнению А.Б. Страхова, способствует пониманию мотивированности значений ‘труд, работа’ и ‘тяжелое физическое состояние; конец’ у слова мат: «Смотали, укатали молодца крутые горы; ходнем хаживал, набежал мат – постельке рад»⁵⁸. К этим значениям близки: мат ‘противно’ в функции безличного сказуемого (мат смотреть) и мат в значении ‘дурной’⁵⁹ [Там же].

В отношении значения лексемы мат ‘призрак, привидение’ вывод А.Б. Страхова таков: семантические отношения мат ‘призрак’ : мотать(ся) напоминают отношения блуд (в значении ‘нечистый дух’)⁶⁰ : блуждать. Данное заключение подтверждает неслучайность и мотивированность рассматриваемого нами редкого демонима мат, зафиксированного пока только в двух микролокальных традициях.

Таким образом, судьбу регионального смоленского демонима и персонажа, который стоит за этим именем, еще предстоит выяснить. Решению этой загадки будут способствовать как дальнейшие архивные разыскания, так и записи живого народного слова.

В заключение хотелось бы констатировать перспективность изучения подобных языковых раритетов. «Осколки» лексического и фразеологического фонда языка традиционной культуры не только проясняют географию бытования того или иного поверья, обряда или персонажа в прошлом. Они также являются маркерами, благодаря которым современный исследователь может фиксировать границы диалектных микроареалов, уточнять географию бытования лексических единиц при утрате их этнографического контекста (например, обряда). Живое бытование на этнокультурном и языковом пограничье лексем, семантика которых связана с традиционной духовной культурой, является подспорьем в изучении «пограничных» форм обрядности и фольклорных текстов.

СПИСОК ИСТОЧНИКОВ

Азим-заде Э.Р. Мифологическая лексика в белорусском языке. Дипломная работа М.: МГУ им. М.В. Ломоносова, филологический факультет, кафедра русского языка, 1976. 96 с.

Белова О.В. Славянский бестиарий: Словарь названий и символики. М.: Индрик, 2001. 320 с.

Бялькевiч I.К. Краёвы слоўнiк ўсходняй Магiлёўшчыны. Мiнск: Навука i тэхнiка, 1970. 511 с.

Власова М.Н. Русские суеверия. СПб.: Азбука, 2000. 672 с.

Герасимов М. О говоре крестьян южной части Череповецкого уезда Новгородской губернии // Живая старина. 1893. Вып. 3. Отд. 2. С. 374–388.

Гура А.В. Символика животных в славянской народной традиции. М.: Индрик, 1997. 912 с.

Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка. М.: Русский язык, 1978–1981. Т. 1–4.

Добровольский В.Н. Смоленский этнографический сборник. Ч. 1. СПб.: Типография Е. Евдокимова, 1891. 716 с.

Добровольский В.Н. Смоленский этнографический сборник. Ч. 4. СПб.: Типография А.В. Васильева, 1903. 720 с.

Добровольский В.Н. Смоленский областной словарь. Смоленск: Типография П.А. Силина, 1914. 1022 с.

Каплинский В. Кладезь сельской истории (Историко-статистическое описанiе прихода села Милюкова Сычевскаго уезда Генваря 7 дня 1874 года) // https://smolbattle.ru/threads/с-Милюково-Новодугинский-район-Смоленская-область(2021).69653/. Дата обращения: 1 марта 2024 г.

Касьпяровiч М.I. Вiцебскi краёвы слоўнiк (матар’ялы). Вiцебск: Заря Запада, 1927 (переиздание – Менск, 2011). 372 с.

Кошелев Я.Р. Народное творчество Смоленщины. Смоленск: Смядынь, 1997. 239 с.

ЛАБНГ – Лексiчны атлас беларускiх народных гаворак. Мiнск: Фонд фундаментальных даследаванняў рэспублiкi Беларусь, Мiнiстэрства архiтэктуры i будаўнiцтва Рэспублiкi Беларусь, 1993–1998. Т. 1–5.

Максимов С.В. Нечистая, неведомая и крестная сила. СПб.: Товарищество Р. Глике и А. Вильборг, 1903. 529 с.

МАС – Словарь русского языка / под ред. А.П. Евгеньевой. 4-е изд., стер. М.: Русский язык; Полиграфресурсы, 1999. Т. 1–4.

Ожегов С.И. Толковый словарь русского языка / под. ред. Н.Ю. Шведовой. М.: Русский язык, 1982. 816 с.

СБГПЗБ – Слоўнiк беларускiх гаворак паўночна-заходняй Беларусi i яе паграничча. Т. 2. Мiнск: Навука i тэхнiка, 1980. 728 с.

СРНГ – Словарь русских народных говоров / гл. ред. Ф.П. Филин (вып. 1–22); Ф.П. Сороколетов (вып. 23–42); С.А. Мызников (вып. 43–). М.; Л.; СПб.:Наука, 1965–. Вып. 1–.

СС – Слоўнiк Сенненшчыны / уклад. Н.М. Бунько [i iнш.]. Т. 1 (А – К). Мiнск: Беларуская навука, 2013. 279 с.

ССГ – Словарь смоленских говоров / отв. ред. Л.З. Бояринова, А.И. Иванова. Смоленск: СГПИ им. К. Маркса / СмолГУ, 1974–2005. Вып. 1–11.

СТСРР – Словарь-тезаурус синонимов русской речи / под общ. ред. Л.Г. Бабенко. М.: АСТ-ПРЕСС, 2007. 508 с.

ТМКБ 5/2 – Традыцыйная мастацкая культура беларусаў. У 6 т. Т. 5: Цэнтральная Беларусь. У 2 кн. Кн. 2 / iдэя i агул. рэд. Т.Б. Варфаламеевай. Мiнск: Вышэйшая школа, 2011. 911 с.

Толстая С.М. Полесский народный календарь. М.: Индрик, 2005. 600 с.

Уфимцева Н.В., Черкасова Г.А., Караулов Ю.Н., Тарасов Е.Ф. Славянский ассоциативный словарь: русский, белорусский, болгарский, украинский. М.: [Московский государственный лингвистический университет], 2004. 800 с.

ЭСБМ – Этымалагiчны слоўнiк беларускай мовы. Мiнск: Беларуская навука. 1978–. 1–.

ЭССЯ – Этимологический словарь славянских языков. Праславянский лексический фонд / под ред. О.Н. Трубачева. М.: Наука, 1974–. Вып. 1–.

¹ Ср. предложенные Т.И. Вендиной понятия «эксклюзивные лексемы», «эксклюзивы славянских языков», определяющие «портретное» своеобразие диалектов славянских языков [Вендина 2014, 255, 287].

² ГАСО. Ф. 391. Оп. 1. Д. 3а. Л. 84об.

³ СТСРР 2007 (https://syn_tesaurus.academic.ru/3906/урожайный, https://dic.academic.ru/dic.nsf/dic_synonims/186253/урожайный); Ожегов, 745; МАС 4, 513 и др.

⁴ СРНГ 47, 346, 347, 348.

⁵ Уфимцева и др. 2004, 359, 490, 734.

⁶ СРНГ 47, 346–347.

⁷ ССГ 11, 25.

⁸ Даль 4, 508 (с пометами зап. и южн.). Ср. бел. витеб. урадлiвы, ўрадлiвы ‘урожайный’ и ‘красивый’ (Касьпяровiч 1927 (2011), 322).

⁹ ГАСО. Ф. 391. Оп. 1. Д. 3а. Л. 43–43об. Здесь и далее сохраняется орфография оригинала.

¹⁰ Добровольский 1914, 239. Ср. бел. витеб. закля́ты ‘заклятый, заколдованный’ (Касьпяровiч 1927 (2011), 118); ср. также в Сенненской районе Витебской области: «ЗАКЛЯ́ТЫ прым. Пракляты. Цяпе́р яны́ закля́тыя, чарце́й таму́ няма́, што мале́нькія рыбя́та і жаншчы́ны руга́юцца, уся́ зямля́ закля́тая, і іх ня ста́ла» (СС 1, 180).

¹¹ Поверье, что в сорок обращаются ведьмы, распространены в разных областях славянского мира (восточные славяне, поляки, лужичане), см. Гура 1997, 556–557. Локальное свидетельство со Смоленщины (русско-белорусское пограничье) дополняет географию бытования этого поверья.

¹² ГАСО. Ф. 391. Оп. 1. Д. 4. Л. 184–184 об.

¹³ Добровольский 1914, 242. Ср.: грешная душа «ина па чистинькым полюшку хадила, А заломы и ў житушку заламляла, Во и спор ў хлебушку атбирала, А галодных людей астанавляла» (Смоленский уезд) (Добровольский 1903, 167).

¹⁴ Добровольский 1914, 242

¹⁵ Добровольский 1891, 85 (далее приводится рассказ о том, как женщина сжала оставленный в поле залом, и ее муж заболел).

¹⁶ ССГ 4, 84. Термин зафиксирован в Смоленском и Новодугинском районах.

¹⁷ Касьпяровiч 1927 (2011), 119–120. Ср. зало́мак в говорах северо-западной Беларуси – СБГПЗБ 2, 226–227.

¹⁸ Там же, 120.

¹⁹ Даль 2, 213. Синонимами выступают: за́вертка, за́крутка, закру́та. Ср. в белорусских говорах (минско-гомельское пограничье): закрутея, закрутня, завíтак (Азим-заде 1976, 58).

²⁰ СРНГ 16, 36.

²¹ СБГПЗБ 2, 561, ср. также с. 558–559.

²² Азим-заде 1976, 62.

²³ ЛАБНГ 3, карта № 270. Подробнее об ареальном распространении наименования кукла в значении «борода» на территории Беларуси см.: Антропов 2008, 34–35.

²⁴ ЛАБНГ 4, карта № 150; ССГ 5, 125.

²⁵ Сплошные седмицы – недели, в которые отменен пост в среду и пятницу, они же всеедные; в них входят: Рождественские святки, Всеядная неделя (Седмица о мытаре и фарисее), Сырная седмица, Светлая седмица, Троицкая седмица.

²⁶ ГАСО. Ф. 391. Оп. 1. Д. 4. Л. 46.

²⁷ Толстая 2005, 56–57, 128, 229.

²⁸ Добровольский 1914, 359.

²⁹ ССГ 5, 106.

³⁰ См.: ЭСБМ 11, 153. Согласно наблюдениям А.Ф. Журавлева (с опорой на словарь Даля), значения рус. диал. рахманный по регионам находятся в дополнительном распределении: «на юго-зап. и ю-вост. от Москвы ‘вялый, хилый, неразвязный; смирный, скучный, простоватый, глуповатый, нерасторопный’, на сев. и вост. ‘веселый, разгульный, беседливый, хлебосольный, тороватый, тчивый’, зап. ‘тихий, кроткий, смирный, ручной’» [Журавлев 2005, 451].

³¹ ССГ 9, 123.

³² Бялькевiч 1970, 387.

³³ Ср. версию о заимствовании из турецк. rahman ‘милосердный, сострадательный’, которое восходит к арабскому [Журавлев 2005, 452]. Ср. также версии о заимствовании из древнееврейского или татарского (через турецкий из арабского) – ЭСБМ 11, 153.

³⁴ Белова 2001, 216.

³⁵ Ср.: На́вида, на́виды – посещение роженицы родными и знакомыми (твер., псков., смолен.), ушла по на́видам – СРНГ 19, 166; посещение родильницы не ранее четвертого дня, с гостинцами (псков., твер., зап.) – Даль 2, 386. На Смоленщине зафиксировано в Краснинском, Смоленском, Велижском, Демидовском районах: «На́веды, ходить (идти) в на́веды – навестить с подарком роженицу – Уся дяреуня у навиды хадила к мамки; идуть у навиды», см. ССГ 6, 140.

³⁶ АЛМ СмолГУ. Велиж 1/б. Тетр. 5. Л. 18 (записано в 1993 г. в д. Колотовщина Велижского р-на от Игнатьевой А.К. (1926 г.р.) Ивановой О.К.). В сильно отредактированном виде и с купюрами опубликовано в: Кошелев 1997, 190.

³⁷ Добровольский 1891, 91–92.

³⁸ ССГ 1, 85. Ср. также: аржаница ‘ржаное поле’ (твер.), ‘ржаная солома’ (псков.); арженина ‘ржаная солома’, арженуха ‘ржаной хлеб’ (Даль 1, 22) и аржаница – травянистое растение семейства злаков, Heleochloa Host ex Roem.

³⁹ Бялькевiч 1970, 57 (зафиксировано в Мстиславльском районе, на могилевско-смоленском пограничье).

⁴⁰ Касьпяровiч 1927 (2011), 24.

⁴¹ Власова 2000, 276. Ср.: кутинья (сев.-двин.) – по народному поверью, дух женского пола, обитающий в углу дома – СРНГ 16, 169.

⁴² Максимов 1903, 79.

⁴³ ТМКБ 5/2, 479–480.

⁴⁴ Ныне Новодугинского района Смоленской области.

⁴⁵ ГАСО. Ф. 391. Оп. 1. Д. 5. Л. 80–111.

⁴⁶ См.: Каплинский 2021.

⁴⁷ ГАСО. Ф. 391. Оп. 1. Д. 5. Л. 103об.

⁴⁸ Добровольский 1914, 403.

⁴⁹ СРНГ 18, 19.

⁵⁰ СРНГ 18, 29. Ср.: мат ‘неприятно, противно’ (перм.) – ЭССЯ 18, 10 и мото́ха (перм.) ‘напрасная трата времени’, мо́тошно (ладож.) ‘неудобно, неловко’ – СРНГ 18, 303.

⁵¹ Герасимов 1893, 381.

⁵² СРНГ 18, 20; ЭССЯ 18, 10.

⁵³ ЭССЯ 18, 10. Ср. также мати́т (безл.) ‘о состоянии нездоровья, недомогания; тошнит, мутит’ (Там же).

⁵⁴ ЭССЯ 18, 10.

⁵⁵ СРНГ 18, 19.

⁵⁶ Даль 2, 306.

⁵⁷ Ср. диал. мата́ситься ‘качаться; мотать головой; кривляться; бродить без цели’, мота́сать(ся) ‘качать, мотать из стороны в сторону’, мотосаться ‘качаться; жить разгульно’, мотоши́ться ‘шевелиться’ – СРНГ 18, 21, 296, 303.

⁵⁸ СРНГ 18, 19.

⁵⁹ СРНГ 18, 20.

⁶⁰ Отметим, что блуд ‘злой дух, нечистая сила, леший’ на территории Смоленской области фиксируется в 15 районах из 25. См. Азим-заде 1976, 46.

作者简介

Olga Belova

编辑信件的主要联系方式.
Email: olgabelova.inslav@gmail.com
ORCID iD: 0000-0001-5221-9424

DSc. (Philology), Principal Research Fellow

参考