Rukoprikladstvo (‘Manhandling’): from ‘Handwritten Signature’ to ‘Beating’

Full Text

История некоторых слов и выражений современного языка, исстари возникших в недрах деловой речи и по разным причинам покинувших еe, порой весьма поучительна и по-своему интересна. Зачастую она демонстрирует процесс развития деловой сферы общения как отдельного культурного феномена, имеющего свою уникальную судьбу, напрямую связанную с особым типом взаимоотношений людей – деловых взаимоотношений.Показательна в этом смысле содержательная эволюция некогда устойчивого сочетания «руку приложить» (‘подписать’), которое довольно скоро трансформировалось в существительное «рукоприкладство» (‘нанесение побоев руками’), бытующее сегодня как в литературном языке в целом, так и в юридическом подъязыке в частности, правда за пределами официальной терминологии.В ведомстве подчеркнули, что у полицейского не было законных оснований для рукоприкладства (Житель Забайкальского края скончался после избиения в отделе полиции // Vesti.ru. 11.20201).Очевидно, что без рассмотрения социокультурных условий, при которых сформировалось значение устойчивого оборота «приложить руку», невозможно понимание семантической эволюции его производного – сложного слова «рукоприкладство».Не однажды отмечалось, что деловое общение в допетровской Руси носило преимущественно характер «семейственный», а отношения в государстве во многом строились согласно принципу «домашнего управления», отражавшему зрелое средневековое представление о государстве-доме во главе с родителем-государем [Садова, Руднев 2018; Руднев, Садова 2020]. В этих условиях надежность торговой сделки или любого договора подтверждалась прежде всего своеобразным «общественным свидетельством». Поэтому подписи договаривающихся лиц на документах, фиксировавших различные деловые взаимоотношения, зачастую не ставились, достаточно было указать имена «послухов», то есть свидетелей этой сделки:А на то рѧдьцѣ и послусѣ давыдъ лукѣнъ сынъ сьтьпанъ таишѣнъ. ГрБ № 366, 40–70 XIV; А на то послуси кнѧзь юрьии глѣбовичъ белзьскии. панъ ота пилецькии староста русьскоѣ землѣ. Гр 1368 (ю.-р.) [СлДРЯ, 7: 249].Разумеется, высокий социальный статус послуха, его родовой (общинный) авторитет обеспечивал более надежный и крепкий договор, поэтому в роли свидетелей часто выступают князья, старейшины, уважаемые (родовитые) люди.Показательны в этом отношении и старые закрепительные формулы, принятые в документах допетровского времени, которые выражали осознанную ответственность договаривающихся сторон перед неписаными законами христианской морали. Одна из них, зафиксированная, например, в документе 1699 года, имеет следующий вид: «вправду по святой непорочной евангельской заповеди господина еже ей-ей» [Русанова 2012: 73]. Иными словами, наряду со свидетельством двух-трех членов рода, скрепляющих деловой договор, налицо и действие законов «нравственного самоконтроля» [Русанова 2012: 74], принятых в религиозном общинном государстве-доме. По мысли средневекового человека, такой «двухуровневый патронат» обеспечивал абсолютную надежность совершаемой сделки.Одновременно с таким «внутрисемейным» договорным общением торговые люди, вступавшие в различные внешние (с «чужими») деловые отношения, вместо отсылок к постулатам церковной морали предпочитали закреплять договоры либо именной печатью (влияние западноевропейской торговой и государственной традиции) [Мошкова 2015], либо особым действом – приложением обмазанной чернилами ладони к документу, причем – к обратной, чистой, стороне листа, чтобы «видны были величина руки, ее склад, покрой» [Лакиер 1855: 183].Так буквальное описание действия, скрепляющего деловую договоренность, стало устойчивым формульным выражением, впоследствии расширившим свое реальное значение и в конце концов ставшим полноценным канцеляризмом со значением ‘личной подписи’.Къ сей памяти язъ Иванъ руку приложилъ (Сказка Ивана Юрьевича Сабурова из розыскного дела о неплодии великой княгини Соломонии Юрьевны, 23.11.1525 [АИ, 1: 192]).В разное время и в разных ситуациях личная подпись и оттиск руки сосуществовали как два реальных «личных свидетельства», закрепляющих содержание документа. Причем в случае безграмотности одного из договаривающихся лиц вновь «вспоминались» послухи-свидетели, обязанные за него «приложить руку». В качестве доверенных послухов могли выступать либо духовники этого безграмотного человека, либо его родственники – «семейственный характер» сделок таким образом подчеркивался особенно отчетливо. Вот как об этом говорится в специальном указе царя Михаила Федоровича: «За безграмотного должны прикладывать руку или духовные отцы их или, если у кого не будет близко духовного отца или случится с ним вражда, ближние родственники, братья родные или племянники» [Неволин 1851: 52].В XVIII в. выражение «приложить руку» по-прежнему означает личную подпись, причем появляются и первые номинализированные варианты этого сочетания – «приложение рук», «прикладывание рук»:…и тем пороховым промышленникам Его Великаго Государя указ сказать с прикладыванием рук… [ПСЗРИ-1, 4: 781] (1712 г.);…и в тех описных местах обывателям всякаго чина людям велеть объявить Царскаго Величества указ с приложением рук, дабы о том ведали [ПСЗРИ-1, 6: 172] (1720 г.).Из примеров видно, что подпись ставится не только под текстом, в котором отражаются договорные (или иные) обязательства владельца подписи, но и под государевым документом, с которым данное лицо принуждалось ознакомиться. С петровской эпохи до сегодняшних дней сохраняется правило ставить личную подпись под распорядительным документом как свидетельство того, что подписывающий ознакомлен с его содержанием.Примечательно, что сложное слово «рукоприкладство» как один из трасформированных вариантов сочетания «руку приложить», появившийся позже остальных («рукоприложение» и «рукоприкладывание»), постепенно их вытесняет и уже во времена Екатерины II становится наиболее употребительным:…повелели Мы: учиня Сенату экстракт за надлежащим рукоприкладcтвoм, представить Нам, который и поднесен… [ПСЗРИ-1, 18: 987] (1769 г.).Именно в екатерининскую эпоху слово «рукоприкладство» в значении личной подписи получает статус специального делового термина, о чем свидетельствует показательная помета, сопровождающая толкование слова «рукоприкладство» в «Словаре Академии Российской» – «приказное речение» [САР, 5: 209].Кажется, что от канцелярского «документно-реквизитного» значения личной подписи до общеязыкового значения, связанного с ‘нанесением побоев’, – огромнейшее расстояние, однако словом «рукоприкладство» оно было пройдено достаточно быстро, и во многом – благодаря широкому ряду лексико-семантических вариантов, имеющихся у обоих лексических компонентов устойчивого сочетания «приложить руку», и, как следствие, – у соответствующих корней сложного слова «рукоприкладство».Глагол «приложить» комплексом значений, объединенных общей семантической отнесенностью к идее приближения, прикосновения, тесного и плотного присоединения, очень быстро стал выявлять эти качественно-акциональные оттенки, вовлекаясь в широкое семантическое поле «участия, содействия в чем-либо», поэтому выражение «приложить руки» уже к началу XIX в. стало активно использоваться для обозначения ‘основательного, серьезного занятия чем-либо’ [Молотков 1987: 356]:Искусный правитель мог бы их исправить; стоит только приложить хорошенько к нему руки, и он заменил бы нам Флоренцию и Ниццу (Ф. Ф. Вигель. Записки. 1850–1860).Негативно-оценочная семантика этого сочетания, производная от предыдущей, как кажется, стала возможной, в том числе, благодаря одному из социально-оценочных значений слова «рука» (‘протекция’), т. е. развитие общего значения этого выражения пошло по пути актуализации семы ‘действовать предосудительно’:Таким образом, в лице последнего к сему похвальному делу приложила руку «полтавская бюрократия» (В. Г. Короленко. Сорочинская трагедия (по данным судебного расследования). 1907).Сложное же слово «рукоприкладство» никогда подобного значения не имело, однако взамен ему развивало другое, основанное на исходном образе наложения руки сверху вниз на лист бумаги в процессе скрепления сделки. Семы ‘прикосновения’, ‘движения руки сверху вниз’, ‘плотного и усиленного отпечатывания ладони на бумаге’, видимо, позволили сложному слову «рукоприкладство» развить «агрессивное» значение, хорошо знакомое современному носителю русского языка, – ‘нанесения побоев руками’. Поэтому «рукоприкладство» – частый «гость» правовых сводок, служебных протоколов, других документов юридической сферы, а также публицистических текстов, фиксирующих преступления, связанные с избиением, физическим насилием:Дело дошло до рукоприкладства: в какой-то момент зять избил старика (Внучка отсудила у ветерана подаренную Путиным квартиру // lenta.ru. 07.2019);Ранее в Главной военной прокуратуре отчитались об увеличении количества случаев рукоприкладства военных командиров (В Госдуме нашли причину дедовщины в армии // lenta.ru. 11.2019).«Рукоприкладство» в значении ‘подпись’ употребляется довольно долго, вплоть до конца XIX в., причем не только в деловой сфере, но и в обыденной жизни. Не случайно поэтому, что в словаре В. И. Даля «рукоприкладство» в этом значении стилистически никак не отмечено [Даль 2003: 109]. Однако уже к началу XX в. очевидно ощущалась архаичность этого значения слова, восходящего к стародавнему времени, породившему ритуальное прикладывание руки к важной деловой бумаге, о чем, например, свидетельствует эпитет «старинный» в характерном контексте 1903 года:Поэтому-то очень часто масонские акты скрепляются не подписью, а старинным рукоприкладством, то есть договаривающиеся смазывают какой-нибудь краской, цвета крови, себе пальцы и прикладывают их к рукописи (М. Н. Волконский. Слуга императора Павла. 1903).Заметим в связи с этим, что в «Толковом словаре русского языка» Д. Н. Ушакова первое значение слова «рукоприкладство» сопровождается толкованием, прямо указывающим на его «дореформенное» бытование, а потому имеет характерные пометы: «1. В дореформенных судах своеручная подпись под судебным решением с указанием удовлетворения или недовольства им (офиц., истор.)» [Ушаков 1939: 702]. В словарях русского языка второй половины XX в. – нач. XXI в. при значении ‘собственноручная подпись’ помета «устар.» будет присутствовать неотлучно. Любопытно также и то, что в словаре Ушакова оно фиксируется как разговорное, ироничное («2. Битье руками, оскорбление действием (разг., ирон.)» [Ушаков 1939: 702]), в последующих же словарях оно почти повсеместно будет сопровождаться пометой «разг.», а «экспрессивные» пометы исчезнут:«Рукоприкла́дство. 1. Устар. Засвидетельствование чего-л. подписью. 2. Разг. Нанесение побоев руками» (Малый академический словарь) [Евгеньева (ред.) 1988: 740] .«Рукоприкладство. 1. Устар. 1) Собственноручная подпись под заключением следствия или под судебным решением с указанием удовлетворения или недовольства им ; 2) Скрепление подписью какого-л. документа. 2. Разг. Битье руками, оскорбление действием» [Ефремова].«Рукоприкладство. Разг. Нанесение побоев (руками)» (Большой толковый словарь) [Кузнецов (ред.)].Очевидно, семантическая эволюция слова «рукоприкладство» не была строго последовательной: указанные значения в определенный период – с конца XIX до первой четверти XX в. – сосуществовали и не исключали друг друга. Однако стилистическая сниженность «рукоприкладства» в значении ‘нанесение побоев’ ощущалась всегда, потому-то в словаре Даля, впервые зафиксировавшем оба значения, присутствует при нем характерная помета – «шутливое» [Даль 2003: 109], а контексты, в которых оно использовалось, рисовали, как правило, картины неприглядной (бытовой, повседневной) жизни:Прислушиваясь к рассказу Савелия, Тарас Ермилыч несколько раз хмурил брови и покачивал головой, а когда рассказ дошел до рукоприкладства генеральши, он засмеялся (Д. Н. Мамин-Сибиряк. Верный раб. 1891); Он был очень горяч с прислугою своею и доходил с ней до рукоприкладства (П. А. Вяземский. Старая записная книжка. 1830–1870); К сожалению, как я упоминал, он был крайне нервен и во время особых припадков нервности не мог удержаться от рукоприкладства (Д. Подшивалов. Из «Воспоминаний кавалергарда». 1904).Возможно, промежуточным этапом в становлении современного значения (‘нанесение побоев, избиение руками’) оказалось время, когда слово «рукоприкладство», находясь в процессе активной детерминологизации, ухода из деловой речи, стало развивать сему ‘прикосновения, приближения’, близкую к той, что имелась в сочетаниях, где глагол «приложить/-ся» занимал устойчивую позицию, близкую фразеологической. Так, «рукоприкладством» могли назвать церемониальное целование руки – «приложиться к руке/ручке»:Подходя поочередно к ручкам дам, он как-то особенно молодцевато вывертывал локоть и шаркал ножкой . Стороженко совсем растерялся и, кое-как докончив церемонию «рукоприкладства», искал спасения в мужском лагере (В. П. Авенариус. Гоголь-студент. 1898).Фиксируется употребление существительного «рукоприкладство» и в значении ‘рукопожатие’:Отец и директор опять совершили рукоприкладство, после чего директор забормотал (М. А. Воронов. Детство и юность. 1862).Правда, это были единичные случаи, больше похожие на языковую игру, однако мотивировка использования слова «рукоприкладство» в этих значениях была вполне оправданной и ясной.Любопытно, что в неофициальном юридическом языке доныне сохраняется слово «рукоприкладчик», имеющее отдельное толкование в некоторых словарях юридических терминов, правда с характерной припиской о том, что термином это слово не является: «Рукоприкладчик – человек, который содействует оформлению совершенной сделки, подписывая ее за лицо, лишенное возможности это сделать в силу физических недостатков, болезни или иных причин. Непосредственно в законодательстве РФ термин р. не употребляется» [Большой юридический словарь].Устойчивая формула «руку приложить», сжавшись до слова «рукоприкладство», не менее трех веков была свидетелем и свидетельством особой формы скрепления договорных обязательств между людьми, вступившими в деловые отношения. Отпечаток ладони на бумаге был своеобразным залогом прочности достигнутых договоренностей вплоть до сер. XIX в. Но деловая речь уже со времен Екатерины II «отпустила» это слово в общенациональный язык, в котором оно, развивая вторичные значения, прежде всего стало актуализировать исходные семантические возможности обоих компонентов некогда устойчивого выражения («руку приложить»).Глагол «приложить» в значении ‘плотно присоединить’ в сочетании со словом «рука» вдруг обнаружил возможность обозначать агрессивное действие – ‘избиение руками’. Не следует игнорировать и возможность влияния разговорного языка на семантику детерминологизированного слова, поскольку во многих русских говорах глагол «приложить» имеет близкое значение – ‘побороть, убить’ [СРНГ, 31: 269].Слово «рукоприкладство» в этом значении оттенок разговорности в современном русском литературном языке еще сохраняет, однако его активное употребление в текстах СМИ и специальной юридической литературе, скорее всего, стилистические ограничения с него снимет. Симптоматично, что в словаре С. И. Ожегова оно отмечено в единственном значении ‘нанесение побоев’ и никакими пометами не сопровождается [Ожегов 1990: 686].

About the authors

Tatiana S. Sadova

St. Petersburg State University

Russia, St. Petersburg

Dmitrii V. Rudnev

St. Petersburg State University

Russia, St. Petersburg

References