Процесс замены арабографичного алфавита на кириллицу в Степном крае

Полный текст

Язык и письменность любого народа – это основной этномаркирующий признак, отделяющий один народ от другого. Это – ядро его духовной культуры, менталитета, системы ценностей, самосознания. Утрата или замена письменности, какой подвергся ряд мусульманских народов Российской империи в начале ХХ в. – это катастрофический эксперимент, нанесший непоправимый урон культуре и отсекший тюркоязычные народы от предыдущего духовного наследия, последствия которого ощущаются и сегодня.

В историографическом плане данная тема поднималась в основном в рамках государственной национально-культурной политики первых лет советской власти в связи с задачей преодоления культурной отсталости нерусских народов, религиозных пережитков и формирования национальной интеллигенции. К работам подобного типа можно отнести труды М.И. Исаева [5] и К.М. Мусаева [10]. В таком же ракурсе эта проблема интерпретируется и сегодня, например, в трудах А.Х. Даудова и Е.П. Мамышева [2]. Однако процесс замены арабографичного алфавита татар на кириллицу был запущен еще до революции и активно внедрялся в жизнь во второй половине ХIХ – начале ХХ в. Цель данной работы – проследить процесс замены арабографичной письменности татар и казахов на кириллицу во второй половине ХIХ в. в Оренбургском и Степном генерал-губернаторствах.

К середине XIX в. русская державная интеллигенция и православные миссионеры начинают остро ощущать рост влияния татарской элиты в Волго-Уральском регионе, Сибири и Казахской степи. Распространение татарской образовательной системы, татарской культуры и предпринимательства имперские культуртрегеры воспринимали как серьезный вызов русскому проекту национального строительства. Посредническая роль татар в интеграции казахского народа в общеимперское пространство, которую раньше власти поощряли, теперь виделся им как конкретный источник угрозы. Кардинальные изменения конфессиональной политики в Степном крае в конце 1860-х гг. – многофакторный процесс, и причина этого кроется не только в «татарско-мусульманском культурном засилье», хотя в политическом дискурсе того времени это занимает одно из видных мест. После завоевания Средней Азии казахские земли превратились во «внутреннюю окраину» России, и их нужно было ввести в российское правовое и культурное пространство. Преобразования в степи были вызваны новыми национальными проектами, которые предполагали обрусение инородцев через школу и систему образования. Этот проект давал надежду русским культуртрегерам воплотить в жизнь идеал «единой и неделимой России».

Существенный урон татарской культуре в Степном крае в конце 1850-х гг. удалось нанести сотрудникам Оренбургской пограничной комиссии: они перевели делопроизводственную переписку с казахами с арабской графики на кириллицу, а затем удалили из приказов всех татарских письмоводителей.

Для разработки алфавита на кириллице применительно к казахскому языку власть привлекала татарских чиновников. В частности, в этом деле был задействован специалист по тюркским языкам, переводчик, преподаватель восточных языков в Неплюевском кадетском корпусе и русско-казахской школе при Оренбургской пограничной комиссии Мирсалих Бекчурин. Именно им был составлен алфавит на кириллице с добавлением фонем, соответствующих фонетике казахского языка. При губернаторе Н.А. Крыжановском в 1866 г. этот алфавит был одобрен Министерством народного просвещения и утвержден [1, c.202].

Однако этот процесс начался гораздо раньше. В 1858 г. начальник Оренбургской пограничной комиссии В.В. Григорьев (в будущем крупный востоковед, профессор) поставил перед уволенным из противомусульманского отделения Казанской духовной академии преподавателем, видным миссионером Н.И. Ильминским задачу – перевести с русского на казахский язык «Циркулярные правила о пенсиях семей уважаемых киргизов, убитых во время преследования возмутившегося Каенсары». В помощь Н.И. Ильминскому были приставлены три выпускника Оренбургской русско-киргизской школы: Колумбеков, Кусков и Бахтияров. Они убедили Н.И. Ильминского, что при переходе казахского языка на кириллицу фонетический строй языка почти не меняется. Н.И. Ильминский пишет: «Во время своих занятий с киргизскими юношами я заметил, что в школе они сильно пропитались татарским языком. Несмотря на строгий наказ перевести его бумагу на чисто киргизский язык…, они особенно на первых порах, постоянно сбивались на татарские формы, обороты и мне немало труда стоило исправить их на киргизский путь… Но мало-помалу родной язык вступил в свои права и в наших переводах стали являться самостоятельные и удачные киргизские обороты»¹.

Вернувшись в Казань, он выработал для крещеных татар письменность на основе русской графики, с добавлением нескольких фонем. В 1862 г. с помощью крещеного татарина Василия Тимофеева он создал алфавит и букварь на кириллице. В этом издании появилась одна дополнительная буква «ң» для обозначения носового «н». Во втором издании в 1871 г. под специфические звуки татарского языка «ә», «ү», «ө» были приспособлены такие буквы русского алфавита как «ӓ», «ӱ», «ӧ» [14, с.103]. Этот букварь был впервые издан в 1862 г. и до революции переиздавался 11 раз. Он использовался для обучения чтению и письму крещеных татар.

Казахский алфавит разрабатывался в это же время. Н.И. Ильминский обозначал специфические фонемы казахского языка графически – титлом. Существенным недостатком данного алфавита было то, что в нем не было букв е, в, и, ф, ц, х, ч, щ, ъ, ь, э, ю, я [7, с.136]. Таким образом, эти алфавиты не отражали в полной мере фонетику ни татарского, ни казахского языков. Поэтому Министерством народного просвещения был одобрен и утвержден алфавит, разработанный Мендияром Бекчуриным. Именно на этом алфавите Ибрагим Алтынсарин издает в 1879 г. свои знаменитые книги: «Киргизскую хрестоматию» и «Начальное руководство к обучению киргизов русскому языку».

Разработка алфавита на кириллице для крещеных татар и казахов открывали широкие возможности миссионерам, чтобы, в первую очередь, нейтрализовать влияние татарской мусульманской культуры на крещеных татар. Дело в том, что в 1840–1850-е гг. при Казанской духовной академии было выпущено большое количество богослужебной литературы на татарском языке, но напечатанной на арабской графике. Это породило интерес кряшен к мусульманской литературе и культуре, а затем привело к переходу в ислам. В 1860–1870-е гг. начался новый этап перевода богослужебных книг, на этот раз уже на основе кириллицы. Профессор противомусульманского отделения Казанской духовной академии П. Знаменский писал: «С начала шестидесятых годов начался новый период христианского просвещения татар, период Ильминского» [3, с.243]. В 1869 г. в Казани по инициативе председателя Братства св. Гурия и попечителя Казанского учебного округа П.Д. Шестакова начала работать переводческая комиссия во главе с Н.И. Ильминским [6, с.321].

Переводы богослужебных книг на татарский язык стали матрицами для переводов на другие тюркские языки Российской империи. В целях предотвращения татаризации казахов и внедрения православия «переводческой комиссией» в Казани были переведены на казахский язык 33 книги с общим тиражом 42645 экземпляров [11, c.254]. Всего до революции с русского на казахский язык было переведено 307 книг, 288 из них религиозного содержания [12, c.193]. Казахи, будучи мусульманами, относились к такой литературе с большим недоверием и настороженностью. Об этом сохранилось свидетельство в виде письма генерал-губернатора Степного края барона Таубе «Об открытии миссионерского стана в станице Щучинской для распространения христианской религии среди киргиз Акмоллинской области. Декабрь 1889 г.». Он сообщает, что в 1889 г. тобольский архиерей, преосвященный Аврамий, при посещении города Кокчетав, «объясняя киргизам истины Евангельского учения… раздал книжки Св. Писания с переводом на киргизский язык. К этому собеседованию киргизы, однако, отнеслись недоверчиво, вообразив, что их насильно будут обращать в христианство. Ввиду этого они на другой же день явились в Уездное Управление за разъяснением о причинах, побудивших Преосвященного разговаривать с ними о вере, и справиться о том, не будут ли их насильно крестить. При этом они возвратили розданные преосвященным книжки Св. Писания»².

В письме Н.И. Ильминского от 16 мая 1878 г. попечителю Казанского учебного округа В.В. Катаринскому весьма наглядно изложена стратегия обрусительной политики: «… сознательное усвоение грамоты инородческими детьми для нас важно в том отношении, что мы сейчас же можем дать им для чтения книги на их родном языке, а все инородческие книги – религиозного содержания. …Следует ли и стоит ли так ускорять христианское образование инородческих детей? ... Утверждение крещеных татар в христианстве есть в то же время борьба с магометанством, которая усложняет и затрудняет наше дело. …Магометанство отторгает не одних только крещеных татар, но и других инородцев крещеных и язычников»³.

Опыт, проведенный над крещеными татарами, следовало распространить и на казахов. Особой заботой миссионеров было не допустить проникновения через татарскую культуру в казахский язык мусульманских терминов на арабском и персидских языках, что в значительной степени, по их мнению, усложнило бы внедрение христианства. С подачи православных миссионеров, ратующих якобы за сохранение казахского языка от татаризации, выпускник русско-казахской школы Ибрагим Алтынсарин выступал за очищение казахского языка от того, что он называл «татаризмами», на самом деле от арабских и персидских слов, которые были введены в оборот в процессе исламизации казахов. «Татарский книжный язык, переполненный арабо-персидскими словами, непонятен для неграмотных киргизов, и книги, написанные на этом языке, исключительно религиозного характера представляют и с этой стороны неудобства для обращения в…школах на светские потребности», – писал И.Алтынсарин [9, с.114]. Еще более откровенно выразил русификаторские планы ученик Н.И. Ильминского и директор ташкентской гимназии Н.П. Остроумов: «Русский алфавит представляется с одной стороны хорошим средством к удобнейшему усвоению инородцами русского языка и русского образования, а через это и к объединению инородцев с русским народом, а с другой стороны он дал русской администрации края возможность охранять кочевое население от татарского или вообще от мусульманского влияния»⁴.

В конце 1870-х гг. генерал-губернатор Западной Сибири Н.Г. Казнаков предписал губернатору Акмолинской области В.С. Цытовичу в деловых бумагах, касающихся распоряжений, писать «киргизский текст русскими буквами и о постепенной замене татарских переводчиков природными киргизами»⁵. В ответ В.С. Цытович в своем донесении от 4 октября 1877 г. №103 отмечал: «… во вверенной мне области все распоряжения местной администрации пишутся по-русски, исключая в весьма редких случаях бийские решения, и объявляются заинтересованным лицам также по-русски, в случае незнания этого языка, объясняются им чрез переводчика по-киргизски, …я вместе с сим сделал распоряжение, обязав в то мое время уездных начальников, на будущее время не допускать в переводчики и письмоводители лиц татарского происхождения…»⁶.

Этой же политики придерживался военный губернатор Тургайской области генерал-майор А.П. Константинович. В своей записке, адресованной министру внутренних дел графу Дмитрию Андреевичу Толстому, он подробно описал, как в январе 1882 г. лично объезжал три уезда, Буртинский, Каратугайский и Акбинский, для пропаганды русского алфавита⁷. Он лично объяснял народу, что письма и жалобы, написанные на арабской графике, якобы не доходят до разбирательства, поскольку мало специалистов, читающих на ней, а письма на казахском языке, написанные на кириллице, якобы разбираются в его канцелярии в первую очередь: «Правила эти, в моем присутствии, были прочитаны при довольно многочисленном собрании народа, в трех волостях уезда (Буртинской, Каратугайской и Актюбинской). … Я, в каждой волости, лично старался объяснить собравшемуся народу причину употребления мною, в настоящем случае, русского алфавита, а также ту пользу, которая неминуемо последует для них от этого нововведения. Основные мотивы моих разъяснений по этому поводу заключались в следующем: изложенные в общих чертах характер жалоб, приносимых мне на решения народного суда, и указов на оступления, делаемые биями, а также на недостаточное толкование ими истцам и ответчикам прав их порядка обжалования решений суда, я перешел к тому, что жалобы на таковые приговоры биев, вследствие несоблюдения жалующимися установленных порядков, в большинстве случаев, к крайнему моему сожалению, оставляются без последствий»⁸. Далее он доказывал казахам, что на кириллице речь киргизов абсолютно не искажается, а вот при переводе на русский язык татарские толмачи могут исказить первоначальный смысл обращения. Поэтому он делал вывод, что казахи, заинтересованные в своих делах и карьере, быстрее должны учить русский язык и осваивать кириллицу.

Губернатор Тургайской области генерал-майор А.П. Константинович в январе 1882 г. сообщал министру внутренних дел графу Д.А. Толстому о том, что на вверенной ему территории все делопроизводители заменены на казахов и «в настоящее время во всей области нет уже ни одного волостного писаря из татар или башкир»⁹. Однако из архивных документов, сохранившихся в Оренбурге и Алматы, видно, что переписка на татарском языке активно функционировала до конца 1870-х гг. Показательно, что даже «Положение об управлении степными областями» 1868 г. было переведено для казахов не на их язык, а на татарский [13, с.21]. Окончательным завершением данного процесса стало правительственное распоряжение 1876 г. «О замене татарских переводчиков в степи природными киргизами» [15, стб.1709].

Замена татарских служащих в Степи требовала и перестройки образовательной системы. Новый проект русско-киргизских школ при укреплениях разработал председатель Оренбургской пограничной комиссии В.В. Григорьев. По проекту при укреплениях должны были быть открыты школы с контингентом 25 учеников и один учитель. В школе исключалось преподавание татарского языка. Учащиеся должны были изучать русский и казахский язык и начальную арифметику. Поскольку эти школы все время были недоукомплектованы, в качестве приходящих учеников в ней могли обучаться дети русских поселенцев [4, с.96]. Однако для реализации данного проекта в казне не было средств. На помощь пришел выпускник Оренбургской русско-казахской школы И.Алтынсарин, служивший переводчиком в Оренбургском укреплении. Он обратился к казахам с предложением собрать деньги для открытия школ. Подчеркивая большую важность обучения казахских детей в русско-казахских школах, он смог собрать необходимые средства для их открытия [8, с.581]. Вскоре начальником одной из таких школ в Тургае стал сам зауряд-хорунжий Ибрай Алтынсарин. Из работы Н.И. Ильминского выясняется, что в организованной им школе преподавали Закон Божий. Описывая смету на содержание школы, Н.И. Ильминский сообщает: «Если учитель по совместительству за плату исполнял обязанность переводчика при начальнике укрепления, то его жалование уменьшалось до 200 рублей и оставшиеся 100 рублей платили местному священнику за обучение детей русских поселенцев Закону Божьему» [4, c.107]. Также в школах при укреплениях преподавали и основы ислама. Власть совершенно четко понимала, что если этого предмета не будет, то казахи не отдадут своих детей в школу. Учителями в этих школах были выпускники Казанской учительской семинарии Н.И. Ильминского, как правило, крещеные татары. Преподавать исламские науки они, конечно, не могли, а звать для преподавания мусульман противоречило доктрине данных школ. С подачи Н.И. Ильминского был найден компромисс: И.Алтынсарин под надзором миссионера написал учебник «Шариати ислам». Григорий Косач пишет: «…ислам приземлялся под бдительным оком миссионера, стремящегося не допустить, чтобы «достоинство магометанского пророка» было описано «сильными и живыми чертами» [9, с.115]. Однако и эти школы не оправдали надежды русификаторов. Историк советского времени Т.Т. Тажибаев пишет: «Опыт работы казахских школ при укреплениях… не оправдал надежд царской администрации. Инспектор народных училищ Туркестанского края Н.П. Остроумов писал: «Из этих школ не вышло ни одного обруселого, ни образованного киргиза, так как обе школы обладали слишком мелкими образовательными средствами и еще потому, что учителями в этих школах были инородцы, едва ли проникнутые идеей обрусения» [16, c.25]. В целом, русско-инородческие школы до революции занимали довольно скромное место в системе просвещения нерусских народов на территории Степного края.

¹ Государственный архив Республики Татарстан (ГА РТ). Ф.968. Оп.1. Д.56. Л.10 об.

² Центральный государственный архив Республики Казахстан (ЦГА РК). Ф.64. Оп.1. Д.458. Л.7 об.

³ ГА РТ. Ф.968. Оп.1. Д.181. Л.45.

⁴ ГА РТ. Ф.968. Оп.1. Д.43. Л.19 об.

⁵ ЦГА РК. Ф.64. Оп.1. Д.458. Л.7 об.

⁶ ЦГА РК. Ф.369. Оп.1. Д.2040а. Л.31.

⁷ ГА РТ. Ф.968. Оп.1. Д.71. Л.5–6.

⁸ ГА РТ. Ф.968. Оп.1. Д.71. Л.1 об.

⁹ Там же. Л.1 об.

Об авторах

Диляра Шамилевна Муфтахутдинова

Автор, ответственный за переписку.
Email: dilaratatar@mail.ru
ORCID iD: 0000-0002-0522-4260

кандидат исторических наук, доцент кафедры музеологии, культурологии, искусствоведения

Список литературы

Дополнительные файлы