Participation of Meshchera service Tatars in the embassy service of the Russian state in the 16th–17th centuries (some aspects)

Full Text

Невозможно представить какое-либо государство без развитой структуры, отстаивающей интересы страны на дипломатической арене, и Русское государство не было в этом плане исключением. С момента обретения независимости в последней четверти XV в. оно начинает принимать и отправлять посольства в целый ряд христианских и исламских государств. Понятно, что это было невозможно без лиц, осуществлявших как устные, так и письменные переводы. Отметим, что данные службы создавались не на пустом месте. В русских землях к этому времени существовала разработанная устойчивая система великокняжеских слуг, отвечавших за это направление, при этом служилые татары занимали здесь одно из ключевых мест.

Создание службы переводчиков, как постоянно действовавшего института в русских княжествах началось в XIII в. и было связано с необходимостью обслуживания всех контактов с Золотой Ордой: встреча и отправление посольств, посылка дани, приезды князей ко двору хана за ярлыком на княжение и др. Для этих целей не позднее середины XIV в. появился институт княжеских (великокняжеских) служилых татар. От раннего периода о нем сохранились крайне незначительные упоминания, но начиная с конца XV в. источники об этой группе великокняжеских слуг становятся вполне репрезентативными и позволяют установить имена и службы многих из них [5; 14; 20; 22; 29]. В ряде случаев они создавали целые династии, трудившиеся на дипломатическом поприще не одно поколение [7; 9; 21; 28]. В целом на настоящий момент структура великокняжеских служилых татар (с возникновением Посольского приказа – служилых татар Посольского приказа) выглядит следующим образом. Они делились на минимальные единицы (4–10 человек), способные выполнять самостоятельные посольские миссии и состоявшие из родственников или же лиц, проживавших в непосредственной близости друг от друга – станицы во главе со станичным головой. В ряде случаев головы в документах называются толмачами. При этом толмачи занимались не только переводами, но также исполняли роль приставов при иностранных миссиях. В XV – первой трети XVII в., для решения отдельных задач их могли объединять в сотни и полусотни.

Слово «толмач» имеет восточное происхождение и было позаимствовано в русских землях где-то во второй половине XIV в. До этого для переводчиков использовался термин «толк» [23]. В начале XIV в. для обозначения пристава-переводчика фиксируется другое восточное понятие – «бегоули» [1, с.204; 30]. При этом необходимо помнить, что на русской почве подобные термины не калькировались, а творчески переосмыслялись и перерабатывались под местные условия и потребности [29].

Первоначально именно служилые татары являлись постоянно действующим костяком посольской службы. В отличие от них иные лица только на время назначались к выполнению «дипломатических» служб. Когда в конце XV в. великий князь московский начал осуществлять активные контакты с европейскими государями, для этих целей структура толмачей восточных языков была дополнена лицами, владевшими соответствующими языками. Среди них преобладали выходцы из Западной Европы, хотя встречались и русские, самостоятельно освоившие те или иные языки.

Собственно термин «переводчик» для обозначения специалистов письменного перевода появляется только в последней трети XVI в., до этого он не использовался, хотя слово «перевод» встречается регулярно. Тогда из общей структуры толмачей переводчики начинают выделяться в самостоятельную группу. Окончательно их обособление происходит не ранее рубежа 1620–1630-х гг., хотя отдельные рудименты прежней системы фиксируются и позднее, когда один и тот же человек одновременно или ситуативно мог называться то толмачом, то переводчиком. Со второй четверти XVII в. разграничение служб толмачей и переводчиков происходит более или менее четко. С этого момента переводчики занимаются в основном письменными переводами, а толмачи – устными. Но обязанности толмачей некоторое время были несколько шире и включали в себя круг дел, свойственных приставам (низшим должностным лицам приказного управления) [8, с.141, 178]. Г.К. Котошихин отмечал, что они, помимо прочего, дежурили в приказе для всяких дел в дневное и ночное время, посылались в иные приказы с документами, обеспечивали иностранные посольские миссии едой и питьем, их также держали «для розсылки всяких дел и для приставных памятей и поручных записей» [24, с.87, 122]. Зачастую назначение в толмачи рассматривалось как своеобразная награда для вышедших из плена [15] или же потерявших здоровье за многолетнюю военную службу. Начиная с 1646 г. служить в толмачах могли только православные люди. Представители иных вероисповеданий должны были принять крещение или же их увольняли [13]. Очередное значительное изменение в их положении началось около 1668 г., когда в приказе появляется такая категория служащих, как приставы или дети боярские [16]. С этого момента толмачи в основном сконцентрировались на устных переводах. Из-за значительного сокращения служебных обязанностей и стремления к экономии средств, затрачиваемых на приказной аппарат, с 1669/1670 г. происходит планомерное уменьшение их численности с более чем 60 до 15 человек к 1689 г. В приказе продолжили служить наиболее квалифицированные из них. В результате этого лексическое значение «толмач» и «переводчик» вновь стало размываться [19]. Окончательно это произойдет только в XVIII в.

Мы показали общую канву развития элементов посольской службы, в которой принимали участие служилые татары. Теперь отдельно следует рассмотреть привлечение в нее выходцев из Мещеры.

Начиная с XIV в. Мещера и проживавшее в ней тюркское и мордовское население стали постепенно входить в состав Московского княжества [4]. Однако местных татар для посольских служб начали рекрутировать довольно поздно. На настоящий момент мы можем говорить о конце XVI в. Они служили в Посольском приказе в станичниках, толмачах и переводчиках и были специалистами по татарскому и, значительно реже, турецкому языку. Размывание прежде относительно единой корпорации великокняжеских (Посольского приказа) служилых татар начинается где-то во второй половине XVI в. Это, в частности, выражалось в том, что если ранее их компактно селили и испомещали непосредственно под Москвой, то теперь наделять поместьями стали, подчас, в относительно удаленных регионах. По состоянию на 1610–1620-е гг. среди станичников и толмачей упоминается значительное число лиц из Мещеры. При этом в ряде случаев люди несли службу во внешнеполитическом ведомстве уже во втором и даже третьем поколении. В настоящее время, как правило, мы не можем однозначно утверждать принадлежали ли они к исконно проживавшим в регионе татарам или были переведены сюда. Отметим, что на протяжении первой половины XVII в. число подобных лиц неуклонно сокращалось. Этому способствовало два фактора: 1) планомерное уменьшение числа станичников Посольского приказа (последний раз упоминаются в 1660-х гг.); 2) требование с 1646 г. для претендентов на должность толмача обязательного православного вероисповедания (в конце века оно вновь станет необязательным). Таким образом, на настоящий момент можно говорить о взрывном росте числа станичников и толмачей внешнеполитического ведомства, которые тем или иным образом были связаны с Мещерой. Он фиксируется не позднее последней четверти XVI в. В подавляющем большинстве эти лица не могли похвастаться знатным происхождением и происходили из рядовых казаков. Однако вскоре после Смуты наметился обратный процесс, когда их количество неуклонно сокращалось. К концу столетия в приказе не осталось служилых татар, не относящихся к мурзинским и княжеским родам [11; 17; 18; 19].

С переводчиками ситуация была несколько иной. На рубеже XVI–XVII вв. в Посольском приказе появляются татарские переводчики из русских служилых людей. Некоторые из них на несколько десятилетий даже становились главными специалистами восточных языков (Вражский Прокофий Иванович) [11, с.92–95; 26, с.370–372; 27]. Однако данная тенденция не была устойчивой. Постепенно среди татарских переводчиков появляется значительное количество сибирских выходцев. Данный процесс наметился еще где-то в середине XVI в., когда в приказ попал некто Устокасим («золотарь» (золотописец?) и, возможно, переводчик). Документы молчат о его происхождении, однако, по косвенным данным, он, похоже, попал в Россию вместе с женой убитого в Сибири хана Муртазы и его сыновьями Кучумом и Ахмед-Гиреем. Потомки Устокасима будут служить в переводчиках до конца XVII в.

Для знатных выходцев из Сибири конца XVI – начала XVII в. было присуще стремление к мемориализации своего положения посредством заключения браков с себе подобными партнерами. Узость круга сибирской элиты, а также стремление хана Кучума привязать ее к себе посредством браков привели к тому, что все его окружение состояло из ханских гурганов (зятья династии Чингисидов), тестей и шуринов. Их дополняли аталыки (дядьки, воспитатели) и имелдеши (молочные братья) многочисленных татарских царевичей. В результате этого сложилась ситуация, когда все окружение хана представляло одну большую семью, в которой все ее члены находились в той или иной степени родства и свойства с Кучумом. Попав в Россию, Кучумовичи (потомки хана Кучума) продолжили аналогичную политику. Поэтому брак Кучука Устокасимова (сына Устокасима) на Бузан-салтан Карамышевой дочери Мусаитова был явно не случаен, ведь ее братья были имелдешами, шурьями, а сестра женой сибирских царевичей. Устокасимовы поддерживали хорошие отношения с семьей Байцыных – еще одних выходцев из Сибири, испомещенных в Мещере и служивших переводчиками в Посольском приказе [6]. Другие браки Устокасимовы заключали с наиболее видными княжескими родами в Мещере, в частности с Еникеевыми и Кошаевыми [2]. Интересно отметить, что вскоре после этого начинается своеобразная экспансия мещерской знати в Посольский приказ. Так, Устокасимовы оказались в той или иной степени связаны с Байцынами, Еникеевыми, Енгалычевыми, Кошаевыми, Тефкелевыми [7], Тонкачевыми, Шакуловыми [12]. В разные годы как минимум по одному представителю от этих семей служили в татарских толмачах и переводчиках внешнеполитического ведомства [11]. Cледует сказать, что все перечисленные роды имели знатное происхождение, в ряде случаев включая татарских царей и царевичей сибирского происхождения [10]. В связи с этим мнение М. Кошаева о том, что его сослуживцы по Посольскому приказу ему «отечеством не в версту» [25, с.158], верно только отчасти. Здесь имелась значительная группа лиц, которая при переходе в православие могла рассчитывать на дворянство по московскому списку и княжеское достоинство.

По-видимому, как только стоило попасть в Мещеру некоторым служащим внешнеполитического ведомства, так они стали оказывать протекцию своим новым знакомым, тем более, что с некоторыми они уже успели породниться. Благодаря этому данная структура подчас функционировала как закрытый аристократический клуб. Они старались держать под контролем назначения на вакантные места, но на практике это удавалось далеко не всегда. Судя по всему, в руководстве приказа осознавали этот их особый статус. Поэтому при назначении материального содержания знатному выходцу из молдавских бояр Николаю Спафарию «на пример» смогли подобрать только сведения о годовом жаловании и поденном окладе Кучука Устокасимова [10]. Вернее, приказные судьи согласились с подобной аналогией. Не исключено, что благодаря возникновению этого «кружка», несшие до этого времени посольскую службу московские служилые татары [9; 28] оказались отодвинуты на вторые роли. Однако нельзя переоценивать силы этого неформального объединения переводчиков. Его возможности распространялись исключительно на знатоков татарского языка. Не многие из перечисленных лиц владели турецким и никто арабским или фарси (персидским), поэтому назначению в переводчики с этих языков для своих людей они не могли содействовать, таковых попросту не было. Отметим, что как минимум Байцыны [6] и Тонкачевы [3] продолжали служить или привлекались для решения конкретных дипломатических задач в XVIII–XIX вв. Так, история одной взятой семьи позволила понять внутренние движущие силы в подборе переводческих кадров внешнеполитического ведомства.

Таким образом, мещерские служилые татары внесли заметный вклад в историю русской дипломатии. Однако в рассматриваемом вопросе по-прежнему сохраняется множество белых пятен. В частности, остается неизвестным, когда и почему наметилась тенденция по испомещению станичников и татарских толмачей Посольского приказа из подмосковных уездов в Мещеру? Также непонятно, были ли служащие внешнеполитического ведомства начала XVII в. из этого региона изначально местными жителями или их перевели туда из других регионов?

About the authors

Andrey Vasilyevich Belyakov

Author for correspondence.
Email: belafeb@yandex.ru
ORCID iD: 0000-0001-8588-9192

Dr. Sci. (history), Leading Researcher of the Center of the History of Russian Feudalism

References

Supplementary files