“Logic of substanceless thinking” and simulacra of “superhuman” in the visual culture of Russia of the late 20th – beginning of the 21st centuries

Full Text

Введение

Визуальная культура в XXI веке триумфально обозначила свои позиции как аксиологической доминанты в развитии мирового культурного процесса на глобальном, планетарном уровне. В ситуации бесконечных информационных потоков актуализируется необходимость понимания многочисленных связей  между событиями, фактами, умения последовательно выстраивать рассуждения и аргументированно объяснять принимаемые решения.

Мыслить сегодня – это не только знать грамматику, но и владеть прагматикой мышления. По мнению М.К. Мамардашвили, «умение мыслить – не привилегия какой-либо профессии. Чтобы мыслить, необходимо мочь собрать несвязанные для большинства людей вещи и держать их собранными» [2, с.23]. То, как человечество реагирует на события, происходящие в мире, во многом обусловлено иной парадигмой сознания, которая формируется в эпоху господства в визуальной культуре симулякров «сверхчеловеческого».

Сложность и неоднозначность мира, перегруженность информацией, ускорение темпов жизни, зависимость от цифровых устройств порождает в визуальной культуре «аномальное знаковое пространство» (М.К. Мамардашвили), которое как чёрная дыра поглощает всё, что в него попадает. Тревожным сигналом становится возрастание количества индивидов, которые не испытывают желания учиться мыслить, потому что считают, что мышление – это то, что дано с рождения и можно без особого усилия использовать уже готовые информационные контенты. Перед обществом и культурой ставится задача «вложить очень сложный мир в очень маленькие головы, поставить происходящее в нем на понятное для них место» [4, с.60]. Как следствие, в культуре наблюдается устойчивая тенденция возврата к универсальной черте первобытного мышления – к «оборотнической логике», своего рода «алхимии наоборот».

«Оборотническая логика» или «логика бессубстанционального мышления» (А.Ф. Лосев) в современном обществе предлагает каждому стремиться к «сверхчеловеческому», культивируя в сознании атрибутивность лидерства, успешность карьерного роста вне зависимости от стартовых возможностей («синдром Золушки»), неограниченность ресурсов личности, пропагандируя  гибкость и «мягкую силу» вопреки здравому смыслу в условиях хронической стрессогенности.

Материалы и методы

Визуальный поворот в культуре привел к  различным формам репрезентации симулякров «сверхчеловеческого»  в современном российском кинематографе. Опираясь на  общенаучные методы – гипотетико-дедуктивный, системный – появилась возможность рассмотреть «оборотническую логику» не как метафору, а как форму выражения «перевёрнутого мира» в мышлении человека в XXI веке.

Предполагаемая цель исследования – развернуть во временной перспективе нарастающее влияние симулякров «сверхчеловеческого» на сознание личности – обусловила применение философских и культурологических методов (метод диалектической триады, герменевтической процедуры, феноменологической рефлексии, компаративный, семиотический методы).

В качестве материалов исследования были использованы, на первый взгляд, «слабо» коррелирующие между собой три художественных кинофильма: «Будни и праздники Серафимы Глюкиной» (1988г.), дилогия «Брат»(1997г.) и «Брат-2»(2000г.) и «Мой парень – ангел» (2011г.).

Литературный обзор

Традиционно, начиная с культуры античного мира, сознание являлось той базовой структурой, на основе которой реальность и представление о ней сосуществовали в мышлении настолько конгруэнтно, что у человека не было необходимости задаваться вопросом: почему то, что он видит и то, что существует объективно, независимо от него, тождественны между собой.

Формируя «дорефлексивную установку» сознания, общество предоставляло каждому, кто смотрит на мир с позиции общепринятой нормативности, без нравственных и физических отклонений, возможность ощутить полноту и открытость мира. Уверенность в том, что ничто само по себе не происходит, все события детерминированы, привело к представлению о мире как бытии, которое предусмотрено от начала и до конца. Античные мыслители предупреждали, что человечеству грозит опасность оказаться в ловушке «кажимости», а не действительности, признав аксиоматичность утверждения «tempora mutantur, et nos mutamur in illis» (от лат. «времена меняются, и мы меняемся с ними»). «Вечное возвращение» в античной культуре объяснялось тем, что настоящее рассматривалось как копия, воспроизведение прошедшего, а любая копия, по мнению античных мыслителей, всегда хуже оригинала. В перспективе, будущее культуры рассматривалось как движение в сторону упрощения и деградации. Только разумное начало в человеке, по мнению древнегреческих философов, способно придать культуре негэнтропийный характер.

Зарождение в сознании человечества концепта «сверхчеловеческое» не случайно. Идея «сверхчеловека» как призрак преследует разумную часть нашего сознания и имеет давнюю традицию. В культуре античного мира «сверхчеловеческое»  не только атрибут мифологических героев-полубогов, но и мудрецов как воплощение лучших человеческих качеств, отсутствие человеческих страстей (стоицизм). В период эллинистического Рима со сверхчеловеком отождествляли тиранов-правителей.

Кульминация идеи «сверхчеловеческого» и «сверхчеловека» реализуется  в христианстве. «Сверхчеловек» отождествляется с образом «богочеловека», воплощением которого становится Иисус Христос как «человек, в духовном и физическом отношениях превзошедший возможности человеческой природы и представляющий собой качественно иное, высшее существо»[1, с.378].

На основании трудов отцов церкви Тертулиана, Аврелия Августина, Григория Нисского, Псевдо-Дионисия Ареопагита, Климента Александрийского развивается учение об ангелах как воплощении «agio» (святости), которое оформляется в более поздних исследованиях в богословскую дисциплину – ангелологию. Но ни ангелы, ни Бог не являются «сверхчеловеком», потому что согласно учениям отцов церкви имеют совершенно другую природу, отличную от человеческой. В соответствии со священным писанием, «сверхчеловеческим» Бог наделяет святых-чудотворцев, блаженных, бессребреников, мучеников, праведников. Всё промысел Божий, а не «воля к власти» отдельного, даже выдающегося человека.

В эпоху Ренессанса идея «сверхчеловеческого» переосмысляется и воплощается в триаде: «божественный» художник – великий маг-алхимик – абсолютный правитель. Сверхчеловек обретает «характеристики «гения», неподвластного обычным человеческим законам»[1, с. 378].

В отечественной культуре концепция «сверхчеловека», благодаря работам русского религиозного философа В.С. Соловьева, способствовала развитию целого направления и сформировала особый дискурс в российской философии и культурологии. В русском языке приставка «сверх» означала высшую ступень качества, поэтому и «сверхчеловеческое» могло быть только как возвышение или улучшение человека как целостности. В работе «Оправдание добра», как ответ В.С. Соловьева на книгу немецкого философа Ф. Ницше «По ту сторону добра и зла», определяется смысл жизни человека не в преодолении себя, а в способности «показать добро как правду». Он отходит «от ницшеанского подхода, согласно которому смысл жизни заключается в её эстетической стороне, в том, что в ней сильно, величественно, красиво и что может быть развито дальше до сверхчеловеческого величия и новой чистейшей красоты» [11, с.469]. Заимствованный В. С. Соловьевым из христианства концепт «богочеловека» перемещается философом на метафизический уровень. По мнению русского философа, человек «есть безусловная внутренняя форма для добра как безусловного содержания; все остальное условно и относительно» [10, с.94].

Согласно представлениям автора концепции «сверхчеловека» Ф. Ницше, понятие Übermensch (дословно обозначает «за пределами человека», «человек преодоленный») было заимствовано из «Фауста» И. Гёте, который использовал данное понятие в ином контексте. Но полемика вокруг данного концепта в отечественной философии и литературе в начале XX века определила два ракурса рассмотрения проблемы – биологическую («homo supersapiens») и культурно-историческую («homo sapiens perfectus») интерпретации данного понятия.

В основе дискуссий можно выделить два диаметрально противоположных подхода – концепцию сверхчеловека Ф. Ницше и учение о «богочеловечестве» В.С. Соловьёва. Что может объединить эти две концепции? Одна из благородных истин буддизма – «жизнь есть страдания». Страдания невозможно обойти и, по мнению В.С. Соловьева, их можно только преодолеть на пути к воскрешению. Ф. Ницше пришёл к убеждению, что от боли и мучений в жизни не спастись, и человек неизбежно возвращается к ним. Только стремление к совершенству способно дать надежду стать самим собою и найти в этом источник собственного удовлетворения. «Что хорошо? – Всё, что повышает в человеке чувство власти, волю к власти, саму власть. Что есть счастье? – Чувство растущей власти, чувство преодолеваемого противодействия» [8, с. 633].

Среди зарубежных исследователей проблемой «сверхчеловеческого» и концепцией «сверхчеловека» интересовались М. Хайдеггер, Ж-П. Сартр, А. Камю, Х. Ортега-и-Гассет, К.Г. Юнг, Э. Фромм, С. Гроф, К. Уилбер, А. Маслоу, которые придавали огромное значение изменению самосознания и обретению способности «прорваться» за пределы обыденности. Отечественные философы В.С. Соловьев, Д.С. Мережковский, Н.А. Бердяев, Л. Шестов, П.Д. Успенский, С.П. Знаменский, Г.И. Гуревич, И.Т. Фролов, Г.П. Меньчиков  предлагают интегральное видение места и роли человека и отождествление его духовного роста с обретением «сверхчеловеческого». По мнению И. Т. Фролова, «образ совершенного человека всегда оказывался известной экстраполяцией в перспективу тех его качеств, которые являлись определяющими в утверждавшейся тем или иным мыслителем или художником концепции человека и мира, в котором он живёт» [12, с.261].

Результаты изучения

Наш советский народ, который победил в Великой Отечественной войне, открыл всему мировому сообществу реальность концепта «сверхчеловеческого». Сверхчеловеческие усилия людей в преодолении трудностей, сверхчеловеческий трудовой подвиг нашего народа, сверхчеловеческая жертвенность и милосердие, сверхчеловеческое страдание – не это ли всё доказывает верность традициям русской религиозной философии?!

В контексте нашего исследования концепт «сверхчеловеческое» и симулякр «сверхчеловеческого» – категории разной природы.

«Сверхчеловеческое» рассматривается как максимальная концентрация человеческого в эмоциональной, рациональной, духовной сферах, как способность «быть больше своей фактичности». Это «победа духа над плотью».

Симулякр же «сверхчеловеческого» представляет собой «недочеловеческое», неспособность выйти на уровень, на котором, в соответствии с гносеологической концепцией И. Канта, действуют в мышлении «априорные идеи разума».

Характерная для первобытного мышления «логика бессубстанционального мышления» или «оборотническая логика» начинает преобладать в сознании человека в сложные, противоречивые культурно-исторические эпохи, когда доминирует инстинкт самосохранения.

Перестройка и последующий период распада Советского Союза привел не только к политическому и экономическому кризису, но и к крушению идеалов, ценностей, утрате жизненных смыслов у граждан нашей страны.

В эпоху перестройки режиссёр Ростислав Горяев представил советскому зрителю двухсерийный фильм «Будни и праздники Серафимы Глюкиной» (1988 г.). Сильнейший актёрский состав (роли главных героев исполняют А. Фрейндлих и Н. Ерёменко мл.) позволил сконструировать ситуацию, когда в мире «аксиологического апокалипсиса» проявляются первые признаки симулякра «сверхчеловеческого» с доминирующей в «феноменальной модели-Я» героини Серафимы Глюкиной стратегии самообмана и обмана других. Чаще всего такой тип стратегии применяется не столько для выживания, сколько для погружения в иллюзорный мир, в котором искажается «настоящий контакт с реальностью» (Т. Метцингер). Героиня предстает перед зрителями как человек добрый, чуткий, интеллигентный, но при этом мучает и себя, и других. Серафима, со своей жертвенностью, пытается соответствовать христианскому образу ангельского, «сверхчеловеческого» в духовном плане создания. Конечно же, создать утопию приятнее и проще, чем Апокалипсис. Не случайно Э.М. Сиоран в эссе «Механика утопии» даёт определение утопии как смеси «ребяческой рассудительности с обмирщенным ангелоподобием» [9, с.408]. Судьба посылает ей любовь к человеку гораздо моложе её, хоккеисту, находящемуся в зените славы Алексею Воронкову. Оба пытаются выжить в сложнейшее для нашей страны время. В отличие от Серафимы, Алексей проявляет своеволие, как компенсация неспособности справиться с самим собой, продолжает действовать по инерции, разрушая самого себя и всё вокруг. Противоположность этих качеств иллюзорная – в сущности, у обоих персонажей незрелая воля и «сверхчеловеческое» проявляется как симулякр.

Тенденция поиска «сверхчеловеческого» была продолжена в дилогии Алексея Балабанова «Брат» и «Брат-2». Режиссёр создает образ героя своего времени Данилы Богрова как «аватар супермена» на развалинах бывшего Советского Союза. Популярность фильмов у молодежи «лихих 90-х» была обусловлена упрощенной системой морально-нравственных категорий, идеологом которой выступал главный герой. Неискушенному зрителю  образ «своего парня» из российской глубинки, опаленного участием в боевых действиях в Чечне, хладнокровно убивающего всех «плохих парней» и искренне проповедующего незамысловатую философию жизни, что «сила за тем, у кого правда», кажется воплощением героя-спасителя, защитника слабых и обиженных в обществе, где царит хаос. Но, рассуждая подобным образом, можно попасть в «ловушку сознания». По мнению Г.П. Меньчикова, в структуре сознания человека выделяются две диалектически взаимосвязанные сферы – предметное сознание и самосознание [6, с.210]. При диспропорции и преобладании одного компонента над другим личность сталкивается «с девиантным (отклоняющимся) поведением, протекающим в пределах нормы сознания человека» [6, с.212].

Вместо «сверхчеловека», воплощением которого должен был быть Данила Багров, предлагается симулякр «сверхчеловеческого», который переворачивает все смыслы. В сознании главного героя прослеживаются диспропорции между предметным сознанием и самосознанием. Желание как можно быстрее адаптироваться в сложной  окружающей среде  «ведет к чрезмерной фиксации вначале на предметном сознании, к тому, что самосознание не развивается» [6, с.212]. Ж. Бодрийяр в работе «В тени молчаливого большинства» утверждает, что любой вызов анти-диалектичен и уничтожает и того, кто бросил вызов, и того, на кого этот вызов направлен. Всегда у героя возникает соблазн поиска смысла и утверждения «настоящих» ценностей. В реальности же происходит разрушение ценностей и отказ от смысла. «Герой вызова неизменно занимает позицию самоубийцы, но его самоубийство триумфально: именно разрушая ценность (свою ценность), именно уничтожая смысл (свой смысл), он вынуждает другого реагировать  всякий раз неадекватно, всякий раз чрезмерно» [9, с.363].

В 2011 году выходит ещё один фильм с претензией на «сверхчеловеческое» от режиссёра Веры Сторожевой «Мой парень – ангел». Главный герой Серафим оказался ангелом, который не случайно спустился на один день с небес, чтобы спасти героиню и ее отца (предотвратил крушение самолёта). Ангел в исполнении актера показал, что в движении к симулякру «сверхчеловеческого» утрачивается сакральность и апофатичность «человеческого». Сменить «человеческое» на симулякр «сверхчеловеческого» может означать только одно – полное забвение древней как мир истины «как трудно быть человеком».

Символично, что в первом фильме главная героиня носит ангельское имя Серафима, и в завершающем наше исследование фильме «Мой парень – ангел» главным героем является ангел Серафим.

Таким образом, в каждом из представленных в исследовании фильме как «продукте» визуальной культуры наблюдается разрушение целостности процесса поиска истины и жизненных смыслов, что обусловлено «бытийствующей» позицией главных героев. Серафима Глюкина живёт в мире иллюзий и рассудочных суждений, не пытаясь «помыслить немыслимое». Данила Багров сублимирует свою эмоциональность и духовность в «холодную рассудительность», оберегая себя от «ловушек разума» своей упрощенной жизненной философией. Серафим как существо «ангельской природы» не способен понять человеческие эмоции, суждения. Его готовность к жертвенности как проявлению высшей христианской добродетели проявляется изолированно от человечности как таковой.

Обсуждение

По мнению отечественных исследователей, сознание может изменять свои свойства, в зависимости от решаемых субъектом задач, выполняя функции «управляющего логического устройства» (И.П. Меркулов), помогающего ориентироваться в жизненном потоке и осуществляющего взаимодействие между внешней средой и внутренним миром человека. Либо же сознание может порождать «чувствующее мышление» (И.А. Герасимова), которое «способно к мгновенному распознаванию (эмоциональному отклику, ритмическому резонансу), непосредственному постижению сущности ситуации, смысла символа, и оно насквозь пронизано осознанностью и спонтанностью» [2, с.17]. Актуализируется исследование сознания как «индивидуальной объективной реальности» (И.А. Бескова), которая отражает известный с древних времен диадический принцип – «что внизу, то и наверху».

Но, в духовной реальности человека помимо сознания присутствует еще и неосознаваемое. Если развитие сознания значительно опережает неосознаваемое, то сознание начинает вырабатывать «иллюзии, конструкты, комплексы, ассоциации, кажимости, порожденные лишь конструирующей шальной игрой ума» [6, с.359], и тогда человек становится уязвимым, восприимчивым к поглощению симулякров «пространства симуляции».

Разрушение ренессансной модели сверхчеловека привело к тому, что «божественный» художник переродился в Серафиму Глюкину, не способную реализовать свой творческий потенциал и распыляющую свой «гений» на решение бытовых проблем знакомых и «псевдоподруг». Идея абсолютного правителя воплотилась в хладнокровном убийце Даниле Багрове с его концепцией «правды-силы». Вырождение мага-алхимика представлено было в образе «супермена» ангела Серафима.

Проблема господства симулякров «сверхчеловеческого» и «логики бессубстанционального мышления» в визуальной культуре связана с процессами имплозии, которые существуют пока только в «мягкой», контролируемой и направляемой форме. Преодолеть стремление к совершенству невозможно, потому что это основа творчества и жизни в целом.

Заключение

Картина мира человека XXI в. выстраивается разными способами через субъективную призму многочисленных преломлений факторов культурной среды. Исследования в сфере человеческого сознания необходимы для понимания фундаментальных свойств реальности – сложнейшей метафизической проблемы. Не случайно О. Хаксли, описывая реальность, признавал, что «действительности всегда присуще несоответствие… лучшему из осмысленного и сказанного миру» [14, с.4].

Отсутствие устойчивых морально-этических представлений разрушает экзистенциальные ориентиры, на которые «нанизывается» человеческое бытие. И формируется ситуация, в соответствии с которой «мы бродим по разным странам безъязыкие, с перепутанной памятью, с переписанной историей, не зная, что действительно происходило и происходит вокруг нас и в нас самих, не чувствуя права на знание свободы и ответственности за то, как ею пользоваться» [4, с.34].

В XXI веке «массификация устанавливается на уровне ума наиболее застойного, наиболее инертного» (С. Московичи) и самым опасным для человечества является «нормальный человек, наделенный необычайной властью» [13, c.19].

«Логика бессубстанционального мышления» нарушает научность, непротиворечивость, инвариантность ментальных актов, то есть всех тех качеств, которые предотвращают отождествление предмета с его образом, нивелируют чуждые природе субъекта и объекта метаморфозы.

Жизнь в «зазеркальном антимире» (М.К. Мамардашвили) переворачивает все наши смыслы и аннигилирует сознание. Принцип, которым человечество руководствуется уже не одно десятилетие – «жить здесь и сейчас» – не настолько позитивен, каким кажется на первый взгляд. Данная установка сознания «влечёт за собой смерть – здесь и сейчас, и завтра, и умирание собственного жалкого “я”» [14, с.8].

Симулякры «сверхчеловеческого» наполняют «пространство симуляции», в котором реальное и рациональное не различимы для любого, находящегося в этом пространстве. Доминировать начинают процессы гиперреализации (вместо реализации и идеализации) на что и ориентированы все массмедиа и информация. «Сверхчеловеческое» как приближение к «богочеловеческому» утрачивает свою сущность, подвергаясь многочисленной инсценировке и превращаясь в «пародийный дубликат», репрезентируемый симулякрами.

About the authors

Alla N. Yanykina

Author for correspondence.
Email: alla.yanykina@yandex.ru

Candidate of Philosophy, Associate Professor

References