Том 82, № 6 (2023)

Повесть З.Н. Гиппиус “Зеркала&8j1; в прижизненной критике и новейшей литературе неоднократно соотносилась с сюжетом романа Ф.М. Достоевского “Идиот&8j1;. В статье обосновывается наличие в “Зеркалах&8j1; второго текста-источника – пьесы Г. Ибсена “Гедда Габлер&8j1;. Проводится сопоставление сюжетных ситуаций романа Достоевского и драмы Ибсена, выявляются “мужские&8j1; и “женские&8j1; любовные треугольники (Мышкин – Настасья Филипповна – Аглая, Настасья Филипповна – Мышкин – Рогожин; Левборг – Гедда – Теа; Раиса – Ян – Самохин, Ян – Раиса – Ольга). Анализируется переосмысление сюжетных коллизий в повести “Зеркала&8j1; в психологическом и религиозно-философском ключе. Указаны почти дословные текстовые переклички повести с названными источниками. Делается вывод, что принципиальная разница между ситуациями любовных треугольников в предшествующей традиции и повестью З. Гиппиус заключается в том, что Гиппиус пытается уничтожить для своих героев необходимость неизбежного выбора. Сюжеты Достоевского и Ибсена переосмысляются и переписываются заново, со сменой ролей главных персонажей и с распадом в финале сложившихся треугольников. В момент написания повести философия религиозно осмысленного “тройственного союза&8j1; как формы реализации “Третьего завета&8j1; еще не была окончательно сформулирована ни у Гиппиус, ни у Мережковского. Повесть “Зеркала&8j1; – переписывание классики и новейшей литературы, с разрушением традиционных сюжетных ситуаций, но и без четкого завершения их переосмысления: финал повести остается открытым, идеи тройственного союза – на стадии недовоплощенности. В заключении статьи высказывается гипотеза, что и само название повести – это не только неоднократно формулируемая ее героями платоновская идея мира человеческого бытия как многократного отражения в кривых зеркалах подлинного идеального мира. Это еще и сформулированный метапоэтический принцип создания текста самой повести, которая строится на многократных отражениях знакомых литературных образов и сюжетных ситуация.

В статье обосновывается использование басенного кода для интерпретации ряда чеховских текстов. Рассказ «Попрыгунья» (прямо отсылающий к басне Крылова «Стрекоза и муравей») рассматривается в условной первой части статьи с точки зрения поэтики «переиначивания» и мотивной структуры. В отличие от крыловского, чеховский муравей не только пустил стрекозу под свой кров, но и все сделал для того, чтобы полностью ее обеспечить. Есть еще одно важное отличие. Если в басенной версии муравей обрекает стрекозу на смерть, то в чеховской – смерть постигает самого муравья. Что касается тематической конфигурации рассказа, то она определяется двумя доминирующими мотивами – «подмены» и «напрасно затраченных усилий». В статье показывается, как эти мотивы реализуются на дискурсивном, нарративном и композиционном уровнях текста.  Во второй части статьи в поле зрения оказываются персонажи, так или иначе соответствующие актантным ролям «стрекозы» и «муравья» в других текстах писателя. Однако это соответствие имеет относительный характер. В «стрекозах» может обнаружиться нечто от «муравья», а в «муравьях» – от «стрекозы». При этом доминанта характера все же выделяется. В третьей условной части статьи предметом внимания становиться чеховская реинтерпретация басенного мотива «крова». В чеховском изводе при отсутствии союза между стрекозой и муравьем крова может лишиться не только стрекоза, но и сам муравей.  

Статья посвящена анализу трех концепций глоттогенеза в рамках теории трудового происхождения языка; и постановке проблемы об актуальности этой теории для современной науки на основе проведенного анализа. Концепция Ф. Энгельса о роли труда в процессе антропогенеза и орудийная концепция происхождения языка Л. Нуаре были разработаны приблизительно в одно и то же время, однако если первая обрела широкую известность значительно позже, то вторая осталась малоизвестной. Эти две версии трудового принципа глоттогенеза в сильной степени повлияли на формирование «Нового учения о языке» Н.Я. Марра, одной из важнейших сторон которого стала сложная и противоречивая концепция происхождения языка. Важнейшими составными частями данной концепции стали гипотеза об эпохе ручного языка и гипотеза об определяющей роли орудий труда в формировании звукового языка и логического, понятийного мышления. Основным недостатком концепции Н.Я. Марра были ее противоречия, рожденные аксиоматично введенными Н.Я. Марром принципами, связанными с построением схемы происхождения звукового языка: принципом «труд-магизма» и гипотезой о четырех первоэлементах языка. По мнению автора статьи, все три концепции, взятые как по отдельности, так и вместе, в своем единстве, по объединяющему их принципу труда как источника формирования языка, не потеряли интереса и актуальности не только для современного языкознания, но и для общественно-политической науки в целом. 

В статье рассматриваются случаи переосмысления и преломления автобиографической прозы А.М. Ремизова в творчестве Е. Водолазкина. Книга “Взвихренная Русь” стала источником некоторых идей и материалом для воспоминаний героя романа Е. Водолазкина “Авиатор”. Когнитивные узлы воспоминаний героя связаны с реконструкциями постреволюционных событий – экономических и социальных неурядиц, разрухи и голода, т.е. с совокупностью мотивов, отраженных столетие назад во “Взвихренной Руси”. Кроме того, в романе “Авиатор” с опорой на автобиографически тексты Ремизова акцентируются символические образы “катастрофы”, “враждебного вихря”, “апокалипсиса” и мифологизируется образ А. Блока, который становится символом ушедшей эпохи Серебряного века. Попутно рассматриваются интертекстуальные переклички романа Е. Водолазкина с рассказом Е. Замятина “Пещера”, в котором также обнаруживаются следы влияния А. Ремизова.

В статье рассматриваются теоретические вопросы, касающиеся анализа “Максим” Ларошфуко как единого текстового пространства, и представлен один из методов анализа сборника. Очевидно, что структура сборника и изолированность отдельных высказываний не позволяет говорить о “Максимах” как о когезном тексте. Тем не менее когерентность текста обуславливается готовностью читателя к нелинейному анализу. В статье показана методика выявления логических и семантических связей между составляющими текст “Максим” изолированными высказываниями, установлены случаи повторяющихся и регулярных взаимодействий семантических полей в формально не связанных между собой максимах, что указывает на наличие в тексте имплицитной образной системы, наличие которой доказывает возможность интерпретации сборника как единого текста, а не совокупности независимых изречений.

Статья посвящена “автобиографическому коду” в тетралогии “Неаполитанский квартет” (“Моя гениальная подруга” (“L’amica geniale”, 2011), “История нового имени” (“Storia del nuovo cognome”, 2012), “Те, кто уходит, и те, кто остается” (“Storia di chi fugge e di chi resta”, 2013) и “История о пропавшем ребёнке” (“Storia della bambina perduta”, 2014) Элены Ферранте, личность которой остаётся загадкой для исследователей. Писательский миф реализуется через осознанную писательскую стратегию анонимности, в результате которой создается мистификация, а текст романов начинает восприниматься на грани между вымыслом и документальностью текста, имитирующего “автофикшн”. Авторское альтер эго представлено сразу в двух ипостасях: Элены (Лену) Греко и Рафаэллы (Лилы) Черулло. Два образа воплощают противоположные стратегии публичности: дисциплинированного автора, нацеленного на самопрезентацию и активную общественную позицию, и писателя, который тяготится бременем известности, выбирая для себя стратегию мистификации. Тетралогия приобретает черты метаповествования, направленного на писательскую саморефлексию, что выражается не только в образах персонажей, но и в особенностях организации текста.