Military discourse in the German-language chronicles of the XV and XVI centuries (based on the «Bernese Chronicles» by D. Schilling and V. Anshelm)

全文:

Введение

В эпоху позднего Средневековья и раннего Нового времени (XV–XVI вв.) именно хроники послужили наиболее плодотворной основой для развития жанрово-стилевой системы немецкого литературного языка [Дубинин 2000, с. 97], в частности в его юго-западном ареале (Швабия, Эльзас, Швейцария).

В репрезентативной для рассматриваемой эпохи швейцарской историографии XV–XVI вв. ведущую роль играют хроники города Берна [Zahnd 2013, S. 704]. Это обусловлено как военной и экономической мощью Бернского кантона, утвердившегося в составе конфедерации в конце XIV века, так и сознательной политикой горсовета по формированию собственной историографической и письменно-литературной традиции. Центральное место здесь принадлежит трехтомной официальной «Бернской хронике» Дибольда Шиллинга-старшего (Amtliche Berner Chronik, 1483 г.).

Ее третий том^[1] посвящен Бургундским войнам (1474–1477 гг.) – серии военных конфликтов между «великим герцогом Запада» (как именовали себя герцоги Бургундии) Карлом Смелым, с одной стороны, и Швейцарской конфедерацией, союзом верхне-рейнских городов и герцогом Австрийским (поддерживаемых королем Франции) – с другой. По количеству политических субъектов, вовлеченных в этот конфликт, и влиянию на последующую расстановку сил в Европе Бургундские войны считаются одним из важнейших событий второй половины XV века. Хроника Шиллинга приобрела широкую известность в швейцарском ареале, оказав большое влияние на историографию конфедерации [Schmidt 2016, S. 282]. Это обусловлено и ее ментальным «интегрирующим потенциалом», позволявшим коммунам Швейцарии сплотиться перед лицом экспансии внешнего врага – Карла Смелого [Himmelsbach 1999, S. 57].

Менее известна следующая по времени хроника Берна – четырехтомный труд, заказанный Советом городскому врачу В. Ансельму в 1529 г. и завершенный им в 1546 г. Несмотря на свои художественные достоинства, эта хроника была доступна лишь ограниченному кругу лиц, поэтому число ее копий в частных библиотеках невелико [Zahnd 2005, S. 43]. Тем не менее Ансельм считается самым влиятельным бернским историографом XVI в., а его труд использовался в том числе крупным бернским хронистом XVII века М. Штеттлером. Написанная гуманистическим стилем, эта хроника обладает также несомненными художественно-литературными достоинствами.

Поскольку повествование в «Бернской хронике» Д. Шиллинга в основном посвящено Бургундским войнам и их предыстории с подробным описанием военных действий, ее следует отнести к репрезентантам милитарного (военного) дискурса. Милитарный дискурс является разновидностью институционального (статусно-ориентированного) типа [Дубинин 2024, с. 51] и представляет собой интердискурсивную, когнитивно-коммуникативную систему, включающую в себя совокупность устных и письменных текстов о войне и для войны [Епифанова 2024, с. 137]. Важно, что авторская интенция Д. Шиллинга – не просто подробное информирование читателей и слушателей, т. к. многие официальные хроники зачитывались на заседаниях горсовета и даже на площадях [Дунаев 2020, с. 146], а формирование определенной картины недавнего прошлого с отчетливой аксиологической составляющей. Это делалось как с целью легитимации определяемой горсоветом общегородской политики, так и для консолидации городской коммуны, с одной стороны, и всей швейцарской конфедерации – с другой. Иными словами, целью автора хроники являлось формирование локального и национального патриотизма.

В отличие от Шиллинга, для Ансельма Бургундские войны были лишь эпизодом, хотя и немаловажным, в истории Берна. Его основными интенциями являлись информирование и легитимация городской политики на протяжении нескольких веков существования города. Хроника Ансельма является воплощением полидискурсивности, синкретически объединив информационно-политический и в меньшей степени милитарный типы дискурса.

Обе рассматриваемые хроники попадали в поле зрения исторических и филологических изысканий в различных аспектах. Так, Г. Химмельсбах анализирует отношение авторов (оценочность) немецкоязычных хроник 1477–1484 гг. – в том числе Д. Шиллинга – к Бургундским войнам [Himmelsbach 1999]. У.М. Цанд рассматривает биографии двух бернских хронистов XVI и XVII вв. – В. Ансельма и М. Штеттлера, исследуя обстоятельства создания и рецепции их трудов, анализируя содержание этих хроник в аспекте ценностных представлений авторов [Zahnd 2005]. В работе Цанда [Zahnd 2013] рассматривается хроникальный нарратив нарастания противоречий в отношениях между Швейцарской конфедерацией и Бургундским герцогом с конца 1460-х гг. и делается вывод, что бернский Совет стремился к войне в экспансионистских целях.

Р. Шмид описывает возникновение, основные формы и своеобразие швейцарской историографии позднего Средневековья в целом. Автор останавливается на сюжетах хроник и репрезентируемых в них лингвистическими средствами ценностных и нормативных представлениях эпохи [Schmidt 2016].

В современном отечественном историческом языкознании ранненововерхненемецкие историографические тексты не отмечены широким вниманием. Так, в ряду прочих литературных памятников две хроники XV в. рассматриваются в аспекте становления немецкого литературного языка в основополагающем труде М.М. Гухман и Н.Н. Семенюк [Гухман, Семенюк 1983]. С позиции ареальной лингвистики анализируются диалектные рефлексы в языке трех немецких хроник XVI века юго-западного ареала [Дубинин 2000].

Наметившееся расширение исследовательского поля традиционной истории языка дискурсивной перспективой отражено в монографии на материале английского языка [Историческая динамика… 2017]. Здесь разрабатывается методология исторической дискурсологии и рассматривается динамика характеристик англоязычного новостного дискурса. На основе когнитивно-семантического подхода и методов корпусной лингвистики делаются выводы об особенностях семантической репрезентации событий и их участников, в том числе в диахронии. Предлагаемый подход представляется весьма перспективным и для исследования историографических текстов различных жанров.

Исследование наиболее репрезентативных немецкоязычных хроник позднего Средневековья является актуальной задачей как для истории немецкого литературного языка, так и для исторической дискурсологии, формирующейся на стыке исторической прагматики, исторической стилистики, исторической лингвистики текста. Анализ позволяет выявить также такой параметр хроникального дискурса, как оценочность, проявляющийся прежде всего на лексическом уровне.

В данной статье анализируются милитарная лексика^[2] в плане ее семантики и стилевых признаков, а также языковая репрезентация и номинации участников военных действий в хрониках Шиллинга и Ансельма. Исследование проводится в дискурсивном ключе, т. е. с привлечением экстралингвистического контекста – биографий авторов, сведений о военном деле в позднее Средневековье и событиях Бургундских войн.

Оба текста хроник написаны на ранненововерхненемецком письменно-литературном языке и отмечены незначительными вкраплениями швейцарского диалекта на лексическом и грамматическом уровнях.

Важно отметить и текстологические особенности памятников. Созданные в XV–XVI вв., они, несмотря на широкую известность, были напечатаны лишь в конце XIX в. (см. далее). Хроника Д. Шиллинга была завершена в 1483 г. Ее третий том, исследуемый нами, был переиздан Г. Тоблером в двух частях в Берне в 1897–1901 гг. общим объемом 890 страниц. Хроника В. Ансельма была написана в 1529–1546 гг. в четырех томах. Мы привлекаем в исследовании первый том этого труда, изданного Э. Блёшем в Берне в 1884 г. объемом 441 страница. Для семантического анализа текстов мы использовали корпус словарей средневерхнемецкого и ранненововерхнемецкого языков, а также этимологические словари.

Биографии хронистов, история создания и рецепция текстов

Поскольку дискурс – это текст плюс контекст, для понимания авторских интенций необходимо рассмотреть языковую личность автора.

Дибольд Шиллинг-старший (1436/1439 – ок. 1486) родился в Хагенау в Эльзасе (юго-западный языковой ареал). Получив образование в рукописной мастерской Д. Лаубера в Хагенау, с 1456 по 1460 г. он служил в канцелярии города Люцерна (HLS). В 1460 г. он переселился в Берн, в 1468 г. вошел в Большой совет, а с 1481 г. и до кончины занимал пост судебного секретаря. Шиллинг был непосредственным участником Бургундских войн, знал военное дело. Так, он сражался в битве при Муртене в 1476 г. и посещал в ходе войны Страсбург с дипломатическими поручениями от бернского Совета [Himmelsbach 1999, S. 34].

В 1474 г. Шиллинг получил заказ на написание хроники от горсовета Берна [Himmelsbach 1999, S. 32–33]. Первые два ее тома труда представляют собой компиляцию более ранних бернских хроник (К. Юстингера, Б. Чахтлана), что отражало традицию городской хронистики. Третий том, где излагаются события 1468–1480 гг., основан на записях Шиллинга, сделанных им по личной инициативе [Walder 1986, S. 97]. Эта первоначальная версия, охватывавшая период 1473–1477 гг., впоследствии получила название «Малая бургундская хроника», но ее автограф не сохранился [Himmelsbach 1999, S. 25]. Шиллинг переработал, расширив ее до 1480 г., после чего ознакомил с ней ратманов. По их указаниям эта вторая версия была скорректирована и в качестве третьей версии вошла в третий том официальной бернской хроники [Walder 1986, S. 88].

Однако исследователи считают создание второй версии «эволюционным» процессом, когда первая версия (Малая бургундская хроника) зачитывалась автором на встречах общества zum Narren und Distelzwang – к которому принадлежала верхушка Берна, и правилась по указаниям ратманов и участников Бургундских войн. Представленная в официальной «Бернской хронике» версия считается второй. Тогда как рукопись, впоследствии проданная вдовой Шиллинга в Цюрих и получившая название «Большая Бургундская хроника» (по месту хранения – «Цюрихский Шиллинг») признается отдельным произведением, в основном совпадающим с бернской версией [Himmelsbach 1999, S. 33]. Очевидно, что мотивом заказа новой хроники Советом Берна и правки содержания были стремлением изложить свою трактовку причин и хода войны швейцарцев с Карлом Смелым.

Второй бернский хронист – Валерий Ансельм, родился около 1475 г. в Ротвейле, Швабия. Он учился в университете Кракова и в 1492 г. получил степень магистра искусств [Zahnd 2005, S. 39]. В Берне, где он поселился, горсовет назначил его руководителем городской латинской школы, а в 1509 г. городским врачом. В 1525 г. из-за разногласий с ратманами на конфессиональной почве Ансельм, ставший к тому времени ревностным протестантом, вернулся в родной город. Но в 1529 г., когда в Берне победила Реформация, он принял предложение горсовета написать продолжение хроники Д. Шиллинга-старшего, т. е. от Бургундских войн и вплоть до Реформации (HLS). В Берне Ансельм прослужил официальным городским хронистом до своей смерти в 1547 г.

К работе хрониста Ансельм подошел ответственно: он опирался не только на труды своих предшественников Юстингера и Шиллинга-старшего, но и на свидетельства современников, привлекая архивные документы Берна и других швейцарских городов [Zahnd 2005, S. 38]. По завершении хроники ратманы объявили автору благодарность, приказав переписать труд начисто на пергаменте. Интересно, что не был переписан только последний – четвертый – том, повествующий о современных автору событиях 1525–1536 гг. и сохранившийся в отрывках [Zahnd 2005, S. 43].

С различиями биографий связано и различие интенций хронистов. Шиллинг, с молодости живший в Берне, служивший городу и на гражданском, и на военном поприще и постепенно поднимавшийся по иерархической лестнице, был заинтересован в легитимации, даже прославлении городской политики. Ансельм, хотя и служивший Берну, более следовал своим (религиозным) убеждениям, нежели мирским расчетам. Ревностным протестантом он предстает и в своей хронике, отнюдь не льстя власть имущим в Берне. Основной интенцией его как хрониста следует считать информирование с выраженной дидактической компонентой, вторичной – легитимацию.

Военное дело в Западной Европе Позднего Средневековья

Милитарные тексты посвящены войне, поэтому необходим краткий очерк военного дела в Европе рассматриваемого периода.

Военное дело на исходе Средневековья (XIV–XV вв.) постепенно видоизменялось. Основу войск большинства государств Западной Европы по-прежнему составляло рыцарское ополчение, дополненное набираемыми из горожан или крестьян пехотинцами. Однако, поскольку вассалы были обязаны нести военную службу лишь определенное число дней в году, сюзерены и города были заинтересованы в наемниках (Soldner, Reisläufige), готовых служить круглогодично при регулярной оплате. Роль пехоты возрастала, а благодаря развитию вооружения (в частности, использования длинных копий и луков), совершенствованию тактики боя пехотинцы стали способны побеждать рыцарскую конницу. Впервые это проявилось в «битве шпор» при Куртре в 1302 г., когда состоявшее из пеших простолюдинов фламандское войско разбило цвет французского рыцарства.

Успеху пехоты способствовало и развитие появившегося в конце XIV в. огнестрельного оружия, ставшего к середине XV в. важным фактором на поле боя. Так, именно артиллерия помогла французскому войску одержать окончательную победу над англичанами в положившей конец Столетней войне битве при Кастийоне. Первым огнестрельным оружием стали ручные и стационарные кулеврины (фр. couleuvrine, «змеевидный», нем. Büchse/Handbüchse/Handrohr). Их отливали из бронзы калибром от 12,5 до 35 мм с длиной ствола от 1,9 до 6,0 м. Ручные кулеврины – длинные гладкоствольные шести- или восьмигранные трубки с «хвостом» на конце стреляли свинцовыми пулями, при этом их держали под мышкой или упирали в землю с помощью специальной опоры (рис. 1).

Совершенствование ручной кулеврины привело в XV в. к появлению аркебузы (фр. arquebuse, нем. die Hakenbüchse^[3]), отличавшейся эргономичным прикладом, удлиненным стволом и фитильным замком со спусковым механизмом.

Калибр «полевых» кулеврин (нем. die Feldschlange^[4], die Kalverine) как прототипов пушек колебался от 3,5 см (т. н. серпантина от фр. serpentine змеиная) до 13 см (рис. 2). До середины XVI в. пушечные ядра были каменными, а после изобретения литья из железа распространились железные ядра, имевшие меньший калибр при прежней массе.

В XIV–XV вв. все большую славу в Европе приобретала швейцарская пехота, не раз наносившая поражения австрийским войскам Габсбургов (сражения при Моргартене в 1315 г. и при Земпахе в 1386 г., после последнего австрийский герцог отказался от сюзеренитета над швейцарскими кантонами, фактически признав их независимость). Как основа швейцарской армии, она набиралась по милиционному принципу, при этом военную подготовку проходили все мужчины кантонов. Тактическое превосходство швейцарцев основывалось на новой боевой формации – квадратной баталии (der Gevierthaufen) с глубоким построением, численность которой могла достигать многих тысяч человек (рис. 3). Наступательный боевой порядок швейцарцев состоял из трех баталий: авангарда (der Vorhut), центральной баталии (der Gewalt-/Schlachthaufen) и служившего резервом арьергарда (der Nachhut) [Калмыков 2012, с. 57–58].

Внешние шеренги баталий состояли из копейщиков с копьями длиной до 6 м, внутренние ряды – из вооруженных двухметровыми алебардами, мечами и кинжалами воинов. После того как передние ряды с помощью упертых в землю копей останавливали натиск вражеской конницы и пехоты, проделывая бреши в рядах противника, вперед устремлялись воины из центра баталии, вступая в ближний бой. Отдельно действовали стрелки: лучники, арбалетчики, позднее и стрелки из ручных кулеврин, которые при опасности прямого столкновения с противником укрывались внутри основной баталии (HLS).

Важнейшим достоинством швейцарских баталий была способность маневрировать на поле боя, чем не отличалось традиционное феодальное ополчение. Швейцарцы обладали дисциплиной и высоким моральным духом, сражаясь на родной земле, защищая независимость и свои дома (HLS).

Противостоявшее швейцарцам бургундское войско при Карле Смелом тоже претерпело значительную трансформацию. Поскольку унаследованная герцогом армия не отвечала его честолюбивым замыслам, он провел обширные преобразования. Основу армии составили ордонансные роты (идея заимствована из Франции), включавшие тяжелую и легкую конницу (состоявшие, соответственно, из жандармов и кутилье), пехоту и вспомогательный персонал. С момента созыва ордонансные роты содержались герцогом, а в мирное время – за счет его вассалов [Калмыков 2012, с. 54]. Бургундская артиллерия считалась лучшей в Западной Европе, по крайне мере до поражения при Грансоне 1476 г. [Чиняков 2001, с. 12], когда швейцарцы захватили обоз бургундцев, включая самые современные пушки. Герцог активно привлекал наемные контингенты, в частности снискавших славу английских лучников и итальянских кондотьеров. Однако такая разношерстность состава обернулась слабостью: части бургундского войска плохо взаимодействовали между собой, общая дисциплина и слаженность формирований оставались на низком уровне. Итогом стал трехкратный разгром армии Карла Смелого швейцарцами и их союзниками в битвах при Грансоне и Муртене (1476 г.) и при Нанси (1477 г). Слава швейцарской пехоты еще более возросла, а ореол ее непобедимости (уже в роли наемников) был развеян только в битве при Мариньяно в 1515 г.

Лексические маркеры милитарного дискурса у Д. Шиллинга

Поскольку значительная часть хроники Шиллинга, написанной в опоре на его личный опыт, посвящена описанию военных действий, стычек и походов, она изобилует военной лексикой. Для наглядности мы разбили ее на три тематические группы: обозначения комбатантов, военных действий и военного снаряжения (в последнюю группу включены и наименования укреплений). Если первая группа представлена преимущественно существительными (в меньшей степени – прилагательными), то вторая группа – глаголами и отглагольными существительными, а третья – только существительными.

Руководство военным контингентом Берна во время бургундских войн было коллегиальным. Во главе стояли четыре военачальника: два представителя дворянских семей и два от т. н. «обществ» (die Gesellschaften), являвшихся в Берне аналогом цехов [Himmelsbach 1999, S. 185]. Двое первых именуются композитом houptlut(e) («главные люди»), например: Und warent houptlut von Bern herr Adrian von Buobenberg, ritter (B1, S. 18); und brachtent die den houptluten von Bern (B1, S. 21). Представители цехов именуются venner «знаменосцы»: und was venner Peter Bomgarter (B1, S. 32); der was vorhin lange zit ein venner zuo Bern gesin (B1, S. 47).

Нейтральными лексемами для обозначения комбатантов служат синонимичные существительные man^[5] и lute^[6], например: und kamen an die achzig man (B1, S. 15). При необходимости автор с помощью предложных сочетаний уточняет, идет ли речь о пеших, или конных воинах, ср.: wol mit tusent mannen zuo fus und zweihunderten zuo ros (B1, S. 37). Для наименования конницы и пехотинцев также могли использоваться композиты rosvolk и fusvolk/vusvolk соответственно, например: dann die von Bern ein merklich rosvolk hatten (B1, S. 19]; und tribent das vusvolk vor inen dannen (B1, S. 380].

Не всегда понятно из контекста, обозначало ли слово reisiger воин, всадник пешего или конного воина, ср.: Das vierzig man von Eidgnossen me dann zweihundert reisiger ab dem veld slugen (B1, S. 26). Часто оно используется как прилагательное-определение в значении «вооруженный» (MHD), ср.: ein houptman… des reisigen zugs (B1, S. 217). Однокорневая лексема Reisläufig, которая впоследствии (XVI–XVII вв.) обозначала пеших (швейцарских) наемников, в хронике не встречается. Наемники, т. е. профессиональные солдаты, именуются здесь soldner^[7], например: Und besatzten daruf Schafhusen mit noch mer luten und soldnern (B1, S. 31).

Для обозначения рядовых ополченцев использованы также лексемы knecht и geselle. Последняя, имея несколько значений (в данном контексте важны: неженатый молодой человек, союзник, спутник, солдат, соремесленник) (FWB), судя по цитируемому автором хроники обращению, употребляется и в значении «друг, спутник», ср.: lieben gesellen! der vienden ist gar vil (B1, S. 15). Der Knecht также имело широкий спектр значений, в контексте данной хроники могут рассматриваться следующие: неженатый молодой человек, слуга, молодой дворянин на военной службе, наемник (FWB). Лексема, как явствует из текста, означает рядовых воинов и в этом значении соотносится с позднейшим композитом fussknecht „пехотинец». Например: als dann etlich knecht von Eidgnossen darnach hinin zugen… (B1, S. 315]. Регулярно knecht используется и как синоним в парном сочетании с soldner, что позволяет сделать вывод о разных референтах, например: Und als nu die vier stett… ir knecht und soldner in den stetten und slossen Granson, Orba und Jungii ligen hatten… (B1, S. 285); dann die herren von Laserra sich mit den knechten und soldern, so zu Jungij und in den andern slossen lagent, gar unfruntlich hielten (B1, S. 308). Вместе с тем, по замечанию исследователей, часто невозможно провести четкую границу между наемными солдатами и собственно швейцарским ополчением. Д. Шиллинг также не делает этого в своих номинациях [Himmelsbach 1999, S. 188].

Часто встречаются также лексемы gewante (verwante) в значении «друзья, союзники». Как реляционные существительные, они требуют указания лиц, относительно которых верно это наименование. Обычно для этого используются притяжательные метоимения: Das die von Bern und Solotern mit iren gewanten ueber das Ochsenfeld zugen (B1, S. 23); und allen iren verwanten von Rotwil, Sant Gallen … treffenlichen geschriben (B1, S. 96).

В обозначении «отряда» наиболее частотна широкозначная лексема huffen, например: ein grosser huffen der vienden (B1, S. 16). Возможно, она используется и в предложном сочетании с in в значении «четырехугольная баталия», особенно по отношению к швейцарцам как их традиционной боевой формации, ср.: Aber die andern… Eidgnossen alle zugent in zwein huffen (B1, S. 21); und zugent also in guter ordnung uf witem velde in drin huffen (B1, S. 215). Очевидно, здесь произошло сужение значение лексемы: от «толпа, множество» к «множеству воинов» и затем – к «отряду».

В значении «отряд, войско» отмечена также многозначная лексема zug: ein grosser… zug der vienden… (war) von Behem und andern landen har uf den beinen (B1, S. 31). Часто она сочетается с прилагательным reisig «вооруженный» (MHD): und kament also mit einem grossen mechtigen reisigen zuge us Burgurinen gezogen (B1, S. 167); es zugen ouch des herzogen von Oesterich lantvogt … mit einem erlichen reisigen zuge gegen denen von berne (B1, S. 223).

Для обозначения военных соединений из швейцарских кантонов/коммун, воюющих под собственным знаменем, используется слово venlin: darzu schickten die von Friburg aber ein venlin mit wolgeruster luten zuo inen (B1, S. 216)^[8]. Очевидно, что это метонимическое употребление, т. к. исходное значение лексемы venlin – «флажок, вымпел». Поэтому в ряде случаев неясно, какое из значений актуализируется хронистом, ср.: Also zugent si wider in die stat mit dero von Mulhusen venli (B1, S. 16). В значении «вымпел» venlin могло использоваться и в составе парного сочетания с paner «знамя»: und hat ieglicher ein paner und venlin in der hand (B1, S. 224).

В качестве глагола наиболее общей семантики «вести военные действия, воевать с кем-либо» в тексте хроники используется префиксальный переходный глагол bekriegen: Das die von Schafhusen von herr Bilgrin von Hōwdorf mit mūtwillen bekriegt wurden (B1, S. 4); kein teil den andern bekriegen noch schedigen solt (B1, S. 4). При сообщениях о стычках используется лексема scharmützen «вступать в стычку», которая может функционировать и как глагол, и как отглагольное существительное, ср.: Also… scharmutzten [sie] teglichs mit einandern (B1, S. 12); und doch vor und nach allerlei angriff und scharmutzens uf dem Swarzwald (B1, S. 39).

Обе стороны военного конфликта «грабят» (plündern/entplundern) и «жгут/выжигают» (brennen/verbrennen) поселения, о чем хронист упоминает совершенно нейтрально как об обычном на войне явлении: und wart darnach das schoen slos geplundert und ganz verbront (B1, S. 20); entplunderten das dorf mit einandern… und verbranten das dorf ganz (B1, S. 13); und wart dasselb slos … in grund verbrant (B1, S. 21).

В значении «опустошать» используется лексема wüsten/verwüsten, которая могло расширяться предложным или адвербиальным дополнением: und verwuestetent inen ir reben… mit grosser hochvart und gewaltsami (B1, S. 8); das brantent und wuostent si (B1, S. 20). В хронике она также не несет оценочной семантики.

Действия в отношении врагов в бою обозначены как: «ранить» (wund werden), «закалывать» (erstechen) или «застрелить» (erschiessen), нередко в пассиве, ср.: und wurden ir dennocht etlich erstochen… und etwie menger wund (B1, S. 38); und wurden etlich von Bern ubel wund und zwen erschossen (B1, S. 217). Или их просто «убивают», способ не уточняется (erslagen): doselbs wurdent si alle ze tode erslagen (B1, S. 221). При захвате пленных их могли «повесить» (erhengen) или «утопить» (ertrenken), как это сделал Карл Смелый с защитниками Грансона в 1476 г.: Das die fromen lute vor Granson al erhenkt und in dem sew ertrenkt wurden (B1, S. 371). Использование во многих подобных примерах пассивной формы связано с тем, что в центре повествования находятся бернцы и их союзники швейцарцы, тогда как враги представляются обезличенно и даже не удостоены того, чтобы быть названными.

Наиболее частым видом огнестрельного оружия, упоминаемым в этой хронике, является buchse^[9] «кулеврина». Ручная кулеврина именуется композитом handbuchse, например: warent aber… gesellen von Bern und Solotern mit hantbuchsen (B1, S. 12). Buchse как более общее обозначение могло соотноситься как с переносной кулевриной, так и с легкой пушкой – разновидностью артиллерийского орудия. Так, в следующем примере подразумевается скорее переносное оружие:… liessen ouch daruf ir buchsen und armbrest us (B1, S. 12), но упомянут и традиционный арбалет. В следующем примере речь идет предположительно о неудачной попытке швейцарцев с ходу взять замок без необходимого вооружения: здесь buchse означает «орудие, пушка» (FWB): und hatten aber kein buchsen noch andern zug (B1, S. 22). Соответственно, стрелки-кулевринеры (возможно, аркебузиры) именуются композитом buchsenschutze, например: Darzu warent ouch die buchsenschutzen von Bern… in den kilchturn… komen (B1, S. 221).

Именно артиллерия houptbuchsen (буквально «главные орудия») подразумевается в следующих контекстах: Die von Zurich beschickten ouch angendes ir gros houptbuchsen (B1, S. 31); Do man nu nach den houptbuchsen gen Bern geschickt (B1, S. 218). «Главные» или большие пушки иногда имели и собственные имена. Так, в следующем примере упоминается пушка из Страсбурга – Struss: Als nuo die von Strasburg ir grossen buchsen, den struss, wider geleit hatten… an die stat Blomont (B1, S. 259).

Словом slangenbuchse хронист обозначал, вероятно, серпантину^[10]: und mit den slangenbuchsen… in die vind geschossen (B1, S. 232). В соответствующих случаях автор отдельно обозначает композитом крупные, стрелявшие каменными ядрами осадные орудия – steinbuchse: do kam der herzog mit einer merglichen macht und mit vil slangen und steinbuchsen (B1, S. 206). В тексте изредка упоминаются и мортиры boler^[11] как вид артиллерии: darzuo zwo gros houptbuchsen, boler und andern zueg (B1, S. 32).

Обслуживавшие орудия профессионалы-пушкари номинированы композитом buchsenmeister: und wurden euch die buchsenmeister ganz unwillig (B1, S. 179). В этом контексте речь идет о недовольстве пушкарей из-за слабого воздействия их артиллерии, т. к. стены осаждаемого замка оказались слишком крепкими. Интересно, что полусуффикс -meister, служащий для обозначения лиц по профессии, специальности, продуктивен и в современном немецком языке (ССЭ 2000).

Реже встречается префиксальная лексема с собирательным значением geschütz, обозначающая как любое стрелковое оружие (лук, арбалет или артиллерия), так и саму стрельбу как действие (FWB). Ср.: und als man nuo die stat Walzhuot mit dem geschuetz… beschossen (B1, S. 40); und must man ir menigvaltig geschuetz entsitzen (B1, S. 24). Если в первом примере актуализируется значение «пушка/орудие», то во втором – метонимическое значение «стрельба/обстрел».

В собирательном значении «оружие» (MHD) в хронике регулярно отмечается лексема were/werin. Так, в следующих двух примерах она обозначает «холодное оружие»: und erstachen ir etlich mit iren eignen werinen (B1, S. 36); und entsliefen also an der warmen sonnen und hatten ir werinen neben sich geleit (B1, S. 36). Более общее значение представлено в таком примере с последующей детализацией набора оружия: und wart inen als not zuo fliechen, das si… gar vil werinen hinder inen liessen von hantbuchsen, armbresten, swinspiessen und andern dingen (B1, S. 37). Поскольку передние ряды швейцарской баталии состояли из копейщиков, копье (spiess, swinspiess) имело для конфедератов основополагающее значение. Лексемой ding (как и zeug) Шиллинг обозначает вооружение вообще, без конкретизации.

Описания городов в хронике связаны с упоминанием и их укреплений, обозначенных композитом bolwerk(-e)^[12], например: Die hatten ouch die stat mit bolwerken, mit buchsen und ander… were besorget (B1, S. 33). Под were здесь, очевидно, подразумеваются защитные орудия.

Разновидностью укрепления, обычно представлявшей собой засеку или стены не более 5 метров высотой, в отдельных случаях усиленную башнями и предназначенную для сдерживания врага, являлась letze [HLS). См. пример: Es zugen ouch etlich der Eidgnossen… an den Swarzwald und gewunnen da ein stark letze (B1, S. 35).

При штурме укреплений и замков использовались различные осадные орудия, обозначенные в хронике как katze «кошка» или igel «еж», например: wie man… sich mit katzen, iglen… und anderm ganz darzuo geruest hat (B1, S. 40)^[13]. Осады городов были в практике Бургундских войн весьма долгими, а при упорстве осажденных и наличии достаточных запасов провианта могли растянуться на многие месяцы.

В соответствии с языковой практикой эпохи Шиллинг регулярно использует парные сочетания. Это могут быть как существительные (not und gewaltsami, paner und venlin, luten und soldnern, knecht und soldner, angriff und scharmutzens, buchsen und armbrest), так и глаголы (brantent und wuostent). Контекстуальный анализ показывает, что автор использует их не как стилистический прием, а скорее комплементарно, т. е. последующая лексема семантически дополняет предыдущую, являясь либо частичным синонимом, либо обозначая отдельное действие или референта. Их использование связано, видимо, со стремлением хрониста к максимально полному описанию происходящего.

Милитарные лексемы, используемые в хронике Шиллинга, обозначают современные описываемым событиям реалии и относятся к нейтральному стилю, будучи лишены оценочной окраски. Они отражают не отношение автора к предмету повествования, а лишь фиксируют определенные действия, деятелей и обстоятельства.

Языковая репрезентация воюющих сторон: Шиллинг – Ансельм

Различия в биографии хронистов накладывают отпечаток и на их нарратив. Шиллинг лично пережил многие события Бургундских войн и отразил в повествовании не только официальную позицию бернского горсовета, но и личные чувства по отношению к союзникам и врагам. Ансельм же описывает и рассуждает абстрагированно, с позиции историка, отделенного от предмета повествования достаточной временной дистанцией.

Характеристика швейцарцев (die Eidgnossen^[14]) и их союзников как воюющей стороны у Шиллинга неизменно положительная. Ср. упоминания о золотурнцах и люцернцах: wolerzugter, endlicher luten, ir getruwen Eidgnossen von Solotern (В1,
S. 177, 215), die von Lutzern mit… einem schönen wolgeordneten volk (В1, S. 178), gar manlich und mit friem mut (В1, S. 181). Подчеркиваются дружеские отношения между союзниками: Und hieltent sich des fursten von Oesteriche und ander lūte in allen sachen als fruntlich und erberlich mit den Eidgnossen (В1, S. 181). Швейцарцев хронист часто именует frome lute «благочестивые мужи», даже повествуя об их сомнительных деяниях типа грабежей. Подчеркивается миролюбие швейцарцев, соблюдение ими «чести и права»: ...diewile sie (die Eidgenossen) doch in allen vergangnen kriegen und sachen nie anders, dann friedens, eren und rechts begertent (В1, S. 138).

Швейцарцы представлены сражающимися и побеждающими «доблестно»: und slos [Pontarlier]… gar ritterlichen gewunnen (В1, S. 212), а их «рыцарское» сопротивление обращает врага в постыдное бегство, ср.: Und als die viend semlichen ritterlichen widerstant… sachent, do zugent si schantlichen ab und fluchent (В1, S. 216). Конфедераты, как и бернцы в частности, всегда сражаются «мужественно»: Das die von Bern und ander Eidgnossen … mit den vienden gar manlichen anviengen scharmutzen [В1, S. 376). Города завоевываются «честно и смело»: Und wart also die stat Granson gar erlich und manlich gewunnen (В1, S. 214).

Соотечественники хрониста выступают в поход и идут на штурм «во славу Божью»: Und zugen also us in dem namen gottes (В1, S. 214), Und also … ving man den sturm in dem namen gottes an (В1, S. 219), Соответственно, Божья милость – этот хроникальный топос присутствует как у католических, так и протестантских авторов – неизменно на их стороне: also wart das slos … von gottes gnaden gewunnen (В1, S. 222), hat got der almechtig denen von Bern und iren fromen Eidgnossen und gewanten … aber geholfen (В1, S. 380). Благоволение свыше позволяет им избегать высоких потерь: beschach inen von gots gnaden nit (В1, S. 211); und kam der Eidgnossen von gots gnaden gar wenig umb (В1, S. 213).

Более сдержан, даже скептичен в оценке своих земляков Ансельм. Согласно ему, Карл Смелый оказался рассудительнее швейцарцев, не желая начинать полномасштабную войну. Поэтому агрессором (почти невольно, в трактовке хрониста) выступили сами бернцы. Примечательно то, как автор описывает это метафорически (зоометафоры): Do aber der löw, als gschider, nit wolt anbissen, do ward gefunden, dass der stier, als einvältiger, mit ‘s baren vorpiss anbeiss (А, S. 77). Здесь лев – это Карл (на гербе его герцогства представлена фигура вздыбившегося льва), а бык – швейцарцы в целом (а не только кантон Ури, на гербе которого изображена голова черного быка), медведь – незадачливые бернцы (на их гербе и представлен этот зверь), коих, в трактовке Ансельма, натравили на герцога, «словно псов».

Говоря об успешном для швейцарцев исходе войны, Ансельм подчеркивает, что только высшая божественная воля позволила швейцарцам победить, унизив высокомерного принца: Geriet desmals wol; dan der almlichtig Got wolt des hochmütigen fürsten hochmut durch ein nider volk demutigen und hinnemen (А, S. 85).

У Шиллинга военные действия со стороны бургундцев в основном представлены в негативном свете – они отступают «с позором и бесчестьем» (zugent also schantlich und unerlich von dannen [В1, S. 198)), а гибель их предводителей нередко трактуется как «заслуженное воздаяние» за их противоправные действия (rechter lon (В1, S. 295)). В отдельных случаях, однако, хронист отдает должное и врагам: так, рассказывая о взятии Орба, он отмечает мужество оборонявшихся, для чего использует два синонимичных определительных: Die im slos warent, die wartent sich gar manlich und trostlich (В1, S. 221). Хронист даже слегка порицает за жестокость своих земляков, сбросивших нескольких побежденных с башен после взятия крепости: me dann zwenzig man über die zinnen harus geworfen, das doch ein gros note und cleglich sach was (В1, S. 221).

Описывая гибель бургундцев в сражении при Грансоне 1476 г., Шиллинг заявляет, что они заслужили такую участь своим высокомерием, и с присущим ему морализаторством предостерегает земляков – «всех набожных бернцев и достойных мужей» – от этого греха: Si hattens aber umb den almechtigen gotte mit ir hochvart und ubermuot wol verdienet, daran alle fromen Berner und biderben lute gedenken und sich vor unnutzer hochvart hueten… sullent (В2, S. 50).

Карла Смелого хронист постоянно обвиняет в высокомерии и гордыне, характеризуя герцога и его политику с помощью синонимических номинаций: hochmüticlichen (В1, S. 93), hochvart (В1, S. 122), stolz [В1, S. 129), hochvertig (В2, S. 49). По мере развития военных действий эпитеты, которыми автор награждает бургундца, приобретают все более негативную окраску. Так, хронист регулярно именует его кровожадным «тираном», «душегубом»: des wüttrichs und blutvergiessers, des Burgunners, gewalt (В1, S. 284); wie man sich … mit guter ordnung an den blutvergiesser ziechen (В1, S. 374). Повествуя о переговорах герцога с гарнизоном швейцарского Грансона, Шиллинг прямо обвиняет Карла в вероломстве и лживости: Und als nü der Burgunsch herzog gesach, das er inen das slos… nit wol angewinnen … macht, do vingent si an mit valschen worten und listen mit inen zü tedingen… (В1, S. 368–369).

Вполне логично в контексте хроники, что гибель герцога 5 января 1477 г. в битве при Нанси Шиллинг интерпретирует как Божью кару, подводя итог: «душегуба» и «тирана» настигла участь, которую он готовил другим: Darunder ist… der gros blutvergiesser, der herzog von Burgunnen selber bliben…, des man got dem almechtigen… lob, ere und dank sagen… sol, dann er… den grossen mechtigen wuetrich nidergeslagen und vallen lassen in die gruoben, die er andern gemacht hat (В2, S. 114).

В отличие от Шиллинга, Ансельма мало интересует сам ход войны, он ограничивается общей характеристикой протагонистов, их мотивов и действий. Карла Смелого и его противника – короля Людовика XI – хронист именует тиранами, рисуя портреты обоих по принципу контраста с их отцами, которых описывает как «добродетельных»: Züglich wie der kung von Frankrich gegen sinen tugentrichen vatter ein tyrann geachtet also ward geachtet der herzog Karlin von Burgun gegen sinem tugentrichen vatter Philippen (А, S. 71). Однако отмечается, что в отличие от своего отца, Филиппа Доброго, Карл Смелый правил высокомерно и тиранически: Aber der sun… hub an, ouch bi sines alten vatters leben, tyranni und hochmut ze triben (А, S. 72). Дополняет образ Карла Смелого его характеристика хронистом как одержимого «местью, победой, властью и славой»: Er was… gneigt… rach, sig, macht und er ze süchen (А, S. 72).

Ансельм верно отмечает, что Людовик XI и Карл Смелый не доверяли друг другу и стремились нанести сопернику максимальный ущерб: so vertruwt doch keiner dem andren nut; sunder ouch wo und wie si enandren mochtend vientschaft anrichten (А, S. 68). По его мнению, если бургундцу удалось натравить на Людовика XI англичан, то французский король сумел столкнуть с Карлом Смелым немцев и швейцарцев: Also ze diser zit richtet der Burgunner die Engelschen ubern küng; so richtet der kung hargegen ubern Burgunner die Tütschen, und insunders d’ Eidgnossen (А, S. 68)).

В целом Ансельм более сдержан в оценке противников, а практическое отсутствие батальных сцен он компенсирует анализом причин конфликта и мотивов протагонистов. Тогда как Шиллинг строит свое повествование на топосе доблести, благочестия и моральной правоты швейцарцев, каковые качества и обеспечивают им «Божье благоволение».

Заключение

Шиллинг широко использует милитарную лексику. Система номинации комбатантов достаточно дифференцирована, включая лексемы для обозначения пеших и конных солдат, ополченцев, наемников. Однако не всегда автор четко их различает. Довольно широко представлены типы холодного и огнестрельного оружия, в том числе осадного, причем используются не заимствованные, а немецкие лексемы. Называя практикуемые на войне негативные действия (грабить, разорять, поджигать и т. д.), Шиллинг делает это в стилистически нейтральном ключе, без соотнесения их с определенной стороной конфликта.

Свою оценку швейцарцев, с одной стороны, и бургундцев – с другой, он выражает с помощью общеупотребительнойй лексики, в частности существительных, наречий и прилагательных с позитивной или негативной окраской. Если земляков он представляет как богобоязненных и отважных, не нарушавших договоров и права, то противники выставлены в очень невыгодном свете: он упрекает их в вероломстве и бесчестье. Не отказывая им в мужестве, хронист тем не менее считает их поражение и гибель вполне заслуженными.

В отличие от Шиллинга, Ансельм описывает швейцарцев как неразумных марионеток, действующих по наущению короля Франции. Бургундский герцог у Ансельма представлен как властолюбивый правитель, однако его образ не столь негативен, как у Шиллинга. Отделенный от описываемых событий достаточной временной дистанцией и руководствовавшийся в первую очередь задачей информирования, Ансельм менее тенденциозен, чем его предшественник.

Значительно большее влияние на историческую память швейцарцев оказала более ранняя хроника Шиллинга, поскольку именно она отразила самосознание Швейцарской конфедерации, усматривавшей в победе над могущественной Бургундией знак Божьего благоволения.

^[1] Он идентичен т. н. «Большой бургундской хронике» (см. далее).

^[2] Только в хронике Шиллинга, т. к. этот текст посвящен непосредственно Бургундским войнам.

^[3] Этот композит буквально означает «ствол с крюком».

^[4] Название образовано путем метафоры по сходству: ствол орудия своей длиной и малой толщиной напоминал туловище змеи. Сходство добавляло то, что ствол, изготовленный из бронзы, со временем зеленел.

^[5] В значении «бойцы» употребляется обычно в единственном числе, см. примеры.

^[6] Актуальное для данного текста значение – «вооруженные люди, солдаты одной из воюющих сторон» (FWB).

^[7] Немецкое суффиксальное словообразование от ит. soldare нанимать, брать на оплачиваемую службу (DWDS).

^[8] Диминутив от Fahne знамя.

^[9] Образовано путем метонимического переноса от mhd. bühse банка, сосуд цилиндрической формы (DWDS).

^[10] Более крупный чем кулеврины тип орудий XV в.: длина ствола 1,2–2,1 м, калибр 50–150 мм. Предназначались для полевых сражений и устанавливались на колесных лафетах.

^[11] Мортира предназначалась преимущественно для обстрела горизонтальных целей, бомбардировки городов/ крепостей и поражения войск за укрытием. Нем. слово образовано от срвн. pöler, которое является производным от bolen вращать, швырять (Kluge).

^[12] Рнвн. bolwerk означало «защитное сооружение из досок или бруса» (bole) (Kluge).

^[13] Ввиду отсутствия их описания в хронике и лапидарности перевода в рнвн. словаре их устройство и функционирование неизвестны.

^[14]  Изначальное значение лексемы – «люди, связанные общей клятвой; союзники; сограждане». Отсюда развилось значение «участник Швейцарской конфедерации, швейцарец», именно в этом значении слово используется в текстах швейцарского языкового ареала (FWB).

作者简介

A. A.E. Dunaev

编辑信件的主要联系方式.
Email: held@mail.ru
ORCID iD: 0000-0002-1593-889X

Candidate of Philological Sciences, associate professor of the Department of Foreign Languages and Professional Communication

参考

补充文件