Формирование социальной идентичности молодежи региона: потенциал эстетической информации

Полный текст

Введение

 Влияние социокультурных факторов на развитие сообществ любого уровня традиционно находится в центре внимания не только социологов, но и представителей иных социальных наук (прежде всего экономики и политологии). Современные исследования данной проблемы отличаются многоаспектностью анализа и использованием различного исследовательского инструментария. Нас интересует тот аспект названной проблемы, который затрагивает сами предпосылки существования конкретного сообщества как реальной группы, т. е. вопрос о роли групповой идентичности в успешном функционировании различных социальных подсистем той или иной территориальной системы.

Социальная (групповая) идентичность членов сообщества, как известно, представляет собой чувство принадлежности к сообществу, ощущение себя как части группы («Мы»). При отсутствии данного социально-психологического феномена группа существует лишь как номинальная: ее участники могут обладать сходными социальными качествами и проявлять сходные реакции на определенные социальные стимулы, но не способны демонстрировать сплоченность и более-менее развитую способность к самоорганизации. По сути, в данном случае речь идет просто о категории людей, а не о сообществе. При этом имеются свидетельства, что «качество» социально-идентификационных характеристик сообщества частично детерминирует и ряд процессов, связанных с его социально-экономическим развитием. Так, на уровне корпоративных сообществ обнаружено опережающее влияние коллективной идентичности на становление корпоративной культуры, являющейся важным условием эффективности любой организации [1]. На уровне региональных систем зафиксирована корреляция между феноменом регионального патриотизма и лояльностью потребителей по отношению к региональным брендам [2].

В связи с этим встает задача адекватного описания процессов сознательного влияния на становление социальной идентичности молодежи в контексте проблем стратегического развития регионов. Цель статьи – на основе проведенного исследования проанализировать социализирующий потенциал эстетических компонентов социальной среды в процессе конструирования социальной идентичности молодежи.

Обзор литературы

 Концепция социальной (групповой) идентичности основана на работах Г. Теджфела, Дж. Тернера и др.¹. В современных зарубежных исследованиях чаще всего затрагиваются вопросы взаимосвязи социальной идентичности с проблемами социального статуса индивида [3], взаимосвязи возраста с процессами идентификации [4]. Особое внимание ученых привлекает влияние цифровизации социального пространства на идентичность молодежи [5; 6]. В то же время некоторые исследователи высказывают радикальную идею о неопределенности самого концепта идентичности, которая ведет к снижению его аналитической ценности [7].

В работах отечественных ученых также изучаются проблемы социальной идентичности на разных уровнях социального пространства и на уровне индивидуального сознания [8; 9]. Значительное внимание исследователей в нашей стране и за рубежом привлекают и проблемы региональной (территориальной) идентичности. При этом А. Пааси предлагает отделять идентичность региона как чисто аналитический конструкт от региональной идентичности как феномена группового сознания жителей региона [10, p. 163–178]. На эмпирическом уровне фиксируется усиление региональных составляющих социальной идентичности, что наблюдается, в частности, в европейских странах [11, p. 206–221]. Имеются данные о том, что и на идентичность современной молодежи региональные факторы оказывают серьезное влияние [12]. При этом ряд ученых акцентируют внимание не только на функциональных эффектах региональной идентичности [13], но и на дисфункциональных [14].

Отечественные социологи также уделяют значительное внимание указанному аспекту проблемы социальной идентичности². Некоторые авторы акцентируют внимание на взаимодействии региональной составляющей с другими уровнями социальной идентичности [15; 16]. Другие ученые рассматривают региональную идентичность в контексте национальной политики, отмечают ее стабилизирующий, надэтнический характер [17; 18], описывают процесс политически мотивированного конструирования региональной идентичности, выделяя в качестве субъекта данного процесса прежде всего региональные элиты [19].

Наиболее неразработанное проблемное поле теории социальной идентичности связано с попытками выявить механизмы сознательного влияния на формирование позитивной социальной идентичности личности. В этой связи зарубежные исследователи чаще всего обращают внимание на особую роль СМК и института образования в формировании социальной идентичности молодежи (в том числе на уровне региональной культуры) [20; 21].

В то же время наиболее популярной моделью формирования социальной идентичности остается социально-конструктивистская. Согласно социально-конструктивистскому подходу, эффективное влияние на становление и воспроизводство групповой идентичности обусловлено авторитетом элитных групп и экспертов, на дискурсивном уровне осуществляющих демаркацию между конструируемыми общностями [22, с. 33]. Здесь именно авторитет (по П. Бурдье – «символическая власть», «символический капитал») людей, воспринимаемых членами потенциальной (номинальной) группы в качестве экспертов, обеспечивает превращение группы из номинальной в реальную, характеризующуюся развитым групповым самосознанием. Подобные социализирующие технологии на основе трансляции «официального нарратива» описываются и при анализе проблем конструирования региональной идентичности [23].

В указанной теоретической конструкции имеются существенные упрощения: содержание символической власти трактуется сугубо когнитивистски – как власти навязанной индивидам официальной картины мира и официальной картины границ между группами. При этом эмоциональный «заряд» самой социализирующей информации практически не рассматривается.

Крайне важной особенностью социально-конструктивистских моделей социализации является то, что она предполагает своеобразную монополизацию пространства интерпретаций. Наличие этой монополизации постулируется прежде всего в ходе первичной социализации, при которой в процессе социального взаимодействия с агентами социализации осуществляется интериоризация формул «легитимной реальности». Но даже в процессе социального влияния на взрослых, с точки зрения конструктивистов, серьезная перестройка сознания индивида маловероятна вне монополизации официальной картины мира: к примеру, П. Бергер и Т. Лукман предполагают, что успешная ресоциализация индивида возможна лишь в условиях его изоляции от иных социокультурных «миров»³.

Очевидно, что, к примеру, в условиях прогрессирующей цифровизации социальных взаимодействий соблюдение данных условий просто невозможно: неизбежность влияния на индивида разнонаправленных средств массовой коммуникации (прежде всего интернета) является той реальностью, с которой необходимо считаться. Соответственно, возникают серьезные сомнения в социализирующей эффективности технологий простого навязывания «одобренной» картины социальной реальности, в том числе и в сфере конструирования социальной идентичности.

Если же говорить о региональной идентичности, то на этом уровне тем более нельзя говорить о монопольном пространстве интерпретаций социальной реальности. Стратегический подход к развитию любого субъекта предполагает учет общей специфики стратегического социального действия, включающего в себя обязательный учет возможных «ответных» действий контрагентов⁴. Соответственно, при анализе механизмов становления социальной идентичности в контексте стратегического развития территорий необходимо всегда принимать во внимание конкурирующие социализирующие воздействия, в том числе со стороны иных территориальных и социетальных сообществ. Это лишний повод усомниться в абсолютной адекватности механизмов социального влияния на установки личности, опирающиеся на монополизацию таких механизмов.

По нашему мнению, трудность в научном описании технологий формирования социальной идентичности определяется тем, что она является ценностным феноменом.

Традиционные описания социальной идентичности, как правило, подчеркивают наличие серьезных отличий между социальной идентичностью и феноменом ценностного сознания [24]. Авторское видение соотношения понятий «социальная идентичность» и «социальные ценности» предполагает акцент на выделение каналов сознательного влияния на социально-идентификационные установки индивида в условиях конкуренции агентов социализации, представляющих различные мировоззренческие системы. В рамках такого подхода социальную идентичность, по мнению авторов, можно рассматривать как ценностный феномен. Ценностный характер социальной идентичности проявляется:

– в иерархическом характере системы социальных идентификаций;

– в невозможности ее формирования с опорой только на принуждение или обычное манипулирование;

– в непроизвольном характере выбора «своей» группы в условиях разнонаправленных социализирующих влияний на личность;

– в невозможности логического обоснования такого выбора.

Все эти особенности проявляются при конструировании социальной идентичности молодежи в условиях плюрализации информационного пространства и полностью совпадают с ключевыми признаками феномена ценности⁵.

По нашему мнению, непосредственное воздействие на формирование социальной идентичности как ценностного феномена адекватно описывается при помощи понятия эстетической информации (А. Моль)⁶, которая, в отличие от семантической информации, способна не только влиять на поведение индивида, но и менять сам его внутренний мир, по сути – формировать либо трансформировать личность. В классической социологии сила и глубина эстетического фактора социализации зафиксирована в концепции харизматического господства⁷ и в тезисе о сравнимости художественного воздействия с религиозным⁸, в педагогике – в акцентировании особого влияния красоты на процессы ресоциализации молодежи⁹.

В то же время углубленные исследования влияния эстетических компонентов культуры на формирование автономного ценностного сознания пока отсутствуют как на теоретическом, так и на эмпирическом уровне.

Материалы и методы

 В ходе авторского эмпирического исследования влияние эстетической информации на социальную идентичность анализировалось на примере ее «местных» составляющих – поселенческой и региональной идентичности.

Гипотезы исследования:

– «местные» составляющие социальной идентичности молодежи частично детерминируются эстетическими факторами социального пространства региона;

– поселенческая идентичность более значима для молодежи; собственно же региональная составляющая коллективной идентичности в сознании значительной части молодых людей также фактически сводится к «поселенческому патриотизму», объектом которого чаще всего становится региональный центр, в котором сосредоточена большая часть артефактов – носителей эстетической информации;

– потенциал влияния эстетической информации на становление и воспроизводство социальной идентичности используется слабо, что проявляется в снижении социализирующей роли традиционных форм художественной культуры.

Эмпирическая база исследования идентификационной иерархии современной молодежи включает в себя результаты двух авторских исследований. Во-первых, использовались данные массового анкетного опроса молодежи от 16 до 30 лет, проведенного в Пензенской, Саратовской, Московской областях и г. Москве в сентябре – октябре 2021 г. (n = 1 000). Выборка квотная, структурирование осуществлялось по критериям пола и возраста. Во-вторых, при исследовании формирования социальной идентичности молодежи (на примере ее региональной составляющей) и роли эстетической информации в этом процессе использовался также качественный метод сбора информации – интервью. Интервьюирование осуществлялось в июле – сентябре 2021 г. в Саратове и Пензе. Респонденты давали развернутые ответы на предложенные вопросы в письменном виде в свободной форме. Саратовский и Пензенский регионы не относятся к регионам – лидерам социально-экономического развития. В то же время Саратов позиционируется как старый университетский центр и город с богатыми культурными традициями, а Пензенская область – как своеобразный пример бережного отношения к историко-культурному наследию. С этой точки зрения, установки молодежи данных регионов могут быть вполне информативными для определения социализирующего потенциала эстетической информации.

Цели интервьюирования:

– определить место региональной идентичности в системе идентификационных установок провинциальной молодежи;

– показать связь между отношением молодых людей к региону и конкретными социальными установками, ориентированными на развитие регионального сообщества;

– выявить взаимосвязь между названными выше установками и эстетическими компонентами регионального социального пространства.

Необходимо отметить, что в качественных исследованиях отсутствуют жесткие правила конструирования выборки; статистические приемы, которые используются при массовых опросах, здесь неприменимы. По мнению И. Е. Штейнберг, минимальное количество интервью варьируется от 15 до 50 [25, с. 47].

В нашем случае выборка составила 30 респондентов (16 – студенты дневной формы обучения Саратовского государственного национального исследовательского университета им. Н. Г. Чернышевского, 14 – студенты Пензенского государственного университета). Выборка двухступенчатая, вероятностная на обеих стадиях отбора. На первой стадии отбирались студенческие группы; на второй ‒ из каждой группы отбиралось по одному респонденту. Рандомизация осуществлялась при помощи генератора случайных чисел (программа Microsoft Excel). Среди респондентов – 12 юношей и 18 девушек. При проведении обоих опросов от всех респондентов было получено информированное согласие на участие в исследовании и обработку полученных ответов.

Результаты исследования

 В ходе анкетного опроса были выявлены приоритеты респондентов в социально-идентификационной сфере. Опрашиваемым было предложено по 5-балльной системе оценить значимость принадлежности к той или иной социальной группе (табл. 1).

 

Таблица  1.  Распределение ответов на вопрос «Насколько для Вас значима принадлежность к определенной группе (сообществу)?» в зависимости от пола, возраста и региона проживания (средняя оценка; n = 1 000)

Table  1.  Distribution of responses to the question “How important is belonging to a certain group (community) for you?ˮ depending on gender, age and region of residence (average score; n = 1000)

Вариант ответа / Answer option	Средний балл / Average core
	Всего / Total	Регион / Region			Пол / Gender		Возраст / Age
		Москва и Московская область / Moscow and Moscow Region	Саратовская область / Saratov Region	Пензенская область / Penza Region	Мужской / Male	Женский / Female	До 18 лет / Under 18 years old	19–25 лет / 19–25 years old	26–30 лет / 26–30 years old
Гражданином своей страны / Citizen of one’s country	3,65	3,65	3,69	3,62	3,67	3,64	3,66	3,60	3,76
Представителем своего народа (русским, татарином и пр.) / Representative of one’s people (Russian, Tatar, etc.)	3,69	3,60	3,79	3,63	3,72	3,67	3,72	3,75	3,52
Верующим, принадлежащим к определенной религии / Member of a religious group	2,78	2,57	2,77	2,86	2,77	2,79	2,85	2,73	2,76
Частью человечества / Part of humanity	3,84	3,67	3,95	3,78	3,77	3,89	3,91	3,88	3,6
Членом своей семьи / Member of one’s family	4,48	4,54	4,50	4,43	4,46	4,48	4,42	4,52	4,47
Жителем региона / Resident of the region	3,19	3,25	3,13	3,23	3,22	3,16	3,21	3,19	3,14
Жителем населенного пункта (города, села и пр.) / Resident of a settlement (city, village, etc.)	3,27	3,41	3,17	3,32	3,34	3,21	3,32	3,29	3,12

 

 

В идентификационной иерархии на первом месте ожидаемо оказалась принадлежность к своей семье (средняя оценка – 4,48 балла). Значимость принадлежности к региону и поселению оценивается респондентами соответственно в 3,19 и 3,27 баллов, что существенно ниже, чем оценка по позициям, выражающим общечеловеческую, гражданскую и национально-этническую идентичность. Заметим, что снижение значимости «местных» составляющих идентичности и рост значимости общегражданской идентичности фиксируют и другие региональные исследования [13]. Тем не менее региональная и поселенческая идентичность оказалась все же более значима для опрошенных, чем религиозная (точнее, конфессиональная). Сравнение оценок юношей и девушек, а также респондентов разных возрастов (табл. 1) не выявило серьезных различий там, где речь шла о поселенческой и региональной идентичности. Обращает на себя внимание лишь некоторое снижение значимости региональной идентичности для респондентов старше 26 лет.

В то же время имеют место межрегиональные различия в оценках: саратовские респонденты оценивают значимость для себя региональной и поселенческой идентичности несколько ниже, чем московские и пензенские (средняя оценка по саратовской выборке – 3,17 и 3,12 баллов, по московской – 3,21 и 3,41, по пензенской – 3,43 и 3,35 баллов соответственно). Данное различие проявилось впоследствии при анализе итогов интервьюирования по Пензенской и Саратовской областям. Также в интервью была по-своему подтверждена и несколько большая значимость для респондентов принадлежности к «малой родине», нежели к региону. Это характерно не только для москвичей (что было бы ожидаемо), но и для провинциальной молодежи.

Уровень влияния классических каналов эстетической информации на респондентов оказался достаточно низким. Отвечая на открытый вопрос о том, каких современных писателей они могли бы назвать, подавляющее большинство сумели назвать не более 3–4 имен, аналогичные результаты были получены и при анализе ответов на вопрос об известных театральных деятелях и кинематографистах.

81,4 % респондентов читают несколько книг в год или вообще не читают художественную литературу (за исключением книг по школьной программе), 76,4 % опрошенных не чаще одного-двух раз в год посещают кино и театр либо вообще не ходят в кинотеатры и на театральные спектакли. В связи с эти приходится предположить, что респонденты сталкиваются с эстетической информацией, символизирующей коллективные ценности, в основном в СМИ либо при восприятии объектов природы и городской среды.

В процессе проведения интервью с представителями студенческой молодежи Саратовской и Пензенской областей (n = 30) респондентам были предложены вопросы, касающиеся их отношения к стране в целом и к своему региону, позволяющие оценить влияние различных эстетических (в частности, образно-символических) факторов на их региональную и поселенческую идентичность.

При анализе ответов на вопрос о сущности патриотизма нас особенно интересовало, насколько понимание патриотизма распространяется на установки относительно своего региона и своей малой родины. С территориальной идентичностью связывают патриотизм приблизительно пятая часть опрошенных, подчеркивающих в своих ответах важность принадлежности к месту рождения: «Любовь как к чему-то, что тебе дорого. К России в целом, и к малой родине …какие-то родные места. Есть люди, которые тебя воспитывали, а есть место, которое тебя воспитало. Под этим я понимаю Родину» (жен., 20 л.); «любовь к своей деревне, поселку, селу» (жен., 20 л.); «уважение к своему месту, где человек родился, где вырос» (жен., 21 г.). Отметим, что подобные ответы встречались лишь при интервьюировании девушек; юноши в решающей степени ориентируются на более «глобальные» объекты привязанности. Самым же интересным в ответах респондентов было отсутствие упоминания о собственно региональном уровне идентичности: говоря о понятии патриотизма, опрошенные первоначально связывают его либо со страной, либо с малой родиной.

Тем не менее при ответе на прямой вопрос «Как для вас связан патриотизм человека и его отношение к своему региону?» большинство респондентов эту связь отмечают: «…Для меня это понятия, которые рядом идут, вместе» (жен., 21 г.); «Для меня патриотизм связан с Пензенской областью» (муж., 18 л.); «…Отношение к своему региону неотделимо от понятия патриотизма» (муж., 19 л.); «…Любовь к малому формирует любовь и к чему-то большому. Любовь к своему региону становится и любовью к стране в целом» (жен., 23 г.). Говоря о регионе, респонденты нередко вновь переходят на темы, связанные с конкретным населенным пунктом.

Подавляющее большинство респондентов заявляют о любви к своему региону. Эта группа может быть названа «региональными патриотами». В то же время ряд опрошенных не чувствуют такой привязанности. Эту группу можно условно назвать «индифферентными». Это характерно приблизительно для четверти опрошенных юношей и девушек из Саратова (среди пензенских респондентов таких оказалось лишь двое). В ответах ряда респондентов прослеживается критическое отношение к региону и областному центру: «Меня нельзя назвать патриотом своего региона, так как я здравомыслящий человек» (жен., 20 л.); «Я не считаю себя патриотом своего города, так как имею совершенно нейтральное отношение. Не считаю его самым лучшим в России» (жен., 20 л.).

Некоторые респонденты напрямую связывают региональный патриотизм с конкретной социальной активностью. Особенно это характерно для девушек: «…Я участвую в выборах и различных мероприятиях, к примеру субботниках и сборе пластиковых крышек для детей-сирот. Также у себя в родном поселке я занималась волонтерством и облагораживанием различных территорий» (жен., 22 г.); «...отстаиваю честь региона, когда кто-то некультурно о нем выражается» (жен., 20 л.)

Региональная идентичность у респондентов проявляется и в отношении «региональных патриотов» к миграционным перспективам: «…я не рассматриваю свой переезд в ближайшие лет 5 точно… в какой-то соседний регион (муж., 19 л.); «…свой субъект я люблю и планирую здесь дальше жить…» (жен., 21 г.).

Респондентам был задан и прямой вопрос «Если бы вам предложили переехать в другой регион, предложив хорошую работу, какое решение Вы бы приняли? Колебались бы Вы, принимая решение? С чем были бы связаны Ваши колебания (или их отсутствие)?». Отвечая на него, большинство проявили некоторые колебания: «Честно – я бы подумал» (муж., 21 г.); «Конечно, у меня стоят какие-то такие мечты в плане региона побольше, я сейчас говорю о Москве, понятно, что это столица России и все туда хотят, но к вопросу насчет колебаний, то у меня уже это присутствует» (жен., 21 г.); «Я бы сначала подумала, потому что из родного города в какой-то другой переезжать… это все-таки нужно подумать…» (жен., 17 л.).

Вместе с тем чуть меньше четверти респондентов заявили о том, что примут решение о переезде в другой регион без колебаний. Прежде всего это именно те опрошенные, которых можно отнести к «индифферентным». Чаще всего выбор здесь обосновывается экономическими мотивами: «Переехал бы без колебаний. Хорошая работа – это основа благополучия, а в Саратове – низкие зарплаты, заводы не работают, цены растут, не жизнь – а выживание» (муж., 23 г.); «Я бы приняла предложение, так как свой материальный достаток мне важен» (жен., 20 л.); «Просто это жизнь, и надо искать там, где лучше… для жизни» (жен., 20 л.).

Среди тех факторов, которые препятствуют переезду в другой регион, респонденты обычно отмечают неизбежное расставание с семьей, с друзьями, адаптацию к новому месту жительства, возможную ностальгию по дому, необходимость ухаживать за родственниками. При этом некоторая часть опрошенных апеллирует к обычной привязанности по отношению к малой родине и, что немаловажно, к эстетике: «Пенза как город для жизни очень такой родной, подходящий вариант» (жен., 21 г.); «…Я очень прикипела душой к своей области, к этим необъятным полям и небу, которое мне нужно периодически видеть и осознавать, что я дома. Только таким образом я могу отдохнуть от всего» (жен., 23 г.); «…Меня не отпускает природа степи...» (жен., 20 л.). Здесь мы сталкиваемся с тем, что естественность восприятия региона как «своего», не связанная с прагматикой и вообще с какими-то внешними мотивами, во-первых, проявляется в экономических установках, а во-вторых, обосновывается эстетическими факторами.

Идентификационные установки, связанные с эстетикой, с художественно-образными элементами культуры, наиболее ярко проявились при ответе на вопросы «Что бы вы рассказали, прежде всего, о своем регионе знакомому, который никогда не был в нашей области?», «Можно ли назвать нашу область красивой?», «Что может служить символом вашего региона?». Отвечая на данные вопросы, опрошенные в основном выделяют именно архитектурные достопримечательности и скульптурные композиции: наиболее часто упоминаются памятник первопоселенцу, Пензенский драматический театр им. Луначарского, памятник Победы, Пензенский краеведческий музей (г. Пенза), арт-пространство на Чистых Прудах, музей-заповедник «Тарханы» (Пензенская область), памятник «Журавли», Саратовский мост, памятник Чернышевскому, памятник первой учительнице, здание Саратовской консерватории, памятник Кириллу и Мефодию, комплекс зданий Саратовского университета (г. Саратов). В интервью упоминаются также природно-ландшафтные объекты: «…У нас очень красивая природа, много лесов, озeр, которые находятся на территории области» (жен., 20 л.); «…Можно назвать красивой Волгу, острова, берега, все правобережье с холмами и лесами. Левобережье – это сплошная степь – на любителя» (муж., 20 л.); «Нашу область можно назвать красивой потому, что у нас есть река Волга и связанные с ней пейзажи островов и берегов. Лес на Кумысной поляне в городе Саратове, меловые горы и леса в городе Хвалынске, степной национальный парк, где расположен заповедник дрофы» (жен., 20 л.).

Многие респонденты демонстрируют особое личное отношение к ряду объектов: «…В области нравится обилие старых усадьб, но печалит их состояние» (муж., 22 г.); «…Самый мой любимый памятник – это Афганские ворота, тесно связан с моей семьей, потому что у меня дедушка воевал в Афганистане» (муж., 19 л.); «…Всем нравится улица Московская, но мне она не нравится из-за суеты. А вот на Лермонтова… можно сказать, приехал, как к себе домой, все друг другу улыбаются, нет такого, что кто-то идет хмурый» (муж., 19 л.); «...Мне нравится, по душе именно старый Саратов… Есть особая эстетика у этой части города. Там приятно находиться, как в книге… Там спокойнее, умиротвореннее. Там архитектура, все настраивает, чтобы там ходить, гулять и думать о вечном» (жен., 20 л.). Показательно, что среди тех респондентов, кто относится к группе «индифферентных», настроенных по отношению к региону критически, многие также высказывают «эстетические» аргументы, обосновывающие этот скептицизм: «…Есть и много заброшенных улиц, где даже ходить страшно» (жен., 20 л.); «…Мне очень нравятся железнодорожные пути, которые простираются на протяжении города. Виды распутья этих дорог очень воодушевляют. Можно уехать» (жен., 20 л.); «…В целом, нашу область можно назвать красивой из-за наличия красивой реки и природы, но сам Саратов – это урбанистический кошмар» (муж., 20 л.).

Исходя из этого, образно-эстетические элементы социального пространства региона в немалой степени связаны с идентификационными установками респондентов по отношению к родному региону и городу. В то же время интервью показало, что перечень этих факторов достаточно скромен. Прежде всего, это проявилось при ответе на вопрос о деятелях художественной культуры, связанных с регионом. Большинство опрошенных вспомнили не более трех-четырех известных имен (Лермонтов, Белинский, Мейерхольд, Савицкий, Денис Давыдов, Чернышевский, Булгаков, Табаков, Петров-Водкин, Вавилов, Яблочков, Алексей Толстой). Относительно часто упоминаются деятели современной поп-индустрии – Павел Воля, Егор Крид, Тимур Родригез, Валерия, Алена Апина. В целом же менее трети респондентов назвали более трех имен деятелей культуры – земляков.

Особенно бедно данный список представлен в ответах пензенских респондентов, вопреки тому, что Пензенская область традиционно ассоциируется с защитой и популяризацией культурного наследия.

Обсуждение и заключение

В целом можно говорить о подтверждении основных гипотез исследования. В ходе его проведения выяснилось, что «местные» составляющие социальной идентичности молодежи во многом детерминируются эстетическими аспектами функционирования социального пространства региона. В этой связи особое влияние имеют природно-ландшафтные характеристики региона (поселения), а также архитектурные памятники и объекты городской скульптуры.

Наиболее «проблемный» аспект формирования социальной идентичности провинциальной молодежи связан с региональной идентичностью в узком смысле: данная составляющая коллективной идентичности в сознании значительной части молодежи редуцируется к «поселенческому патриотизму», объектом которого становится региональный центр, сосредоточивший большую часть социокультурных символов региона – носителей эстетической информации. Похожие данные о соотношении региональной и поселенческой идентичности были получены в ряде других исследований [26, c. 64].

В целом потенциал эстетической информации задействован в процессе конструирования социальной идентичности не полностью. Историко-культурное наследие региона освоено молодежью фрагментарно; в частности, многие выдающиеся деятели художественной культуры региона незнакомы молодым людям и, соответственно, не могут выступать в качестве символов позитивной региональной идентичности. В сознании молодежи обнаруживается смешение представлений о деятелях художественной культуры и современного шоу-бизнеса.

Установки студенчества в данном случае, по нашему мнению, достаточно информативны в силу двух обстоятельств. Во-первых, в настоящее время более двух третей выпускников школ поступают в вузы¹⁰; соответственно, социокультурные ориентации студенчества весьма показательны для определения ориентаций молодежи в целом. Во-вторых, в период получения высшего образования во многом определяются личностные планы значительной части молодежи [27], в том числе связанные с перспективой трудовой деятельности, с возможной миграцией в другой регион, что непосредственно влияет на социально-экономические перспективы самого региона. Формирование социальной идентичности на региональном уровне влияет не только на стабильность регионального социума, но и непосредственно на его социально-экономическое развитие. В ходе интервью нами зафиксирована взаимосвязь между «местным» (региональным и поселенческим) патриотизмом и социальными установками, ориентированными на отказ от экономической миграции и на непосредственную социальную активность по улучшению жизни своего региона, а также его внешнего имиджа.

Заметим, что сильное влияние культурного фактора на позитивное восприятие своего региона демонстрируют и исследования ученых других регионов, в частности Свердловской области [28, c. 141].

Как известно, итоги применения опросных методов в социальных исследованиях лишь с большой осторожностью можно интерпретировать в терминах причинно-следственных связей; при исследовании больших сообществ затруднено и использование экспериментальных методов. С этой точки зрения окончательный вывод о степени влияния эстетической информации на социальную идентичность молодежи можно будет сделать лишь при дальнейшем исследовании малых групп при помощи глубинных психологических методик. В то же время явное наличие системных связей между данными социальными явлениями, проявившееся в ходе проведения интервью, говорит о перспективности анализа эстетической информации при исследовании различных социокультурных процессов.

Эстетические составляющие социального пространства играют существенную роль в ходе целенаправленного формирования образа региона, отличающего его от иных регионов (на особое значение данного процесса обращает внимание современный финский исследователь А. Пааси [29; 30]).

Значимость технологических и этических преимуществ эстетически насыщенных символов-образов в ходе формирования социальной идентичности молодежи перед обычными символами-знаками связана не только с их способностью трансформировать (а не просто активировать) ценностное сознание личности, но и с тем, что данная трансформация осуществляется вне рамок манипулятивного подхода – в форме спонтанного выбора личности¹¹. В свою очередь, признание этого факта предполагает переход от детерминированных моделей взаимодействия в системе «социальная среда – формирующаяся личность» к стохастическим, учитывающим уникальность жизненного пути социализирующегося индивида.

В теоретическом аспекте проведенный анализ потенциала эстетических компонентов социального пространства в процессе формирования различных уровней социальной идентичности молодежи показывает необходимость модификации традиционных теоретических моделей конструирования этого пространства. Представляется, что одной из важных предпосылок реальной эффективности социально-конструктивистских технологий социализации молодежи являются уникальные, интимно-личностные взаимодействия конкретного индивида с единичными социокультурными феноменами, символизирующими коллективную идентичность. Речь в данном случае идет о символах-образах, спецификой которых является именно то, что они воплощают социальные ценности в конкретно-чувственной форме.

В прикладном плане итоги исследования могут быть востребованы в сфере социальной педагогики: они демонстрирую необходимость более внимательного отношения к эстетическим составляющим процесса социализации молодежи и формирования всех уровней ее социальной идентичности.

 

 

¹ Tajfel H. The Achievement of Group Differentiation // Differentiation between Social Groups: Studies in the Social Psychology of Intergroup Relations / ed. by H. Tajfel. Published in cooperation with European Association of Experimental Social Psychology by Academic Press. London, New York and San Francisco, 1978; Turner J. Social Categorization and the Self-Concept: A Social Cognitive Theory of Group Behaviour // Advances in Group Processes / ed. E. Lawer. 1985. Vol. 2. Рp. 77–121.

² Маркин В. В. Региональная социология: проблемы социальной идентификации и моделирования российских регионов [Электронный ресурс]: URL: http://www.civisbook.ru/files/File/Markin_Regionalnaya.pdf (дата обращения: 12.10.2021); Головнева Е. В. Конструирование региональной идентичности в современной культуре (на материале сибирского региона) : дис. … д-ра филос. наук. Екатеринбург, 2018; Крылов М. П. Региональная идентичность в Европейской России. М. : Новый хронограф, 2010.

³ Бергер П., Лукман Т. Социальное конструирование реальности. Трактат по социологии знания. М. : Academia-центр, 1995. С. 157.

⁴ Habermas J. heory of Communicative Action. Vol. 1. Cambridge : Polity Press, 1995. Pp. 285–286.

⁵ Rokeach M. The Nature of Human Values. New York : Free Press, 1973. P. 4; Франкл В. Человек в поисках смысла. М. : Прогресс, 1990. 368 с.; Шелер М. Избранные произведения. М. : Гнозис, 1994. С. 306–308; Розов Н. С. Ценности в проблемном мире: философские основания и социальные приложения конструктивной аксиологии. Новосибирск : Изд-во Новосибирского ун-та, 1998. 292 с.

⁶ Моль А. Теория информации и эстетическое восприятие. М. : Мир, 1966. С. 199–209.

⁷ Вебер М. Харизматическое господство // Социологические исследования. 1988. № 5. С. 139–147.

⁸ Вебер М. М. Избранное. Образ общества. М. ; СПб. : Центр гуманитарных инициатив, 2013. С. 24.

⁹ Макаренко А. С. Сочинения: в 7 т. М. : АПН, 1958. Т. 5. С. 130–133.

¹⁰ Минобрнауки: Почти 70 % выпускников российских школ стали студентами вузов в 2020 году [Электронный ресурс] // Рамблер : сайт. URL: https://news.rambler.ru/education/46021783/?utm_content=news_media&utm_medium=read_more&utm_source=copylink (дата обращения: 12.09.2021).

¹¹ Шелер М. Избранные произведения. М. : Гнозис, 1994. С. 306–308.

Об авторах

Владимир Павлович Воробьев

Пензенский государственный университет

Автор, ответственный за переписку.
Email: stlem2007@yandex.ru
ORCID iD: 0000-0002-1482-3740

профессор кафедры государственного управления и социологии региона, доктор социологических наук

Россия, 440026, г. Пенза, ул. Красная, д. 40

Сергей Григорьевич Ивченков

Саратовский национальный исследовательский государственный университет имени Н. Г. Чернышевского

Email: ivchenkovsg@mail.ru
ORCID iD: 0000-0003-1939-214X

профессор кафедры социологии молодежи, декан социологического факультета, доктор социологических наук

Россия, 410012, г. Саратов, ул. Астраханская, д. 83

Екатерина Витальевна Еремина

Пензенский государственный университет

Email: hope77@yandex.ru
ORCID iD: 0000-0003-0631-8397

доцент кафедры государственного управления и социологии региона, кандидат социологических наук

Россия, 440026, г. Пенза, ул. Красная, д. 40

Вера Николаевна Ретинская

Пензенский государственный университет

Email: bvnp@mail.ru
ORCID iD: 0000-0002-0425-4046

доцент кафедры государственного управления и социологии региона, кандидат социологических наук

Россия, 440026, г. Пенза, ул. Красная, д. 40

Ирина Александровна Мурзина

Пензенский государственный университет

Email: mirgmu@mail.ru
ORCID iD: 0000-0001-7791-4378

доцент кафедры государственного управления и социологии региона, кандидат социологических наук

Россия, 440026, г. Пенза, ул. Красная, д. 40

Список литературы

Дополнительные файлы