A Comparative Analysis of the Expression of Possessive Relations in the Erzya Dialects of the Kochkurovo District, Republic of Mordovia

Full Text

Введение

Исследование современного лингвистического ландшафта мордовских диалектов Присурья занимает особое место в мордовском языкознании. По мнению Д. В. Цыганкина, «изучение этих говоров представляет большой интерес в связи с историческим прошлым присурской земли, в связи со своеобразным заселением этого района»¹. Основываясь на археологических данных, П. Д. Степанов считает, что в «бассейне реки Суры с древнейших времен в первой половине первого тысячелетия проживали предки мордовского народа»².

Территории, на которых распространяются мордовские говоры, главным образом находятся в бассейне реки Суры и ее притоках. Диалекты Присурья географически расположены в районе соприкосновения мокшанского и эрзянского языков. Анализируемые говоры имеют ряд своеобразных особенностей, связанных как с эрзянским, так и с мокшанским языками. Н. Ф. Мокшин утверждает, что «этнические контакты эрзи и мокши, которые в целом никогда не прерывались, приводили к эрзянизации мокши или мокшанизации эрзи…»³. По мнению Д. В. Цыганкина, «в результате скрещения эрзянского и мокшанского языков образовался такой диалект, который значительно отличается от других диалектов эрзянского языка»⁴. А. А. Гераклитов утверждает, что «восточная часть бывшего Саранского уезда – Кочкурово, Кочелай… населены эрзей… Появление здесь эрзи есть результат поступательного движения, под воздействием которого мокша должна была уступать часть занимавшейся ею территории в пользу эрзи…»⁵. Опираясь на его высказывания, при рассмотрении некоторых присурских говоров Д. В. Цыганкин делает вывод о том, что «современная территория… в прошлом в значительной своей части была обитаема мокшанским населением… Впоследствии, с появлением… значительной части эрзянского населения часть мокши ассимилировалась, сохранив во многих населенных пунктах ряд фонетических, лексических и морфологических черт мокшанского языка»⁶.

Жители мордовского Присурья в течение времени выработали для общения диалект, в котором сохранились черты как эрзянского, так и мокшанского языков. Исследователи мордовских диалектов относят их к смешанным, или переходным эрзянско-мокшанским говорам, объединяя в юго-восточный диалектный тип⁷. Н. Ф. Цыганов называет эти говоры «редуцированными, или ыкающими»⁸, опираясь прежде всего на фонетические признаки. Г. И. Ермушкин, вслед за Д. В. Цыганкиным, эти говоры также относит «к юго-восточным, или присурским акающим»⁹.

Юго-восточный, или присурский диалект разделяется на несколько локальных групп говоров, которые отличаются друг от друга на всех языковых уровнях. Здесь фиксируются наличие одной и той же лексемы с различной семантикой, редукция гласных непервого слога слова, неоднородность морфем определенности в косвенных падежах единственного числа, варьирование посессивных суффиксов и т. д. Так, в большинстве эрзянских говоров Присурья лично-притяжательный суффикс ряда тонь ‘твой’, ‘твои’ выступает только в твердом варианте, что не характерно для эрзянского литературного языка: p’il’i-t ‘твое ухо’, ‘твои уши’; k’ed’-e-t ‘твоя рука’, ‘твои руки’; s’äl’m’i-t ‘твой глаз’, ‘твои глаза’. Наш полевой материал дает возможность выявить основные процессы взаимодействия как соседствующих говоров исследуемого ареала, так и двух близкородственных языков.

До настоящего времени категория притяжательности не всех эрзянских говоров мордовского Присурья была объектом специального исследования. В анализируемом ареале нами зафиксированы и описаны разнообразные языковые явления посессивных отношений, характерные только этим говорам, чем и определяется актуальность работы. Целью исследования является сравнительный анализ систем посессивных суффиксов, их парадигматика и морфолого-синтаксические способы выражения притяжательных отношений в эрзянских говорах сел Качелай, Кочкурово, Мордовское Давыдово Кочкуровского района Республики Мордовия. Территориально эти села близки, но их говоры сильно отличаются друг от друга. 

Основная задача исследования состоит в выявлении и рассмотрении диалектных особенностей и посессивных суффиксов имен существительных, выражающих принадлежностные отношения; характеристике их структурных особенностей и установлении эквивалентов варьирования лично-притяжательных маркеров в падежных парадигмах; а также в рассмотрении морфолого-синтаксических способов выражения посессивных отношений данного лингвистичесгого пространства.

В статье впервые проведен сравнительный анализ варьирования посессивных суффиксов в парадигмах склонений и выявлены особенности функционирования морфолого-синтаксических способов исследуемого диалектного ландшафта. 

Обзор литературы

В мордовских языках категория посессивности рассматривалась во всех грамматиках, начиная с работ Н. Габеленца, А. Алквиста, Ф. Видемана, Х. Паасонена¹⁰, а также в современных учебниках по мокшанскому и эрзянскому языкам¹¹. Изучению системы посессивных суффиксов уделяли особое внимание М. Е. Евсевьев, Д. В. Бубрих, Д. В. Цыганкин¹²  и др. В работе А. П. Феоктистова «Категория притяжательности в мордовских языках» подробно анализируются способы выражения притяжательных отношений и употребление лично-притяжательных форм в мокшанском и эрзянском литературных языках¹³.  Б.  А.  Серебренников указывает на то, что реликты древней системы лично-притяжательных суффиксов сохранились до настоящего времени в некоторых эрзянских диалектах и говорах¹⁴. Рассмотрение эрзянских диалектов на территории Мордовии представлено в работе Д. В. Цыганкина «Грамматические категории имени существительного в диалектах эрзя-мордовского языка (определенности-неопределенности и притяжательности)», где автор показывает диалектное разнообразие притяжательных словоформ, сравнивая их с соответствующими формами литературного языка¹⁵.

На современном этапе вопросам изучения диалектов финно-угорских языков уделяется большое внимание как в синхронном [1‒3], диахронном [4‒6], так и в сравнительном [7‒9] планах. В последние десятилетия исследователи активно работают над лингвогеографией и цифровизацией диалектного материала [10‒12].

 При написании статьи из научных трудов для нас особенно интересны были описательные сведения по посессивным суффиксам в эрзянских и мокшанских диалектах Д.  В.  Цыганкина, С. З. Деваева, Д. Т. Надькина, В. Д. Объедкина¹⁶, где авторы отмечают, что во многих говорах и диалектах происходит смешение некоторых элементов лично-притяжательных суффиксов двух близкородственных языков. Особенности лично-притяжательных суффиксов смешанных говоров диаспоры были представлены в работах Н. А. Агафоновой, Г. И. Ермушкина¹⁷. В эрзянском диалектном ареале варьирование суффиксов и структура словоформ подробно описаны в работах Н. А. Агафоновой и И. Н. Рябова [13]. Современный взгляд на категорию посессивности и падежных парадигм определенности в мордовских языках представлен в работах Г. И. Ермушкина¹⁸, Г. С. Ивановой и Л. П. Водясовой [14]. До настоящего времени лучше всего архаичная система посессивных суффиксов уральского праязыка сохранилась в эрзянских говорах Новомалыклинского района Ульяновской области [1]. 

Материалы и методы

Исследование выполнено на основе полевых материалов, которые были собраны авторами в Кочкуровском районе Республики Мордовия во время лингвистических экспедиций 2021, 2023, 2024 гг. Диалектные источники отражают морфологическое варьирование языковых явлений исследуемых говоров. Сбор материала проводился на основе программы-вопросника¹⁹. Кроме того, были привлечены материалы словарного кабинета филологического факультета Мордовского государственного университета им. Н. П. Огарёва. Основными методами исследования явились описательный, структурный и сравнительный, использование которых позволило выявить варьирование лично-притяжательных суффиксов, рассмотреть особенности падежных парадигм, сравнить аналитические способы выражения посессивных отношений в говорах исследуемого диалектного ландшафта, определить дифференцию и закономерности развития этих говоров в современных условиях.

Результаты исследования и их обсуждение

Типологической особенностью грамматики финно-угорских языков является категория посессивности. В мордовских языках она представляет собой сложную систему. В эрзянском и мокшанском кодифицированных языках древняя система посессивных суффиксов довольно полно сохранилась до настоящего времени, особенно хорошо она представлена в мордовских диалектах и говорах. А. П. Феоктистов утверждает, что «сплочение мокшанских и эрзянских говоров в диалекты известных типов завершилось еще до XVIII в.»²⁰. В течение последующих столетий под влиянием экстралингвистических факторов в изучаемых говорах происходит смешение языковых явлений как двух близкородственных, так и разноструктурных языков.

Анализ принадлежностных отношений мордовских языков демонстрирует сложность объекта исследования, охватывающего территории анализируемого лингвистического пространства. Для изучения диалектного материала нами сравнивается полевой материал говоров с. Качелай, Кочкурово, Мордовское Давыдово Кочкуровского района Республики Мордовия. В лингвистическом ландшафте исследуемого ареала способы выражения посессивных отношений очень своеобразны. Нами рассматриваются морфологический и четыре морфолого-синтаксических способа выражения притяжательных отношений.

Основным считается морфологический способ, с помощью которого в одной словоформе с посессивным суффиксом выражается лицо и число обладателя и обладаемого. Во всех четырех сериях (табл. 1‒3) единственное и множественное число обладателей и обладаемых противопоставляется друг другу в трех лицах.

В говорах с. Качелай и Кочкурово диалектный суффикс I серии ряда монь ‘мой’ -m совпадает с литературным эквивалентом эрзянского языка. В говоре с. Мордовское Давыдово вместо него функционирует суффикс -źe, характерный для мокшанского языка. Эти же суффиксы в анализируемых говорах выступают во II серии ряда монь ‘мои’. Сравните: Кчк. kudu-m, Кчл. kudi͔-m, МДвд. kudǝ-z’е ‘мой дом’ и ‘мои дома’; Кчк. и Кчл. p’ir’i-m, МДвд. p’ir’ǝ-z’е ‘мой огород’ и ‘мои огороды’; Кчк. k’el’e-m, Кчл. k’el’i-m, МДвд.  k’el’-ǝ-z’е ‘мой язык’ и ‘мои языки’.

 

Таблица 1. I серия ‘Один обладатель и одно обладаемое’

Table 1. Series I ‘One Possessor and One Possessed’

 

	Кчк. / Kchk.	Кчл. / Kchl.	МДвд. / MDvd.	э. л. / E. l.	м. л. / M. l.	Перевод / Translation
1-е л. / 1 p.	-m val-i͔-m pango-m s’äl’m’i-m	-m (-s’) val-i͔-m pangi͔-m s’el’m’i-m	-źe val-ǝ-z’e pangǝ-z’e s’el’mǝ- z’e	-м валом пангом сельмем	-зе валозе пангозе сельмозе	мое слово мой гриб мой глаз
2-е л. / 2 p.	-t val-i͔-t pango-t s’äl’m’i-t	-t val-i͔-t pangi͔-t s’el’m’i-t	-c’e val-ǝ-c’e pangǝ-c’e s’el’mǝ-c’e	-т валот пангот сельметь	-це валоце пангозе сельмоце	твое слово твой гриб твой глаз
3-е л. / 3 p.	-zâ val-i͔-zâ pango-zâ s’äl’m’i-zâ	-zâ val-i͔-zâ pangi͔-zâ s’el’m’i-zâ	-c val-ǝ-c pangǝ-c s’el’mǝ-c	-зо валозо пангозо сельмезэ	-ц валоц пангоц сельмоц	его слово его гриб его глаз

 

 

Примечание: здесь и далее в таблицах: Кчк. – говор с. Кочкурово; Кчл. – говор с. Качелай; МДвд. – говор с. Мордовское Давыдово Кочкуровского района Республики Мордовия; э. л. – эрзянский литературный язык; м. л. – мокшанский литературный язык.

Note: here and further in the tables: Kchk. is a dialect of the village of Kochkurovo, Kchl. is a dialect of the village of Kachelay; MDvd. is a dialect of the village of Mordovskoye Davydovo, Kochkurovsky District, Republic of Mordovia; е. l. is the Erzya literary language; m. l. is the Moksha literary language.

Источник: здесь и далее в статье все таблицы составлены авторами.

Source: here and further in the article, all tables are compiled by the authors.

 

Таблица 2. II серия ‘Один обладатель и много обладаемых’

Table 2. Series II ‘One Possessor and Many Possessed’

 

	Кчк. / Kchk.	Кчл. / Kchl.	МДвд. / MDvd.	э. л. / E. l.	м. л. / M. l.	Перевод / Translation
1-е л. / 1 p.	-0 (-m) val’-i͔-m pangi͔-m s’äl’m’i-m	-m val’-i͔-m pangi͔-m s’el’m’i-m	-źe val-ǝ-z’e pangǝ-z’e s’el’mǝ-z’e	-н валон пангон сельмень	-не валне пангоне сельмоне	мои слова мои грибы мои глаза
2-е л. / 2 p.	-0 (-t) val-i͔-t pango-t s’äl’m’i-m	-t val-i͔-t pangi͔-t s’el’m’i-m	-c’e val-ǝ-c’e pangǝ-c’e s’el’m’ǝ-c’e	-т валот пангот сельметь	-тне/-не валхне панкне сельмотне	твои слова твои грибы твои глаза
3-е л. / 3 p.	-ndzâ val-i͔-ndzâ pango-ndzâ s’äl’m’i-ndzâ	-ndzâ val-i͔-ndzâ pangi͔-ndzâ s’el’m’i-ndzâ	-nze͔ val-ǝ-nze͔ pangǝ-nze͔ s’el’mǝ-nze͔	-нзо/-нзэ валонзо пангонзо сельмензэ	-нза валонза пангонза сельмонза	его слова его грибы его глаза

 

 

Таблица 3. III серия ‘Много обладателей и одно обладаемое’ / IV серия ‘Много обладателей и много обладаемых’

Table 3. Series III ‘Many Possessors and One Possessed’ / Series IV ‘Many Possessors and Many Possessed’

 

	Кчк. / Kchk.	Кчл. / Kchl.	МДвд. / MDvd.	э. л. / E. l.	м. л. / M. l.	Перевод / Translation
1-е л. / 1 p.	-nok /-nuk/-ni͔k /-nęk val-i͔-ni͔k pango-nok s’äl’m’i-ni͔k	-ni͔k val-i͔-ni͔k pangi͔-ni͔k s’el’m’i-ni͔k	-n’i͔k’e val-ǝ-n’ik’e pangǝ-n’ik’e s’el’mǝ-n’ik’e	-нок/-нек валонок пангонок сельменек	-ньке валоньке пангоньке сельмоньке	наше слово / наши слова наш гриб / наши грибы наш глаз / наши глаза
2-е л. / 2 p.	-nk val-i͔-nk pango-nk s’äl’m’i-nk	-nk val-i͔-nk pangi͔-nk s’el’m’i-nk	-nk val-ǝ-nk pangǝ-nk s’el’mǝ-nk	-нк валонк пангонк сельменк	-нте валонте пангонте сельмонте	ваше слово / ваши слова ваш гриб / ваши грибы ваш глаз / ваши глаза
3-е л. / 3 p.	-st val-i͔-st pango-st s’äl’m’i-st	-st val-i͔-st pangi͔-st s’el’m’i-st	-sne͔ val-ǝ-sne͔ pangǝ-sne͔ s’el’m’e-sne͔	-ст валост пангост сельмест	-сна валсна панксна сельмосна	их слово / их слова их гриб / их грибы их глаз / их глаза

 

 

Особенностью говоров с. Качелай и Кочкурово вместо эрзянского литературного посессивного суффикса -t/-t’ для ряда тонь ‘твой’ I и II серий выступает всегда твердый вариант -t: Кчк. s’äl’m’i-t, Кчл. s’el’m’i-t ‘твой глаз’, ‘твои глаза’; Кчк., Кчл.  p’ir’i-t ‘твой огород’, ‘твои огороды’. В говоре с. Мордовское Давыдово для ряда тонь ‘твой’, ‘твои’ для I и II серий морфологическим маркером является суффикс -c’e, характерный для I серии мокшанского литературного языка, во II же серии здесь используется суффикс -(т)не. Сравните: МДвд. s’el’m’ǝ-c’e – м.  л. сельмоце ‘твой глаз’, сельмотне ‘твои глаза’; МДвд. k’el’-c’e – м. л. кяльце ‘твой язык’, кяльхне ‘твои языки’. Следовательно, морфологический маркер ряда тонь ‘твой’, ‘твои’ говора с.  Мордовское Давыдово отличается как от эрзянского, так и мокшанского суффиксов.

Дифференция I и II серий ряда тонь ‘твой’, ‘твои’ в эрзянском диалектном ареале зафиксирована в большеигнатовских говорах Республики Мордовия²¹, присурских говорах Чувашской Республики, говорах Нижегородской области²², эрзянских говорах Новомалыклинского района Ульяновской области [1].

В I серии ряда сонзэ ‘его’ в говорах с. Качелай и Кочкурово морфологическим показателем принадлежности является суффикс -zâ, сравните: Кчл. olgi͔-zâ, Кчк. olgo-zâ  ‒ э.  л.  олгозо ‘его солома’; Кчк. s’äl’m’i-zâ, Кчл. s’el’m’i-zâ ‒ э. л. сельмезэ ‘его глаз’. Маркер притяжательности -zâ совпадает с соответствующим суффиксом эрзянского кодифицированного языка. В этих говорах различие наблюдается только в конечном элементе суффикса – в â-образном редуцированном гласном. Все три исследуемых говора относятся к редуцированному типу, однако редукция в каждом из анализируемых говоров проявляется неоднозначно. 

В отличие от эрзянской словоформы сонзэ ‘его’, в говоре с. Мордовское Давыдово, как и в мокшанском языке, личное местоимение 3-го лица единственного числа в генитиве имеет форму сонь ‘его’.  В этом говоре наличествует посессивный суффикс -c, совпадающий с эквивалентом -ц мокшанского языка. Сравните: МДвд. k’el’-ǝ-c – м. л. кялец ‘его язык’, МДвд. kudǝ-c – м. л. кудоц ‘его дом’, МДвд. s’el’mǝ-c – м. л. селььмоц ‘его глаз’.

В анализируемых говорах во II серии лично-притяжательный суффикс 3-го лица множественного числа -ndzâ, характерный для говоров с. Качелай и Кочкурово, и -nze͔, фиксируемый в говоре с Мордовское Давыдово, отличаются от I серии показателем множества обладаемых -n. Во всех трех исследуемых говорах рассматриваемый суффикс различается огласовкой конечной гласной: Кчл., Кчк. p’ir’i-ndzâ, МДвд. p’ir’ǝ-nze͔ ‒ э. л. пирензэ ‘его огороды’; Кчл., Кчк. val-i͔-ndzâ, МДвд. val-ǝ-nze͔ ‒ э. л. валонзо ‘его слова’. Следует отметить, что в говорах с. Качелай и Кочкурово в этих словоформах между двумя звонкими согласными проходят позиционные комбинаторные фонетические изменения, или морфонологический процесс необязательной аффрикатизации, вследствие чего в этом суффиксе возникает согласный -d, который в данном случае не несет никакой смысловой нагрузки.

В III и IV сериях ряда минек ‘наш’, ‘наши’ в говоре с. Качелай морфологическим показателем принадлежности является суффикс -ni͔k: val-i͔-ni͔k ‘наше слово’, ‘наши слова’; pangi͔-ni͔k ‘наш гриб’, ‘наши грибы’; s’el’m’i-ni͔k ‘наш глаз’, ‘наши глаза’; olgi͔-ni͔k ‘наша солома (ед. и мн. ч.)’; sur-i͔-ni͔k ‘наш палец’, ‘наши пальцы’. В говоре с. Кочкурово эквивалентами суффикса данного ряда выступают четыре варианта, употребление которых связано с гласными первого слога слова: ošo-nok ‘наш город’, ‘наши города’; kudu-nuk ‘наш дом’, ‘наши дома’; k’el’e-ne͔k ‘наш язык’, ‘наши языки’; p’ir’i-ni͔k ‘наш огород’, ‘наши огороды’; val’ma-ni͔k ‘наше окно’, ‘наши окна’; s’äl’m’i-ni͔k ‘наш глаз’, ‘наши глаза’. Эти морфологические маркеры характерны для эрзянского языка. По мнению Б. А. Серебренникова, суффикс -nYk восходит к архетипному суффиксу *-nmYk²³. В говоре с. Мордовское Давыдово в ряде минь ‘наш’, ‘наши’ зафиксирован суффикс -n’ik’е, отличающийся от соответствующих эквивалентов говоров с. Качелай и Кочкурово наличием конечной гласной, характерной для суффикса 1-го лица мокшанского языка -ньке. Однако и здесь есть отличие – гласная -i между согласными -n (показатель 1-го лица и множественного числа обладаемых) и -k (показатель множественного числа обладателей). Сравните: МДвд. k’el’-ǝ-n’ik’е – м. л. кяленьке ‘наш язык’, ‘наши языки’; МДвд. p’ir’e-n’ik’е – м. л. переньке ‘наш огород’, ‘наши огороды’; МДвд. sur-ǝ-n’ik’е – м. л. суроньке ‘наш палец’, ‘наши пальцы’; МДвд. kudǝ-n’ik’е – м. л. кудоньке ‘наш дом’, ‘наши дома’; МДвд. val-ǝ-n’ik’е – м. л. валоньке ‘наше слово’, ‘наши слова’. Б. А. Серебренников считает, что мокшанский суффикс -n’kä представляет собой более позднее образование, возникшее под влиянием суффикса -zä 1-го лица ряда монь ‘мой’²⁴.

В говоре с. Качелай, Кочкурово и Мордовское Давыдово для ряда тынь ‘ваш’, ‘ваши’ функционирует суффикс -nk, идентичный суффиксу эрзянского языка. Сравните: Кчл. kudi͔-nk, Кчк. kudu-nk, МДвд. kudǝ-nk ‒ э. л. кудонк ‘ваш дом’, ‘ваши дома’; Кчл. oš-i͔-nk, Кчк. oš-o-nk, МДвд. oš-ǝ-nk ‘ваш город’, ‘ваши города’; Кчл., Кчк. p’ir’i-nk, МДвд. p’ir’ǝ-nk ‒ э. л. пиренк ‘ваш огород’, ‘ваши огороды’.

В III и IV сериях ряда сынст ‘их’ в говорах с. Качелай и Кочкурово, как и в эрзянском литературном языке, наличествует лично-притяжательный суффикс -st: Кчл., Кчк. p’ir’i-st ‒ э. л. пирест ‘их огород’, ‘их огороды’; Кчл. kudi͔-st, Кчк. kudu-st ‒ э. л. кудост ‘их дом’, ‘их дома’; Кчл. s’el’m’i-st, Кчк. s’äl’m’i-st ‒ э. л. сельмест ‘наш глаз’, ‘наши глаза’. В говоре с. Мордовское Давыдово в ряде сынь ‘их’ морфологическим маркером посессивности является суффикс мокшанского языка -sne͔: k’el’-ǝ-sne͔  ‒ м.  л. кяльсна ‘их язык’, ‘их языки’; val-ǝ-sne͔ – м. л. валсна ‘их слово’, ‘их слова’.

Как следует из приведенного материала, в рассматриваемых эрзянских говорах Присурья зачастую происходит смешение морфологических маркеров посессивности двух близкородственных языков. В данном лингвистическом ландшафте влияние мокшанского языка проявляется в редукции гласных непервого слога слова, которая четко прослеживается в лично-притяжательных суффиксах. Наш диалектный материал позволяет утверждать, что на каждый из анализируемых говоров влияние мокшанского языка было различно. Система посессивных суффиксов говоров с. Качелай и Кочкурово в основном совпадает с эрзянской системой, тогда как лично-притяжательные суффиксы говора с. Мордовское Давыдово близки мокшанским эквивалентам. Доминирование мокшанских элементов в говоре с. Мордовское Давыдово связано с историческим заселением этих мест эрзянами, пришедшими на место проживания мокшан²⁵. На факт того, что здесь изначально проживала мокша, указывали в своих работах также М. Е. Евсевьев, Н. Ф. Мокшин²⁶.

Словоизменение имен существительных с посессивными суффиксами говоров с. Качелай и Кочкурово совпадают в основном с соответствующими парадигмами эрзянского языка, тогда как падежные парадигмы говора с. Мордовское Давыдово близки формам мокшанского языка. Это наглядно видно из таблиц 4, 5 и 6.

Сравнительный анализ полевого материала, который частично представлен в парадигмах склонений, отражает особенности каждого из анализируемых говоров. В них, как и в литературных языках, отсутствуют синтетические падежные формы генитива-аккузатива и датива в рядах монь ‘мой’, тонь ‘твой’, минек ‘наш’, тынк ‘ваш’, сынст ‘их’. Тогда как в ряде сонзэ/сонь ‘его’ есть все падежные формы с лично-притяжательными суффиксами (табл. 6). Наличие генитива-аккузатива и датива зафиксировано только у имен существительных с семантикой родства для рядов монь ‘мой’, тонь ‘твой’, сонзэ ‘его’ (табл. 7).

Таблица 4. Ряд монь ‘мой, мои’

Table 4. The row mon ‘my’

 

Падеж / Case	Кчк. / Kchk.	Кчл. / Kchl.	МДвд. / MDvd.	Перевод / Translation
Номинатив / Nominative	ava-m sur-i͔-m	ava-m sur-u-m	ava-z’e sur-ǝ-z’e	моя мама мой палец
Генитив-аккузатив / Genitive-accusative	ava-n’	ava-n’	ava-z’e-n’	моей мамы
Датив / Dative	ava-n’in’	ava-n’in’	ava-z’-n’ǝ	моей маме
Аблатив / Ablative	ava-di͔-m sur-di͔-m	ava-di͔-m sur-du-m	ava-dǝ-n sur-dǝ-n	о моей маме о моем пальце
Инессив / Inessive	avan’ e͔jsâ sur-ci͔-m	avan’ äjsâ sur-cu-m	ava-sǝ-n  sur-cǝ-n	на/в моей маме на/в моем пальце
Элатив / Elative	avan’ e͔jstâ sur-cte͔-m	avan’ äjstâ sur-ctu-m	ava-stǝ-n  sur-ctǝ-n	от моей мамы от моего пальца
Иллатив / Illative	avan’ e͔js sur-i͔-z-i͔-m	avan’ äjs sur-u-z-u-m	ava-z-ǝ-n sur-ǝ-z-ǝ-n	на мою маму в мой палец
Пролатив / Prolative	avan’ e͔zga suri͔m e͔zga	avan’ äzga surum äzga	ava-va-n sur-ga-n	по моей маме по моему пальцу
Компаратив / Comparative	avan’ e͔ška sur-ška-m	ava-ška-m / avan’ äjškâ sur-ška-m / surum äjškâ	ava-ška-n sur-ška-n	с мою маму с мой палец
Абессив / Abessive	ava-fti͔mi͔-m / ava-di͔-m baška sur-tumu-m / sur-di͔-m baška	ava-fti͔mi͔-m / ava-di͔-m baška sur-tumu-m / sur-du-m baška	ava-ftǝmǝ-n sur-tǝmǝ-n	без моей мамы без моего пальца

 

 

Таблица 5. Ряд тонь ‘твой’

Table 5. The row ton ‘your’

Падеж / Case	Кчк. / Kchk.	Кчл. / Kchl.	МДвд. / MDvd.	Перевод / Translation
Номинатив / Nominative	ava-t sur-i͔-t	ava-t sur-u-t	ava-c’e sur-c’e	твоя мама твой палец
Генитив-аккузатив / Genitive-accusative	ava-t’	ava-t’	ava-с’e-n’	твоей мамы
Датив / Dative	ava-t’-in’	ava-t’-in’	ava-с’e-n’d’i	твоей маме
Аблатив / Ablative	ava-di͔-t sur-di͔-t	ava-di͔-t sur-du-t	ava-dǝ-t sur-dǝ-t	о твоей маме о твоем пальце
Инессив / Inessive	ava-si͔-t / avat’ e͔jsâ sur-ci͔-t / suri͔t e͔jsâ	ava-si͔-t / avat’ äjsâ sur-cu-t / surut äjsâ	ava-sǝ-t / avat’e͔sǝ sur-cǝ-t / sur’t’ e͔sǝ	в твоей маме в твоем пальце
Элатив / Elative	ava-sti͔t / avat’ e͔jstâ sur-cti͔-t / suri͔t e͔jstâ	ava-sti͔-t / avat’ äjstâ sur-ctu-t / surut äjstâ	ava-stǝ-t / avat’ e͔stǝ sur-ctǝ-t / sur’t’ e͔stǝ	от твоей мамы от твоего пальца
Иллатив / Illative	ava-z-i͔-t / avat’ ejs sur-i͔-z-i͔-t / suri͔t e͔js	ava-z-i͔-t / avat’ äjs sur-u-z-u-t / surut äjs	ava-z-ǝ-t / avat’ e͔s sur-ǝ-z-ǝ-t / sur’t’ e͔s	на/в твою маму   на/в твой палец
Пролатив / Prolative	ava-t’ e͔zga suri͔t e͔zga	avat’ äzga surut äzga	ava-va-t / avat’ e͔zga sur-ga-t / sur’t’ e͔zga	по твоей маме по твоему пальцу
Компаратив / Comparative	ava-ška-t / avat’ e͔jškâ sur-ška-t / suri͔t e͔jškâ	ava-ška-t / avat’ äjškâ sur-ška-t / surut äjškâ	ava-ška-t / avat’ e͔škâ sur-ška-t / sur’t’ e͔škâ	с твою маму с твой палец
Абессив / Abessive	ava-fti͔mi͔-t / avadi͔t baška sur-tumu-t / surdi͔t baška	ava-fti͔mi͔-t / avadi͔t baška sur-tumu-t / surdut baška	ava-ftǝmǝ-t / avadǝt’ baška sur-tǝmǝ-t / surdǝt’ baška	без твоей мамы без твоего пальца

 

 

Таблица 6. Ряд сонзэ/сонь ‘его’

Table 6. The row sonze/son’ ‘his’

Падеж / Case	Кчк. / Kchk.	Кчл. / Kchl.	МДвд. / MDvd.	Перевод / Translation
Номинатив / Nominative	ava-zâ sur-i͔-zâ	ava-zâ sur-u-zâ	ava-c sur-ǝ-c	его мама его палец
Генитив-аккузатив / Genitive-accusative	ava-n-dzâ sur-i͔-n-dzâ	ava-n-dzâ sur-u-n-dzâ	ava-n-с sur-ǝ-n-с	его мамы / его маму его пальца / его палец
Датив / Dative	ava-nct-i͔n’ sur-i͔-nct-i͔n’	ava-nct-i͔n’ sur-u-nct-i͔n’	ava-n-ctǝ sur-ǝ-n-ctǝ	его маме его пальцу
Аблатив / Ablative	ava-di͔-ndzâ sur-di͔-ndzâ	ava-di͔-ndzâ sur-du-ndzâ	ava-dǝ-ndzǝ sur-dǝ-ndzǝ	о его маме о его пальце
Инессив / Inessive	ava-si͔-ndzâ / avanzi͔ e͔jsâ sur-ci͔-ndzâ / suri͔nzi͔ e͔jsâ	ava-si͔-ndzâ / avandzâ äjsâ sur-cu-ndzâ / surundzâ äjsâ	ava-sǝ-ndzǝ / avandzǝ e͔sǝ sur-cǝ-ndzǝ / surǝndzǝ e͔sǝ	в его маме в его пальце
Элатив / Elative	ava-sti͔-ndzâ / avanzi͔ e͔jstâ sur-cti͔--ndzâ / suri͔nzi͔ e͔jstâ	ava-sti͔-ndzâ / avandzâ äjstâ sur-ctu-ndzâ / surundzâ äjstâ	ava-stǝ-ndzǝ / avandzǝ e͔stǝ sur-ctǝ-ndzǝ / surǝndzǝ e͔stǝ	от его мамы от его пальца
Иллатив / Illative	ava-z-i͔-ndzâ / avanzi͔ ejs sur-i͔-z-i͔-ndzâ / suri͔nzi͔ e͔js	ava-z-i͔-ndzâ / avandzâ äjs sur-u-z-u-ndzâ / surundzâ äjs	ava-z-ǝ-ndzǝ / avandzǝ e͔s sur-ǝ-z-ǝ-ndzǝ / surǝndzǝ e͔s	на/в его маму на/в его палец
Пролатив / Prolative	ava-ndzâ e͔zga suri͔-ndzâ e͔zga	avat’ äzga surut äzga	ava-va-ndzǝ / avandzǝ e͔zga sur-ga-ndzǝ / surǝndzǝ e͔zga	по его маме по его пальцу
Компаратив / Comparative	ava-ška-ndzâ / avanzi͔ e͔jškâ sur-ška-nzi͔ / suri͔nzi͔ e͔jškâ	ava-ška-ndzâ / avandzâ äjškâ sur-ška-ndzâ / surundzâ äjškâ	ava-ška-ndzǝ / avandzǝ e͔škâ sur-ška-ndzǝ / surǝndzǝ e͔škâ	с его маму с его палец
Абессив / Abessive	ava-fti͔mi͔-ndzâ / avadi͔ndzâ baška sur-ti͔mi͔-ndzâ / surdi͔ndzâ baška	ava-fti͔mi͔-ndzâ / avadi͔ndzâ baška sur-tumu-ndzâ / surdundzâ baška	ava-ftǝmǝ-ndzǝ / avadǝndzǝ baška sur-tǝmǝ-ndzǝ / surdǝndzǝ baška	без его мамы без его пальца

               

 

Таблица 7. Падежные формы генитива-аккузатива и датива

Table 7. Case forms of the genitive-accusative and dative

 

Ряд / The row	Падежи / Cases	Кчл., Кчк. / Kchk., Kchl.	МДвд. / MDvd.	Перевод / Translation
монь‘мой’ / mon’ ‘my’	Ген.-акк. / Gen.-acc.	pat’ä-n	pat’ǝ-z’e-n’	моей старшей сестры / мою старшую сестру
	Дат. / Dat.	pat’ä-n’-in’	pat’a-z’-n’e	моей старшей сестре
тонь‘твой’ / ton’ ‘your’	Ген.-акк. / Gen.-acc.	pat’ä-t’	pat’a-с’e-n’	твоей старшей сестры
	Дат. / Dat.	pat’ä-t’-in’	pat’a-с’e-n’d’i	твоей старшей сестре
сонзэ/сонь ‘его’ / sonze / son’ ‘his’	Ген.-акк. / Gen.-acc.	pat’a-n-dzâ	pat’a-n-с	его старшей сестры
	Дат. / Dat.	pat’a-n-c-ti͔n’	pat’a-n-c-tǝ	его старшей сестре

 

 

Данные таблицы 7 свидетельствуют, что эти падежи функционируют во всех сравниваемых говорах. В говорах с. Качелай и Кочкурово падежные формы генитива-аккузатива и датива совпадают с эквивалентами эрзянского языка, тогда как в говоре с.  Мордовское Давыдово они близки с падежными формами мокшанского языка. Сравните: в дативе падежный суффикс ряда монь в Кчл., Кчк. pat’a-nct-i͔n’, МДвд. pat’a-z’-n’ǝ ‒ э.  л. патянень, м. л. аказенди ‘моей старшей сестре’; ряда тонь Кчл., Кчк. m’ir’d’i-t’-in’, МДвд. m’ir’d’e-с’e-n’d’i ‒ э. л. мирдетень, м. л. мирдеценди ‘твоему мужу’; ряда сонзэ/сонь Кчл., Кчк. žaba-nct-i͔n’, МДвд. žaba-n-ctǝ ‒ э. л. эйкакшонстэнь, м. л. шабанцты ‘его ребенку’.

В данном лингвистическом ландшафте широко употребительны аналитические конструкции, что следует из данных выше парадигм склонений (табл. 4‒6). В анализируемых говорах, кроме морфологического способа передачи посессивных отношений, имеется четыре морфолого-синтаксических способа, которые зачастую вытесняют синтетические формы таких падежей, как аблатив, инессив, элатив, иллатив, пролатив, компаратив, абессив.

К аналитическим конструкциям следует отнести следующие морфолого-синтаксические способы выражения притяжательных отношений:

1) личное местоимение в генитиве + имя существительное с посессивным суффиксом. Например: Кчл. Mon’ p’ir’im pokš, t’ikšâ poc vajäs’ – a k’en’ir’an v’ez’d’e ‘У меня огород большой, зарос травой – не успеваю везде’; Ton’ pari͔ vali͔t s’ed’ijizi͔m packi͔c’t’ ‘Твои хорошие слова до моего сердца дошли’; Sondzi͔ avazâ tus’ v’ir’uv panks ‘Его мама в лес пошла за грибами’; Кчк. Ton’ m’ir’d’ift’im’it t’e t’äv’is’ a t’äjiv’ä ‘Без твоего мужа это дело не сделать’; Sondzâ abandzâ par’c’t’ä tonafn’is’t’ ‘Его дети хорошо учились’; МДвд. T’ed’e mon’ m’el’ez’e mol’с’, koda сapamǝ kšuman’d’ǝ ‘Это надоело мне, как горькая редька’; Mon’ vajg’el’ez’e e͔сk’e ‘У меня голос грубый’; Son’ p’itn’ec сavǝ pargǝ ‘Цена ему – пустое лукошко’; Son’ t’et’ac si͔r’ec’, no fs’o robǝtaj ‘Его отец постарел, но все работает’; 

2) личное местоимение в генитиве + имя существительное с морфемой определенности. Например: Кчл. Mon’ kudi͔s’ taštâ, no l’embä ‘Мой дом (этот) старый, но теплый’; M’in’ik c’orat’n’ä v’ir’ k’er’it’, kalt kundi͔t’, pank kan’it’ ‘Наши мужчины (эти) рубят лес, ловят рыбу, собирают (букв. носят) грибы’; Кчк. Ton’ v’iška sazi͔ri͔s’ s’eh mazi͔j jutkstunk ‘Твоя младшая сестра (эта) из вас самая красивая’; Si͔nst v’äl’is’ pari͔ tarkasâ ašt’ä ‘Их село (это) находится в хорошем месте’; МДвд. Mon’ udomas’ sas’ – m’ez’e but’i staka ‘Спать захотелось (букв. мой сон пришел) – почему-то тяжело (стало)’; Son’ t’ej^ht’er’s’ e͔r’e alǝ ul’c’asǝ ‘Его дочь (эта) живет на нижней улице’; M’in’ skalc’ af lamǝ lovcǝ makci͔j ‘Наша корова (эта) мало молока дает’;

3) местоимение эсь ‘свой’ с именем существительным с посессивным суффиксом. Например: Кчл. Kadi͔k es’indzâ žabandzâ m’el’ga vanä, a mon’it’n’in’ – a m’es’t’ kortafti͔ms ‘Пусть смотрит за своими детьми, а моих – нечего осуждать’; Кчк. Koda son äs’ lomanindzâ man’asâ ‘Как он своего человека обманет?’; МДвд. Es’ t’ikše͔sne͔ p’ejel’masǝ l’ed’ij^ht’ ‘Свое сено они косой косят’;

4) имя существительное в аблативе с соответствующим посессивным суффиксом + послелог башка. Например: Кчл. Parâ valdi͔t baška m’ez’ijak p’el’d’et a e͔r’av’â ‘Кроме хороших слов мне от тебя ничего не нужно’; Кчк. Avadi͔di͔ni͔k baška t’e t’äv’in’t’ k’ijak a t’äjsâ ‘Кроме нашей матери это дело никто не может сделать’. В анализируемых эрзянских говорах для большей актуализации имен существительных в аблативе возможно двойное употребление аблативного суффикса: Кчл. Son m’ez’ijak a sodâ morododondzâ baška ‘Он ничего не знает, кроме своих песен’; Кчк. C’oradi͔di͔t baška t’e alašäs’ k’in’in’d’ak a k’il’d’iv’ä ‘Без твоего сына эту лошадь никто не запряжет’.

Опираясь на собранный нами диалектный материал, видим, что особую роль в выражении посессивных отношений занимают аналитические конструкции, зачастую они вытесняют синтетические формы. В современных условиях аналитические конструкции отражают пути развития эрзянского диалектного языка.

Заключение

В ходе исследования в сравнительном плане рассмотрена грамматическая категория посессивности в эрзянских говорах с. Качелай, Кочкурово, Мордовское Давыдово Кочкуровского района Республики Мордовия. В рассматриваемом диалектном ареале посессивные отношения с грамматической точки зрения могут выражаться морфологическим и четырьмя морфолого-синтаксическими способами.

Основным способом выражения посессивности являются лично-притяжательные суффиксы, предназначенные для обозначения принадлежности предмета определенному лицу единственного и множественного числа. В говорах с. Качелай, Кочкурово, Мордовское Давыдово Кочкуровского района Республики Мордовия для передачи лично-притяжательных отношений функционируют все четыре серии посессивных суффиксов.

Сравнительный анализ полевого материала говоров показал: система лично-притяжательных суффиксов указанного ареала в одних говорах соответствует эрзянскому языку, в других – близка системе мокшанского языка. Несмотря на это, был выявлен ряд отличительных черт, свойственных только данному лингвистическому ландшафту. 

В говорах с. Качелай и Кочкурово в ряде монь ‘мой’ для I и II серий морфологическим показателем лица является лично-притяжательный суффикс -m, сравните: Кчл. – sudi͔-m, Кчк. – sudu-m, э. л. судом ‘мой нос’ и судон ‘мои носы’. В говоре с. Мордовское Давыдово соответствующим эквивалентом этих серий является морфологический маркер -z’e: sudǝ-z’e, наличествующий в мокшанском языке. 

В исследуемых говорах с. Качелай и Кочкурово в первых двух сериях ряда тонь ‘твой’ зафиксирован морфологический маркер -t (без мягкого варианта -t’): Кчл. – s’ejil’-i-t, Кчк. – s’äjil’-i-t ‘твой еж’, ‘твои ежи’. В говоре с. Мордовское Давыдово вместо показателя -t выступает суффикс -c’e: s’ejil’-c’e. Необходимо отметить, что в мокшанском литературном языке для ряда тонь ‘твои’, ‘твои’ II серии используется морфологический маркер -(т)не, тогда так как в говоре с. Мордовское Давыдово суффикс II серии омонимичен суффиксу I серии.

Для I серии ряда сонзэ ‘его’ в говорах с. Качелай и Кочкурово морфологическим показателем является лично-притяжательный суффикс -zâ, тогда как в говоре с. Мордовское Давыдово -c. Сравните: Кчл. v’el’i-zâ’, Кчк. v’äl’i-zâ, МДвд. v’el’i-c, ‘его село’. Морфологический маркер притяжательности -zâ характерен эрзянскому языку (различие наблюдается только в конечном редуцированном гласном), посессивный суффикс -c совпадает с мокшанским эквивалентом. Во II серии лично-притяжательный суффикс 3-го лица множественного числа в анализируемых говорах отличаются от I серии показателем множественности обладаемых -n: Кчл. v’el’i-ndzâ, Кчк. v’äl’i-ndzâ, МДвд. v’el’e-ndzǝ ‘его села’.

Отличительной чертой данных говоров в III и IV сериях ряда минек ‘наш’, ‘наши’ является то, что морфологическими маркерами принадлежности выступают  в говоре с. Качелай суффикс -ni͔k (t’ev-i͔-ni͔k); в говоре с. Кочкурово его эквивалентами являются морфологические показатели -ni͔k/ne͔k/-nuk/-nok (t’ev’-e-ne͔k); в говоре с. Мордовское Давыдово наличествует посессивный суффикс -n’ik’е, отличный как от эрзянского, так и мокшанского лично-притяжательных суффиксов (t’ev’-ǝ-n’ik’е ‘наше дело’, ‘наши дела’). В этом же говоре в ряде сынь ‘их’ функционирует морфологический маркер -sne͔, совпадающий с соответствующим эквивалентом мокшанского языка: МДвд. k’el’-ǝ-sne͔ – м. л. кяльсна ‘их язык’, ‘их языки’.

Варьирование лично-притяжательных суффиксов в анализируемых говорах Кочкуровского района связано с диалектной неоднородностью заселения этих мест. Лингвистический ландшафт исследуемого ареала исторически находится в районе соприкосновения эрзян и мокшан. В настоящее время в этих говорах прослеживаются диалектные явления того и другого языка. В говорах с. Качелай и Кочкурово превалируют языковые особенности эрзянского языка, в говоре с. Мордовское Давыдово  – мокшанского языка.

В данном лингвистическом ландшафте посессивные отношения могут выражаться морфолого-синтаксическими способами. Посессивные конструкции выступают в следующих вариантах: личное местоимение в генитиве + имя существительное с посессивным суффиксом; личное местоимение в генитиве + имя существительное с морфемой определенности; местоимение эсь ‘свой’ с именем существительным с посессивным суффиксом; имя существительное в аблативе с соответствующим посессивным суффиксом + послелог башка. Сравнительный анализ этих говоров показал, что зачастую аналитические конструкции вытесняют синтетические падежные формы.

Полевой материал эрзянских говоров Кочкуровского района Республики Мордовия показал неоднородность употребления суффиксов посессивности в различных словоформах, их варьирование и функционирование в падежных парадигмах. В данной статье выявлены и описаны особенности морфологического и морфолого-синтаксического способов выражения посессивных отношений исследуемого ареала. Дальнейшее исследование морфологических особенностей разных грамматических категорий этого лингвистического ландшафта позволит существенно расширить знания как с точки зрения синхронии, так и диахронии диалектов мордовских языков.

 

^[1] Цыганкин Д. В. Об одном говоре Присурья бывшего Большеберезниковского района Мордовской АССР // Мордовские языки глазами ученого-лингвиста. Саранск : Красный Октябрь, 2000. С. 40.

^[2] Степанов П. Д. Еще один памятник древней мордвы в долине р. Суры // Записки МНИИ. № 11. Саранск, 1949. С. 57.

 

^[3] Мокшин Н. Ф. Этническая история мордвы XIX – XX века. Саранск : Мордов. кн. изд-во, 1977. С. 158.

 

^[4] Цыганкин Д. В. Шугуровский диалект эрзя-мордовского языка // Очерки мордовских диалектов. Саранск : Мордов. кн. изд-во, 1961. Т. 1. С. 297.

 

^[5] Гераклитов А. А. К вопросу о границе между ‘мокшей’ и ‘эрзей’ в начале XVII в. // Избранное: в 2 ч. / НИИ гуманитар. наук при Правительстве РМ. Саранск, 2011. Ч. 1. С. 137.

 

^[6] Цыганкин Д. В. Шугуровский диалект эрзя-мордовского языка // Очерки мордовских диалектов. Саранск : Мордов. кн. изд-во, 1961. Т. 1. С. 297.

 

^[7] Цыганкин Д. В. Фонетика эрзянских диалектов : учеб. пособие. Саранск : Изд-во Мордов. ун-та, 1979. 112 с.

 

^[8] Цыганов Н. Ф. К вопросу классификации диалектов эрзя-мордовского языка // Совещание по вопросам исторической грамматики и исторической диалектологии финно-угорских языков. Тезисы докладов. М.,  1959. С. 70‒73.

 

^[9] Ермушкин Г. И. Ареальные исследования по восточным финно-угорским языкам (эрзя-мордовский язык). М. : Наука, 1984. 141 с.

 

^[10] Gabelentz H. C. Versuch einer Mordwinischen Grammatik // Zaitschrift für die Kunde des Morgenlandes. Göttingen, 1839. Bd. 2. S. 235–284; 383–418; Ahlquist A. Versuch einer Mokscha-Mordwinischen Grammatik. St. Petersburg : Commissionäre der Kaiserlichen Akademie der Wissenschaften, 1861. 214 р.; Wiedemann F. J. Grammatik Der Ersa-mordwinischen Sprache: Nebst Einem Kleinen Mordwinisch-deutschen Und Deutsch-mordwinischen Wörterbuch. St. Petersburg : Commissionäre der Kaiserlichen Akademie der Wissenschaften, 1865. 261 p.; Paasonen H.  Mordwinische Chrestomathie mit Glossar und grammatikalischem Abriss. Zweite Auflage.

 

^[11] Грамматика мордовских языков. Фонетика. Графика. Орфография. Морфология / под ред. Д. В. Цыганкина. Саранск : Изд-во Мордов. ун-та, 1980. 430 с.; Мокшень кяль. Морфология : вузонь мокшень и финно-угрань отделениянь тонафнихненди учебник. Саранск : Красный Октябрь, 2000. 236 с.; Эрзянь кель. Морфемика, валонь теевема ды морфология : вузонь эрзянь ды финнэнь отделениянь тонавтницятнень туртов. Саранск : Красный Октябрь, 2000. 280 с.

 

^[12] Евсевьев М. Е. Основы мордовской грамматики // Избранные труды. Саранск, 1963. Т. 4. 470 с.; Бубрих  Д.  В. Историческая грамматика эрзянского языка. Саранск : Мордов. кн. изд-во, 1953. 272 с.; Цыганкин Д. В. Грамматические категории имени существительного в диалектах эрзя-мордовского языка (определенности-неопределенности и притяжательности). Саранск : Изд-во Мордов. ун-та, 1978. 64 с.

 

^[13] Феоктистов А. П. Категория притяжательности в мордовских языках. Саранск : Мордов. кн. изд-во, 1963. 184 с.

 

^[14] Серебренников Б. А. Историческая морфология мордовских языков. М. : Наука, 1967. 262 с.

 

^[15] Цыганкин Д. В. Грамматические категории имени существительного в диалектах эрзя-мордовского языка (определенности-неопределенности и притяжательности). Саранск : Изд-во Мордов. ун-та, 1978. 64 с.

 

^[16] Цыганкин Д. В. Шугуровский диалект эрзя-мордовского языка // Очерки мордовских диалектов. Саранск : Мордов. кн. изд-во, 1961. Т. 1. С. 291‒395; Деваев С. З. Средне-вадский диалект мокша-мордовского языка // Очерки мордовских диалектов. Саранск : Мордов. кн. изд-во, 1963. Т. 2. С. 261–432; Надькин Д. Т. Морфология нижнепьянского диалекта эрзя-мордовского языка // Очерки мордовских диалектов. Саранск : Морд. кн. изд-во, 1968. Т. 5. С. 3‒198; Объедкин В. Д. Говор с.а Мордовское Давыдово Кочкуровского района Мордовской АССР. Саранск : Мордов. кн. изд-во, 1963. Т. 2. С. 37‒98.

 

^[17] Агафонова Н. А. Словоизменение существительного и местоимения в смешанных мордовских говорах Куйбышевской области : автореф. дис. … канд. филол. наук. Тарту, 1983. 21 с.; Ермушкин Г. И.  Верхнепьянский диалект эрзя-мордовского языка. М. ; Гамбург, 1991. 202 с.

 

^[18] Ермушкин Г. И. Среднетёшский диалект эрзя-мордовского языка. М. ; Гронинген, 2004. 212 с.

 

^[19] Агафонова Н. А., Рябов И. Н., Рябова Г. В. Программа по сбору диалектного материала эрзянского языка. Саранск : Изд-во Мордов. ун-та, 2018.

 

^[20] Феоктистов А. П. Об исследовании диалектов финно-угорских языков методами полевой и ареальной лингвистики // Научные издания Московского Венгерского колледжа II/1. Актуальные вопросы финно-угроведения и преподавания финно-угорских языков. М. : Валанг, 2002. С. 318‒329.

 

^[21] Давыдов М. М. Больше-Игнатовский диалект эрзя-мордовского языка // Очерки мордовских диалектов. Саранск : Морд. кн. изд-во, 1963. Т. 2. С. 118‒233.

 

^[22] Надькин Д. Т. Морфология нижнепьянского диалекта эрзя-мордовского языка // Очерки мордовских диалектов. Саранск : Морд. кн. изд-во, 1968. Т. 5. С. 3‒198.

 

^[23] Серебренников Б. А. Историческая морфология мордовских языков. М.: Наука, 1967. 262 с.

 

^[24] Серебренников Б. А. Историческая морфология мордовских языков.

 

^[25] Гераклитов А. А. К вопросу о границе между ‘мокшей’ и ‘эрзей’ в начале XVII в. С. 130–137.

 

^[26] Евсевьев М. Е. Мордва Татреспублики // Избранные труды в 5 т. 1966. Т. 5. С.179–196; Мокшин Н. Ф. Этническая история мордвы XIX – XX века. Саранск : Мордов. кн. изд-во, 1977. 280 с.

About the authors

Ivan N. Ryabov

National Research Mordovia State University

Email: ryabov.74@bk.ru
ORCID iD: 0000-0001-6760-4376
SPIN-code: 2034-0552

Cand.Sci. (Philol.), Associate Professor, Dean of the Philological Faculty 

Russian Federation, 68 Bolshevistskaya St., Saransk 430005

Nina A. Agafonova

National Research Mordovia State University

Email: ohanina@rambler.ru
ORCID iD: 0000-0001-8751-2751
SPIN-code: 6385-2918

Cand.Sci. (Philol.),  Associate Professor of the Department of the Mordovian Languages

Russian Federation, 68 Bolshevistskaya St., Saransk 430005

Galina V. Ryabova

National Research Mordovia State University

Author for correspondence.
Email: ryabova.gv@bk.ru
ORCID iD: 0000-0001-9789-9187
SPIN-code: 4616-6660

Cand.Sci. (Philol.),  Associate Professor of the Department of the Mordovian Languages

Russian Federation, 68 Bolshevistskaya St., Saransk 430005

References

Supplementary files