Russian Handwritten Works on the “Immutability of the Destinies of God” (the Plot of “Marco the Rich”)

Full Text

Список сокращений

БАН — Библиотека Российской академии наук (Санкт-Петербург).

ИРЛИ — Институт русской литературы (Пушкинский Дом) Российской академии наук (Санкт-Петербург).

РГБ — Российская государственная библиотека (Москва).

СУС — Сравнительный указатель сюжетов. Восточнославянская сказка / сост. Л. Г. Бараг, И. П. Березовский, К. П. Кабашников, Н. В. Новиков. Л.: Наука, 1979.

ATU — Uther H.-J. The Types of International Folktales: A Classification and Bibliography. 2004. Parts I–III. Helsinki. 2004.

В широко распространенном у многих народов легендарно-сказочном сюжете «Марко Богатый»¹ (ATU 461, 930; СУС 461=930) разрабатывается популярная в мировой словесности тема предопределения человеческой судьбы. Богатому человеку Марко (Онике, безымянному купцу, барину, царю и т. д.) предсказано, что сын нищих родителей женится на его дочери и завладеет всем его имуществом; Марко пытается погубить ребенка и тем самым перехитрить судьбу, но предсказание сбывается, а сам Марко погибает или становится вечным перевозчиком на реке. Известный как в устных, так и литературных вариантах на Востоке и на Западе сюжет еще в эпоху Cредневековья проник на русскую почву, где получил сугубо христианское осмысление, суть которого в том, что невозможно противиться «неизменяемым судьбам Божиим».

Изучение сюжета о Марко Богатом заключалось главным образом в обзоре и сравнении его вариантов в словесности разных народов и попытках определить его генезис и пути миграции. Один из первых российских исследователей сюжета Н. Ф. Сумцов указал на древнейшую его фиксацию в индийской повести VI в., которая «получила популярность на мусульманском Востоке, была даже приурочена к личности Магомета и затем с Востока многими путями пошла в Европу, где получила самостоятельную разработку, в западной Европе — в виде чрезвычайно популярной легенды, в восточной — преимущественно в виде народной сказки» [Сумцов, № 1 (кн. 20): 25]. А. Н. Веселовский рассмотрел русскую сказку о Марко Богатом в ряду европейских и восточных «фаталистических рассказов», восходящих к византийским преданиям об императоре Константине [Веселовский: 96–141]. Г. Н. Потанин исследовал монгольскую и тибетскую легенды в сопоставлении с русской сказкой о Марко [Потанин, 1895, 1899: 466–508].

На материале собственно славянских фольклорных сказок (восточнославянских, в том числе сибирских, и южнославянских) сюжет о Марко Богатом изучала В. С. Кузнецова [Кузнецова, 2016, 2017, 2019a, 2019b]. Она выделила два типа начального эпизода сказки: 1) Марко изгоняет Христа, пришедшего к нему в образе нищего, и затем узнает о своей судьбе; 2) Марко слышит то же предсказание от Христа или от кого-то из небожителей, находясь на ночлеге в чужом доме. Основная часть сюжета также представлена двумя разновидностями: 1) «от судьбы не уйдешь» — ряд попыток Марко извести своего наследника (оставить на смерть в лесу, в море, дать соответствующее поручение в письме, сжечь на заводе, в яме и т. д.), заканчивающихся гибелью самого Марко; 2) путешествие юноши по повелению Марко к Змею (Идолищу, людоеду и т. п.) за данью, во время которого происходят чудесные встречи и опросы — в финале Марко навсегда остается перевозчиком через реку. Причем для южнославянских вариантов сюжета зачин «Марко изгоняет Христа» и рассказ о путешествии к Змею не характерны, они встречаются только в записях, сделанных у восточных славян, и являются «поздними наращениями» [Кузнецова, 2019b: 110]². Более ранней формой славянских повествований о Марко Богатом В. С. Кузнецова считает сочетание начального эпизода «Марко на ночлеге» и набора эпизодов сюжетной разновидности «от судьбы не уйдешь».

В русской традиции этот сюжет известен не только по фольклорным сказкам, но и по литературным произведениям.

Из этого ряда следует сразу исключить произведения, которые совпадают с анализируемым сюжетом лишь в некоторых мотивах. Так, Н. Ф. Сумцов склонен был, по-видимому, считать полноценным литературным воплощением сюжета древнерусское «Слово от Патерика, яко не достоит от церкви идти, егда поют», которое читается в Прологе (30 апреля) и Измарагде³.

Некий благочестивый юноша служил у знатного вельможи и однажды увидел, как жена хозяина изменяла ему со слугой. Чтобы скрыть свой грех, госпожа решила погубить юношу и оговорила его перед мужем. Юноше дали «убрус» (полотенце) и отправили к «мечнику», которому повелели отсечь голову тому, кто придет с «убрусом». Однако по пути юноша зашел в церковь и отстоял всю службу. В итоге «убрус» отнес любовник госпожи, который и был казнен, праведный же юноша «соблюденъ <…> бысть от смерти»⁴. С сюжетом «Марко Богатый» этот рассказ роднит мотив чудесного избавления от смерти; встречается в некоторых вариантах и рассказ о спасении героя благодаря посещению церкви. Сходство этих текстов (произведений на сюжет «Марко Богатый» и легенды из Измарагда и Пролога), как увидим в дальнейшем, осознавалось древнерусскими книжниками. Однако в «Слове…» отсутствуют мотивы предсказания судьбы и попыток его преодоления — то, что составляет основу сюжета о Марко. Сказка о Марко Богатом относится к древним «бродячим» сюжетам, она разошлась во множестве вариантов, поэтому нет ничего удивительного в том, что отдельные ее мотивы находят параллели в других произведениях («Слово о некоем игумене, егоже искуси Христос во образе нищаго» из Пролога (18 октября), сочинения о царе Соломоне, песни о гневе Ивана Грозного на сына и т. д.).

К настоящему времени исследованы и опубликованы два рукописных произведения, в которых использован данный сюжет: одно из них переводное — «Приклад, яко прозрению Божию никто противитися может» (о цесаре Конраде и рыцаревом сыне) из Римских Деяний, другое русское — «Сказание о богатом купце».

Латинский сборник повестей Римские Деяния (Gesta Romanorum) был переведен на русский язык с польского в последней трети XVII в. (после 1663 г., когда увидело свет не дошедшее до нас краковское издание памятника, послужившее основой для перевода). Составленный в Англии на латинском языке, по-видимому, не позднее XIII в., он включает переработки античных сюжетов, жития святых, псевдоисторические рассказы о римских императорах (этим объясняется название сборника), легендарные и сказочные повести (в русском переводе — около 40 текстов) [Ромодановская, 1998]. Наличие «выкладов» (толкований), завершающих тексты и трактующих их в религиозно-дидактическом ключе, придает сборнику «душеполезный» характер. Текстологическое исследование древнерусского сборника было осуществлено Е. К. Ромодановской [Ромодановская, 2009], однако различия между редакциями для нашей темы не имеют большого значения, поскольку текст «Приклада» о цесаре Конраде достаточно стабилен⁵. В Gesta Romanorum текст был включен из хроники Готфрида фон Витербо (XII в.) [Веселовский: 133–135], [Ромодановская, 2009: 184–185].

«Приклад» о цесаре Конраде содержит все основные мотивы сюжета «Марко Богатый», на что уже обращали внимание исследователи: «1) Граф Леопольд, боясь гнева императора Конрада, бежит в лес и живет там в шалаше. 2) После охоты император случайно попадает к нему в дом. 3) Жена Леопольда рожает сына (Генрика. — А. П.), а император трижды слышит глас с неба, что этот ребенок будет его зятем и наследником престола. 4) Император приказывает убить младенца и принести его сердце. 5) Слуги, пожалев, уносят ребенка в лес, а императору приносят сердце зайца. 6) Проходящий мимо герцог находит мальчика и усыновляет. 7) Узнавший мальчика император посылает его к жене с письмом и приказом убить. 8) По пути мальчик ночует в доме священника, который подменяет письмо. 9) Дочь короля отдана замуж за юношу» [Ромодановская, 2009: 184–185]. Уникальность этой версии сюжета заключается в том, что «Марко» (цесарь Конрад) не погибает в конце повести, но смиряется с Божией волей: «…послал по онаго юношу и подтвердил его быть зятем своим и потом уставил, чтобы по нем и на цесарство его посажен был и все государствовал» [Ромодановская, 2009: 344]. Соответственно, и пророчество в начале текста не содержит известия о его гибели: «Утекай, утекай, ибо сие первородное будет зять тебе» [Ромодановская, 2009: 343]. Так выражается нравоучительный смысл этой повести, поскольку главная ее цель — в доказательстве мысли, «яко прозрению Божию никто противитися может».

«Сказание о богатом купце» — русское сочинение, введенное в научный оборот О. А. Белобровой [Белоброва]. Оно известно сейчас в единственном списке, который входит в состав рукописного сборника второй четверти — середины XVIII в., включающего разнообразный литературный материал (апокрифы, повести, обработки былин и т. д.) (РГБ, собр. Тихонравова (ф. 299), № 361)⁶. В роли Марко здесь выступает богатый купец Бендер из «града Вавилона», которому изгнанный из его дома Христос предрекает страшную участь: дочь купца выйдет замуж за некоего Фиврана, сына нищих родителей из «града Фантифона», к которому перейдет все богатство Бендера, а сам купец «зле погибнет». Как и в «Слове…» из Измарагда и Пролога (30 апреля), во время последнего испытания юноша спасается благодаря тому, что слушает в церкви литургию. Но в отличие от большинства вариантов сюжета о Марко Богатом, на дочери купца он женится уже после гибели последнего. Эта перестановка объясняется тем, что в «Сказании» оказался опущен фрагмент с письмом купца жене. Получается, что об исполнении предсказаний Христа купец так и не узнает, что несколько ослабляет нравственный смысл текста. О. А. Белоброва датировала это произведение концом XVII — началом XVIII в. и сделала основной акцент на сопоставлении его текста с различными вариантами сказки о Марко Богатом, отметив их сходства и различия. К числу последних относится, по ее наблюдению, заморская экзотика «Сказания» — в сказках же отчетливо проступают реалии российской действительности. «Приклад» о цесаре Конраде О. А. Белоброва не привлекала к анализу и генезис «Сказания» выводила из фольклорно-сказочного материала, но отметила при этом некоторые общие черты текста с другими повестями петровского времени.

Позднее проблема взаимосвязи «Приклада» из Римских Деяний, «Сказания», фольклорных сказок и легенд из Пролога привлекла внимание Е. К. Ромодановской. Исследовательница предположила, что одним из источников «Сказания» являлся «Приклад» и что «Сказание» могло сыграть «роль своеобразного промежуточного этапа между переводной повестью ("Прикладом". — А. П.) и ее фольклорным устным переложением. В таком случае не Сказание создавалось на основе русских сказок, а сказки типа "Марко Богатого" имели своим источником книжную повесть» [Ромодановская, 1979: 172]. При этом, по утверждению Е. К. Ромодановской, «это предположение в настоящий момент надо считать лишь чисто рабочей гипотезой, поскольку окончательно решить этот вопрос, как и вопрос о взаимоотношении русского Сказания и переводной повести, невозможно без привлечения всех сходных памятников и специальной текстологической работы» [Ромодановская, 1979: 172]⁷.

К этой интересной проблеме соотношения устных и книжных вариантов сюжета мы еще вернемся. Но прежде представим новые источники — две рукописные повести, которые до сих пор не становились объектом изучения в связи с сюжетом «Марко Богатый».

Одна из них, более ранняя, входит в состав объемного сборника рубежа XVII–XVIII вв. из библиотеки архиепископа Афанасия Холмогорского (БАН, Архангельское собрание, С. № 138, л. 327 об. — 328 об., всего 428 листов, формат «в лист»). Составители описания сборника отметили, что «рукопись предполагалось сформировать как собрание расположенных по алфавиту выписок из памятников нравоучительных, церковных, церковно-исторических, исторических и литературных»⁸.

Под буквой «Ц» в сборнике, между «Повестью о видении некоему мужу духовну» и статьями о «чаровниках», находится небольшая повесть без заглавия, начинающаяся словами: «Бѣ нѣкий купецъ богатъ сый велми…» (далее — Повесть-1). Размещение этой повести под буквой «Ц» и в таком окружении не вполне ясно. Очевидно, это один из отмеченных в описании сборника случаев нарушения алфавитного порядка, когда под той или иной буквой содержатся тексты, не относящиеся к ней (по первому слову, по именам и т. д.)⁹.

В Повести-1 воспроизводятся все основные эпизоды сюжета «Марко Богатый»: купец узнает о предсказании, находясь на ночлеге в доме убогого человека, у которого появляется на свет сын, он трижды пытается убить отрока, но сам погибает в яме с огнем, которая была приготовлена для его зятя. Герои не имеют имен, отсутствуют в повести и географические названия. Действие разворачивается как исполнение Божией воли: предсказание купец получает от Бога, письмо с приказом погубить юношу заменяет ангел, в финале приводится цитата из Священного Писания: «И збыстся Писание: "Ровъ изры и ископа другу, и самъ впаде"» (ср.: Пс. 7:16; 56:7; Прит. 26:27; Еккл. 10:8). В повести содержится отсылка к «Слову от Патерика, яко не достоит от церкви идти, егда поют» из Пролога (30 апреля) и Измарагда: «Богу же милующу раба сего: якоже и благочестиваго сына от мечника избави, сице и сего незлобиваго». При этом ключевой мотив «Слова…», на который ссылается автор повести, — юноша слушает в храме литургию, и это спасает его от руки «мечника», — здесь отсутствует. Это обстоятельство не позволяет рассматривать «Слово…» как источник повести, но свидетельствует о том, что автор прекрасно осознавал близость двух историй.

Еще одно литературное произведение на интересующий нас сюжет является наиболее поздним из известных сегодня в русской рукописной книжности — «Повѣсть о богатом и убогом, и еже како неизмѣняемы суть судьбы Божия» (далее — Повесть-2) (вторая половина XIX в.). Эта повесть входит в состав двух сборников известного печорского старообрядческого книжника Ивана Степановича Мяндина (1823–1894): ИРЛИ, Усть-Цилемское собрание, № 67 и № 70 (далее: УЦ-67 и УЦ-70).

Творчество И. С. Мяндина хорошо изучено, его перу принадлежат многочисленные переработки древнерусских произведений; некоторые из них исследованы и опубликованы¹⁰. Более ранним является список УЦ-67 (сборник составлен до 1875 г.) — его мы и будем рассматривать в дальнейшем. УЦ-70 датируется 1882 г. и содержит более позднюю переработку текста из УЦ-67, но сравнение этих двух списков не входит в задачи настоящей статьи¹¹.

В описании усть-цилемских рукописных сборников В. И. Малышев ошибочно отметил, что эта повесть входит в состав Великого Зерцала, причем для двух списков он указал разные тексты из этого сборника (№ 56 и 61 из Приложения 3 в книге П. В. Владимирова [Владимиров. Приложение 3: 63])¹² (см.: [Малышев: 117, 120]). В действительности в Великом Зерцале нет этого произведения, а под указанными В. И. Малышевым номерами в нем находятся совсем другие повести. Ошибку В. И. Малышева заметила Е. К. Ромодановская, которая к тому же верно определила, что эта повесть имеет «сходный сюжет» со «Сказанием о богатом купце» и «Прикладом» из Римских Деяний, но специально рассматривать повесть она не стала [Ромодановская, 1979: 172 (примеч. 37)]. Повесть упомянула и Н. А. Карманова, изучавшая мяндинские редакции повестей из Великого Зерцала; она отнесла ее к Великому Зерцалу «гипотетически», не найдя в самом сборнике Великое Зерцало, но и не решившись при этом поставить под сомнение ссылку В. И. Малышева [Карманова: 91]. Поскольку обнаружить повесть в Великом Зерцале исследовательница не смогла, в дальнейшем она это произведение не рассматривала.

Повесть-2 передает сюжет «Марко Богатый» в целом по той же схеме, что и Повесть-1. Безымянный купец, находясь на ночлеге в доме убогого человека, подслушивает диалог Христа и некоего небожителя, из которого узнает об уготованной ему участи, три раза он пытается погубить отрока: оставляет младенца в снегу, посылает письмо жене и начальнику солеваренного завода (письмо подменяется), приказывает бросить юношу в печь на заводе, но оказывается в ней сам.

Более подробно, по сравнению с ранее рассмотренными произведениями, в этой повести разработан образ жены купца. Если в других текстах ее человеческие качества скрыты, то здесь она изображается «нищелюбивой» и «смиренномудрой»: «…всегда творяше милостыню и помогаше бѣднымъ, обаче втай от мужа своего». В повести использован агиографический мотив: жена была «неплодной», молилась Богу, и «услыша Богъ молитву благочестивой жены, и абие зачатъ и бѣ непраздна»¹³. Соответственно, и дочь, родившаяся, подобно святым, после молитв «неплодной» матери, не уступает ей в благочестии. Именно она спасает своего мужа от гибели, призывая его «помолитися святымъ иконам для того, что Господь избавилъ его в той день от смерти»: по этой причине юноша не приходит вовремя к месту своей казни (трансформация мотива «пребывание в церкви во время литургии»). Соответственно, и известие о спасении юноши и о возмездии нечестивому купцу мать и дочь воспринимают с радостью: «И они, слыша сие с радостию, Бога благодарили, что ихъ Господь избавилъ от такого лукаваго и немилостиваго господина, а добраго и милостиваго зятя далъ имъ наслѣдником». Отрок также наделяется исключительно положительными качествами («отроча красно и премудро зѣло», «зряще отрока благовидна, красна и разумна» и т. д.); на том месте, куда его — новорожденного — бросает в снег купец, возгорается «огнь, яко от пещи». Психологически убедительной является следующая деталь: жена купца «не смѣюще ослушатися» своего мужа, «вѣдяще его нравъ». Эмоции персонажей — удивление, радость, страх — описаны и в других случаях («Купецъ <…> абие бысть яко изумленъ и надолзѣ стоя забывся» и др.). Убогий человек обнищал, как уточняется в повести, не из-за лености, а из-за большого числа детей. Этот психологизм, разработку характеров (конечно, в эмбриональной форме) и включение бытовых подробностей заманчиво приписать творческой инициативе И. С. Мяндина¹⁴, но, к сожалению, мы не знаем, какой текст послужил для него источником.

Содержание всех четырех рассмотренных произведений для удобства сравнения можно представить в таблице:

 

Памятники Содержание	«Приклад» из Римских Деяний15	«Сказание» (Тихонр.-361)	Повесть-1 (Арханг. С. № 138)	Повесть-2 (УЦ-67)
Заглавие	«Приклад, яко прозрению Божию никто противитися может»	«Сказание о богатом купце»	Нет	«Повѣсть о богатом и убогом, и еже како неизмѣняемы суть судьбы Божия»
Персонажи: «Марко» игонимый юноша.	Цесарь Конрад и сын рыцаря Леопольда Генрик.	Купец Бендер в Вавилоне и сын нищих родителей Фивран в городе Фантифоне.	Купец и сын земледельца (имен нет).	Купец и сын убогого (имен нет).
«Марко» узнает о своей судьбе.	На ночлеге в лесном доме после охоты цесарь слышит «глас» во сне.	Купец изгоняет из своего дома Христа, приняв его за нищего, после этого узнает освоей судьбе из разговора Христа с ангелом.	На ночлеге у земледельца купец слышит «глас от Бога».	На ночлеге в доме убогого купец узнает освоей судьбе из разговора Христа, пришедшего в этот же дом, с неким небожителем.
Первая попытка погубить юношу (младенца).	Цесарь приказывает слугам забрать ребенка у матери и принести его сердце. Слуги приносят сердце зайца, а ребенка оставляют на дереве. Некий рыцарь находит ребенка и воспитывает его как сына.	Купец покупает ребенка у родителей. Во время путешествия по морю приплывает к монастырю, приказывает поварам вынуть сердце ребенка и приготовить из него еду. Повара приносят сердце щенка, а ребенка отдают «искусной жене для бережения» в монастыре.	Купец покупает ребенка у его отца-земледельца, приказывает слуге отнести ребенка в лес и отрезать ему голову. Слуга оставляет ребенка на дереве, а сам обрезает себе руку «ради знаку кроваваго», «бутто зарѣзалъ» младенца. Охотники находят младенца и приносят к царю, который приказывает его воспитать.	Купец покупает ребенка у его отца и бросает его в снег, «мразу зѣло люту бывшу». Ребенка находит игумен, привозит его в свой монастырь и обучает книгам.
Вторая попытка погубить юношу: письмо «Марко» жене.	Цесарь забирает юношу к себе во двор, посылает его с письмом к своей жене. В письме— приказ погубить юношу. По пути юноша ночует возле церкви (костела), священник читает письмо и переписывает его: юношу должны женить на дочери цесаря. Жена цесаря исполняет этот приказ.	Нет	Купец узнает историю спасения юноши, уговаривает царя отдать юношу ему. Он отправляет юношу к своей жене с письмом. В письме — приказ погубить юношу. Ангел заменяет письмо другим, согласно которому за юношу нужно выдать дочь купца. Жена купца исполняет этот приказ.	Купец уговаривает игумена отдать ему юношу на службу, отправляет юношу в свой дом с двумя письмами: одно — начальнику солеваренного завода, чтобы бросили юношу в котел, другое — жене с приказом отправить юношу на завод. Второе письмо по Божией воле заменяется приказом женить юношу на дочери купца. Приказ исполняется.
Третья попытка погубить юношу. «Марко» сбрасывают в яму (печь) с огнем. «Кто яму другому копал, сам в нее попал».	Нет	Через 12 лет купец возвращается в монастырь, узнает историю спасения отрока и покупает его у монахов. Он нанимает работников, в облике которых являются ангелы, приказывает им вырыть яму и сжечь в ней юношу; отправляет юношу к работникам. По пути юноша останавливается в церкви. Купец отправляется проверить выполнение приказа, работники (ангелы) бросают его в яму с огнем.	Купец возвращается домой и узнает, что юноша стал его зятем. Он повелевает слугам вырыть в лесу яму, разжечь в ней огонь и бросить в него юношу. Отрока опаивают вином и сонного отправляют в колеснице к яме. Слуги долго не могут разжечь огонь, юноша просыпается и убегает. Купец идет в лес проверить выполнение приказа, садится в колесницу, слуги принимают его за его зятя и сбрасывают в яму вместе с колесницей.	Купец возвращается домой и узнает, что юноша стал его зятем. Он сговаривается сначальником завода, чтобы бросить юношу в печь, и отправляет юношу на завод. Но юноша задерживается в молении перед святыми иконами по настоянию своей жены. Купец отправляется на завод проверить выполнение приказа. Рабочие в темноте принимают его за юношу и бросают его в печь.
Финал	Кесарь постигает, что «прозрению Божию ничто может противиться», признает юношу своим зятем и наследником.	Юноша женится на дочери купца и становится его наследником.	Юноша становится наследником купца и благодарит за это Бога.	Жена и дочь купца принимают известие о его гибели с радостью, потому что Господь избавил их от «немилостиваго господина, адобраго и милостиваго зятя далъ имъ наслѣдником».

 

Сравнение произведений позволяет сделать ряд выводов. Прежде всего, можно гипотетически реконструировать инвариант сюжета о Марко Богатом, каким он представлен в русской рукописной книжности (левый столбец). Гипотетически — поскольку число найденных книжных вариантов все же невелико и нельзя исключить вероятности обнаружения других произведений. Вполне ожидаемо, что в нем нет сказочного путешествия героя к Змею с чудесными встречами и опросами. Все произведения представляют собой «душеполезные» тексты, в которых человеческая судьба поставлена в зависимость от Божиего промысла. Если принять, что этот инвариант включает три испытания — три попытки погубить юношу, то полный набор эпизодов содержат Повесть-1 и Повесть-2, а «Приклад» и «Сказание» передают сюжет в усеченном виде. Важно отметить, что все три испытания известны и фольклорным сказкам на этот сюжет, хотя комбинация их подвижна^16. Отсутствие в «Прикладе» третьего испытания (кстати, хорошо известного европейской традиции) легко объяснить: нравственный смысл этого текста не в наказании грешника, а в его исправлении и смирении перед Божией волей. По этой причине третье испытание, заканчивающееся гибелью «Марко», здесь лишнее.

В «Сказании о богатом купце» отсутствует второе испытание — письмо купца жене, которое подменяется, после чего юноша женится на его дочери. В результате свадьба юноши и дочери купца происходит, как уже было отмечено, после гибели последнего, и об исполнении важной части пророчества купец так и не узнает. Эта особенность текста может свидетельствовать о «выпадении» на каком-то этапе его истории этого звена.

Существование некоего общего для анализируемых произведений инварианта сюжета не позволяет тем не менее установить взаимоотношения между ними. Сомнительной представляется гипотеза Е. К. Ромодановской о зависимости «Сказания» от «Приклада»: каждый из этих текстов содержит такие фрагменты, которые отсутствуют во втором, но зато известны по другим вариантам. Разными в «Прикладе» и «Сказании» являются зачины: «Марко на ночлеге» и «Христос в гостях у Марко». Радикально отличается и финальная часть текстов: смирение героя перед Богом в одном случае и возмездие — в другом. Следует отметить, что «оптимистическая» версия «Приклада» совершенно не характерна и для фольклорных вариантов сказки о Марко Богатом. Общий мотив двух сочинений содержится в первом испытании: преследователь приказывает вынуть сердце младенца, но ему приносят сердце зайца («Приклад») или щенка («Сказание»). Но этот мотив не является уникальным, он встречается, например, в Повести о рождении и похождениях царя Соломона¹⁷ и в сказках о царе Соломоне¹⁸, откуда мог попасть в «Сказание» минуя «Приклад».

Совершенно по-разному разработан сюжет и в близких по времени создания «Сказании» и Повести-1: различаются и тип зачина («Христос в гостях у Марко», «Марко на ночлеге»), и сами испытания, и их количество (два в «Сказании», три в Повести-1). Примечательно, что даже функционально близкие мотивы имеют существенные отличия: так, в Повести-1 слуги бросают купца в яму по ошибке, приняв его за юношу, — в «Сказании» же «работники» (ангелы) хорошо осознают, что перед ними купец Бендер («И работники, ухватиша за руки, поведоша во огнь, и купец возмолися им: "Братия, не сотворите ми зла и не умертвите мя, аз я хозяин, а не слуга". И работники ему сказали: "Твое уготованое место". И въвергоша его во огнь, и купец зле погип…» [Белоброва: 265]).

Наиболее близки между собой Повесть-1 и Повесть-2, однако и между ними обнаруживаются различия, которые не позволяют безоговорочно считать первый текст источником второго. Причем отличающиеся от Повести-1 мотивы в Повести-2, как правило, находят аналогию в устной традиции:

 

Повесть-1 (Арханг. С. № 138)	Повесть-2 (УЦ-67)	Фольклорные сказки о Марко Богатом
Глас от Бога купцу «И бысть гласъ от Бога купцу тому сицевъ, яко "в сию нощъ родится у земледѣлца младенецъ и будетъ обладати всѣмъ сокровищемъ твоимъ и богатствомъ"».	Разговор Христа и ангелов «В полунощи же под окномъ убогаго онаго нѣкий гласъ вопроси на столѣ почивающаго, глаголя: "Господи Владыко, Сыне Божий! Благослови и надѣли щастиемъ сего господина сына, сей ночи родившагося, у котораго изволилъ еси почивати, и богатаго оного немилостиваго сей же нощи родившейся дщери". И абие отозвася на столѣ лежащий: "Святии ангели! Идите и служитѣ обоимъ родившимся. И да будетъ сынъ убогаго онаго богатому немилостивому зять и наслѣдникъ его богатьства"».	Разговор Христа и ангела «В эту ночь в той деревне ночевали два странника; когда родился сын у крестьянина и дочь у купца, один странник (он был Ангел) и спрашивает у другого (Бога): "Чем наделить двух новорожденных младенцев?". Старший странник говорит: "Пусть сын бедного крестьянина женится на дочери богатого купца"»19.
Купец повелевает отрезать младенцу голову «И в пути идущу, рабу своему велѣлъ рабу (так!), отнесщи в дебрь, главу отрѣзати младенцу».	Купец бросает младенца в снег «…и абие поверже младенца в глубокий снѣгъ, бѣ бо зима и мразу зѣло люту бывшу <…> И егда возвращающуся ему (игумену. — А. П.) от богатаго, узрѣ на деснѣй странѣ огнь, яко от пещи. <…> И абие зритъ младенца повержена, жива и весела играюща».	Марко бросает младенца в снег «Дело было зимою. Проехав несколько верст, Марко Богатый велел остановиться, отдал крестника своему приказчику <…>. Приказчик взял и бросил его в крутой овраг. <…> …поравнялись купцы против оврага, и послышался им детский плач. <…> …там зеленый луг, а на том лугу сидит ребенок и играет цветами»20. «Выехал середи волоку, загреб его в снег. Уехал от этого мальчишка. Ехали торговые и видят, над этим мальчиком отцвел цвет лазоревый. <…> Разгребли снег, сидит мальчик, играет цветами»21.
Купец повелевает слугам вырыть в лесу яму, разжечь в ней огонь и бросить в него юношу «Диаволимъ же навѣтомъ умысли дву рабъ своихъ, и посла ихъ в лѣсъ выкопати яму, и возложиша огня вели вь ямѣ той. И приказалъ имъ: "Какъ я к вамъ пришлю раба сего, и вы сожгите его"».	Купец повелевает бросить юношу в печь на заводе «По нѣкоемъ же времени совѣщася оный господинъ с приставником работ, еже бы зятя воврещи в пещь огненую» (на солеваренном заводе).	Марко повелевает бросить юношу в печь (котел, смолу) на заводе «…отправься с этим посланным на мыльный завод и как пойдешь возле большого кипучего котла, толкни его туда»22. «…есь у нас смолопивны заводы (смолу варят), а я напишу письмо, штобы смоловар, как он придет, письмо подаст, так этого… штобы оны в смолу его и бросили»23.

 

Если основой для Повести-2 послужил текст типа Повести-1, то в этом случае автор Повести-2 осуществлял замену мотивов с оглядкой на фольклорную сказку. Но с таким же основанием можно предположить, что Повесть-2 представляет собой литературную обработку фольклорной сказки без обращения к литературному произведению²⁴.

Вернемся к предположению Е. К. Ромодановской о том, что литературные сочинения на сюжет «Марко Богатый» являлись источниками для фольклорной сказки, а не наоборот. Исследовательница сделала этот вывод («рабочую гипотезу») на основе двух произведений, одно из которых пришло в русскую литературу в составе переводного сборника, а к фольклорной традиции она не обращалась. Привлечение двух новых произведений (Повести-1 и Повести-2) и сравнение всех известных литературных текстов с фольклорными сказками убеждает в том, что картина была сложнее. Генетические связи между произведениями не очевидны, а использование при их создании мотивов из устных версий сюжета «Марко Богатый» не подлежит сомнению. В рукописной книжности «Сказание», Повесть-1 и Повесть-2, являющаяся к тому же поздним произведением, представлены единичными списками и вряд ли могли оказать существенное влияние на богатую фольклорную традицию сюжета, а «оптимистическая» версия «Приклада», как уже было сказано, не находит параллели в устных вариантах. Не исключено, что у русских рукописных произведений существовал какой-то не дошедший до нас или не обнаруженный пока литературный текст-архетип. Но порожденные им произведения, несомненно, подпитывались устной традицией. В свою очередь и этот предполагаемый литературный текст-архетип мог быть создан на основе фольклора. Нам приходится, таким образом, вернуться к старой идее В. Я. Проппа: «Сюжет может совершить круговорот, идя из устной традиции к письменной повести и оттуда, иногда у другого народа и в другие века, он может, именно в силу своей внутренней фольклорности, вернуться обратно в фольклор» [Пропп: 281].

По этой причине изучение «бродячих» сюжетов должно осуществляться по возможности с привлечением всей совокупности устных и литературных текстов. Исследование фольклорной или литературной традиции таких сюжетов отдельно представляется занятием малопродуктивным.

В приложении к статье публикуем текст повести из сборника БАН, Архангельское собрание, С. № 138.

 

ПРИЛОЖЕНИЕ

// (л. 327 об.) Бѣ нѣкий купецъ богатъ сый велми, и в пути ему бывшу, и прилучися ему преночевати у земледѣлца нѣкоего. И бысть гласъ от Бога купцу тому сицевъ, яко «в сию нощъ родится у земледѣлца младенецъ и будетъ обладати всѣмъ сокровищемъ твоимъ и богатствомъ». Онъ же воставъ от сна. И се родися в нощи той сынъ у земледѣлца того. Вложи же диаволъ мысль купцу по имѣнии своемъ жалость, еже бы имъ не обладалъ той младенецъ, егда приидетъ в возрастъ. И купи его у земледѣлца, далъ ему за младенца пятьдесятъ златникъ и взя с собою. И в пути идущу, рабу своему велѣлъ рабу (так!), отнесщи в дебрь, главу отрѣзати младенцу. Рабъ же той, убояся Страшнаго суда, положилъ его на древѣ живаго, обвита суща, а самъ себѣ ради знаку кроваваго обрѣза руку ради знаку. И прииде к господину своему, что бутто зарѣзалъ в крови младенца. Радъ же бысть о семъ купецъ.

На той часъ посланы быша от царя ловцы звѣрей в дебрь тую, идѣже младенецъ, и обрѣтоша младенца плачюща, и взяша его, и принесоша к царю. И царь воспитати повелѣ его. И егда же уже в возрасть прииде и служити начатъ пред царемъ той младенецъ, и видѣ той купецъ, нѣкогда бывъ пред царем, того младенца в совершенномъ возрастѣ, служаща ему. И позна по сказанию многихъ, яко в дебри обрѣтенной есть. И позна, яко той есть младенецъ, купленный имъ. И самъ царь сказалъ купцу, како обрѣтоша его. И начатъ просити купецъ у царя того юноши себѣ. Понеже царь велми любилъ купца, и вдал // (л. 328) ему того юношу.

Тогда паки обрадовался купецъ и послалъ его в домъ к супруги своей. И написалъ рукописание с нимъ: какъ приидет сей новый рабъ, и она бы потребила вскорѣ. Благий же Богъ, вѣдый вся тайная наша и милуя незлобивыхъ, и посла аггела своего во стрѣчю юноши тому на пути. И вопроси юноши: что онъ камо грядетъ. И онъ вся ему поряду сказалъ и грамоту показалъ. Аггелъ же Господень, подержавъ грамоту в руку, паки отдалъ юноши и велѣлъ итти безпечално. И пришед в домъ, и подастъ грамоту госпожи. И бѣ написано в ней Божиимъ повелѣниемъ: «Какъ приидетъ рабъ сей, и ты вдай единородную

дщерь нашу в жену, не дожидаяся мене». Она же, не мѣшкавъ, и вдаде дщерь за него по писму тому.

По времени же купечества своего возвратися купецъ той в домъ и обрѣте юношу во умѣ своемъ, уже зять ему, и дѣтищъ уже родися ему. Тогда разтерза ризы своя, яко егоже повелѣ убить, аножно и дщерию облада. Диаволимъ же навѣтомъ умысли дву рабъ своихъ и посла ихъ в лѣсъ выкопати яму и возложиша огня вели вь ямѣ той. И приказалъ имъ: «Какъ я к вамъ пришлю раба сего, и вы сожгите его». И напоилъ его и послалъ к нимъ. Богу же милующу раба сего: якоже и благочестиваго сына от мечника избави, сице и сего незлобиваго.

Привезоша сего юношу на колесницы ко ямѣ огню, напоиша пьяна аки мертва. И раби тии спаша, яже разжигати посланы огнь, а огнь еще за ихъ сномъ не разгорѣ велми. Воспрянувъ же юноша той от сна и пиянства, на колесницѣ везомый на смерть. И видѣвъ огнь той велий палящъ вь ямѣ, и разумѣв, яко его ради огнь той сотворенъ, избѣг с колесницы от огня в дебрь.

Господинъ же поиде досмотритися кь ямѣ дѣла сего и помысли, // (л. 328 об.) яко уже згорѣ рабъ той вь ямѣ, понеже не обрѣтеся на колесницѣ. Радостенъ бысть о семъ, что «Уже не обладаетъ сокровищемъ, рече, моимъ». И выде от руда шедшаго (так!) на колесницу, и успе зѣло. Раби же тии соннии оснувшеся, и видѣша уже огнь велми разгорѣся, и вземше колесницу со всѣмъ, мняще ту юношу того спяща, и ввергоша з господиномъ колесницу вь яму огненную, и згорѣ.

Юноша же пришедъ в домъ и облада домомъ и сокровищемъ всѣмъ, во всемъ ходя и благодаря Бога. И збыстся Писание: «Ровъ изры и ископа другу, и самъ впаде».

¹ Это имя — Марко Богатый — встречается только в устных славянских текстах, в анализируемых в статье рукописных произведениях его нет. Тем не менее, в силу научной традиции, будем использовать для этого сюжета такое название. Имя «Марко» для нас — всего лишь обозначение функции персонажа в сюжете. Как известно, имя — самый неустойчивый элемент «бродячего» сюжета.

² Впрочем, аналогичный вывод был сделан еще Н. Ф. Сумцовым: «Русским вариантам, по полноте содержания, нужно отдать предпочтение. Полнота эта объясняется тем, что к основному мотиву о попытках погубить ребенка приросла в начале легенда о Христе, в конце легенда о встречах и опросах. Болгарские и греческие варианты обошлись без этих наростов…» [Сумцов, № 1 (кн. 20): 25].

³ Ф. И. Буслаев считал это «Слово…» лишь одним из источников русской сказки о Марко Богатом [Буслаев: 448–449]. Н. Ф. Сумцов повторил этот вывод Ф. И. Буслаева, но при этом отметил, имея в виду «Слово…», что сказка о Марко «проникла в литературные сборники религиозно-

нравственного содержания, например, Измарагды» [Сумцов, № 1 (кн. 20): 9, 19, 20, 22, 29].

⁴ Из «Измарагда» // Памятники литературы Древней Руси: середина XVI в. М., 1985. С. 58–61.

⁵ Текст «Приклада» по разным редакциям Римских Деяний издан: [Ромодановская, 2009: 341–344, 452–454, 597–599, 713–714]. Различия между этими вариантами незначительны и не затрагивают сам сюжет: так, в Уваровской редакции в «Прикладе» «особо подчеркнут мотив страха, который испытывают все действующие лица» [Ромодановская, 2009: 70]; по-разному в списках передаются некоторые имена и географические названия и т. п.

⁶ Рукопись описана: [Георгиевский: 63–64]. О сборнике см. также: [Сперанский: 31, 67, 71, 72, 113, 125, 164, 165].

⁷ Все эти выводы Е. К. Ромодановская дословно повторила и в более поздней работе: [Ромодановская, 1994: 159–163].

⁸ Описание рукописного отдела Библиотеки Академии наук СССР. М.; Л.: Наука, 1965. Т. 3. Вып. 2: Исторические сборники XV–XVII вв. / сост. А. И. Копанев, М. В. Кукушкина, В. Ф. Покровская. С. 249. Некоторые сочинения из этого сборника ранее привлекали к себе внимание исследователей (см.: [Лобакова], [Пигин]).

⁹ Описание рукописного отдела… С. 249–252.

¹⁰ Библиография работ, посвященных творчеству И. С. Мяндина, обширна. См. обобщающую работу на эту тему: [Волкова, 2006].

¹¹ Отметим лишь, что к радикальному переосмыслению текста его редактирование в УЦ-70 не привело, но все же УЦ-70 может рассматриваться как самостоятельный вариант этой повести по сравнению с УЦ-67. Исследованию этой повести в сборниках И. С. Мяндина с публикацией самого текста мы планируем посвятить отдельную работу.

¹² Отмеченные П. В. Владимировым повести № 56 и 61 опубликованы: [Державина: 235 (№ 56), 238 (№ 61)].

¹³ Мотив рождения святого у престарелой («неплодной») матери по молитвам к Богу является житийным топосом (ср. в житиях Евфимия Великого, Димитрия Солунского, Параскевы Пятницы, Александра Свирского, Александра Ошевенского и др.), он восходит к библейской истории рождения Исаака у Авраама и Сарры.

¹⁴ Как отмечает Т. Ф. Волкова, некоторые редакторские изменения в пересказах И. С. Мяндина связаны с тем, что в текстах источников ему не хватало «психологических мотивировок поведения персонажей, описания их чувств и мыслей» [Волкова, 2006: 852].

¹⁵ По тексту Основной редакции [Ромодановская, 2009: 341–344].

¹⁶ В исследовании по данной теме мы использовали не менее 40 записей восточнославянской фольклорной сказки «Марко Богатый», включая неопубликованные, но перечислить все тексты не позволяет объем статьи.

¹⁷ См.: Повесть о рождении и похождениях царя Соломона // Памятники литературы Древней Руси. XVII век. Книга первая. М., 1988. С. 455.

¹⁸ Тексты этих сказок указаны в: [Белоброва: 262].

¹⁹ Сборник великорусских сказок архива Русского географического общества / издал А. М. Смирнов. Пг., 1917. Вып. 2. С. 795 (№ 309).

²⁰ Народные русские сказки А. Н. Афанасьева: в 3 т. / изд. подгот. Л. Г. Бараг, Н. В. Новиков. М.: Наука, 1985. Т. 2. С. 346–347 (№ 305). (Сер.: Литературные памятники.)

²¹ Записки Красноярского подотдела Восточносибирского отдела императорского Русского географического общества. По этнографии. Томск, 1906. Т. 1. Вып. 2. С. 144 (№ 34).

²² Народные русские сказки А. Н. Афанасьева. Т. 2. С. 347.

²³ Ончуков Н. Е. Северные сказки (Архангельская и Олонецкая губернии). СПб., 1908. С. 353.

²⁴ И. С. Мяндин, если он имел отношение к созданию этой повести, мог воспользоваться как текстом в устном бытовании, так и публикацией сказочного сюжета в каком-то издании середины — 3-й четверти XIX в. В настоящее время переработки Мяндиным фольклорных текстов не выявлены, но «в ряде мяндинских переделок отчетливо ощущается ориентация на поэтическую систему фольклора» [Волкова, 2015: 464]. В некоторые свои переделки он включал фрагменты или мотивы из устных нарративов [Волкова, 2015: 465].

About the authors

Alexander V. Pigin

Institute of Russian Literature (Pushkin House) of the Russian Academy of Sciences

Author for correspondence.
Email: av-pigin@yandex.ru
ORCID iD: 0000-0002-9306-1421

PhD (Philology), Professor, Leading Researcher of the Department of Ancient Russian Literature

Russian Federation, 4, Makarov Emb., Saint Petersburg, 199034

References

Supplementary files