The origin of “The Citizen”: authors, concepts, genres

全文:

25 декабря 1872 г. в последнем за этот год номере еженедельника «Гражданин» вышло огромное, на всю вторую полосу объявление:

«Съ 1-го января 1873 года редактором журнала "ГРАЖДАНИНЪ" будетъ Ѳ. М. Достоевскiй»¹.

Обращает на себя внимание тот факт, что еще неделю назад в предыдущем номере участие Достоевского в издании провозглашалось на будущий год лишь в качестве автора «новаго произведенія»². Очевидно, что решение было принято в течение этой недели между номерами, и, если верить сообщению Н. Н. Страхова через полгода в письме к Н. Я. Данилевскому, Федор Михайлович «принялъ на себя редакторство впопыхахъ, не подумавши, а мысль объ этомъ подалъ <А. Н.> Майковъ»³. Момент некоей спонтанности акцентирует в своих воспоминаниях и В. П. Мещерский, издатель еженедельника, подыскивавший в то время замену прежнему редактору (Г. К. Градовскому):

«Положение было критическое. <…> И в эту-то трудную минуту, в одну из сред, когда за чашкою чая мы говорили об этом вопросе, никогда не забуду, с каким добродушным и в то же время вдохновенным лицом Ф. М. Достоевский обратился ко мне и говорит мне: хотите, я пойду в редакторы? В первый миг мы подумали, что он шутит…» [Мещерский, 2003: 382].

Достоевский между тем прекрасно понимал, сколь нешуточным и даже рискованным был этот его предновогодний сюрприз, какой огонь он вызовет на себя, учитывая репутацию «ретроградного» еженедельника в господствующей либеральной прессе. Жена писателя среди главных мотивов такого поступка (прямой контакт с читателями, материальное обеспечение) на первое место ставит поиск единомышленников:

«Около редакции нового журнала объединилась группа лиц одинаковых мыслей и убеждений. Некоторые из них: К. П. Победоносцев, А. Н. Майков, Т. И. Филиппов, Н. Н. Страхов, А. <У.> Порецкий, Евг. <А.> Белов⁴ — были симпатичны Федору Михайловичу, и работать с ними представлялось ему привлекательным» [Достоевская: 298–299].

Кажущаяся импровизация была подготовлена целым годом внимательного чтения еженедельника и участия в его редакционной «кухне» (упомянутые выше «среды» Мещерского): Достоевский неплохо представлял состав редакции, потенциал сотрудников и уже имеющиеся наработки. Решение о редакторстве выглядело импульсивным, но не было бездумным (см.: [Викторович, 2019], [Захарова, 2014]).

Какой же коллективный портрет издания рисовался при этом Достоевскому, то есть общая концепция и стиль издания, складывающиеся определенным образом из индивидуальных концепций и стилей ведущих сотрудников?

«Князь-точка»

Создателем и собственником «Гражданина», а также первенствующим его автором был, безусловно, князь Владимир Петрович Мещерский (1839–1914). Из 34 номеров «газеты-журнала» в 1872 г. 24 открывались передовыми статьями фактического издателя, его перу принадлежали также «Петербургские письма» (№ 10–19, с № 30 — «Петербургское обозрение»), фельетоны, многие другие публикации. Враждебные «Гражданину» органы печати часто представляли его чуть ли не единоличным «княжеским» творением, что было несправедливо, однако авторская активность светлейшего хозяина издания действительно была беспрецедентной.

Выход князя на авансцену ознаменовался шумным скандалом, определившим дальнейшую судьбу «Гражданина». Была на разные лады осмеяна его ключевая фраза: «Къ реформамъ основнымъ надо поставить точку…»⁵. Как позднее писал в своих мемуарах создатель «Гражданина»: «С этим словом <точка> всё для меня кончилось как будущность, и анафема надо мною произнесена была полная» [Мещерский, 2003: 378]. Мещерский навеки обрел несмываемое клеймо «князь-точка». Так, дежурный сатирик «Искры» и после прихода в редакцию Достоевского продолжал твердить, что «"Гражданин" к реформам ставит точку»⁶. Следует признать, что ставшая знаменитой фраза была — в традициях ангажированной журналистики — вырвана из контекста, в котором автор попытался ответить на «роковой вопрос» о реальных последствиях реформ, вставший перед русским обществом через десятилетие после их начала. Мещерским была предложена тактика аварийного торможения, заявленная уже в предварительной программе издания, осуждавшей «лихорадочное забѣганiе впередъ и отрицанiе всего прошлаго»⁷, а в самой первой публикации первого выпуска нового еженедельника, в связи с делом Нечаева, было высказано сомнение, «не слишкомъ ли много мы ушли впередъ, не надо ли идти назадъ»⁸. В следующем номере Мещерский развил свою мысль: теперь он взывал к осмотрительности и благоразумию, предложив осознать опасность метания между крайностями. «Лихорадочно скачущiе впередъ создаютъ упорно-оттягивающихъ назадъ: и тѣ и другiе внѣ истины, внѣ Россiи». Его предложение: идти все-таки вперед, но «тихо, стройно и въ неразрывномъ, органическомъ общенiи правительства съ народомъ»⁹. Этот-то классически консервативный тезис (современный исследователь справедливо определяет позицию Мещерского в данном случае как центризм [Черникова: 170]) и вызвал шквал критики либеральной. Указывалось, что желаемое князем стройное, плавное движение — «несбыточная иллюзiя», «исторiя цивилизацiи нигдѣ не упоминаетъ о достиженіи такого прекраснаго идеала», а призыв поставить точку — не что иное, как «совѣтъ идти впередъ, стоя на мѣстѣ»¹⁰.

Между тем вот пресловутая фраза в ее контексте:

«Къ реформамъ основнымъ надо поставить точку, ибо нужна пауза, пауза для того, чтобы дать жизни сложиться, дать жизни создать душу и формы для народнаго образованiя, дать этому народному образованiю вырасти<ть> людей не колеблющихся и не сомнѣвающихся, и дат<ь> этимъ людямъ создать изъ себя силы для общества и правительства!»¹¹

Вскоре Мещерский попытался объясниться с оппонентами и еще раз уточнил свою мысль:

«Въ порядкѣ постепенности, послѣ податной и военной реформъ, слѣдующая основная реформа можетъ быть одна: центральное земство. Вотъ объ этой-то реформѣ мы и говорили <…>, что къ основнымъ реформамъ надо поставить точку. Мы не созрѣли для центральнаго земства, въ видѣ какого-либо учрежденія. Такое учрежденіе, такая основная реформа, были-бы для Россіи, съ ея нынѣшними внутреннею ломкою и трудною черною работою, великимъ бѣдствіемъ…»¹².

Речь, как видим, шла о конституционной реформе, либе-ральным истеблишментом прозванной «увенчанием здания». Выражение «не созрели» означало, что внук Карамзина не против конституции вообще, он против поспешности ее введения при внутренней неготовности, неразвитости того, что ныне называется гражданским обществом. Для гражданского общества нужны граждане (отсюда название журнала), и только при их воспитании законодательно принятые реформы будут работать не на разрушение, а на созидание. Либеральное сообщество, напротив, полагало, что «учреждения» автоматически образуют «сознание» и потому следует поспешить с конституцией.

Насколько княжеская идея замедления во имя «сосредоточения» (знаменитый тезис А. М. Горчакова¹³) была близка Ф. М. Достоевскому, свидетельствует набросок к «Дневнику Писателя» 1881 г.: «Надо выждать. А Россию гонят: всё потому-де, что мы не европейцы, что не увенчано здание, мало ли криков» [Достоевский; т. 27: 72].

В связи с этим принципиальной была установка Мещерского на формирование прочных духовных оснований для экономического и социального переустройства огромной страны. Любое строительство начинается с фундамента, а таковым «Гражданин» полагал нравственную стабильность общества, как его «верха», так и «низа». Именно качество «фундамента», а нередко и его отсутствие вызывали опасения князя, подчас панические в силу крайней эмоциональности консервативного публициста.

«Верх», т. е. дворянство, по Мещерскому, должен был, наконец-то, стать нравственно-авторитетной опорой государства. Подтверждение своего консервативного проекта публицист находил в допетровской Руси: «Бояринъ русскiй былъ первый слуга царскiй, но въ тоже время онъ былъ первый слуга Россiи, и нравственную силу свою бралъ изъ земства»¹⁴ (идеализация в духе А. К. Толстого). Приветствуя земскую реформу, Мещерский вносил существенную поправку: «Земство русское безъ русскаго боярина и русскiй бояринъ безъ земства — не мыслимы»¹⁵. Чтобы быть реальной общественной силой, писал Мещерский, дворянство, наследуя государственному «духу» боярства, должно заботиться больше об обязанностях своих, чем о правах, и «задаваться пріобрѣтенiемъ не политической, но нравственной роли»¹⁶. Князь в данном случае присоединялся к позиции И. С. Аксакова, настаивавшего на сугубо нравственном, а не сословном значении дворянства (см.: [Бадалян]). Не находя реальных подтверждений своим упованиям, Мещерский тем горячее принимался обличать современное дворянство. Со страниц «Гражданина» звучала хлесткая критика космополитизма и эгоистической морали высшего света, либеральной высшей бюрократии — тех же нигилистов, но «въ бѣлыхъ перчаткахъ»¹⁷. В их адрес Мещерский не жалел сатирических стрел, представляя правящий «Петербург» антагонистом «России»:

«Послѣднiе два вѣка нашей политической жизни воспитали высшiе слои государства въ мысли, что можно быть государствомъ, не нося въ себѣ ни духа его исторiи, ни духа его народа»¹⁸.

Вызовом этим «высшим слоям» было уже само заглавие еженедельника (о его семантике см.: [Захарова, 2024]), не в меру патриотичное с их точки зрения. Критику светского общества и вненародной бюрократии Мещерский продолжил, переходя от публицистики к художественно-образным средствам. Начиная с № 9 от 28 февраля весь год (с переходом на следующий) печатается его роман «Один из наших Бисмарков» — едкая сатира на пробившихся к власти недалеких, но амбициозных карьеристов. Главный герой губернатор граф Обезьянинов — нечто среднее между Лембке из романа Достоевского «Бесы» и помпадурами Щедрина, доведенными до совсем уж примитивно-пошлой самовлюбленности. Сатирическая гиперболизация опошления самой идеи государственной власти становится ведущим приемом Мещерского, писателя и журналиста, проявившимся также в фельетонах «Гражданина» — в сценках из жизни высшего света, бюрократии, либеральной журналистики¹⁹.

Фельетонно-публицистические стрелы Мещерский поспешил направить по адресу кафешантанных театров Буфф и Берга, репертуар и стилистика которых несли в себе, по его убеждению, потаенный нигилизм. Гипертрофированная популярность их в среде образованной публики, как уверял ведущий автор «Гражданина», сигнализирует о моральном разложении общества, напоминающем историю падения империй, когда-то римской, а ныне французской. Так, на сцене театра Буфф дается пьеса (опера-буфф Ж. Оффенбаха «Великая герцогиня Герольштейнская», шедшая с большим успехом во время гастролей в Петербурге французской певицы Шнейдер под названием «Сабля моего отца»), «осмѣивающая чувства преданности къ государю, осмѣивающая военную честь, осмѣивающая патріотизмъ», так что даже нечаевское дело в сравнении с этим не так ужасно для «правительства и общества»²⁰. Самое страшное, утверждал Мещерский, что в России, в отличие от граждански воспитанных Пруссии и Англии, морально-политическая распущенность не вызывает сопротивления: «У насъ, увы, мы еще не видали протестовъ общества во имя религіи и нравственности…»²¹. Русская пресса подняла на смех морализирующего князя, хватившего «через край» своим «деланным пафосом»: «Седанскiй погромъ и крушенiе имперiи произвела не г-жа Шнейдеръ»²². 11 (23) февраля 1872 г. И. С. Тургенев с возмущением писал П. В. Анненкову: «Этот кн. Мещерский, ведь это — Магницкий redivivus [воскресший. — лат.]!» [Тургенев: 213]. В этих оценках была доля истины: князь как будто из пушки палил по воробьям. Но стоит услышать и независимый голос А. К. Толстого: «Его православию я не сочувствую, ниже русопетству, но разделяю вполне его взгляд на Оффенбаха и на акциз» [Толстой: 394].

Нравственное разложение, но уже в «низах» Мещерский связывал с другим общественным пороком — разрастанием народного пьянства²³. Еженедельник выступал против покрытия государственного финансового дефицита с помощью акциза, «питейного дохода». Достоевский, став редактором, поддержит этот вектор «Гражданина» (в отличие от «оффенбаховщины мерзкой»²⁴).

В пяти статьях (№ 13, 14, 17, приложение к № 17 и летний сборник²⁵) Мещерский настойчиво обращается к «рабочему вопросу», от решения которого уже зависит «благосостоянiе <…> общества и государства»²⁶. Центризм князя-государственника проявляется в самой постановке вопроса:

«Гдѣ найти разумную средину для соглашенiя интересовъ государства съ интересами промышленности, интересовъ рабочаго съ интересами хозяевъ, требованiй прогресса въ дѣлѣ рабочаго вопроса съ требованiями государственнаго порядка? <…> гдѣ начинается коммунизмъ, величайшее изъ общественныхъ золъ, и кончается человѣколюбiе, величайшее изъ государственныхъ добродѣтелей и нравственныхъ силъ <…>?»²⁷.

Вникая в подробности практики отношений предпринимателей и наемных работников²⁸, Мещерский пытается интегрировать действие двух законодательств: нравственного христианского и правового государственного. Стремление к их согласию лежало в основании проективной нравственно-правовой концепции «Гражданина»²⁹ и проявляло себя, в разной степени успешности, и в других выступлениях «князя-точки». Так, осознавая масштабы радикализации современной молодежи, он призывал применять духовные рычаги вместо полицейских: «Неужели въ Сибирь это поколѣнiе? Нѣтъ! Боже упаси отъ всего, что похоже на проявленiе силы противъ этого поколѣнiя»³⁰. Спасением для молодого поколения будет, когда оно «встрѣтится съ нравственнымъ устоемъ общества»³¹.

Образование и религия — ключевые и взаимосвязанные темы «кризисной» публицистики Мещерского. Падение общественной нравственности он объяснял плачевным положением школы и церкви, при этом прибегая к весьма энергическим выражениям:

«Россія <…> можетъ обойтись, въ крайнихъ случаяхъ, безъ флота, безъ арміи; но безъ идей врядъ ли она можетъ жить, ибо все, что такое общество стало бы создавать, начиная съ кадровъ стотысячныхъ армій и кончая переполненными учениками школами, все носило бы въ себѣ, за отсутствiемъ идей, — сѣмена растлѣнiя…»³²;

«…ни церковь, ни религія не имѣютъ никакого жизненнаго зна-ченія ни въ нашей семейной, ни въ нашей литературной, ни въ нашей государственной жизни. <…> нашей церкви въ насъ нѣтъ и <…> насъ нѣтъ въ нашей церкви»³³.

Категоричные сентенции Мещерского раздражали своей безапелляционностью не только противников, но и многих единомышленников, более оптимистичных или по крайней мере осторожных в выражениях. «Чрезмерность» князя отчасти объяснима свойствами его угловатой личности, не слишком отягощенной чувством меры и такта, но вместе с тем следует учесть и захватившее его предчувствие крушения империи. Чуткий сейсмограф, он 13 ноября 1872 г. в письме к наследнику престола Александру Александровичу так излагал свое назначение: «Задача "Гражд[анина]" кричать, что мы стоим на краю пропасти, то есть повторять громко то, что все порядочные люди говорят тихо и между собою» [Мещерский, 2014: 457]. Не то же ли самое «громко» возвещал роман «Бесы» и последующая публицистика Достоевского? Всё так, но дело еще и в стиле.

А. С. Суворин предъявил претензии Мещерскому не только в плане содержания, но и по форме: «Мысль развивается скачками, безсвязно, безтолково и темно», публицист выражается «иногда совсѣмъ безграмотно»³⁴. «Малограмотный руководитель» еженедельника, по мнению другой газеты, сказался в упомянутой выше статье «Вперед или назад» в таких выражениях, как «неудержимый путь», «дать жизни создать душу», «вырасти людей»³⁵ и т. п. Соединение высокой патетики с косноязычием страшно раздражало оппонентов, однако стоит отметить, что позднейший и немалый ценитель слова в «неправильностях» князя заметил «остроту в языке и мысли»³⁶.

В стиле Мещерского особенно резали слух сентиментально-слащавые нотки в соединении с верноподданническим пафосом³⁷. Сочувствовавший ему А. К. Толстой предупреждал публициста о грозящей опасности, когда «идеальные стремления консерватизма обратятся в холопский культ» [Мещерский, 2003: 376]. Князь, увы, не избежал этой опасности, что раздража-ло даже сотрудничавшего с ним Н. С. Лескова: «при его заступничестве за власть хочется чувствовать себя бунтовщиком»³⁸.

Огульное отношение к Мещерскому, вполне пренебрегающее сложностью его личности, предопределило и восприятие «Гражданина» в целом:

«…причина, по которой этотъ органъ кликушечнаго патріотизма возбуждалъ толки, заключается въ особомъ обстоятельствѣ, не имѣющемъ отношенiя къ литературѣ, а скорѣе къ психіатрiи. Представьте себѣ, что въ общество людей въ здравомъ разсудкѣ явился больной, который судитъ и кричитъ громче всѣхъ обо всемъ: конечно, на такого субъекта по неволѣ обратится общее вниманiе»³⁹.

Оставляя в стороне типовой прием «прогрессивной» журналистики (в это же время объявившей сумасшедшим и автора «Бесов»), заметим, что «Гражданин» традиционно трактуется фельетонистом так, как будто в нем не было никого другого, кроме Мещерского. Читатель загонялся в угол, откуда полифония консервативного органа не была слышна.

«Наше направление в цельности и совокупности всех статей»

Вступая на журнальную арену, редактор нового издания, предвидя скорые инсинуации, просил читателей «искать наше направленiе въ цѣльности и совокупности всѣхъ статей нашего изданiя…»⁴⁰.

О важнейшем аспекте формирования нового органа печати Мещерский впоследствии вспоминал так:

«Вступил я в этот новый для меня мир далеко не одиноким, а, напротив, окрыленный целым кружком таких существенно цельных и крупных восприемников для будущего детища, что и с этой духовно существенной стороны я мог сметь думать, что Бог не оставлял Своею милостью дело… Восприемниками были К. П. Победоносцев, А. Н. Майков, Ф. М. Достоевский, Ф. И. Тютчев, Н. Н. Страхов, М. О. Коялович, Б. М. Маркевич» [Мещерский, 2003: 375].

Список впечатляет: звезды старшего поколения составили некий опекунский совет начинающего издания. Князь, надо заметить, получил от них не только благословение, но и авторское участие. В первых номерах «Гражданина» Ф. И. Тютчев опубликовал стихи, задававшие высокий уровень поэтической и философской рефлексии: «Декабрьское утро» (№ 1), «Ватиканская годовщина» (№ 3), «Памяти М. К. Политковской» (№ 10). Поэтом была дана емкая формула, созвучная настойчивым ламентациям «Гражданина»: «нашъ вѣкъ, невѣрiемъ больной»⁴¹. В начале 1873 г. одно из последних и программных стихотворений Тютчева «Наполеон III» появилось именно в «Гражданине» (№ 2), поддержав трактовку этого исторического персонажа в еженедельнике, писавшем еще раньше о «нравственном растлении» Франции при его долголетнем правлении⁴².

В плане композиции номеров еженедельника обращают на себя внимание значимые поэтические вкрапления. Наряду с Ф. И. Тютчевым страницы первых номеров украсили апология Екатерины II «Недостроенный памятник (Русский сон в летнюю ночь)» (№ 1) и другие стихи А. Н. Апухтина (№ 3, 7, 8), баллада А. К. Толстого «Алеша Попович» (№ 2), стихотворения Я. П. Полонского «Утес» (№ 4), Ф. Н. Берга «Витязь», посвященное А. Н. Майкову (№ 5), Вас. И. Немировича-Данченко «На развалинах Севастополя» (№ 6). Публиковались также стихи Е. Зариной, Л. Трефолева и др., большое количество переводов из Гейне М. Прахова. Часть публикуемых стихов имела политическую окраску, другая же часть может быть отнесена к так называемому «чистому искусству», ценность которого отстаивалось в литературно-критических статьях еженедельника. Так, и печатаемая проза, за исключением тенденциозного романа Мещерского, принадлежала скорее «легкому жанру»: повесть Б. Ауэрбаха «Пшеница из мумии» (№ 8–11, 13, 15, 17), рассказ Ф. Н. Берга «Три ключа» (№ 4–6)⁴³, Вас. И. Немировича-Данченко «Как они сошлись опять (Рассказ о нем и о ней)» (№ 33). Повесть-хроника Н. В. Успенского «Новые времена» (№ 6–8) нарочито объективированным нанизыванием эпизодов пореформенной жизни разных сословий, провинции и обеих столиц предваряла серию художественно-документальных очерков «с натуры» других авторов, поощряемых «Гражданином». В особенном ходу был жанр «дорожных впечатлений» (№ 11, 12, 14, 16–18, 20–30), задающих некую панорамность изданию.

Еще один большой поэт значится в списке «восприемников», составленном Мещерским, — А. Н. Майков. Именно с его подачи в редакционный кружок вошли Ф. М. Достоевский, а еще раньше Н. Н. Страхов. Поддержал он издание и своими публикациями. Самой значительной была «лирическая драма» «Два мира», напечатанная в летнем сборнике «Гражданин» (СПб., 1872. Кн. 2. С. 1–56). В бескомпромиссном противостоянии представлены два Рима: питающийся остатками былого могущества языческий и идущий на смену, но пока безжалостно притесняемый христианский. Обожествившие власть и богатство тонут в безумном разврате, а питающийся «духом отцов» и мнящий себя частью божества Деций (смесь Ставрогина с Кирилловым) доказывает свое превосходство самоубийством, и все это на фоне идущих на смерть за свою веру христиан. В исторической картине, развернутой поэтом, сами собою напрашивались аллюзии на современное состояние цивилизации. Первая часть драмы заканчивается словом Ювенала «пустота», а вторая — словом Иова «свет»⁴⁴. Поэтически утверждаемая идея спасительности христианства была созвучна общей концепции «Гражданина», возводя ее на высоту историософской доктрины. Как формулировал князь-издатель, Майков внес в общую копилку «вдохновение мысли» [Мещерский, 2003: 375]. Другая, наиболее очевидная публикация Майкова в «Гражданине» — серьезный искусствоведческий эскиз «Мраморная группа Рафаэля в Эрмитаже» (№ 29, 20 ноября), подписанный его постоянным псевдонимом «А. М.». Возможно, были и другие публикации, но обнаружить их не удалось.

Другой «восприемник», К. П. Победоносцев, ознаменовал свое сотрудничество в «Гражданине» полемикой с Мещерским по поводу его статьи «Водка просвещает Россию» (№ 20, 18 сентября). Горячее негодование князя на самый факт существования питейного дохода в казну и использование его для финансирования народного образования бесстрастно-логически снимается Победоносцевым как «смешение понятий»: 1) это отнюдь не налог на жизненно необходимый продукт, 2) он входит в сбалансированную систему государственных финансов и 3) следует различать понятия «вино» и «пьянство». По мнению Победоносцева, о чем следует хлопотать, так это о том, чтобы расходы на образование не так сильно уступали военным расходам:

«Государство имѣетъ само крайнюю нужду въ народѣ, просвѣщенномъ, прежде всего, истинами христiанской вѣры (съ которыми его никто, однако, не знакомитъ), а затѣмъ и внѣшними знанiями, для него полезными и доступными, сознающемъ свое христiанское достоинство, нравственно возвышенномъ и бодромъ, способномъ нести сознательныя жертвы общему благу отечества и понимать истинный смыслъ правительственныхъ мѣръ…»⁴⁵.

Мещерский, «отдавая справедливость прекрасному перу почтеннаго автора письма»⁴⁶ и отчасти соглашаясь с ним, выдвинул в качестве контраргумента прагматизм иного рода:

«Стройте школы, стройте церкви на какiя угодно деньги, но, кажется, намъ не слѣдуетъ говорить въ Россiи, въ данную минуту, громко, что школа и церковь построены на питейныя деньги, ибо, если вы скажете это, вы еще крѣпче привьете къ народу мысль, что пьянство вещь хорошая…»⁴⁷.

Получается, по Мещерскому, что «Друг народной школы» в сущности прав, но не всегда полезно говорить правду в публичном пространстве, следуя высшим моральным и государственным соображениям. Это был спор о соотношении стратегии и тактики между единомышленниками, консерваторами-государственниками. В следующей публикации высокопоставленный автор знакомил читателей с ведущимися в Англии дебатами о женском вопросе, о значении молитвы, о попытках познания России. В ходе полемики в британской прессе, как уверял Победоносцев, вредные, фальшивые идеи получают отпор, и это лучшее для них противоядие, поэтому сама по себе «свобода прессы имѣетъ <…> охранительное значенiе»⁴⁸. Такой, на первый взгляд парадоксальный, консервативный либерализм с его отстаиванием свободы слова, не был чужд тогда и самому основателю «Гражданина». Так, возражая против каких бы то ни было административных мер в отношении студенческих кружков, князь Мещерский писал:

«…разъ что есть кружки, есть мысль, есть ея движенiе, <…> чѣмъ больше будетъ кружковъ дурныхъ, тѣмъ дружнѣе будутъ кружки хорошiе <…>. Поощряйте общенiе, и нигилизмъ начнетъ исчезать…»⁴⁹.

Обращает на себя внимание тот факт, что уже начиная с первого номера «Гражданин» регулярно и системно обращается к истории России, что, несомненно, определяло специфику его консерватизма. Уже в программе издания, поданной в Главное управление по делам печати от имени Г. К. Градовского (но написанной, несомненно, Мещерским), провозглашалась идея «правильнаго и постепеннаго развитія русской жизни на почвѣ безусловнаго уваженія <…> къ своей прожитой исторической жизни»⁵⁰.

Для поддержания исторически сложившихся традиционных ценностей народа и государства следовало по меньшей мере их представлять. Эту задачу выполнял М. И. Коялович в серии научно-популярных статей под названием «Исторические письма. Дотатарская Русь» (№ 1, 3, 6, 13, 14, приложение к № 17). Сложившаяся веками «прочность внутренняго строя дотатарской Руси», утверждал историк, пригодилась ей затем в испытаниях Смутного времени. Тогда особое значение получило духовное сплочение верующих вокруг Троице-Сергиевой лавры, но вместе с тем сыграли свою роль и «чисто гражданскiя силы», а именно «поразительный навыкъ русскихъ людей <…> сойдтись и дѣйствовать за одно»⁵¹. Этот навык веками складывался в народе, жившем по уставам «русскаго мiра», выразившим себя в форме веча и мудрого согласия с ним Владимира Мономаха. Тему горячо поддержал другой автор еженедельника:

«Мы указываемъ тѣ цѣнныя качества древнерусской жизни, безъ которыхъ не спорится общественный прогрессъ всякаго образованнаго народа и въ наше время, это — нравственное единенiе гражданъ между собою; это — органическимъ путемъ воспитавшаяся между ними взаимность ума, сердца, воли; это — цѣльное, естественное поступанiе въ историческомъ разви-тiи въ силу духовной самостоятельности»⁵².

Ряд выступлений Кояловича, горячего радетеля славянского единения, был посвящен болезненному польскому вопросу⁵³. Выход из исторического тупика публицист видел в поддержке государством православия в борьбе против упорно ведущейся латинизации западнорусских земель. В этом противостоянии российские власти, увы, не всегда оказывались на высоте своей задачи. В одной из статей Коялович подробно описывал, как столетие назад при возмущении православных гайдамаков против насильственного распространения униатской церкви русская армия жестоко подавила возмутившихся, ложно «объявленныхъ бунтовщиками противъ помѣщиковъ». Россия руками легко поддавшихся на польский обман чиновников таким образом способствовала «истребленiю православiя» и «Украина <…> должна была-бы сдѣлаться тѣмъ, чего такъ желали поляки <…>, — обратиться въ ничто…»⁵⁴.

Весомый вклад в формирование патриотической концепции «Гражданина» внес старейшина отечественной словесности М. П. Погодин. Мещерский по какой-то причине не упомянул его в числе «восприемников», хотя еще в первом номере еженедельника было заявлено о его вкладе в отечественную мысль⁵⁵ и о его первенстве в утверждении «воспитательныхъ <…> началъ» исторической науки⁵⁶. Авторитетный историк самым активным образом включился в жизнь еженедельника: он печатает обзоры журналов «Русская Старина» и «Русский Архив» (№ 2, 7, 10, в первых двух под псевдонимом «Д-н П-о»), заметку о московских памятниках (№ 8, под псевдонимом «Старожил Московский»). В «Гражданине» Погодин (уже под своим именем) продолжил полемику с Н. И. Костомаровым, начатую в 1864 г., когда либеральный историк пошел в «освободительный» поход «разбивания народных кумиров» (по его собственному выражению) и для начала попытался доказать, что Дмитрий Донской струсил во время Куликовской битвы (см. подробнее: [Викторович, 1985]). Следующими объектами костомаровского критицизма оказались легендарные герои Смутного времени, в защиту которых с неискаженными фактами в руках и выступил Погодин в «Гражданине» 1872 г.: «За Скопина-Шуйского (бранное послание к Н. И. Костомарову)» (№ 3), «Еще два слова за князя Скопина-Шуйского» (№ 6)⁵⁷, «За князя Пожарского» (№ 27, 29). Сражения за историческое наследие Погодин продолжит в «Гражданине» 1873 г. уже при редакторстве Достоевского: «Еще за Минина» (№ 4) и «За Сусанина» (№ 46). В конце жизни, припомнив эти баталии, Достоевский напишет: «Нужно <…> затереть бездну мерзких идей, пущенных в ход об нашей истории…» [Достоевский; т. 30₁: 213].

Литературную позицию «Гражданина» определял прежде всего Н. Н. Страхов с его серией статей «Литературные письма» (№ 1, 2, 5, 11). Ощущая себя учеником А. А. Григорьева, автор писем («григорьевский» жанр!) последовательно и методично, вопреки сложившимся «прогрессивным» стереотипам, настаивает на пушкинских началах русской литературы, что было затем поддержано другим ведущим автором еженедельника⁵⁸. Для формирования патриотической концепции издания принципиальное значение приобретало обращение к пушкинскому стихотворению «Клеветникам России»:

«Замѣтимъ, что уже Пушкинъ хорошо зналъ сомнѣнiя относительно нашей славы, что онъ уже слышалъ скептическiе голоса — и свои, и чужiе. Онъ спрашиваетъ:

Что взяли вы? Еще-ли Россъ

Больной, разслабленный колоссъ?

Еще ли сѣверная слава

Пустая притча, лживый сонъ?⁵⁹

Но эти сомнѣнiя потомъ выросли и заполонили насъ до такой степени, что многiе у насъ перестали понимать самую возможность искренней и живой вѣры въ Россiю. Между тѣмъ, если мы не понимаемъ вѣры въ Россiю, то мы ровно ничего не поймемъ въ русской литературѣ <…>. Тогда вся наша литература окажется и фальшивою, и непонятною; ибо не только всѣ большiе русскiе писатели, от Ломоносова до Льва Толстого, проникнуты вѣрою въ Россiю, но эта вѣра была существеннымъ, главнымъ условiемъ, ихъ дѣятельности. Скептицизмъ есть чувство непроизводительное…»⁶⁰.

Мысль Страхова в своем духе и стиле аранжирует Мещерский:

«…отсутствiе вѣры въ Россiю есть главная причина его [Петербурга] разобщенiя съ Россiею. <…> Когда эта вѣра явится, то съ нею явится въ обществѣ то, что никакая война дать не можетъ: сознательное органическое общенiе съ жизнью государства, идеалы вернутся къ ихъ носителямъ и Пушкины явятся вновь въ томъ-же обществѣ, которое теперь ихъ не имѣетъ и ихъ развѣнчиваетъ. Литературная область для такой дѣятельности <…> одна и можетъ быть производительна»⁶¹.

Серьезный вклад в литературно-критический отдел еженедельника (едва ли не лучший в тогдашних газетах)⁶² — аналитическая статья Страхова о рассказе Достоевского «Вечный муж» в № 7 «Гражданина», один из редчайших на то время случаев проницательного прочтения творчества писателя⁶³ (подробнее см.: [Викторович, Захарова: 228–236]).

Последний «восприемник», названный Мещерским, — Б. М. Маркевич, активный сотрудник «Московских Ведомостей», ставший посредником между двумя консервативными изданиями. Его конкретное участие в «Гражданине» следует прояснить.

Мещерского объединяло с Маркевичем, человеком высокой дворянской культуры, предчувствие заката этой культуры, как и заката породившей эту культуру империи (см.: [Котельников]). Сам князь признавался, что он «получать мог <…> от Маркевича — тон, интонации и указания злоб дня» [Мещерский, 2003: 375]. Последнее еще можно представить в виде поучений и советов со стороны, но вот передача «интонации» вряд ли возможна без практического применения. И действительно, при всестороннем атрибутивном анализе материалов еженедельника из-под некоторых псевдонимов явственно проглядывает авторство Болеслава Михайловича.

Судя по всему, он как мастер фельетонного жанра взялся поначалу вести соответствующий отдел еженедельника. Так, в первом номере печатается фельетон, отличающийся уравновешенным тоном на фоне судорожных порываний Мещерского. Фельетонист для начала заговорил о выборе имени новорожденного:

«…слово "Гражданинъ", вами придуманное какъ заглавiе журнала, вовсе не такъ общепонятно, какъ генералъ, тайный совѣтникъ, экзекуторъ, женихъ и т. п.»⁶⁴.

Дано обещание вернуться к теме в следующем письме, и действительно в фельетоне, сменившем, правда, свой заголовочный комплекс, передается возмущение некоего генерала:

«Гражданинъ! <…> Что это, откуда? Такъ революцiей и пахнетъ. <…> знаете-ли вы, что такое значитъ гражданинъ по французски? <…> а citoyen — что значитъ? Aux armes! citoyens…»⁶⁵.

Любопытно, что подобная параллель была проведена еще раньше в заметке без заглавия в № 2 «Гражданина» (с. 42–43), сообщавшей, что немецкоязычная газета “Nordische Presse” (№ 4), выходящая в Петербурге, приветствуя новое издание, предположила, что «не во французскомъ опошленномъ и обезсиленномъ "citoyen" слѣдуетъ искать объясненiя понятiя "Гражданинъ", но въ англiйскомъ и нѣмецкомъ Bürger». Автор «Гражданина» прибавляет к этому, что «быть гражданиномъ русскимъ значитъ быть бойцомъ за всѣ тѣ завѣтныя основныя начала Русскаго Государства, безъ которыхъ оно не можетъ быть ни Русскимъ, ни сильнымъ». Мы полагаем, что и сам отзыв немецкоязычной газеты, и комментарий к ней подготовил Б. М. Маркевич.

Фельетон «Въ большомъ свѣтѣ. Въ дверяхъ бальной залы» (№ 4), подписанный уже криптонимом «М.», выдает авторство Маркевича характерным суждением о высшем свете и сетованием на пожилой возраст. Автор здесь приблизился к своему автобиографическому герою, графу Завалевскому в романе «Марина из Алого Рога» (Русский Вестник. 1873. № 1–3): фельетон как будто выскользнул из черновиков романа.

Следующий фельетон «У театра Буффъ» (№ 5), также подписанный криптонимом «М.», начал в «Гражданине» тему кафешантанного осмеяния патриотизма, подхваченную затем Мещерским (см. выше). Получается, что Маркевич поднял проблему, пока еще в довольно спокойном саркастичном тоне, а уже в следующем номере негодующий Мещерский довел обсуждение до высшего эмоционального градуса. Маркевич затем продолжил тему все в той же уравновешенно-саркастической тональности в фельетоне «Въ театрѣ Берга» (№ 11, подпись «Бета»; автор, кстати, и здесь не скрывает своего пожилого возраста).

Тяготение к эстетической школе и приметы стиля выдают авторство Маркевича во взвешенных рецензиях на очерки и рассказы Г. Успенского (№ 1, подпись «-ичь»), повесть И. С. Тургенева «Вешние воды» (№ 2, подпись «М.»), роман А. Чернолесова «Светские люди» (№ 3, подпись «Б.»), комедию А. Н. Островского «Не было ни гроша, да вдруг алтын» (№ 4, подпись «М.»). Маркевич как театральный критик выступил в «Гражданине» с серией статей «Письма о русском театре» (№ 20, 21, 23, 26, 31, 32) за подписью «Графъ Энъ» (повторение псевдонима Н. М. Карамзина), указав на печальное положение русской сцены, идущее во многом от равнодушия дирекции к русскому репертуару и профессиональному росту актеров. Очевидно, при совместном участии Мещерского и Маркевича «Гражданин» поддержал А. Н. Островского в трудное для драматурга время⁶⁶.

Общая концепция «Гражданина», таким образом, складывалась как единство полновесных высказываний, отнюдь не замыкающихся на передовицах князя Мещерского (чего не хотели замечать предвзято настроенные оппоненты). К перечисленным выше добавим также основательные суждения А. Ф. Гусева об утилитарной направленности системы образования (№ 7, 15, 16, 17, приложение к № 17), Т. И. Филиппова о причинах греко-болгарской церковной распри (№ 23, 24, 26, 27), С. А. Николаевского⁶⁷ о папском вопросе и европейских событиях (№ 9–12, 14, 27, 29, 31, 33). «Гражданин» 1872 г., каким его принял под свое начало Достоевский, общей идейной конструкцией был далеко не чужд автору «Бесов».

«Орган людей с независимым убеждением»

В объявлении об издании «Гражданина» на 1873 г., опубликованном 28 октября 1872 г. в газете «Голос», «еженедельный журнал» представлялся «органомъ русскихъ людей, стоящихъ внѣ всякой партіи». Объявление за подписью Г. К. Градовского, очевидно, писалось В. П. Мещерским, а отголосок его мы находим в записной тетради Достоевского: «Орган людей с независимым убеждением» [Достоевский; т. 21: 258]. В развитие формулы Достоевский далее записывает: «Неужели независимость мысли, хотя бы и самая малая, так тяжела» [Достоевский; т. 21: 258]. Заявления эти понятны в реальном историческом контексте: к наблюдению о наступившем дефиците «всякой независимости мысли» писатель вскоре вернется [Достоевский; т. 21: 132]. В так называемую «эпоху гласности» парадоксально сложилась нещадная зависимость отечественной журналистики от либеральной парадигмы, которую определяли наиболее авторитетные органы печати: «Голос», «Санкт-Петербургские Ведомости», «Отечественные Записки», «Вестник Европы», — и примкнувшие к ним издания помельче, а также разного рода профильные, сатирические, провинциальные. Диктат либеральной прессы к началу 1870-х гг. усвоил характерные приемы тоталитарного строя, держащегося на страхе нарушить установленные правила, так что публицист «Гражданина» имел все основания утверждать, что «если-бы тайной полицiи, съ ея атрибутами, въ мiрѣ не существовало, — ее, только ее бы изобрѣли именно этого рода господа»⁶⁸.

В борьбе с агрессивным мейнстримом в 1870 г. нашла бесславный конец сугубо консервативная «Весть» (наследницей коей и был объявлен «Гражданин») и едва сводила концы с концами безнадежно опороченная православно-полемическая «Домашняя Беседа». Правда, в Петербурге, с сентября 1871 г., чуть опередив Мещерского, начала выходить газета «Русский Мир», в первом же номере не убоявшаяся заявить о тревожной обратной стороне реформ:

«Съ каждымъ годомъ для насъ становится все яснѣе и яснѣе, какъ, мало по малу, грубѣютъ проявленія нашей общественной жизни, какъ вырождается молодое поколѣніе, какъ растлѣвается народная нравственность, исчезаетъ семейная жизнь — эта основа спокойствія…»⁶⁹;

«Чечевичная похлебка, за которую мы продали и промотали наслѣдіе предковъ, — это для насъ есть мнѣніе Европы»⁷⁰.

«Русский Мир» поприветствовал появление «Гражданина», однако вскоре, несмотря на очевидную близость (двое из трех соредакторов «Русского Мира», Ф. Н. Берг и П. А. Висковатов, печатались также в «Гражданине», оба издания объединял и Б. М. Маркевич), полемика между ними обнаружит неоднородность консервативного лагеря.

Что касается московской прессы, то здесь образовался некий противовес петербургскому либерализму: «Московские Ведомости», «Современные известия», «Русский Вестник», «Заря» и «Беседа». К моменту появления «Гражданина» «Заря» совсем угасла (переход Страхова в новое издание обозначил их частичную преемственность), а «Беседа» в том же, последнем для нее, 1872 г. разрывалась между первоначальными славянофильскими установками и новыми либеральными веяниями.

Создатель «Гражданина» мыслил его как «твердый и прочный уголокъ Москвы»⁷¹ во враждебном Петербурге. Первые же номера работали на реализацию этого замысла: ключевые статьи рассказывали о московском земстве (№ 1, 3, 5, 6, 8, 9, 10), таможне (№ 2), университете (№ 3), дворянском собрании (№ 3), театре (№ 6), купечестве (№ 9), политехнической выставке (№ 11), адвокатах (№ 12), обществах (№ 12). Наконец, 3 апреля (№ 14) было положено начало долговечным двухнедельным обозрениям «Московские заметки» за подписью «Москвич», за которой скрывался один из самых высокообразованных журналистов своего времени И. Ю. Некрасов. Определение Москвы как «центра Россiи, и экономическаго и нравственнаго»⁷², указывало на некоторое родство нового издания со славянофильской журналистикой. Даже в полиграфическом исполнении «Гражданин» напоминал угаснувший «День». По примеру «Дня» сосредотачивая внимание на провинции, Мещерский с № 7 ввел «Областное обозрение» (большая часть, очевидно, составлялась Г. К. Градовским)⁷³. Отзвуки замолчавшего на время славянофильства (до выхода в 1880 г. газеты «Русь») можно было расслышать в статье Кохановской⁷⁴, в публикациях М. П. Погодина, Т. И. Филиппова, М. И. Кояловича, А. С. Будиловича, И. Ю. Некрасова. Последний особенно настойчиво обращался к непререкаемому для него авторитету А. С. Хомякова (№ 1, 12, 16, 23, 28). Статьи Н. Н. Страхова вели «Гражданин» к обновленной модификации славянофильства — почвенничеству. Неприятным открытием для либерально настроенного журналиста были «туманныя словоизверженiя, отзывающiеся покойною "Эпохой"»⁷⁵. Понятно, какие «словоизверженiя» имелись в виду: «сила вѣры была могущественною строительною силою, спасшею тогда Россiю»⁷⁶; «каждый писатель въ той или другой мѣрѣ, въ той или другой формѣ есть выразитель народнаго духа»⁷⁷.

Н. Н. Страхов накануне своего прихода в «Гражданин» сформулировал очень важную позицию: «Свобода мысли, независимость отъ авторитетовъ есть одна изъ основныхъ чертъ славянофильства»⁷⁸. Критик мог бы вспомнить, что десятилетие назад именно под таким лозунгом выступили на арену и почвеннические журналы братьев Достоевских. Позднее Страхов объединит славянофилов и почвенников в одну «русскую партiю»⁷⁹, по существу, присоединившись к упованию братьев Достоевских, выраженному в программе журнала «Эпоха»: «Придет же наконец время, когда направление всех истинно-русских будет слишком ясно без всяких разъяснений…» [Достоевский; т. 20: 214]. Новый еженедельник уже накануне прихода в него Ф. М. Достоевского начал вставать в этот варьирующийся ряд: «День» — «Время» — «Эпоха» — «Заря» — «Гражданин» (позже «Дневник Писателя», вышедший из «Гражданина»).

На титуле первых трех номеров «Гражданина» значилось: «политическiй и литературный журналъ-газета». С четвертого номера подзаголовок чуть изменился: «газета-журналъ политическiй и литературный». Между тем в объявлениях использовалось краткое наименование «журнал». Комбинированный титул, придуманный Мещерским, должен был, вероятно, указывать на срединное положение между ежедневной газетой и ежемесячным журналом, хотя еженедельники (кроме иллюстрированных и сатирических журнальчиков) обычно называли себя газетами. Заявленный тип издания сразу же был осмеян как «гермафродит» (Голос. 1872. 8 и 9 января), однако Мещерский не отступился от него. Подзаголовок должен был не только указывать на среднее положение между «тонкой» газетой и «толстым» журналом, но и сигнализировать о серединном положении между оперативной реакцией на события (ежедневная газета) и разносторонностью содержания, включающего научную аналитику (ежемесячный журнал). Аналитика выходила в «Гражданине» даже на первый план — но в сжатом виде и с переходом в публицистику. Научная обстоятельность подвергалась жесткой компрессии в статьях по истории, юриспруденции, экономике… Образцом и здесь служил аксаков-ский «День». Ориентация на славянофильско-почвеннические издания сказалась особенно в акцентировании вопросов отечественной истории и литературы (слово «литературный» не было формальным в подзаголовке еженедельника).

И. С. Аксаковым было задано и построение издания с «увертюрой» в виде передовой статьи редактора. С 1863 г. по такому же сценарию стали выстраиваться «Московские Ведомости». Автор передовиц М. Н. Катков, как и Аксаков, заговорил с твердостью, энергией и достоинством (дело шло о польском вопросе), но в отличие от предшественника-славянофила не давал большого простора эмоциям. Это был «политическій слогъ, соединяющій точность и обстоятельность дѣловой бумаги съ важностію и выразительностію рѣчи, произносимой въ многолюдномъ собраніи»⁸⁰. В начале семидесятых уверенный голос Каткова убеждал или раздражал, не оставляя равнодушных, на левом фланге ему противостояли также личностно выраженные голоса Щедрина и Михайловского, а на правом партию непреклонного правдолюбца вел Н. П. Гиляров-Платонов. Мещерскому с его кавалерийскими наскоками на все возможные проблемы было не по силам тягаться с тяжеловесами тогдашней публицистики (вот почему он поначалу так обрадовался решению Достоевского встать во главе издания): при всей несомненной искренности князю недоставало вескости суждений, идущей от глубины анализа, тонкости наблюдений и простого такта.

У Мещерского как издателя «Гражданина» был, впрочем, свой козырь. Организуя издание, он обратился с предложением о сотрудничестве к известным авторам вне зависимости от их общественных убеждений (Л. Н. Толстой, А. Н. Островский, И. С. Тургенев, Н. С. Лесков, Н. Кохановская, И. Ф. Горбунов, Н. А. Корф, А. И. Васильчиков, К. П. Победоносцев, П. К. Щебальский). Князю мечталась дискуссионная площадка, где «честные» западники и славянофилы, либералы и консерваторы, представители разных литературных направлений будут по-доброму обмениваться мыслями, аргументируя свои позиции. Так, в письме к Тургеневу от 14 (26) октября 1871 г. Мещерский, излагая программу будущего «Гражданина», подчеркивал, что новое издание будет «уважать всякое мнѣніе и относиться къ нему безпристрастно»⁸¹. В печатной программе торжественно провозглашалось:

«Всякое серьозное мнѣнiе, всякiя добросовѣстныя изслѣдованiя о вопросахъ общественной жизни найдутъ себѣ у насъ мѣсто; но за собою мы оставляемъ столько же свободы критики, сколько предоставляемъ свободы высказываться»⁸².

Предполагаемый жанр в данном случае резко уходил от своих прародителей: и Аксаков, и Катков принципиально не допускали разномыслия в материалах своих изданий. Катков прямо недоумевал: «что она [газета] за арена для обсужденiя вопросовъ?»⁸³ Однако именно такую цель поставил перед собой создатель «Гражданина».

Уже в первых номерах дает о себе знать внутренняя полемика в литературно-критическом отделе между почвенником Н. Н. Страховым и выходцами из катковского лагеря (Б. М. Маркевич, П. К. Щебальский). Страхов не без сарказма представил внутриредакционную кухню в письме к Л. Н. Толстому от 10–11 марта 1872 г.:

«Стал наконец писать в новый прескверный журнал "Гражданин", где скоро платят, но — душа не лежит к этому изданию, к редактору и его кружку. С первым номером вышла история, которая меня повеселила. Через Ап. Н. Майкова я отдал туда статейку, но сам не показывался в кружок, так что сотрудники ничего обо мне не подозревали. Выходит номер и вдруг они находят там меня⁸⁴. На первой же Середе Мещерского они гурьбой наступают на него, и открыто, целым хором пускаются ругать меня. А Майков и сам Мещерский стали за меня и побили их торжественно. Послушайте, какое обвинение было высказано — они находили и кричали, что в моих статьях — одна вода. Что скажете? А спросите — откуда злоба? Очень уж они паршивы, и я их пугаю своею честностию (я не хвалюсь, — ведь это качество отрицательное), да не любезен им потому, что об них ничего не пишу, мало, видите, даю им весу и не изучаю их» [Толстой, Страхов: 23].

Кто эти «они», кого Страхов как критик «не изучает»? Это Б. М. Маркевич и Н. С. Лесков, также примкнувший к новому изданию и даже напечатавшийся в нем. Это отдельная история, которую мы планируем в дальнейшем раскрыть, пока же отметим характерный для Мещерского факт: он собирает на своих «средах» обе стороны, а главное, печатает и тех и других.

Другой эпизод связан с участием в «Гражданине» либерального педагога и публициста Н. А. Корфа, которого Мещерский буквально зазвал в свое издание⁸⁵. После конфликта Корфа с местным земством, приведшего педагога к отставке, «Гражданин» напомнил о значимых результатах его кипучей деятельности и поддержал выдвигаемую им идею обязательности обучения в сельских школах⁸⁶. Однако, когда конфликт земской управы с педагогом (на сей раз директором новгородской земской учительской семинарии бароном Косинским) повторился, «Гражданин» занял сторону управы, навлекшей на себя гнев «Санкт-Петербургских Ведомостей»⁸⁷. Мещерский заявил, что следует уважать решение земских властей и не лишать их контролирующих полномочий; даже если ими будет сделана ошибка, надо дать возможность ее исправить. Публициста гораздо более пугало бесконтрольное влияние на школу «матерiалистической, ложной, а иногда и просто развращающей пропаганды»⁸⁸. Однако в том же номере была размещена статья с противоположным требованием защитить умных и деятельных педагогов от некомпетентного вмешательства земских властей, ведущих себя «крайне безцеремонно и самоуправно»⁸⁹. Этот спор Мещерский в конечном итоге проиграл: комиссия губернского земского собрания признала неправильными действия управы⁹⁰, а Корф вышел из числа сотрудников еженедельника. В данном эпизоде мы обращаем внимание на то, что в «Гражданине» были полноценно представлены обе точки зрения при отчетливо выраженной позиции редакции. Подобную ситуацию мы наблюдали и в полемике Мещерского с Победоносцевым о питейном доходе бюджета. Победоносцев высказался затем о жанровом своеобразии «Гражданина» и, глядя из Лондона, отмежевал его от сложившегося канона русской журналистики:

«"Гражданинъ" своимъ внѣшнимъ видомъ совершенно напоминаетъ мнѣ одно изъ распространенныхъ здѣсь, еженедѣльныхъ изданiй, "The Spectator", а тѣмъ уваженiемъ, какое онъ оказываетъ различнымъ мнѣнiямъ, предоставляя имъ свободно высказываться на своихъ страницахъ, оставляя лишь за собой право критики, онъ приближается къ характеру англiйской журналисти-ки вообще…»⁹¹.

Знаменательный для формирования жанрового статуса «Гражданина» эпизод произошел в полемике по так называемому женскому вопросу. Мещерский выступил со статьями⁹², где утверждал, что женское образование «противоестественно», поскольку угрожает традиционным семейным устоям: женщины доктора, чиновники, адвокаты грозят заменить матерей, жен, сестер милосердия, сиделок. Выступления Мещерского вызвали протестующее «Письмо русской женщины за женский вопрос» К. Соколовской, которое было напечатано в № 31 «Гражданина» 4 декабря вместе со статьей «"К делу!" Ответ русской женщине» за подписью Мещерского. Ответ этот разительно отличается от предыдущих выступлений князя выдержанным, миротворческим тоном. Автор отказывается здесь от своих прежних нападок на женское образование, допуская его в принципе. Столь резкую перемену можно объяснить, обратившись к письму А. Н. Майкова H. Н. Страхову от 12 декабря 1872 г.:

«…Мещерскій назначилъ по вторникамъ обѣды у себя для Ѳед<ора> Мих<айловича>, Филипова, и меня <…> Цѣль — послѣ обѣда прослушать готовящуюся для слѣд<ующаго> №. его статью и ругать ее до тѣхъ поръ пока онъ ея не выработаетъ. Плодомъ этого всего можете считать его статью о женскомъ вопросѣ въ одномъ изъ послѣднихъ №№ Гражданина. Три раза онъ ее передѣлывалъ, и статья-то вышла не дурна»⁹³.

Вне всякого сомнения, основная мысль статьи о высоком призвании женщины в общественной жизни России, выраженное в ней отношение к женскому образованию («Чѣмъ шире будетъ кругъ образованiя женщины, тѣмъ лучше, и если женщина захочетъ университетскаго образованiя, пускай будетъ женскiй университетъ»)⁹⁴ — все это было чуждо Мещерскому, но очень близко Достоевскому⁹⁵, мнение которого оказалось решающим (см. также: [Буданова]). Данное выступление Мещерского, ставшее плодом коллективного творчества, в итоге показывало способность «Гражданина» прислушаться к оппоненту и даже скорректировать собственную позицию. Вырабатывался, хотя и в ограниченных пределах, известный диалогизм издания, отличающий его от неуступчивости как либеральной, так и консервативной прессы. Здесь нам также видятся линии преемственности, ведущие к почвеннической журналистике. «Гражданин» часто представлялся изданием более вопрошающим, нежели утверждающим.

В полемику по женскому вопросу вскоре вмешался К. П. Победоносцев. Он поддержал преимущественное значение женщины в семье, но, отсылая к книге Д. С. Милля «Подчиненность женщины» (1869), признавал угнетенное положение слабого пола. Публицист объяснял это не столько правовой, сколько нравственной неразвитостью современного общества, отошедшего от христианских норм:

«Слѣдовательно, о возвышенiи нравственнаго уровня общества прежде всего нужно заботиться, и женскую эмансипацiю начинать съ эмансипацiи самого мужчины отъ нравственной грубости и невѣжества»⁹⁶.

Концептуальное многоголосье «Гражданина» обнаруживает себя в преимущественном положении эпистолярного жанра. Он формировал целые серии статей, переходящие в рубрики: «Исторические письма» Кояловича, «Литературные письма» Страхова, «Петербургские письма» Мещерского, «Письма о русском театре» Маркевича, «Письма с Севера» Немировича-Данченко, «Политические письма» Николаевского. Почетное место отводилось письму Кохановской к И. С. Аксакову (летний сборник) и Тертия Филиппова к Вселенскому Патриарху (№ 27). В славянофильском «Дне» эпистолярный жанр определял архитектонику областного и славянского отделов, во «Времени» и «Эпохе» он проник также и в один из ведущих — отдел критики. «Гражданин» в своих жанровых предпочтениях наследовал перечисленным изданиям.

Во всем этом не было особенной новизны: литература XVIII в., а вместе с нею журналистика сделали эпистолярный жанр весьма востребованным. Самое слово «корреспонденция» (а вместе с ним и «корреспондент») этимологически восходят к тому клочку бумаги (пергамента, бересты), что переносил на себе важные слова для адресата. Письма к издателю или редактору, «голоса из провинции» не были чем-то очень оригинальным для тогдашней журналистики, но «Гражданин» выделялся акцентированием этого жанра, который позволял узаконить особость и даже независимость позиции того или иного корреспондента. «Гражданин» стремился представить многоголосье мнений «порядочных людей», неравнодушных к судьбе страны. Усилия редакции, следует признать, не были слишком успешными. Тираж издания был довольно скромным (на конец 1872 г. насчитывалось около 1600 подписчиков [Мещерский, 2014: 467]), немногочисленны были и письма читателей. Это обстоятельство заставляло князя прибегнуть к своеобразной ролевой журналистике: он сам писал (хотя неподражаемый стиль выдавал его) письма в редакцию от имени крестьянина (№ 2, 21), педагога (№ 2), земца (№ 5, 13), военного (№ 12).

Голос «Гражданина» в современной ему журналистике остался «вопиющим в пустыне» даже после прихода Достоевского, который вынужден был констатировать:

«Мы дорожимъ лишь тѣмъ, что пользуемся нѣкоторой симпатiей нѣсколькихъ толковыхъ людей, которые, въ наше время всеобщаго лакейства мысли, рѣшились смѣть

Свое сужденiе имѣть»⁹⁷.

Возможно, Достоевский припомнил не столь давнее высказывание о «Гражданине» К. П. Победоносцева, которого воодушевлял тот же довод:

«…прiятно сознавать себя сотрудникомъ органа, который, какъ выражаются французы, имѣетъ le courage d’avoir son opinion [фр. мужество иметь свое мнение]. А это большая важность въ русской журналистикѣ!»⁹⁸.

В целом, при всех своих промахах, но в совокупности публикуемых материалов, «Гражданин» представляется изданием, решительно и порою дерзновенно поставившим вопрос о цене происходящих перемен, о разрушении нравственно-духовного фундамента общества и государства, о необходимости вернуться к традиционным, христианским ценностям. Еженедельник формировал обновленную разновидность консервативной журналистики, получившую дальнейшее развитие в публицистическом творчестве Ф. М. Достоевского.

¹ Гражданинъ. 1872. № 34. 25 Декабря. С. 556. Далее ссылки на это издание приводятся с использованием сокращения Гр.

² Гр. 1872. № 33. 18 Декабря. С. 519. В № 34 это объявление было также повторено (с. 555).

³ Письма Н. Н. Страхова къ Н. Я. Данилевскому // Русскiй Вѣстникъ. 1901. Т. 271. № 1. С. 130.

⁴ А. У. Порецкий и Е. А. Белов пришли в «Гражданин» уже при редакторстве Достоевского.

⁵ Мещерскiй В., кн. Впередъ или назадъ // Гр. 1872. № 2. 10 Января. С. 42.

⁶ Курочкин В. Современный сонет // Искра. 1873. № 19. 15 апреля; то же: Поэты «Искры»: в 2 т. Л.: Сов. писатель, 1987. Т. I: В. Курочкин. С. 202. (Библиотека поэта. Большая серия; 3-е изд.)

⁷ РГИА. Ф. 776. Оп. 5 (1871). Д. 95 (1). Л. 17.

⁸ <Мещерский В. П.> 1871-й годъ для Россiи // Гр. 1872. № 1. 3 Января. С. 2.

⁹ Мещерскiй В., кн. Впередъ или назадъ. С. 42.

¹⁰ Нилъ Адмирари <Панютин Л. К.> Листокъ // Голосъ. 1872. № 23. 23 января.

¹¹ Мещерскiй В., кн. Впередъ или назадъ. С. 42.

¹² Мещерскiй В., кн. Что значитъ точка къ основнымъ реформамъ? Отвѣтъ газетѣ «Кiевлянинъ» // Гр. 1872. № 12. 20 Марта. С. 409.

¹³ В 1856 г. Горчаков как глава внешнеполитического ведомства направил во все российские посольства за границей циркуляр для сведения иностранных правительств, где было, в частности, сказано: «Россию обвиняют в самоизоляции и том, что она замыкается в молчании пред фактами, противоречащими праву и справедливости. Говорят, что Россия сердится. Россия не сердится: Россия сосредотачивается» [Электронный ресурс]. URL: https://telegra.ph/Depesha-svetlejshego-knyazya-Aleksandra-Gorchakova-po-sluchayu-vosshestviya-Aleksandra-II-na-prestol-1856-12-18 (20.07.2024). Достоевский процитировал последнюю фразу в «Дневнике Писателя» 1881 г. [Достоевский; т. 27: 38].

¹⁴ Мещерскiй В., кн. Что такое русское дворянство? // Гр. 1872. № 8. 21 Февраля. С. 267. Выделено Мещерским (в оригинале разрядкой).

¹⁵ Там же. С. 268.

¹⁶ Мещерскiй В., кн. Что такое русское дворянство? С. 269. Выделено Мещерским (в оригинале разрядкой).

¹⁷ Мещерскiй В., кн. Мысли вслухъ // Гр. 1872. № 25. 23 Октября. С. 226. Антибюрократический пафос «Гражданина» должен был достичь своеобразного апогея в предназначавшейся для летнего сборника заранее разрекламированной публикации комедии А. Ф. Писемского «Подкопы» («Хищники»), запрещенной цензурой (текст пьесы был вырезан из тиража сборника: РГИА. Ф. 777. Оп. 2 (1871). Д. 74. Л. 25–26) и напечатанной в «Гражданине» уже при Достоевском (1873, № 7–10) после понижения сатирического накала: автор внял совету начальства «спустить действующих лиц пониже, то есть директоров и товарищей министров оставить в покое» (Никитенко А. В. Дневник: в 3 т. М.: Захаров, 2005. Т. 3. С. 370. (Сер.: Биография и мемуары.)). Подробнее об этом см.: [Могилянский], а также в комментарии к письму В. П. Мещерского М. Н. Лонгинову от 3 де-кабря 1872 г. (Редакционный архив газеты-журнала «Гражданин» (1872–1879 гг.) // PHILOLOG.RU [Электронный ресурс]. URL: https://philolog.petrsu.ru/grazhdanin/meschersky/longinov/3.12.1872.html (20.07.2024)).

¹⁸ Мещерскiй В., кн. Наши отношенiя къ церковному вопросу // Гр. 1872. № 5. 31 Января. С. 155.

¹⁹ Фельетоны, подписанные псевдонимом «Оптимист» (№ 21–23, 27, 32, 34), «Этюды петербургского большого света» за подписью «Тот да не тот» (№ 31, 33).

²⁰ Мещерскiй В., кн. Безнравственность нашего общества // Гр. 1872. № 6. 7 Февраля. С. 187.

²¹ <Мещерский В. П.> Отвѣтъ судьямъ нашей послѣдней статьи // Гр. 1872. № 7. 14 Февраля. С. 229.

²² Незнакомецъ <Суворин А. С.> Недѣльные очерки и картинки // Санктъ-Петербургскiя Вѣдомости. 1872. № 44. 13 февраля. Быстрый ответ: Мещерскiй В., кн. Открытое письмо г. редактору «С.-Петербургскихъ Вѣдомостей» // Гр. 1872. № 7. 14 Февраля. С. 265. Суворин в своих фельетонах сделал Мещерского постоянной мишенью своих насмешек, в конечном счете дав ему определение «смѣшной человѣкъ» (Незнакомецъ <Суворин А. С.> Недѣльные очерки и картинки // Санктъ-Петербургскiя Вѣдомости. 1872. № 276. 8 октября). Интересно, помнил ли об этом автор «Сна смешного человека»?

²³ Мещерскiй В., кн. Нашъ народъ // Гр. 1872. № 7. 14 Февраля. С. 227–228; «Пьянство» (№ 12. 20 Марта. С. 403–405); «Водка просвѣщаетъ Россiю» (№ 20. 18 Сентября. С. 65).

²⁴ Из эпиграммы Вс. Крестовского: «Погибаетъ вся Россiя / Въ оффенбаховщинѣ мерзкой. / Лишь одинъ Іеремiя / Остается — князь М<ещер>скiй» (ОР РНБ. Ф. 236. № 174. Л. 59).

²⁵ М. Земледѣлецъ <Мещерский В. П.> О рабочемъ вопросѣ // «Гражданинъ». Журналъ политическiй и литературный. Сборникъ. Часть первая. II <пагинация> СПб., 1872. С. 45–49. Сборник в двух книгах заменил не выходившие в мае — августе номера еженедельника.

²⁶ Мещерскiй В., кн. Рабочiй вопросъ. I. Общiя мысли // Гр. 1872. № 13. 27 Марта. С. 443.

²⁷ Мещерскiй В., кн. Рабочiй вопросъ. I. Общiя мысли. С. 444–445.

²⁸ На эту тему были и другие публикации: «Положенiе рабочихъ въ разныхъ странахъ» (№ 6, 7, перевод из «Neue Freie Presse»), Зетъ <Завадский-Краснопольский А. К.> «Хозяинъ и работникъ (Матерiалы для рабочаго вопроса въ Малороссiи» (№ 10), Сальниковъ А. Н. «Санитарное положенiе русскихъ фабричныхъ рабочихъ и мѣры къ его улучшенiю» (№ 19).

²⁹ См., напр., публикации в указанных выше летних сборниках «Гражданина»: «Уголовный законъ и положительная нравственность» (предположительно К. П. Победоносцева), «Дѣятельность русскихъ благотворительныхъ обществъ» (ср.: В. М. <Мещерский В. П.> Волшебныя дѣла Т. С. Гроздова и комитета о нищихъ въ С. Петербургѣ. Письмо къ издателю // Гр. 1872. № 8. 21 Февраля. С. 270–271), статьи В. Н. Никитина «Солдаты-арестанты (Обзоръ военно-исправительныхъ ротъ въ крѣпостяхъ)», «Рижская военно-исправительная рота», «Динабургская исправительная рота», «Спасенные мальчики (Осмотръ С.-Петербургскихъ земледѣльческой колонiи и ремесленнаго прiюта, для малолѣтнихъ и безпріютныхъ дѣтей)».

³⁰ Чтитель свободы <Мещерский В. П.> Духъ разрушенiя. Современные этюды // Гр. 1872. № 11. 13 Марта. С. 373.

³¹ Там же. С. 374.

³² Мещерскiй В., кн. Мысли вслухъ // Гр. 1872. № 25. 23 Октября. С. 227.

³³ Мещерскiй В., кн. О нашихъ отношеніяхъ къ церкви // Гр. 1872. № 11. 13 Марта. С. 372.

³⁴ Незнакомецъ <Суворин А. С.> Недѣльные очерки и картинки // Санктъ-Петербургскiя Вѣдомости. 1872. № 71. 12 марта.

³⁵ Нилъ Адмирари <Панютин Л. К.> Листокъ // Голосъ. 1872. № 23. 23 января.

³⁶ Розановъ В. В. Литературные очерки: сб. ст. 2-е изд. СПб.: Тип. М. Меркушева, 1902. С. 218.

³⁷ Тургенев в письме Я. П. Полонскому от 2 (14) марта 1872 г. о «Гражданине»: «…самый зловонный журналец из всех ныне на Руси выходящих» [Тургенев: 222].

³⁸ Письмо И. С. Аксакову от конца марта 1875 г. [Лесков: 393], когда эта червоточина еще более усугубилась.

³⁹ Z. <Буренин В. П.> Журналистика за истекающiй годъ // Санктъ-Петербургскiя Вѣдомости. 1872. № 357. 30 декабря.

⁴⁰ <Мещерский В. П.> Къ читателямъ // Гр. 1872. № 1. 3 Января. С. 1.

⁴¹ Тютчевъ Ѳ. Памяти М. К. Политковской // Гр. 1872. № 10. 6 Марта. С. 338.

⁴² Мещерскiй В., кн. Францiя и Пруссiя // Гр. 1872. № 3. 17 Января. С. 73–74; С. Н. <Николаевский С. А.> Политическiя письма // Гр. 1872. № 27. 6 Ноября. С. 294–296.

⁴³ Подписанный псевдонимом Б-въ Н. (как и указанное выше стихотворение «Витязь»), рассказ вошел в сборник: Боевъ Ник. <Берг Ф. Н.> Заозерье: очерки и разсказы изъ жизни лѣснаго края. СПб.: Изданіе книгопродавца А. Ѳ. Базунова, 1874. С. 257–304.

⁴⁴ Во втором издании, с жанровым определением «трагедия» (Русский Вестник. 1882. № 2. С. 659–739), была добавлена и вставлена в середину еще одна часть, где действие происходит в катакомбах христиан, однако первоначальная печатная версия, простершаяся между двумя указанными концептами, имела принципиальное значение в контексте «Гражданина».

⁴⁵ Другъ народной школы <Победоносцев К. П.> Письмо къ кн. В. П. Мещерскому // Гр. 1872. № 22. 2 Октября. С. 131. Письмо открывает номер (факт — доселе беспрецедентный: Мещерский уступил свое привычное место оппоненту!), что лишний раз подтверждает авторство Победоносцева, означенное несомненными приметами его стиля.

⁴⁶ Мещерскiй Вл., кн. Отвѣтъ на письмо «Друга народной школы» // Гр. 1872. № 23. 9 Октября. С. 164.

⁴⁷ Там же. С. 165.

⁴⁸ К. О. <Победоносцев К. П.> Письма изъ Лондона. I // Гр. 1872. № 29. 20 Ноября. С. 388. Была заявлена серия «писем», однако продолжения не последовало.

⁴⁹ <Мещерский В. П.> Петербургскiя письма // Гр. 1872. № 13. 27 Марта. С. 450.

⁵⁰ РГИА. Ф. 776. Оп. 5 (1871). Д. 95 (1). Л. 17.

⁵¹ Кояловичъ М. Историческiя письма. Дотатарская Русь // Гр. 1872. № 1. 3 Января. С. 14–15.

⁵² Москвичъ <Некрасов И. Ю.> Московскiя замѣтки // Гр. 1872. № 32. 11 Декабря. С. 490

⁵³ «О раздѣлахъ Польши» (№ 9), «По поводу столѣтiя со времени перваго раздѣла Польши» (№ 18), «Новая политика польской эмиграцiи» (№ 23), «Старокатоличество въ польскомъ мiрѣ» (№ 25, 27).

⁵⁴ Кояловичъ М. Усмиренiе гайдамацкой украинской смуты Петромъ Никитичемъ Кречетниковымъ и гетманомъ Броницкимъ. 1768–1772 // Гр. 1872. № 33. 18 Декабря. С. 532–533.

⁵⁵ Игоревъ <Некрасов И. Ю.> Юбилей М. П. Погодина // Гр. 1872. № 1. 3 Января. С. 32–34.

⁵⁶ Кояловичъ М. Историческiя письма. Дотатарская Русь // Гр. 1872. № 1. 3 Января. С. 14.

⁵⁷ См. также заметку «Отъ редакцiи для Н. И. Костомарова и г. Стасюлевича» (№ 7).

⁵⁸ Ш. <Щебальский П. К.> О нѣкоторыхъ направленiяхъ въ нашей поэзiи послѣ Пушкина // «Гражданинъ». Журналъ политическiй и литературный. Сборникъ. СПб., 1872. Часть первая. II <пагинация>. С. 166–193. В типографском наборе был использован шрифт, в котором заглавные буквы печатались с хвостиком с левой стороны, так что данный криптоним мог прочитываться и как «Щ.».

⁵⁹ Курсив в обеих строках Н. Н. Страхова.

⁶⁰ Страховъ Н. Литературныя письма. III // Гр. 1872. № 5. 31 Января. С. 165.

⁶¹ Мещерскiй В., кн. Все-ли на Руси такъ плохо, какъ кажется? // Гр. 1872. № 16. 17 Апрѣля. С. 553.

⁶² Кроме Страхова его формировали П. К. Щебальский, Б. М. Маркевич, В. П. Мещерский, М. П. Погодин. Анализ материалов этого отдела планируется в нашей ближайшей публикации.

⁶³ Все упоминания Достоевского в «Гражданине» 1872 г. были с положительными коннотациями (№ 2, 15, 16, 23, 26, 30).

⁶⁴ <Маркевич Б. М.> Фельетонъ. Со стороны. Фельетонныя письма въ редакцiю // Гр. 1872. № 1. 3 Января. С. 26.

⁶⁵ Павлуша Птичкинъ <Маркевич Б. М.> Фельетонъ. Записки лунатика. <…> О толкахъ по поводу «Гражданина». I // Гр. 1872. № 3. 17 Января. С. 114. «К оружию, граждане» (фр.) — первая строчка припева «Марсельезы». Мещерский вскоре выведет еще одного генерала, назвавшего «Гражданин» «красным» за то, что тот позволяет себе критиковать власть (В. М. <Мещерский В. П.> Петербургскiя письма. ІІ // Гр. 1872. № 11. 13 Марта. С. 376–377).

⁶⁶ См.: Двадцатипятилѣтнiй юбилей А. Н. Островскаго и его «Дмитрiй Самозванецъ» на петербургской сценѣ // Гр. 1872. № 8. 21 Февраля. С. 273–274 (без подписи, на положении редакционной статьи).

⁶⁷ См. о нем: [Отливанчик].

⁶⁸ В. М. <Мещерский В. П.> Петербургскiя письма. І // Гр. 1872. № 10. 6 Марта. С. 338; ср. редакционную статью «Либерализмъ нашей журналистики» (№ 13).

⁶⁹ <Берг Ф. Н.¿> С.-Петербургъ, 31 Августа 1871 г. // Русскій Мірь. 1871. № 1. 1 сентября. С. 1 [Электронный ресурс]. URL: https://viewer.rusneb.ru/ru/000200_000018_RU_NLR_BIBL_A_012445041?page=1&rotate=0&theme=white (20.07.2024).

⁷⁰ <Берг Ф. Н.¿> Общественныя замѣтки // Там же.

⁷¹ Письмо В. П. Мещерского Ф. В. Чижову от 16 февраля 1871 г. // ОР РГБ. Ф. 332. К. 40. Ед. хр. 18. Л. 1.

⁷² <Некрасов И. Ю.> Москва // Гр. 1872. № 1. 3 Января. С. 10.

⁷³ В плане региональной проблематики наибольшее значение в «Гражданине» получили корреспонденции и очерки Вас. И. Немировича-Данченко о Русском Севере (№ 2–6, 10, 12, 14, 15, 17, 21–23, 25–28, 30), Г. К. Градовского о Киеве (№ 2, 10, 12, 21, 22, 24, 30), А. К. Завадского-Краснопольского о Малороссии (№ 2, 10, 22, 24, 28, 30) и Н. В. Казанцева о Самарской и Уфимской губерниях (№ 2, 9, 11, 13, 15, 16, 25, 34, Сборник, ч. 1).

⁷⁴ Кохановская <Соханская Н. С.> О русской пѣснѣ. Письмо къ Ив. С. Аксакову. 15 дек. 1871 г. // «Гражданинъ». Журналъ политическiй и литературный. Сборникъ. Часть первая. I <пагинация>. СПб., 1872. С. 1–14.

⁷⁵ Нилъ Адмирари <Панютин Л. К.> Листокъ // Голосъ. 1872. № 9. 9 января.

⁷⁶ Кояловичъ М. Историческiя письма. Дотатарская Русь // Гр. 1872. № 1. 3 Января. С. 14–15.

⁷⁷ Страховъ Н. Литературныя письма // Там же. С. 18.

⁷⁸ Страховъ Н. Взглядъ на нынѣшнюю литературу // Заря. 1871. Отд. ІІ. Кн. І. № 1. С. 3. См.: Достоевский в прижизненной критике (1845–1881) // PHILOLOG.RU [Электронный ресурс]. URL: https://philolog.petrsu.ru/fmdost/dostkrit/1871/zar/zar71-1.html (20.07.2024).

⁷⁹ Страховъ Н. Открытiе памятника Пушкину // Семейные вечера. 1880. № 6. Iюнь. С. 270. См.: Достоевский в прижизненной критике (1845–1881) // PHILOLOG.RU [Электронный ресурс]. URL: https://philolog.petrsu.ru/fmdost/dostkrit/dostkrit.html (20.07.2024).

⁸⁰ Страховъ Н. Взглядъ на нынѣшнюю литературу [Электронный ресурс]. URL: http://az.lib.ru/s/strahow_n_n/text_1871_vzglyad_oldorfo.shtml (20.07.2024).

⁸¹ РО ИРЛИ. № 5759. Л. 1 об.

⁸² «Объявление журнала "Гражданин"» предварительно печаталось в газетах и распространялось отдельными листками, а затем прилагалось к первому номеру «Гражданина» за 1872 г.

⁸³ [Передовая статья] // Московскiя Вѣдомости. 1863. 14 сентября. С. 1.

⁸⁴ Имеется в виду начало «Литературных писем» Страхова в № 1 «Гражданина».

⁸⁵ См. письмо Мещерского Корфу от 7 августа 1871 г.: Баронъ Николай Александровичъ Корфъ въ письмахъ къ нему разныхъ лицъ. II // Русская Старина. 1894. № 5. С. 129–130 [Электронный ресурс]. URL: https://runivers.ru/bookreader/book398732/#page/379/mode/1up (20.07.2024). В начале 1872 г. Н. А. Корф, уехавший тогда в Швейцарию, присылает оттуда корреспонденции в «Гражданин» (№ 2, 7, 9), подписываясь криптонимом «А.». Ему же принадлежит статья: Николай Александровъ. Голосъ изъ провинцiи за обязательное образованiе // Гр. 1872. № 4. 24 Января. С. 129–130.

⁸⁶ См.: [Б. п.] Народное образованiе въ Александровскомъ уѣздѣ Екатеринославской губернiи // Там же. С. 122–125. Корф здесь назван «пророком в своем отечестве» (с. 123).

⁸⁷ Гражданинъ <Мещерский В. П.> «С.-Петербургскiя Вѣдомости» въ роли земскаго исправника. По поводу дѣла бар<она> Косинскаго // Гр. 1872. № 18. 4 Сентября. С. 1–4 (заголовок статьи дан в оглавлении номера).

⁸⁸ Там же. С. 3.

⁸⁹ [Б. п.] Какъ предупредить столкновенiя между земствомъ и педагогами? // Там же. С. 1 (2-я паг.). Статья начинается с новой нумерации страниц (с. 1–2), что свидетельствует, вероятно, о том, что она поначалу набиралась на открытие номера, а затем перед ней была поставлена статья Мещерского. Автор статьи, судя по системе аргументации, — А. И. Васильчиков, которого Мещерский усиленно приглашал в «Гражданин» (см.: РГИА. Ф. 651. Оп. 1. Д. 616. Л. 1–4 об.).

⁹⁰ См.: [Б. п.] Извѣстiе о дѣлѣ барона Косинскаго и Новгородской губ. земской управы // Гр. 1872. № 32. 11 Декабря. С. 488.

⁹¹ К. О. <Победоносцев К. П.> Письма изъ Лондона. I // Гр. 1872. № 29. 20 Ноября. С. 385.

⁹² «Наш женский вопрос» (№ 9, 10), «Еще о женском вопросе. Ответ баронессе Корф» (№ 19).

⁹³ ОР РНБ. Ф. 747 (Н. Н. Страхова). Ед. хр. 21. Ср.: [Ланский: 420].

⁹⁴ Мещерскій В., кн. «Къ дѣлу!» Отвѣтъ русской женщинѣ // Гр. 1872. № 31. 4 Декабря. С. 452.

⁹⁵ Через полгода он скажет в «Гражданине» уже от своего имени, что «вознестись до благороднаго понятія что всеобщее образованіе женщины внесетъ новую, великую интеллигентную и нравственную силу въ судьбы общества и человѣчества, — эта мысль, заявляемъ мы, эта надежда — не только возвышенна, прекрасна и желательна <…>, но именно и есть начало единственнаго и настоящаго разрѣшенія "женскаго вопроса" и у насъ и въ Европѣ и вездѣ, начало настоящей правильной постановки его!» (Ред. <Достоевский Ф. М.> Двѣ замѣтки редактора. І // Гр. 1873. № 27. 2 Іюля. С. 762–763). Ср.: [Достоевский; т. 21: 155]. См. также: «Гражданин» Ф. М. Достоевского (1873–1874) // PHILOLOG.RU [Электронный ресурс]. URL: https://philolog.petrsu.ru/fmdost/grajd/1873/2julN27.htm#a9 (20.07.2024).

⁹⁶ N*** <Победоносцев К. П. > Естественныя разности половъ, какъ основанiе къ различiю семейнаго и общественнаго положенiя // Гр. 1872. № 33. 18 Декабря. С. 541.

⁹⁷ Ред. <Достоевский Ф. М.> Двѣ замѣтки редактора. І // Гр. 1873. № 27. 2 Іюля. С. 763.

⁹⁸ К. О. <Победоносцев К. П.> Письма изъ Лондона. I // Гр. 1872. № 29. 20 Ноября. С. 385.

作者简介

Vladimir Viktorovich

编辑信件的主要联系方式.
Email: VA_Viktorovich@mail.ru
ORCID iD: 0000-0001-9576-9522

PhD (Philology), Professor of the Department of Russian Language and Literature

参考

补充文件