The linguistic situation among macedonians, czechs and slovaks in Vojvodina (based on materials from the 2023 expedition)
- Авторлар: Borisov S.A.1, Kikilo N.I.1,2, Nemchinov V.A.1
-
Мекемелер:
- Institute of Slavic Studies of Russian Academy of Sciences
- National Research University Higher School of Economics
- Шығарылым: № 6 (2024)
- Беттер: 85-99
- Бөлім: Essays
- URL: https://journals.rcsi.science/0869-544X/article/view/272604
- DOI: https://doi.org/10.31857/S0869544X24060077
- EDN: https://elibrary.ru/XGQOAL
- ID: 272604
Толық мәтін
Аннотация
The article provides an overview of field research among representatives of the Macedonian, Czech and Slovak minority communities in the South Banat and South Bačka districts of the Autonomous Province of Vojvodina (Serbia), conducted in 2023. The Macedonian minority is made up of descendants of settlers who came to Vojvodina in 1945– 1948 The article provides a brief analysis of the influence of the Serbian language on the lexical system of the migrant idiom, grammar, and the abolition of code-switching features. Work with the Czech minority was carried out for the third time. The audio material was expanded, in particular, examples of unofficial toponyms were recorded, which are given in the article. Photographs were taken of written documents in the Czech language: a brief chronicle of the village and recipe books, which are planned to be studied in detail to identify dialect and contact features of the idiom. The expedition also began work on studying the language of the Slovak minority. Based on the interview material, cases of code switching and metalinguistic reflection are analyzed, and a conclusion is drawn about the absence of a situation of “passive bilingualism” between the Czech and Slovak minorities in Serbia, which is observed in modern Czech Republic and Slovakia.
Негізгі сөздер
Толық мәтін
0. В августе–сентябре 2023 г. научный коллектив сотрудников Института славяноведения РАН проводил полевое социолингвистическое исследование среди представителей славянских меньшинств в автономном крае Воеводина в Сербии. Большая часть работы проходила в Южном Банате, также были обследованы населенные пункты в исторической области Бачка. Н.И. Кикило сосредоточилась на изучении языковой ситуации у македонского меньшинства, С.А. Борисов и В.А. Немчинов – у чехов и словаков.
I. Интервью с информантами, которые относят себя к представителям македонского меньшинства1 и в разной степени владеют македонским языком (в его литературном и/или диалектном варианте) проводились2 в следующих населенных пунктах: община Панчево и входящие в нее села Ябука (серб. Jabuka, венг. Torontálalmás, нем. Apfeldorf), Качарево (серб. Kačarevo, нем. Franzfeld), Глогонь (серб. Glogonj, рум. Glogoni, нем. Glogau), а также село Пландиште (серб. Plandište, венг. Zichyfalva, нем. Zichydorf; рум. Plandişte) в одноименной общине.
Компактность ареала проживания македонских информантов связана с процессом колонизации Воеводины на основании Закона об аграрной реформе, которая проводилась в Югославии в 1945–1948 гг. [Гаћеша 1984, Ђурђев 1995]. В нем устанавливались лимиты конфискации земель у частных владельцев, церкви, банков, предприятий в пользу государства. Немалую часть экспроприированного фонда составляли плодородные земли проживавшего на территории Воеводины немецкого населения. Аграрная реформа распределяла половину новообразованного земельного фонда между беднейшими крестьянами, семьями бывших партизан и ветеранов войны, которые переселялись в Воеводину из малоземельных горных регионов, в том числе из НР Македонии [Гибианский 2011, 556]. Активная фаза колонизации длилась до начала 1948 г.; согласно данным В. Ачкоской [Ачкоска 1993, 90, 112], всего из НР Македонии по аграрной реформе в Воеводину было переселено 1 678 семей или 10 352 человека из сел общин Куманово, Крива-Паланка, Неготино, Прилеп, Струга, Мала-Преспа и др.; основной областью заселения стала община Панчево (1 143 семьи и 7 195 человек соответственно).
Информанты являются потомками переселенцев-колонистов, сохранивших в идиоме македонского языковые особенности диалекта материнского ареала. Однако степень владения языком миноритарного сообщества у информантов сильно разнится и зависит от многих экстралингвистических факторов, в том числе: а) на каком языке они общались внутри семьи; б) насколько тесными оставались контакты с родственниками из Македонии, как часто информанты возвращались в македонскую языковую среду; в) на каком языке получали среднее и высшее образование.
После завершения колонизации в трех селах общины Панчево Ябука, Качарево и Глогонь были открыты школы с общеобразовательной программой на македонском литературном языке, но уже к 1960-м годам остались только программы на мажоритарном сербском, поскольку, по словам информантов, родители предпочитали отдавать детей в сербские классы. Свидетельства подтверждаются данными Й. Трифуноского [Trifunoski 1958, 21]: в с. Глогонь, в котором преобладали переселенцы из общины Куманово НР Македонии (кумановско-кратовский говор северномакедонского диалекта [Видоески 1999, 161], наиболее близкий из всех македонских говоров к сербскому диалектному континууму), преподавание на македонском было отменено по желанию родителей учеников еще в начале 1950-х годов, то же самое чуть позднее произошло и в с. Качарево. Непрестижность македонского среди представителей меньшинства показывает также социолингвистическое исследование С. Станковича [Станковић 2004, 43–45], проведенное в 1995 г. в с. Ябука, где большинство опрашиваемых высказалось за изучение основной школьной программы на сербском. В законе о начальном и среднем образовании в Республике Сербии указано, что преподавание на языке миноритарного сообщества ведется при группе более 15 человек, в противном случае программа реализуется на сербском, а миноритарный язык изучается в качестве факультативного3. Именно так сейчас преподается македонский язык с элементами народной культуры в начальных школах с. Ябука, Качарево и Глогонь, что не способствует сохранению языка среди молодого поколения македонской диаспоры.
Интервью были посвящены историям переселения семей-колонистов, описанию их быта, обустройству дома, сохранению македонских традиций в первые годы колонизации, употреблению топонимов и этнонимов Воеводины, языковой биографии информантов. Было опрошено 22 представителя меньшинства в возрасте от 40 до 93 лет.
Билингвальное своеобразие македонцев-переселенцев в Южном Банате уже становилось объектом исследования, например [Станковић 2004], с фокусом на процессы интерференции двух близкородственных южнославянских языков:
а) в области именного склонения вслед за [Станковић, Лаборска 2015, 244] отмечаем прямое заимствование лексем из сербского, которые функционируют в синтагме по правилам македонского языка, в том числе присоединяют определенный артикль:
1.1. Дедото добивал плац, па тоj бил глава на породицата. Получал участок дед, ведь он был главой семьи (ЗЖ, Качарево).
1.2. Таму е ваздухот на триесет и осум степени. Там воздух – 38 градусов (БС, Jабука).
1.3. Швабите се протерани после ратот. Немцев изгнали после войны (ММ, Jабука).
Также заимствованные лексемы имеют окончания множественного числа по македонской модели, например:
1.4. Од куни имат лепи пари земано, од крзно. На куницах они хорошие деньги делали, на мехе (СН, Качарево).
Регулярно встречается использование определенной формы прилагательного, характерной для сербского языка и нехарактерной для македонского:
1.5. Има во Jабука тука кући задржани, не толку велики броj ама… В Ябуке еще сохранились те дома, не так много, но все же… (ММ, Jабука).
При этом наблюдается смешение македонских и сербских словообразовательных моделей, ср. серб устанак и макед. востание:
1.6. Татко ми е од Крушево, од каj што е потекло на Иленденското устание. Мой отец из Крушево, откуда взяло начало Илинденское восстание (БС, Jабука).
б) влияние сербского языка на македонский идиолект информантов просматривается в непоследовательном употреблении членной морфемы и разрушении грамматически маркированной категории определенности/неопределенности [Там же, 245; Бошњаковић 2008, 24]:
1.7. Ама не е таа моjа баба, не е моjа баба, таjа од дедо ми е втора жена. Но она не моя бабка, не моя, она вторая жена моего деда (ЗЖ, Качарево).
1.8. Кога се родив родители вообшто не беше венчани. Я когда родился, родители вообще не были повенчаны (СК, Глогоњ).
1.9. Имали су воденицу, една воденица, например, Турците доађале на воденица. У них была мельница, одна мельница, к примеру, и вот турки в эту мельницу захаживали (СН, Качарево).
Как следствие, определенный прямой объект теряет удвоение в структуре предложения, т.е. синтаксически не маркируется местоименной репризой-проклитикой, ср. макед. лит. датумот ви го кажав и пример информанта:
1.10. Jас сум роден тука, датумот ви кажав, во Глогоњ. Я родился здесь, дату я вам назвал, в Глогоне (СК, Глогоњ).
в) особенности смешения и переключения кодов [Бошњаковић 2008], последовательное использование сербских дискурсивных маркеров (или имеющих грамматическую форму по сербской модели) в нарративе на македонском языке:
1.11. Не би никогаш дошол затоа што му одговарало таму. Мислим // на сите. Он бы никогда не приехал сюда, потому что там его все устраивало. Думаю, как и всех (СН, Качарево).
1.12. Не било лов за уживанциjа него по потреба пре свега. Охота не была развлечением, скорее охотились по нужде, прежде всего (СН, Качарево).
1.13. Доjдена е една делегациjа, рецимо, во Jабука // една у Качарево. Прибывает одна делегация, скажем, в Ябуку, еще одна – в Качарево (БС, Jабука).
1.14. И онда тоj за да jа излечи од тоj инает, jа носи во една колиба каj што живеат ѓаволи. И онда таа оди таму и живее со еден ѓавол, и ѓаволот има нервни слом од таа жена. И тогда он, чтобы излечить жену от упрямства, отводит ее в одну избу, где живут черти. И тогда она приходит туда и живет с чертом, и доводит черта до нервного срыва (ЗМ, Панчево).
г) в македонском языке глагольные л-формы типа дошол «пришел» являются как перфектными, так и эвиденциальными показателями, с помощью которых говорящий маркирует информацию, полученную опосредованно, не путем собственного наблюдения, чаще – с чужих слов [Усикова 2003, 217–218], ср. мак. лит.: Ми се jави Сања, доцни бидеjќи спиела. Мне позвонила Саня, она опаздывает, потому что спала.
В сербском языке л-формы имеют значение претерита (завершенного действия в прошлом) [Стевановић 1989, 605], поэтому сербская система глагольных значений оказывает влияние на непоследовательное употребление эвиденциальных форм в македонских нарративах у тех информантов, в чьем идиолекте данная категория ожидаема. В следующем примере информант, идиолект которого был сформирован центральными говорами с. Богомила и с. Ореше Велешского региона, рассказывает о своем дяде, его судьбе. В его речи аористные и имперфектные претеритные формы чередуются с л-формами:
1.15. После стрико ми се врати во Македониjа. Купил плац во Битола, беше врвен еден маjстор, беше алатничар и работеше во оваjа (…) прва у́дарничка фабрика. Потом дядя вернулся в Македонию. Купил участок в Битоле, он был настоящим мастером, изготавливал инструменты и работал на той (…) первой ударной фабрике (ЗЖ, Качарево).
Предположительно, л-форма «купил» под влиянием сербского получает несвойственное ей в македонском значение завершенного действия в прошлом, наподобие македонских свидетельских форм аориста се врати ‘вернулся’ и имперфекта беше ‘был’, работеше ‘работал’.
Влияние сербского языка как мажоритарного на идиолект македонцев в сообществах Воеводины не ограничивается обозначенными тенденциями, последующая статистическая обработка устного корпуса текстов покажет точнее, какие изменения претерпевает македонский язык, обладающим высоким индексом «балканизации», в тесном контакте с балканизированным в меньшей степени сербским диалектным окружением на территории Воеводины.
II. Полевое исследование среди чехов в Воеводине проводилось коллективом в третий раз4. Основной целью этой части экспедиции являлось расширение аудиоматериала за счет записи в раннее посещенных селах интервью с использованием обновленного опросника – Крушчица (серб. Kruščica, чеш. Kruščice, нем. Kruschiz), Чешко-Село (серб. Češko Selo, чеш. České selo / Ablián, венг. Csehfalva), а также за счет обследования населенного пункта Гай (серб. Gaj, чеш. Gáj), в котором авторы проводили беседу с информантами впервые. Помимо вопросов, посвященных истории переселений чехов в Воеводину, событиям религиозного и семейного цикла, сфере употребления миноритарного языка, которые всегда включаются членами коллектива в опросник для изучаемых меньшинств, особое внимание также уделялось, например, фиксации топонимов в той форме, в которой информанты употребляют их в спонтанной речи. В целях изучения топонимов также были сделаны фотографии ранее не задокументированных табличек с названиями населенных пунктов. Всего было записано 9,5 часов интервью с восемью представителями чешского меньшинства в возрасте от 52 до 75 лет.
Чешко-Село и Крушчица расположены на этнокультурном пограничье: к востоку находится граница с Румынией, к северу и западу – населенные пункты, в которых проживают венгры (Добричево) и румыны (Стража), к югу – Дунай, являющийся границей Воеводины. В сознании информантов также жива память о проживавших на этих территориях до Второй мировой войны немцах. По этой причине исследователей интересовали приграничные нарративы и то, какие топонимы и гидронимы используют представители меньшинства при назывании объектов ближнего круга. В этом плане особенно иллюстративным был следующий нарратив информанта из Чешко-Село:
2.1. – Viš, jak tejka z druhix vesňici sem strkaje? Xťeji e-e xťeji pole, a u nas, u nas nejmiň roťi. U nas je nejho(r)ši zem. Červena Сirkef, Jasenovo, fšix, šixňi maji lepči zem. Krušíc, mi, tadi Soboťi tu (U)svajsaláš. U ňix uš je to troxu jinači. Protože oňi sou (h)ňiš. Protuže voda teče s Krušic. Teče sem a teče do toho Karaše, jak ste ho přejeli. Jestli ste si fšimli to, jestli ste se spustili se Stráže, s toho vršku <…> tak to je ten Karaš. A to teče i přez Utvajsalaš...
– Dobričevo.
– ... i-i-i Soboťi-i-ic i nevim, že jo, pak teče do, za Jasenovem jde do Duplaje i pak sem e-e ulejva do toho e-e-e, teče do toho kanálu. Kanal DeTeDe, a ten kanal do Dunaje <...>. U Palanki jesi tam bude ten <...> ta potom de ta skela. Pšez Dunaj do Ramu tam, do do Srbije. Tam to je Srbija tuto je Vojvoďina. Nebo tuto je Severna Srbija a tam to je Zapadna Srbija5.
– Знаешь, как сейчас из других деревень сюда протискиваются? Они хотят, хотят поля, а у нас, у нас меньше всего родится. У нас самая плохая земля. Црвена-Црква, Ясеново, у всех земля лучше. Крушчица, мы, здесь Банатска-Суботица, (U)svajsaláš (Добричево). У них немного по-другому. Потому что они ниже. Потому что вода стекает из Крушчицы. Она стекает сюда, стекает в Караш, который вы пересекли. Если вы заметили, если вы спустились от Стражи, с того холма, то это тот самый Караш. Он течет и через Utvajsalaš (Добричево)...
– Добричево.
– ... и (Банатска-)Суботицу, и не знаю, потом течет, за Ясеново идет к Дупляе и там вливается, течет в канал. Канал ДТД6, а там этот канал – в Дунай. У Паланки, там будет, будет паром. Через Дунай в Рам, туда, в Сербию. Там это Сербия, а здесь Воеводина. Или же здесь Северная Сербия, а там – это Западная Сербия (ЙБ, МБ, Чешко-Село).
Были отмечены следующие формы, отличающиеся от официальных топонимов: Červena Cirkef – калькированная форма серб. Crvena Crkva; Krušíc, s Krušic[7] – фонетический вариант нем. Kruschiz; Soboťi, Soboťic – фонетический вариант серб. Subotica (Banatska Subotica, венг. Krassószombat); (U)svajsaláš, Utvajsalaš – фонетические варианты венг. Udvarszállás (серб. Dobričevo). При анализе раннее записанных интервью нами уже отмечалось частое употребление немецких вариантов топонимов Krušic и Vajskirx (от нем. Weißkirchen – город Bela Crkva) [Борисов 2021a, 74–75; Борисов 2023, 235–236]. Примечательно, что топоним Црвена-Црква получает чешское звучание через калькирование. Для аналогичного по форме топонима Бела-Црква нам встречались варианты do Bilej Crkvi, Bilej Kostel [Борисов 2023, 235–236]. В селе Добричево венгры составляют большинство (по данным переписи 2002 г.8 – 88,5 %), что обусловливает использование информантом варианта топонима Udvarszállás. При этом вторая информантка, осознавая, что собеседники, не проживающие в регионе (в данном случае, исследователи), могут не знать этого названия, приводит сербский вариант (подробнее о дискурсивных стратегиях см. [Борисов, Пилипенко 2020]). С этнокультурной точки зрения интересно то, как в сознании информантов сохраняется противопоставление Воеводины – входившей в состав Австрийской (Австро-Венгерской) империи и имевшей значительную автономию в составе новых государств, образовавшихся в XX в., – и Сербии к югу от Дуная, которая до получения Сербией независимости в XIX в. входила в состав Османской империи: Tam to je Srbija, tuto je Vojvodina.
Помимо записанного аудиоматериала в распоряжении исследователей оказались образцы так называемого «наивного письма». У одной из собеседниц мы сфотографировали 50 страниц краткой хроники села Крушчица на чешском языке, часть которой она переписала из документа, хранящегося в местной церкви, а другую писала сама. Также мы сфотографировали более 400 страниц из ее книг рецептов на чешском и сербском языках. Наша информантка, родившаяся в Крушчице в 1940-х годах, закончила восемь классов школы, где обучение проходило в основном на сербском языке, а чешский преподавали только в первых двух классах. Она использует чешский язык в общении с родственниками, живущими в Чехии, в коммуникации внутри миноритарного сообщества, активно слушает и читает СМИ на чешском языке. Для примера приведем отрывок рецепта рогаликов с салом:
2.2. KIFLICE SA SALOM / Za 5 din. kvasnic dat do mlika 55 d. mouki pomichat ze žici sadla přidat 2 žice cukru žičku sole 2 žloutki i kvasnice všechni zamichat ze mlikem zadělat trochu tvrči jako za običnou buchtu...
[РОГАЛИКИ С САЛОМ / Дрожжи за 5 динар добавить в молоко, 550 г муки перемешать с ложкой сала9, добавить 2 ложки сахара, ложку соли, 2 желтка и дрожжи, все перемешать с молоком, замесить потверже, как для обычной булки...]
Переключение кода наблюдается в названии, которое, в отличие от текста рецепта, приведено по-сербски: kiflice sa salom ‘рогалики с салом’. В самом тексте употребляются преимущественно чешские лексемы, включая слово sadlo (чеш. лит. sádlo) ‘cало’, ‘смалец’.
III. Cловацкий язык как язык диаспоры в Сербии10 прежде становился предметом изучения таких исследователей, как Д. Дудок [Dudok 1996], М. Дудок [Dudok 2008], А. Ференчикова [Ferenčíková 2014], Ю. Гловня [Glovňa 2018], М. Грибова [Hríbová 2022] и др. Авторский коллектив в рамках экспедиции 2023 г. проводил полевое исследование словацкого меньшинства в Воеводине впервые11. Были обследованы населенные пункты в Южно-Банатском округе: Войловица (серб./словацк. Vojlovica, административно относящийся к Панчево), Ковачица (серб./словацк. Kovačica), Хайдучица (серб. Hajdučica, словацк. Hajdušica), Яношик (серб. Janošik, словацк. Jánošík); и в Южно-Бачском округе: Бачки-Петровац (серб. Bački Petrovac, словацк. Báčsky Petrovec), Нови-Сад (серб. Novi Sad, словацк. Nový Sad).
Переселение словаков на территорию современной Воеводины стало следствием миграционных процессов в направлении южных территорий Венгрии, начавшихся в XVIII в. В 1740-х годах словацкие колонисты селятся в Петроваце в области Бачка (совр. Бачки-Петровац). В последующие годы (на рубеже XVIII–XIX вв.) словаки заселяют Срем и Южный Банат. В районе Войловицы колонисты появляются в 60–80-х годах XIX в.
Словацкий язык называют родным 38 584 чел.12 Что касается получения основного образования на словацком языке, школьные учителя отмечают, что если десять лет назад в словацких классах обучалось около 3 400 учеников, то на сегодняшний день их количество составляет примерно 2 400 человек. Существуют также отделения с преподаванием на словацком языке в гимназиях в Ковачице, Бачки-Петроваце и Нови-Саде [Đorđević 2023].
В Войловице исследовали посетили приход Словацкой евангелической церкви Аугсбургского вероисповедания в Сербии (словац. Slovenská evanjelická augsburského vyznania cirkev v Srbsku), где состоялась беседа с пастором Екатериной Прейман и прихожанами церкви. Также интервью проводились в словацком культурном обществе «Детван» (словац. Detvan, серб. Đetvan), члены которого занимаются постановкой народных танцев и сцен на сюжеты традиционной культуры (например, словацкая свадьба) в рамках национальных фестивалей, различными ремеслами, среди которых, например, вышивка13, роспись утвари. В селе Ковачица, которое является центром словацкого наивного искусства в Сербии, авторы посетили две галереи и провели интервью с их владельцами. В Бачки-Петроваце авторы по приглашению участников театрального фестиваля побывали в Словацком воеводинском театре (серб. Slovačko vojvođansko pozorište, словацк. Slovenské vojvodinské divadlo) и присутствовали на репетиции спектакля, который готовился для фестиваля. В селе Яношик (серб. Јаношик, словацк. Jánošík) исследователи посетили традиционный словацкий дом, в котором устроена музейная экспозиция.
Общая длительность записанных интервью составила 19 часов. Также было сделано несколько видеозаписей, в частности репетиции спектакля. В посещенных населенных пунктах сделаны фотографии, отображающие языковой ландшафт (указатели, вывески, объявления на словацком языке), задокументированы надписи на надгробных памятниках в Войловице, Ковачице и Бачки-Петроваце.
Надписи на надгробных памятниках в большинстве случаев имеют двухчастную структуру. Антропоним (имя, фамилию) и годы жизни усопшего (усопших) обрамляет сопроводительная надпись, которая может содержать следующие элементы (были зафиксированы их различные комбинации): вводное клише по типу «здесь покоится», цитаты из Евангелия и Псалтири, слова скорби, указание на родственников, установивших памятник. Эпитафии на словацком языке показывают высокую графико-орфографическую вариативность, и их анализ в сопоставлении с языковым материалом записанных аудиоинтервью позволяет сделать дополнительные и более точные выводы о проявляющихся в миноритарном идиоме диалектных чертах с одной стороны и об интенсивности процессов ассимиляции – с другой14. Приведем пример подробной надписи:
3.1. TU-ODPOČÍVA KRISTU PANU / MÍŠO-KOLÁRIK / NAROСENI 1901.A ZOMREL 1977 / EVA-KOLÁRIK / NAROСENÁ 1903 A ZOMRELA 2000 / ČO BOCH ČÍNÍ VŠE DOBRE JEST / SVATÁ JE VOLA JENO (sic!) / TENTO POMNIK PODVIHLA MANŽELKA / Z СJETKÁMI (Здесь покоится у Христа Господа / Мишо Коларик / родился (в) 1901, а умер (в) 1977 / Эва Коларик / родилась (в) 1903, а умерла (в) 2000 / Что Бог совершает – все есть хорошо / свята воля Его / Этот памятник воздвигла супруга / с детьми).
Ввиду ограниченности объема статьи мы не приводим здесь подробный анализ всех обнаруженных графико-орфографических черт, однако отметим то, как в надписи отображается палатальный [ď] перед гласным переднего ряда [e] (NAROСENI, NAROСENÁ) и перед дифтонгом [ie] (СJETKÁMI). Буква đ, использующаяся в сербской и хорватской латинице, обозначает в этих языках звонкую палатальную аффрикату [d͡ʑ]. В переселенческих словацких идиомах на территории Воеводины действительно фиксируется ассибиляция палатальных [ď] и [ť], однако она присутствовала в речи лишь некоторых наших информантов. В (3.1) буква Đ имеет модифицированный вид: над ней также располагается гачек (ˇ)15, что позволяет сделать предположение о том, что так автор надписи хотел обозначить лишь мягкость [ď], а не шипящее произношение [d͡ʑ]. С другой стороны, носители сербского языка, по-видимому, при употреблении лексем словацкого языка действительно на месте [ď] произносят аффрикату, так как название словацкого культурно-просветительского общества в Войловице «Детван» (ср. словац. Detvan [ďetvan]) на сфотографированной у входа табличке на сербском языке передано как Ђетван.
Были проведены и записаны в аудиоформате интервью с 20 представителями словацкого меньшинства в возрасте от 29 до 80 лет. Основными темами бесед были: история переселения словаков в Воеводину, обряды календарного и семейного цикла, традиционные ремесла словаков, наивное искусство, особенности взаимоотношений с представителями других этноконфессиональных групп, образование на миноритарном языке. Интервью проводились на словацком языке, а случаи переключения на сербский язык были преимущественно коммуникативно обоснованы. Все словаки, проживающие на территории Воеводины и использующие словацкий язык в качестве L1, владеют также сербским как L2, поэтому такое функциональное переключение не вызывает сложностей. Так, например, во время одного интервью (3.2) информантка обратилась на словацком языке к участнице исследовательской группы, не владеющей словацким языком, после чего, отметив коммуникативную неудачу, быстро и осознанно перешла на сербский язык.
3.2. БГ: Povedzťe vi mňe, ja teraz buďem troxa bezobrezna, skeďe sťe vi?
НК16: Mogu samo na srpskom.
БГ: A na srpskom može, recite!
НК: Odkud sam ja?
БГ: Odakle ste vi?
НК: Mi smo iz Moskve.
– Скажите мне, я сейчас буду немного нетактична, откуда вы?
– Я могу только на сербском.
– А можно и на сербском, говорите!
– Откуда я?
– Откуда вы?
– Мы из Москвы. (БГ, Хайдучица)
Говоры переселенцев, прибывших в XVIII в. на территорию современной Воеводины, различались в зависимости от населенных пунктов, из которых пришли конкретные семьи, однако в основном это были южные говоры среднесловацкого диалекта [Glovňa 2018, 87]. В силу длительного изолированного существования, а также вследствие процессов внутренней миграции и языковых контактов с другими языковыми группами, словацкие идиомы в различных областях Воеводины и даже в отдельных селах приобрели уникальные черты, так что сегодня их невозможно соотнести с каким-либо конкретным диалектом на исходной словацкой территории [Dudok 1996, 122].
Информанты при общении с исследователями часто сами комментировали формы конкретных лексем, а также фонетические особенности, характерные для идиома их населенного пункта в сравнении с идиомом другого населенного пункта (3.3, 3.4) или с литературным словацким языком (3.4).
3.3. МГ: Ale čuli sťe, ako zaujimave, buďeťe viďeť teras, napriklat tuto v Vojlovici sťe boli, oňi napriklat...
БГ: Sve na «l».
МГ: No, «vela».
БГ: Ako «vela», «vela». Mi poeme «veľa». A oňi vravia «vela». A što je sad «vela»?
МГ: No, jesto dost već tix lokalňix virazow, napriklat voľagďe sa použiva takto, aj medzi ďeďinami je, slovenskim ďeďinami, je zasek ine. W Janošiku poveďia napriklad za voľake veci, za kokoric sa povia ako «šrot». (БГ, МГ, Хайдучица).
– Но вы слышали, интересно, вы увидите теперь, например, здесь в Войловице вы были, они, например...
– (У них) все с (твердым) «л».
– Как vela, vela. Мы говорим veľa. А они говорят vela. А что это за vela?
– Да, много таких местных выражений, например кое-где используется, даже между деревнями, словацкими деревнями, по-разному. В Яношике говорят, например, про какие-нибудь вещи, про кукурузу говорят šrot[18].
3.4. МК: Tu je bola na pohrobe.
МЧ: Viďel som ju na pohrobe, ale teras neviďel som.
MK: Dňez zme mali pohrop. Pohrep. Po slovenski mi tu vravime, viďiš. Mi vravime vo Vojlovici pohrop, ale slovenski je pohrep. Tagže jesto taki vírazi, čo… A cintorin je po slovenski, a tu fšeci každi vo Vojlovici ťi povi cinterin.
– Она была здесь, на похоронах.
– Я видел ее на похоронах, но сейчас не видел.
– Сегодня у нас были похороны. Похороны. По-словацки мы здесь говорим, видишь. Мы говорим в Войловице pohrob[19], но по-словацки это pohreb. Так что есть такие выражения, которые… А cintorin[20] – это по-словацки, а здесь все, каждый в Войловице тебе скажет cinterin.
В (3.4) также было отмечено нехарактерное для словацкого языка употребление связки 3 л. je в перфекте, что мы трактуем как контактную особенность, возникшую под влиянием сербского языка.
В современных Чехии и Словакии констатируется «пассивный билингвизм», благодаря которому носители чешского и словацкого языка способны понимать друг друга [Nábělková 2000, 105–106]. Его развитию способствовали в том числе миграции населения внутри Чехословакии в XX в., использование обоих языков в СМИ. Однако словацкие и чешские крестьяне мигрировали в XVIII–XIX вв. из регионов, где отсутствовали контакты этих двух этносов, они селились в разных областях Воеводины, различались их конфессии (чехи в Воеводине в основном католики, словаки – протестанты евангелисты). Воеводинские словаки и чехи живут изолированно друг от друга и, по словам наших собеседников, практически никак не контактируют даже на фольклорных фестивалях. По этой причине упомянутый взаимный «пассивный билингвизм» не актуален для языковой ситуации чехов и словаков в Сербии. При этом при попытке исследователя заговорить с представителем словацкого меньшинства на чешском языке, тот понимал содержание обращенной к нему речи, но выражал опасение, что коммуникация не состоится.
3.5. СБ21: Ja bych, kdybyste nebyl proti, česky...
МК: To ja ňeviem, ňeviem.
СБ: Ne, nebudete rozumět?
МК: A možno bi som rozumel, ale mi nebuďe...
<...>
СБ: Ale mě zajímá, abyste mluvil slovensky.
МК: No dobre, probujme tak. Ti česki, ja slovenski, a pokiaľ sťihňem…
– Я бы, если Вы не против, по-чешски…
– Это я не умею, не умею.
– Нет, не будете понимать?
– Может быть, я и пойму, но мне не будет…
– Но мне интересно, чтобы Вы говорили по-словацки.
– Ну, хорошо, давай попробуем так. Ты по-чешски, я по-словацки, и если получится… (МК, Войловица).
Выводы
Одна из социолингвистических особенностей македонского как языка миноритарного сообщества в Воеводине заключается в том, что он не является языком повседневной коммуникации внутри македонской диаспоры, предпочтение отдается сербскому. По этой причине у многих представителей македонского меньшинства, если они говорят на македонском, возникают трудности при переключении кода. После перехода на сербский язык многие из наших информантов впоследствии испытывали затруднения с продолжением беседы по-македонски. Также владение македонским не считается главным условием включения в диаспору, т.е. необязательно говорить на македонском, чтобы считать себя македонцем. В этом состоит его отличие от чешских и словацких сообществ региона, где миноритарный язык остается основным средством общения и одним из основных факторов самоидентификации для его носителей.
Планируется расшифровка и анализ всего записанного аудиоматериала с точки зрения фонетики, лексики и грамматики изучаемых идиомов. Отмеченные явления будут сопоставляться с материалом говоров областей, из которых происходили миграции, а также анализироваться с точки зрения контактов с языком окружения и другими миноритарными языками. На рукописном материале, полученном в Крушчице, планируется изучить, как на письме проявляются особенности местного чешского идиома, а также проанализировать случаи переключения кода (о значимости «эго-документов» для социолингвистических исследований см., напр. [Лагно, Пилипенко 2021]). Будет также продолжена работа по расшифровке надписей на надгробных памятниках и созданию эпиграфической базы данных.
СПИСОК ИСТОЧНИКОВ
Језици и писма у службеној употреби у статутима градова и општина на територији АП Војводине. Нови Сад, 01.09.2022. године // Покрајински секретаријат за образовање, прописе, управу и националне мањине – националне заједнице. URL: https://www.puma.vojvodina.gov.rs/mapa.php (дата обращения: 01.02.2024).
Закон о средњем образовању и васпитању: 55/2013-15, 101/2017-19, 27/2018-3 (др. закон), 6/2020-24, 52/2021-3, 129/2021-9 (др. закон), 129/2021-15, 92/2023-338. URL: https://www.pravno-informacioni-sistem.rs/SlGlasnikPortal/eli/rep/sgrs/skupstina/zakon/2013/55/2/reg (дата обращения: 01.02.2024).
Попис становништва, домаћинстава и станова 2022. године. Национална припадност. Подаци по општинама и градовима / директор М. Ковачевић. Београд: Републички завод за статистику, 2023.
Попис становништва, домаћинстава и станова у 2002. Становништво. Национална или етничка припадност. Подаци по насељима / директор З. Јанчић. Београд: Републички завод за статистику, 2003.
Претрага десеминационе базе. Становништво према националној припадности // Република Србија. Републички завод за статистику. URL: https://data.stat.gov.rs/Home/Result/3104020102?languageCode=sr-Cyrl&displayMode=table (дата обращения: 01.02.2024).
Претрага десеминационе базе. Становништво према матерњем језику // Република Србија. Републички завод за статистику. URL: https://data.stat.gov.rs/Home/Result/3104020302?languageCode=sr-Cyrl&displayMode=table (дата обращения: 01.02.2024).
1 По данным переписи 2022 г. в Воеводине проживает 7 021 македонец (Попис становништва 2023, 26). Изменение численности македонского населения в Южном Банате и в Республике Сербии в целом описаны в [Станковић 2004].
2 Неоценимая поддержка в исследовании была оказана представительствами Национального совета македонцев в Р. Сербия, особую благодарность выражаем С. Крстичу, С. Найдовскому, Б. Соколовски.
3 Закон о средњем образовању и васпитању.
4 О предыдущих экспедициях см. [Борисов 2021b; Борисов 2023], где кратко описана современная языковая ситуация у чехов в Воеводине. Актуальное количество представителей чешского меньшинства в Сербии – 1 317 чел. (Становништво према националној припадности).
5 Для записи нарративов на чешском и словацком языке используется упрощенная диалектологическая транскрипция. Глухой велярный спирант обозначен символом x. В скобках даются нечетко произнесенные звуки. Отрывки на сербском языке приводятся в стандартной латинской сербохорватской орфографии. Реплики исследователей приводятся в стандартной орфографии соответствующего языка.
6 Канал Дунай – Тиса – Дунай.
7 Фонетический вариант, происходящий от неадаптированного Kruschiz, обычно не склоняется, что фиксировалось нами и в беседах с другими информантами в Южном Банате. Зафиксированное в речи ЙБ колебание долготы Krušic/Krušíc, возможно, носит нефонемный характер.
8 Попис становништва 2003, 32. В более поздних переписях отсутствуют данные по национальному составу отдельных населенных пунктов.
9 Имеется в виду топленое сало – смалец.
10 По данным переписи населения 2022 г. в Сербии проживает 41 730 представителей словацкого национального меньшинства. При этом большая часть (39 807) – на территории автономного края Воеводина (Попис становништва 2023, 27), что делает их третьей по численности национальностью в крае после сербов и венгров. Словацкий язык носит статус официального в 12 муниципалитетах (общинах) Воеводины (Језици и писма у службеној употреби).
11 Авторы выражают благодарность за неоценимую помощь в исследовании пастору Екатерине Прейман (Войловица), члену общества «Детван» Михалу Калмару (Войловица), члену общества «Детван» и актрисе Словацкого воеводинского театра Катарине Калмар (Войловица, Бачки-Петровац), владельцам галерей наивного искусства Яну Чеху и Павлу Бабке (Ковачица).
12 Становништво према матерњем језику.
13 Надписи, вышитые на полотенцах, также становятся объектом изучения социолингвистов в этнически смешанных регионах, см. [Березнев 2023, 153–154].
14 Об изучении надписей на надгробных памятниках в этнически смешанных населенных пунктах в Словакии см. [Ващенко 2020].
15 В тексте статьи гачек расположен правее буквы Đ для облегчения набора. На памятнике он находится точно над буквой.
16 НК – Наталья Кикило.
17 Словацк. veľa, ‘много’.
18 Словацк. šrot ‘зерно крупного помола’.
19 Словацк. pohreb ‘похороны’.
20 Словацк. cintorín ‘кладбище’.
21 СБ – Сергей Борисов.
Авторлар туралы
Sergej Borisov
Institute of Slavic Studies of Russian Academy of Sciences
Email: borisovsergius@gmail.com
ORCID iD: 0000-0002-2321-9983
Junior Research Fellow
Ресей, MoscowNatalia Kikilo
Institute of Slavic Studies of Russian Academy of Sciences; National Research University Higher School of Economics
Хат алмасуға жауапты Автор.
Email: kikilo.natalia@gmail.com
ORCID iD: 0000-0002-2151-6634
PhD. (Philology), Research Fellow, Docent
Ресей, Moscow; MoscowVladislav Nemchinov
Institute of Slavic Studies of Russian Academy of Sciences
Email: vlad@gecko.ru
ORCID iD: 0009-0002-2775-1982
Junior Research Fellow
Ресей, MoscowӘдебиет тізімі
- Ačkoska V. Agrarot i seloto vo Makedonija 1945–1955 godina. Doktorska disertacija. Skopje, 1993, 355 p. (In Maced.)
- Bereznev V.I. Iazykovaia situatsiia u natsional’nykh men’shinstv Serbii (AK Vojevodina) i Bosnii i Gertsegoviny (po materialam ekspeditsii 2023 g.). Slavianskii mir: obshchnost’ i mnogoobrazije. Materialy konferentsii molodykh uchenykh v ramkakh Dnei slavianskoi pis’mennosti i kul’tury. 23–24 maia 2023 g., eds. Je.S. Uzenëva, O.V. Khavanova. Moscow, Institut slavianovedeniia RAN Publ., 2023, pp. 151–158. (In Russ.)
- Borisov S.A. Kontaktnyje iavleniia v iazyke etnicheskikh chekhov serbskogo Banata. Slavianovedenije, 2021a, no. 3, pp. 64–79. (In Russ.)
- Borisov S.A. Cheshskii iazyk v polietnichnom okruzhenii (obzor polevogo issledovaniia 2019 goda v Serbii, Rumynii, Bosnii i Gertsegovine). Slavianskii al’manakh, 2021b, no. 1–2, pp. 310–328. (In Russ.)
- Borisov S.A. Chekhi sredi serbov i khorvatov: obzor sotsiolingvisticheskoi ekspeditsii 2022 g. Slavianskii al’manakh, 2023, no. 1–2, pp. 231–248. (In Russ.)
- Borisov S.A., Pilipenko G.P. Cheshsko-serbsko-rumynskije iazykovyje kontakty v rumynskom Banate na materiale polevogo issledovaniia. Vestnik Tomskogo gosudarstvennogo universiteta, 2020, no. 459, pp. 15–26. (In Russ.)
- Bošnjaković Ž. Karakteristike makedonsko-srpskog bilingvizma. Južnoslovenski filolog, 2008, no. LXIV, pp. 21–33. (In Serb.)
- Đorđević S. Poluprazne klupe u slovačkim odeljenjima. Storyteller, 05.09.2023. Available at: https://www.storyteller.rs/sr/poluprazne-klupe-u-slovackim-odeljenjima/ (accessed: 01.02.2024). (In Serb.)
- Dudok D. O slovenskom jazyku v Juhoslávii. Vedecké zošity, Báčsky Petrovec, Kultúra Publ., 1996, 202 p. (In Slovak.)
- Dudok M. Zachránený jazyk. State o enklávnej a diasporálnej slovenčine. Nadlak, Ivan Krasko Publ., 2008, 205 p. (In Slovak.)
- Đurđev B. Posleratno naseljavanje Vojvodine: metodi i rezultati demografske analize naseljavanja Vojvodine u periodu 1945–1981. Novi Sad, Matica srpska, 1995, 203 p. (In Serb.)
- Ferenčíková A. Poznámky o fungovaní predložky za v slovenských nárečiach vo Vojvodine. Godišnjak za srpski jezik Filozofskog fakulteta u Nišu, 2014, year 25, no. 13, pp. 601–606. (In Slovak.)
- Gaćeša N. Agrarna reforma i kolonizacija u Jugoslaviji, 1945–1948. Novi Sad, Matica Srpska Publ., 1984, 403 p. (In Serb.)
- Gibianskii L.Ia. Po sovetskomu obraztsu: pervyje gody kommunisticheskogo pravleniia. Iugoslaviia v XX veke: Ocherki politicheskoi istorii, ed. K.V. Nikiforov, Moscow, Indrik Publ., 2011, pp. 525–566. (In Russ.)
- Glovňa J. Stav vojvodinskej slovenčiny ako enklávneho jazyka. Slavica Slovaca, 2018, year 53, no. 3–4, pp. 86–93. (In Slovak.)
- Lagno A.R., Pilipenko G.P. Dnevnik zhitelia Galitsii Stepana Fedorovicha Lagno kak ob”jekt istoriko-lingvisticheskogo analiza. Tsentral’nojevropeiskije issledovaniia, vyp. 4(13), ed. O.V. Khavanova, Moscpw, Institut slavianovedeniia RAN Publ., Saint-Petersburg, Nestor-Istoriia Publ., 2021, pp. 359–387. (In Russ.)
- Nábělková M. Rozdelenie a «vzdaľovanie»: niekoľko pohľadov. Česko-slovenská vzájemnost a nevzájemnost, eds. I. Pospíšil, M. Zelenka, 1. vyd., Brno, Masarykova univerzita Publ., 2000, pp. 104–112. (In Slovak.)
- Stanković S. Makedonci i Makedonski jezik u Republici Srbiji – Pro et Contra. Skrivene manjine na Balkanu, ed. B. Sikimić, Beograd, SANU Publ., 2004, pp. 41–50 (In Serb.)
- Stankoviḱ S., Labroska V. Za srpsko-makedonskata jezična interferencija na morfosintaksičko ramnište kaj Makedoncite vo južen Banat. Putevima srpskih idioma: zbornik u čast prof. Radivoju Mladenoviću povodom 65. rođendana, Kragujevac, 2015, pp. 241–253. (In Maced.)
- Stevanović M. Savremeni srpskohrvatski jezik. (gramatički sistemi i književnojezična norma). Knj. II: Sintaksa, Beograd, Naučna knjiga Publ., 1989, 942 p. (In Serb.)
- Trifunoski J. O posleratnom naseljavanju stanovništva iz NR Makedonije u tri banatska naselja – Jabuka Kačarevo i Glogonj. Novi Sad, Matica srpska Publ., 1958, 43 p. (In Serb.)
- Usikova R.P. Grammatika makedonskogo literaturnogo iazyka, Moscow, Muravei Publ., 2003, 376 p. (In Russ.)
- Vashchenko D.Iu. K spetsifike var’jirovaniia v strukture nadgrobnykh nadpisei u gradishchanskikh khorvatov Iuzhnoi Slovakii i Vengrii (po materialam polevykh issledovanii). Slavica Slovaca, 2020, year 55, no. 3, pp. 359–367. (In Russ.)
- Vidoeski B. Dijalektite na makedonskiot jazik, t. 2, Skopje, MANU Publ., 1999. 250 p. (In Maced.)

