Человекоразмерность культуры (эскиз концепции)

Полный текст

I. Общая логика

Человеческая культура

Человеческая культура в рамках и для целей этой работы понимается нами как все мыслимое, переживаемое, сделанное, измененное, сохраненное и используемое человеком в человеческой реальности. Реальность определяем здесь как данный, создающийся и изменяющийся мир, который существует для человека, осуществляется, переживается, осмысляется и воспроизводится им «в качестве цельного мира» [Бергер, 1995: 38].

Человекоразмерность (далее в тексте — ЧР) вслед за М. Петровым [Петров, 2010: 108] мы рассматриваем как совокупность неустранимых ограничений, которую человек как существо естественное накладывает на все мыслимое, чувствуемое, сделанное, измененное, сохраненное и используемое им. Человеческая телесность неустранима из человеческой культуры; ограничения телесности первично порождают и определяют все взаимодействия человека с местом обитания (в прямом физическом/географическом/территориальном¹ смысле) и специфически человеческую адаптацию к нему.

Мы, с достаточной условностью, различаем²:

• телесную ЧР — морфологии, биохимии/биофизики, физиологии телесных структур и процессов;
• ЧР психофизиологических и психических состояний;
• ЧР когнитивных процессов, эмоциональных состояний, коммуникативных возможностей (учитывая свойственные только человеку³ ограничения сознания⁴), а также ЧР мышления (с поправкой на психофизическую проблему).

Не-человекоразмерность (далее в тексте — НЧР) мы определяем как выход за границы доступной человеку размерности в динамике адаптации человека к месту и среде обитания в широком смысле.

Практики, артефакты, аффордансы

Следуя логике теории практик, мы устанавливаем в целях данной статьи, что человеческая культура существует и воспроизводится в динамическом единстве артефакта и практики: артефакт порождает практику и распредмечивается в ней, практика опредмечивается в артефакт [Каган, 1996: 42–43].

Все, что не опредмечено каким-либо образом, актуально или потенциально, для другого человека как «мир в доступной реальности» («зримый и подручный» в смысле досягаемости [Шюц, 2003б], включая реальность физиологических/ментальных/психических состояний), не может быть репродуцировано и сохранено в культуре.

Практику мы понимаем, следуя за В.В. Волковым и О.В. Хархординым [см.: Волков, 2008: 14–23], как совокупность возможных в данной культуре в данный момент и в данном месте:

• знаний и умений (конкретных как эксплицированных, так и нет) в решении практических задач;
• правил и коллективных норм, стоящих за этими знаниями и умениями;
• объяснительных парадигм/моделей (включая возможные), стоящих за применяемыми правилами и нормами.

Практика (любая) в человеческой культуре всегда человекоразмерна. Практика в человеческой культуре — это то, чему учат, или то, чему можно научиться. Практика в каждом конкретном случае есть комбинация объяснительных моделей, навыков/умений и сопутствующих действий (и в этом смысле любая практика нормативна).

Физиологические (инстинктивные) и психофизиологические действия/состояния становятся практиками, когда они проживаются/выражаются/изъявляются определенным способом⁵ в определенной ситуации, месте и времени. То же самое касается актов мышления и состояний сознания — они станут практиками, только будучи определенным способом организованы⁶. Если и когда нет знаний, норм и способов изъявления, никакая субъективность, никакое мышление или телесное/эмоциональное состояние в культуре не будут опредмечены, сохранены и воспроизведены.

Мы различаем, с определенной условностью, практики:

• телесно-деятельностные — манипуляции с артефактами, природными и не-природными объектами и/или их частями;
• мыслительные (интеллектуальные/когнитивные), в том числе практики памяти, рефлексии, воображения и интуиции, а также практики теоретизирования [Ross, 2004: 53]. Память и воображение, осознание телесных/эмоциональных/ментальных состояний — тоже мыслительные практики;
• коммуникативные — практики воздействия на сознание и поведение другого, практики автокоммуникации.

Артефакт в целях данной статьи понимается как вещественный результат опредмечивания практики (или обусловленный практикой, или вовлеченный в практику) как «социально конструирующего действия» [Харре, 2006]. Совокупность артефактов как мира вещей (эмпирически актуально и потенциально доступных⁷ человеку в практиках) служит адаптации человека в конкретных физических, ментально-психологических и социокультурных обстоятельствах.

Человек (в человеческой культуре) — не артефакт. Он условие и носитель практики — практика воплощена (англ. embodied) в нем⁸.

Артефакты мы делим, с достаточной долей условности, на две группы:

• артефакты практик — триггеры (опознание и запуск практики); артефакты целевого действия (исходный материал, инструмент, инструкция, изделие, побочный продукт); детекторы (состояний, подтверждения результата), измерители; артефакты остановки и выхода из практики и т.п.
• артефакты контекста (непосредственно в практике не участвуют) — формирующие поведение; со-присутствующие (в том числе в присутствии которых практика вообще возможна); аттракторы и репеллеры, вовлекающие в практику или отторгающие; ускорители/замедлители и т.д.

Любой артефакт может быть одновременно вовлечен в несколько практик и выполнять в них как одну, так и несколько разных функций (ролей).

Артефакты человекоразмерны (ЧР) и не-человекоразмерны (НЧР). ЧР артефакта обеспечивает прямой телесный и непосредственный доступ человека к нему, возможность наблюдения и прямого воздействия на артефакт, в том числе с помощью других ЧР артефактов. НЧР артефакта означает, что доступ к артефакту, наблюдение и воздействие возможны только через промежуточные ЧР артефакты (артефакты-посредники, «конвертеры размерности»), обеспечивающие опосредованное управление, наблюдение и воздействие⁹.

Любой артефакт, вовлеченный в практику, может быть наделен аффордансом — одной или несколькими ЧР точками или зонами, которым придано свойство «вовлекать» человека в практику или «предотвращать» такое вовлечение [Heft, 2010; Osiurak, 2017; Heras-Escribano, 2019]. Аффорданс, таким образом, может быть негативным, то есть работать как элемент, пресекающий возможность практики или ее прерывающий [Davis, 2016; Evans, 2017: 36]. Далее в тексте аффорданс «отрицательной полярности» мы называем негаффордансом.

Наделение артефактов аффордансом или негаффордансом происходит в ходе становления практик вместе с закреплением общего знания¹⁰ об этой «привилегированной» нормативной «предназначенности к практике» [Garcea, 2012: 1304] и с активацией социальных соглашений¹¹ (о взаимодействиях с артефактами в практиках; о практиках мыслить о таком взаимодействии [Nagy, 2015; Dings, 2021]; об интерпретации опыта взаимодействий, антиципации и опознании аффорданса и т.д.) в формах обычаев или формализованных инструкций¹².

Совокупность артефактов, наделенных аффордансами и расположенных на маршрутах человека в его среде обитания¹³ — в тех местах окружающей среды, в которых возможны, необходимы (а также и недопустимы) практики, — делает среду обитания приспособленной, или окультуренной¹⁴.

Человек как носитель практики обладает агентностью — способностью совершать действия по собственной воле и намерению, в частности наделять аффордансом, вовлекаться в практику¹⁵, быть в этой практике источником действия (актантом) либо нет¹⁶ или быть объектом действия¹⁷ в практике другого человека, игнорировать негаффорданс или вовсе отказаться от вовлечения и/или выбрать другую практику.

В человеческой реальности природа (живая и неживая) присутствует в среде обитания и выступает из нее, в силу чего в практики могут быть вовлечены не-люди¹⁸ со всеми последствиями, вытекающими из их ЧР и НЧР. В практиках не-люди выступают и/или могут быть «для цели взаимодействия» осмыслены двояко:

• или допуская, что у не-человека есть воля и намерение (даже если они нам неизвестны) — и тогда это не-человеческий актант¹⁹ со своей агентностью, который участвует в конкретной ситуации практики на правах «действующей части среды обитания»;
• или допуская, что у не-человека нет ни воли, ни намерения — и тогда он участвует в конкретной практике «на правах» артефакта²⁰.

Культурный объект

В рамках настоящей работы мы понимаем культурный объект (далее в тексте — КО) как относительно устойчиво воспроизводимую сборку²¹ артефактов и практик в данном месте и времени при возможном участии не-человеческого актанта.

Человек — единственная «точка сборки», вокруг которой всякий раз собирается или пересобирается КО. Мы выделяем две основные группы КО:

• КО на маршрутах перемещений человека — за счет латентных, «ожидающих» аффордансов артефакта окультуренной среды и/или аффордансов не-человеческого актанта;
• КО «персональные» — связанные с телом человека или перемещаемые непосредственно человеком.

В силу изменчивости среды обитания и комбинаций артефактов и действий не-человеческих актантов в каждой точке места, которое занимает человек с его персональной вариабельностью ЧР ограничений²² в каждый момент времени, мы говорим, что у всякого КО есть только подобие, но нет инварианта²³.

КО человек способен удерживать по своей воле. Мы называем удержанием добавочную практику в структуре КО, поддерживающую (как элемент habitus’a в смысле П. Бурдье²⁴) подобие и воспроизводимость КО в формах повседневного, таких, например, как привычки и ритуалы²⁵.

КО человек сцепляет и расцепляет друг с другом, формируя удержаниями сцепок событийную сеть повседневности. Мы различаем:

• персональные сцепки КО на путях перемещений человека;
• мультисцепки КО, когда к существущей сцепке КО одного человека подключается сцепка КО другого человека и/или когда происходит синхронная или диахронная мультисцепка КО разных людей через общий артефакт (или не-человеческий актант).

Человек создает и удерживает/разрывает сцепки и мультисцепки КО на своих маршрутах, исходя из личностного и общего знаний о свойствах «о-культуренных» и «не-культурных» пространств²⁶. Практики удержания мультисцепок всегда включают взаимную координацию (англ. collective/shared agency [Tomasello, 2022]) как добавочную практику. Совместные удержания мультисцепок КО могут рассматриваться как основа любой социальной связи²⁷.

Промежуточно суммируем: человек, перемещаясь по траекториям в своем «ареале» среды обитания, собирает своими практиками «подручные» артефакты или артефакты среды обитания в сборки КО (сборка не получится, если не сработают аффордансы артефактов). КО — это в совокупности человек плюс практика (телесно-деятельностная, мыслительная или коммуникативная) плюс артефакты среды обитания с их аффордансами и негаффордансами (латентными или активными) в данном месте траектории человека в данное время²⁸.

Двигаясь по своей траектории, человек сцепляет свои КО друг с другом; КО можно собрать схожим образом в следующий раз, КО можно сцепить друг с другом схожим образом в следующий раз — таким образом сборка или сцепка будет удержана. Другие люди двигаются по своим траекториям и собирают свои КО; траектории людей (и цепочек КО) пересекаются; встречаясь друг с другом в точках пересечения траекторий, люди на общих артефактах (или в присутствии артефактов среды) сцепляют свои КО совместными практиками в мультисцепки. Или не сцепляют, если не сработают аффордансы.

Активные и латентные сцепки/мультисцепки КО на маршрутах людей образуют многомерную и динамическую (за счет постоянных пересборок) сетевую структуру; человек выступает мобильным узлом этой сети. Сеть находится в состоянии локальной культуры, когда конфигурации удержаний в ней относительно устойчиво воспроизводимы. Сети локальных культур взаимодействуют на своих границах²⁹ через сцепки и мультисцепки особых, «контактных» КО, которые совместно удерживаются представителями разных локальных культур.

Инструмент, инструментальность, технология

В целях данной работы мы называем приспособлением артефакт естественного или искусственного происхождения, который в практиках принудительно компенсирует³⁰:

• НЧР свойства среды обитания (и, шире, НЧР свойства реальности) в личных или коллективных задачах;
• частичную или полную утрату личной ЧР (в силу болезни, травмы, иной дезадаптации);
• неоптимальность / субъективную неприемлемость решения личной/коллективной ЧР задачи без помощи приспособлений.

Приспособление становится инструментом, когда в силу опыта целенаправленного использования результат воздействия приспособления устойчиво воспроизводим. Инструментальностью мы называем свойство пригодности для использования в какой-то функции³¹ [ASTM, 2005: 265] и для достижения любой цели³² любых артефактов и практик, любых КО и их сцепок. В пределе что/кто угодно может рассматриваться как средство (инструмент) принудительного целенаправленного воздействия на что/кого угодно.

Инструментальные взаимодействия в сцепках и мультисцепках КО и их удержаниях складываются в технологии — устойчиво воспроизводимые последовательности воздействий и их результатов, приводящие к заранее известной или предполагаемой цели.

Когда технология нацелена на коллективный НЧР результат, она неизбежно требует принудительных коллективных удержаний в мультисцепках сетей КО при наличии общеобязательных знаний «для изменения, контроля или упорядочения элементов физической или социальной среды» [Roper, 2011: 15].

Социальный институт возникает как технология трансформации совместных мультиудержаний КО в своего рода «ребра жесткости» принудительной «второй», общеобязательной нормативности — поверх уже существующих удержаний с собственной ситуативной нормативностью. В этом смысле институты с неизбежностью требуют включения в сети КО специализированных «КО принуждения», воспроизводящих как практики принуждения, так и закрепление в объяснительных моделях мыслительных практик принципов принуждения и инструментальности как неустранимых.

Подобная «дополнительная нормативность», а также дополнительное принуждение делают внутренние сетевые взаимосвязи аналитически невидимыми изнутри самой сети. Вследствие этого конфигурации «ребер жесткости» рекурсивно³³ запечатывают сеть в «черный ящик», внутри которого сети, «которые он включает, считаются надежными и стабильными» [Мозалевская, 2022: 70]. Как следствие, возникает своего рода иллюзия полной обусловленности (детерминированности) человека культурой³⁴; будучи «внутри» этой иллюзии, принципиально невозможно дать единое и строгое определение культуры как таковой³⁵.

Культура и цивилизация

Технологизация/институциализация мультисцепок КО в сетях локальных культур — важнейший признак перехода сети из состояния культуры в состояние цивилизации³⁶. Институциализация мультисцепок КО и разрывов на границах, связанных общими «ребрами жесткости» локальных культур, создает и определяет конфигурацию цивилизационного объединения культур³⁷.

Рассмотрение проблемы обратимости перехода из состояния культуры в состояние цивилизации выходит за рамки данной статьи, однако сделаем на этот счет два замечания. Во-первых, утрата возможности или способности ставить НЧР цели и получать НЧР результаты делает хрупкими «ребра жесткости» и в конечном итоге обрушивает их, что делает принуждение невозможным. Во-вторых, всякая функциональность невозможна при массовой утере аффордансов артефактов и/или массовой утрате носителей практик как таковых, поскольку необратимо разрываются сборки артефактов и практик в КО (совокупные результаты таких разрывов обычно называют варваризацией).

Когда состояние цивилизации потеряно, культура возвращается в изначально присущее ей состояние сети аутопоэтических самосборок и удержаний КО, возможно сохраняя в коллективной памяти образ предшествующей цивилизации — но не более того. Новые люди и новые артефакты попадут в уже изменившуюся среду обитания; возникнут новые КО и сцепки между ними, новые «ребра жесткости», новые конфигурации многомерных сетей локальных культур — это будет уже другое состояние культуры и состояние другой цивилизации.

II. Уезжая и возвращаясь

Человек в повседневности встроен в свою среду обитания и отчасти обусловлен ею; его среда — это его ареал, сеть взаимосвязанных мест и привычных маршрутов между ними, в которых работают или готовы к работе сцепки КО. Вот человек спит — работают сцепки спальни; вот он просыпается, идет в туалет, ванную или на кухню — там уже подготовленная среда со своими ожидающими аффордансами; вот он собирает вещи в рюкзак, переодевается, выходит на улицу — там уже готовы к взаимодействию (и уже не только с ним) элементы среды, предназначенные к созданию временны́х мультисцепок. Сегодня сцепки пересцепились несколько иначе, чем вчера, однако общая конфигурация удерживает привычность: те же щербатые ступеньки на лестнице; те же соседи; тот же домофон, срабатывающий со второго раза; на перекрестке — все тот же светофор; в сквере девочка выгуливает того же спаниеля; в автобусе нужно все так же платить за проезд. Дальше аэропорт, досмотр, самолет — это всё знакомые сцепки и «ребра жесткости» общеобязательных правил. Полет НЧР по скорости, но внутри все вполне ЧР, затем прилет, аэропорт прибытия — все это одна длинная цепочка цивилизационных «ребер жесткости» и аффордансов артефактов среды, за которые цепляются КО человека. Потом — почти обязательный автобус из аэропорта в центр: человек едет в гостиницу; он знает, как устроены гостиницы (примерно одинаковые сцепки и «ребра жесткости» «индустрии гостеприимства»), а небольшие расхождения с ожидаемым лишь немного перенастроят сборки его КО под новые сцепки.

Человек приходит на работу, где его ждут специально подготовленные временные сцепки КО; после работы он идет по улицам и, пока он идет, практики, которые воплощены в нем, цепляются к артефактам городской среды, а артефакты, которые он несет на себе, цепляются к практикам других людей на этих улицах. Его гостиница находится на 34-м этаже небоскреба, куда он мог бы попасть и пешком, но 70 пролетов лестниц вверх и после работы — это перебор, когда есть лифт³⁸. Со второго раза он правильно вставляет в щель магнитный ключ, заходит в комнату и, не разуваясь, идет к окну. Из окна он видит город так, как бы он видел его, например, с вертолета, если бы мог сам летать. Он снимает вид на телефон, «подрезает» снимок и отправляет обработанный файл³⁹ другу.

Не столь важно, куда отправляется человек, важно — надолго ли. Потому что в домашней сети, заполненной сцепками по всем его маршрутам, за время его отсутствия образуются лакуны в сети взаимодействий. Они не столь заметны, когда человек уезжает ненадолго (вернулся и встроился обратно). Однако при сколько-нибудь длительном отсутствии здесь там нашему человеку придется полностью перенастроить многие КО на уровне повседневных сборок, поймать аффордансы новой среды обитания⁴⁰, чтобы, насколько это возможно, по-новому настроить собственную целостность⁴¹. И пока это происходит, в это же время здесь — даже если кто-то надеется на возвращение нашего человека — лакуны в сети обязательно начинают затягиваться пере-сцепками новых КО: другие вещи, другие люди, которые пере-обживают среду под себя. И когда наш человек внезапно возвращается после долгого отсутствия, он обнаруживает, что его прежнее место занято, а память о том, какой он был, когда жил здесь, мало чем может ему помочь⁴². История про «там и здесь» внезапно превращается в историю про «мы и они» — впрочем, об этом как-нибудь в следующий раз.

¹ Пространство реального мира — это «территория, на которой существует, осуществляется и воспроизводится культура живущего сообщества» [Быстрова, 2004: 137].

² Как для «нормальных» структур, процессов и отдельных состояний, так и для «пограничных» или «отклоняющихся», понимая «норму» как меру соответствия адаптации человека (как существа биосоциального) динамике среды обитания в широком смысле.

³ На данный момент, по-видимому, существует непреодолимая граница между рефлексией не-человеческого и не-человеческой рефлексией (граница между «быть как летучая мышь» и «быть летучей мышью» [Nagel, 1974]). Обсуждение этой, по сути ксенологической, проблематики выходит за рамки статьи, однако заметим, что преодоление указанной границы открывает возможность для появления в человеческой реальности не-человеческих культур, в том числе культуры пока еще гипотетического универсального искусственного интеллекта — AGI (artificial general intelligence) [Butlin, 2023].

⁴ Например, границы «чувственного» и «мыслимого» или «переживания для выживания» и «выживания для переживания» [Петровский, 2018].

⁵ Сон, фантазия или боль сами по себе — элементы повседневности; они становятся практиками, обретая способ организации осознания и проживания.

⁶ Мы говорим о мыслительных практиках, поскольку существует языковая коммуникация со всеми ограничениями, которые накладывает дискретное знаковое кодирование на длящиеся процессы и состояния [см.: Bensusan, 2014; Menary, 2012]. Опыт проживания некоторых состояний (мистический, духовный, опыт измененных состояний сознания и пр.) воспроизводим в практике, даже когда содержание опыта невозможно полностью эксплицировать, — но только при условии максимально доступной полноты экспликации способа организации проживания этого опыта в данном месте и времени.

⁷ «Виртуальные» артефакт или практику мы рассматриваем как иллюзии, возникающие «когда у человека искусственно создается ощущение пребывания в определенной среде» [Дойч, 2015: 119].

⁸ В этом смысле любые практики «самореферентны» в силу сознания, сопряженного с телом [Князева, 2014: 254]. Любой навык как элемент практики, в том числе перцептивный или ментальный, воплощен в теле (эффект «воплощенного навыка» (англ. embodied enskillment) [см.: Grasseni, 2007]). О концепции «воплощенного познания» (англ. embodied knowledge) см., напр., обзорные статьи Н.И. Логинова и В.Ф. Спиридонова [Логинов, 2017а; 2017б].

⁹ Человек в практике непосредственно имеет дело не с самим НЧР артефактом, а с ЧР артефактом-посредником с ЧР интерфейсом к нему и «представлением» НЧР артефакта в этом интерфейсе любым сочетанием способов, «доступных человеческому сенсориуму» [Кресс, 2016: 78]. С этим представлением, данным в интерфейсе ЧР артефакта-посредника, и одновременно с ментальным «образом» всего НЧР артефакта «человек взаимодействует как с реально существующим, а не просто мыслимым» [Кирик, 2007: 11].

¹⁰ Включая знание о возможности «приглашения к действию при доступности действия» [Withagen, 2012: 256].

¹¹ В этом смысле аффорданс — элемент интерфейса как границы раздела взаимодействующих объектов на любом структурном уровне; понятие интерфейса имплицитно включает в себя соглашения о правилах, процедурах и средствах взаимодействия [Hookway, 2014].

¹² НЧР артефакт вовлекает человека в практику через аффордансы своих ЧР элементов и/или через аффордансы ЧР артефактов-посредников («конвертеров размерности»). На этом основан принцип интерфейса в человеко-машинном (или, шире, социотехническом) взаимодействии: аффордансами наделяются как формализованный ЧР «образ» процесса/продукта в управляющем/контрольном органе машины, так и специализированные ЧР элементы управления/контроля НЧР артефакта, вовлеченного в практики.

¹³ Представляется уместным говорить об «ареале» человека — совокупности мест, привычно «обжитых», а также эмпирически доступных данному человеку, и маршрутах перемещений между ними.

¹⁴ О «культурном ландшафте» и «атмосфере» окультуренного пространства см., напр., [Голубева, 2013; Мазаева, 2022]. Напомним, что в нашем контексте понятие культурного пространства включает и совокупность мест в среде обитания (в физическом/географическом смысле), и одновременно результаты «культурного производства» опыта совокупности контактов с этими местами [Gieryn, 2000; Лефевр, 2015].

¹⁵ Обзор концепции «материального вовлечения» Л. Малафуриса делает А.Г. Асмолов с соавторами [см.: Асмолов, 2022].

¹⁶ Главное условие для того, чтобы «быть актантом», по Б. Латуру, таково: «Актант… точно выступает источником действия» [Латур, 2017: 182]. Важно различать действие намеренное и инстинктивное (рефлекторное) — от намеренного можно отказаться.

¹⁷ Способность «претерпевать» (англ. patiency) — оборотная сторона агентности [Gell, 1998].

¹⁸ Существа естественные в логике различения естественного и искусственного (как сконструированного [Саймон, 2004]).

¹⁹ Но не источник практик — в человеческой культуре это исключительная привилегия человека.

²⁰ С неизбежной поправкой на то, что мы не знаем точно, есть ли намерения у камня, дерева или кота. Мы не знаем точно, могут ли камень, дерево или кот что-то или кого-то наделить аффордансом.

²¹ Мы используем термин «сборка» (англ. assemblage), имея в виду единство самоорганизации взаимодействия, зависимое «от консистентности (согласованности) размерности пространства (параметров объекта), топологии многообразия (принципиально возможных для объекта отношений) и взаимодействия конкретных форм» [Красавин, 2019: 141]. Однако, в отличие от М. Деланда [Деланда, 2018: 40], мы не считаем онтологию сборок плоской; здесь скорее имеет место «корреляционистская» вертикаль «человек как фундамент» [Ветошинский, 2016: 1627].

²² Свойство haecceitas («этость», или «это-бытие») Ж. Симондона: указание на «эту вот» единичность, «чье существование не может быть ничем замещено» [цит. по: Красавин, 2019: 148].

²³ Путь (траектория) как бы «нанизывает» практики на себя; одни и те же артефакты, даже на одном маршруте в сходных ситуациях, но в разное время, пересобираются с практиками всякий раз в другой КО (то же самое всегда другое и сходство КО не предполагает инварианта).

²⁴ Habitus «…обеспечивает активное присутствие прошлого опыта, который, существуя в каждом организме в форме схем восприятия, мышления и действия более верным способом, чем все формальные правила и все явным образом сформулированные нормы, дает гарантию тождества и постоянства практик во времени» [Бурдье, 2001: 105].

²⁵ Привычка — ситуативное упорядочивание само собой разумеющегося мира как подручного, по правилам «видимым, но не замечаемым» [Корбут, 2014; Гарфинкель, 2002]. Ритуал — практика социального взаимодействия, которая генерирует общее знание [Chwe, 2001; Гофман, 2009].

²⁶ Включая знания о наличии или возможности сцепок и мультисцепок. Следуя за А. Лефевром, мы различаем ситуации, когда человек: а) окультуривая место, в практиках создает культурное пространство; б) попадая в заданную окультуренную среду, уже обусловлен «общим знанием» о культурном пространстве, которое ему дано (ср. сходную обусловленность психогеографией у Г. Дебора [Дебор, 2017]).

²⁷ Коллективное удержание формирует связи разной плотности [Деланда, 2018: 71] и силы (определяемой степенью «продолжительности, эмоциональной интенсивности, близости, взаимного доверия и реципрокных услуг, которые характеризуют данную связь» [Грановеттер, 2009: 32]). Конгруэнтность структур привычных действий и качеств удержаний социальных связей делает возможными практики сочувствия, понимания и интерпретации.

²⁸ Можно рассматривать КО также как событие/состояние или как элемент события/состояния в определенном месте траектории в среде обитания в данное время в присутствии или при участии определенных артефактов.

²⁹ Граница сетей локальной культуры в каждый данный момент — любая точка соприкосновения/взаимодействия сетей, в которой удержание сцепок КО невозможно, или неустойчиво, или преднамеренно не осуществляется.

³⁰ Или «достраивает» (до оптимальности адаптации): движение, пищеварение, сенсорные системы, терморегуляцию, память и вероятностное прогнозирование, знаковые функции внешнего покрова, эмоциональное самовыражение [Фейгенберг, 2011].

³¹ Для целей осмысления взаимодействия со средой обитания в социальном смысле вполне инструментальна, например, дифференциация умвельтов на национальный, территориальный, гендерный, профессиональный [Winthrop-Young, 2010: 223–224].

³² Ср.: «Инструменты никогда не бывают “просто” инструментами, готовыми к применению: они всегда изменяют те цели, которые вы мысленно ставите <...> Это самый обычный опыт: просто порисуйте по очереди карандашом и углем — и почувствуете разницу» [Латур, 2014: 200].

³³ Ср.: по Э. Морену, рекурсия — «процесс, где продукты и следствия являются одновременно причинами и производителями того, что их производит» [Морен, 2021: 162].

³⁴ В этом смысле, например, обычаи, традиции (особенно «изобретенные», по Э. Хобсбауму), ритуалы и табу — это технологии самопринуждения с целью не допустить разрывов в «ребрах жесткости».

³⁵ Ср., напр., 70 определений культуры в книге М.С. Кагана [Каган, 1996: 13–18].

³⁶ Именно этим сдвигом, на наш взгляд, обусловлено то, что понятия «культура» и «цивилизация» в определенный момент становятся взаимозаменяемыми [Браславский, 2022: 53].

³⁷ По-видимому, возникает и «третья» нормативность, которая принудительно связывает конфигурации локальных культур, — тогда становится возможен разговор о европейской, или технологической, или информационной цивилизациях.

³⁸ Лифт — инструмент компенсации НЧР здания, у него есть ЧР кабина и ЧР кнопки интерфейса управления. Лифт как ЧР интерфейс предполагает наличие в сознании пользователя всей структуры этажей, «нанизанной» на лифт и привязанной к структуре кнопок интерфейса управления лифтом.

³⁹ Мы уже писали о ЧР применительно к медиатехнологиям [см.: Крамер, 2024].

⁴⁰ Ср.: маршруты, элементы, границы, узлы и ориентиры [Линч, 1982].

⁴¹ Потому что «утрата элемента среды, с которым неразрывно переплетена повседневная деятельность, — это потеря части самого себя» [Noё, 2009: 51].

⁴² Его дом уже не будет «домом, который он покинул, или домом, который он вспоминал и в который стремился вернуться <…> возвращающийся домой не есть тот же человек, который покинул его, — ни для себя, ни для тех, кто ждал его возвращения» [Шюц, 2003а: 218].

Об авторах

Александр Юрьевич Крамер

Автор, ответственный за переписку.
Email: aykramer@gmail.com
ORCID iD: 0000-0002-6159-9075

кандидат культурологии, доцент кафедры журналистики и медиатехнологий СМИ Высшей школы печати и медиатехнологий

Список литературы