Ethics of Organ Donation and the Problem of the Sacred

Cover Page

Full Text

Abstract

The purpose of this article is to analyze the interaction between relatives of potential donors and transplant professionals within the framework of a cultural sociological approach in order to develop valid bioethical recommendations. The key thesis of this article is the assertion that principalist ethical conflicts regarding the problems of organ donation, as well as the tools of narrative ethics, are not sufficient to reveal the motivation of agents. As part of the search for the origins of this, it is proposed to reconstruct the situation of moral choice of family members within the framework of E. Durkheim’s theory of the sacred. The concept of the sacred is revealed with the orientation on the given by P. Smith and D. Alexander. The concept of sacred is revealed with the orientation on the autonomous role of culture given by F. Smith and D. Alexander, oriented to the study of the emotional dimension of social life and the study of cultural structures as a social text. Based on the analysis of the category of the sacred in the context of social circumstances of organ donation in Spain, it is shown that the successful experience of the latter in the field of transplantology is connected with the desacralization of the body undertaken by the Catholic Church in Spain and the subsequent sacralization of the gift of life. The analysis of the narratives of donor relatives and medical professionals shows that the driving force behind the relatives’ motivation is often the sacralization of the deceased’s will, which implies the possibility of a posthumous gift and reinforces the solidarity of the deceased with the society experiencing a shortage of donor organs. Obstacles to successful transplantation are perceived by donor relatives as a possible desecration of the gift of a loved one’s life. Thus, on the way to creating valid bioethical recommendations for interacting with relatives of potential donors, it is recommended to focus on the study of pre-individual cultural and social constructs of the sacred that relate to situations of donation and death. In this case, the sacred is considered as an important constant of social life, not necessarily related directly to religion.

Full Text

 

В современной России действует презумпция согласия на посмертное донорство органов [Нагорный, Медведев, 2013]. Это означает, что для посмертной эксплантации донорских органов не требуется активного согласия родственников умершего. В то же время, несмотря на презумпцию согласия в России (наряду со многими другими странами), сохраняется проблема, связанная с дефицитом органов от посмертных доноров.

Среди основных причин подобной ситуации мы можем выделить: a) медицинские — количество потенциальных доноров с органами, пригодными для эксплантации, всегда меньше, чем количество нуждающихся реципиентов; б) организационные — это касается как доступности возможности трансплантации в регионах, так и нюансов организации достаточно сложного процесса передачи органов для трансплантации от донора к реципиенту; в) регуляторные — хотя в случае с Россией они скорее должны способствовать донорству, так как есть презумпция согласия; г) социальные — связанные с недоверием к самому процессу трансплантологии.

В профессиональном медицинском сообществе истоки проблемы видятся в первую очередь в недостатке просвещения и предрассудках, связанных с восприятием посмертного донорства. Однако есть и предположения, что недоверие к системе посмертного донорства связано не непосредственно со страхом перед коррумпированностью здравоохранительной системы или возможностью обмана и реальными предрассудками, а, скорее, с нежеланием врачей общаться с родственниками, что порождает гнев и непонимание последних [Mikhel, 2021]. Ситуация взаимодействия медицинских специалистов и родственников, таким образом, является одним из ключевых факторов в истолковании проблем, связанных с органным донорством.

В данной статье я хотела бы прояснить особенности взаимодействия родственников потенциального донора и профессионалов, оказывающих трансплантологическую помощь, прибегнув к инструментарию, который нам предлагает культурсоциология, ради выработки более валидных биоэтических рекомендаций, связанных с этой ситуацией. Само это истолкование будет рассмотрено как опыт выхода биоэтики одновременно и за пределы принципалистских споров, и за пределы обсуждения отдельных казусов и нарративов.

В поисках оптики анализа ситуации морального выбора: принципализм vs культурсоциология

Сценарии, в которых врач и родственники поставлены перед необходимостью выбора относительно возможности посмертной эксплантации органов, часто разбираются как иллюстрации этических дилемм, связанных с проблемами органного донорства. Подобные разборы обычно апеллируют к различным этическим теориям — деонтологии, утилитаризму, консеквенционализму — в поисках нужных рекомендаций и моральных ориентиров. Так, с точки зрения деонтологии врач должен исполнять равным образом свой долг перед каждым человеком, опираясь на принцип «не навреди». С другой стороны, в условиях дефицита органов при распределении ресурсов соображения утилитаризма кажутся более подходящими для решения проблемы. Деонтология также может быть обращена и к обязанностям пациентов и родственников как членов общества — право на возможность стать реципиентом в случае необходимости подразумевает также и готовность быть донором [Prabhu, 2019]. Предлагая обзор возможных решений, подобные принципалистские подходы, однако, не дают понять глубину всех контекстов ситуации принятия решений и не касаются значимых сопровождающих деталей, таких как непосредственная мотивация участников и условия коммуникации. Широкий социальный контекст также привлекается только в качестве механического объяснения тех или иных расхождений в подходах к органному донорству в разных законодательных и культурных средах.

В последние два десятилетия в рамках биоэтики и философии медицины были предприняты попытки восполнить изъяны принципалистской позиции. Данные попытки вылились в поиски пациентами своего «голоса», повествующего о реальном страдании в противовес безличным медицинским нарративам, и в набрасывании «нарративной модели» медицины, предполагающей вслушивание в историю пациента и применение к ней критического анализа, наподобие того, как это делают литературоведы [Charon, 2006; Frank, 1997].

Однако в стремлении к выработке «своего голоса» и вниманию к индивидуальным историям и их противостоянию «большим» нарративам могут быть упущены из виду более общие социальный и культурный планы, непосредственно связанные с ситуацией, о которой идет речь.

При взаимодействии врачей и других специалистов с родственниками относительно принятия решения о посмертном донорстве близкого человека мы видим, как в частную ситуацию горевания происходит внедрение нарративов, ставящих человека в ситуацию выбора. Описанное выше напряжение между теоретически-отвлеченным поиском решений в рамках этических дилемм и кропотливым сбором частных историй не дает нам уловить все закономерности, стоящие за формированием подобных нарративов.

Чтобы прояснить мотивацию родственников и смысловое наполнение их истории и нарративов, нам потребуется обращение к более широкой картине, что я предлагаю сделать в рамках разработанной Филиппом Смитом и Джеффри Александером сильной программы культурсоциологии.

Свое введение в теорию культурсоциологии Д. Александер начинает со слов: «современные мужчины и женщины проживают свою жизнь, не зная по-настоящему, почему они живут именно так, а не иначе» [Александер, 2013: 42]. И в поисках объяснения «почему так, а не иначе» — в выявлении смыслов и структур, что формируют механику социальных действий, Александер и Смит предлагают обратиться к культуре, в их теории предстающей в качестве автономной силы. Смит и Александер в своем подходе к описанию социальной действительности отказываются от рассмотрения культуры как от простого дополнения к последней. Они настаивают на том, что мы можем лучше понять смысл социального действия, рассматривая культуру в качестве независимой переменной, которая оказывает влияние на формирование институтов не меньше, чем материальные или инструментальные силы. Александер и Смит предлагают герменевтический подход к анализу культуры с опорой на метод «плотного» описания К. Гирца, в рамках которого становится возможным анализ культурных структур как социального текста. В связи с последним культурсоциология также внимательна к теориям нарратива, в частности к этике добродетелей А. Макинтайра и к ориентированной на социальный контекст концепции действия П. Рикера, которая подразумевает текстуальное прочтение социального. Как и сторонники нарративной этики, культурсоциологи ищут причинность в непосредственной агентности высказывающегося. Характеристики высказанного и контекст высказывания становятся материалом для изучения реального влияния культуры в рамках данного подхода [Александер, Смит, 2010].

В рамках культурсоциологии эмоциональное измерение социальной жизни является значимым объектом исследования, который Смит и Александер предлагают раскрыть в рамках теории сакрального Э. Дюркгейма.

Согласно Дюркгейму, категория сакрального является базовым элементом социальности, который задает систему координат через противопоставление священного и профанного [Куракин, 2018]. Оно является необходимой и неотъемлемой переменной социальной действительности, которая может менять значения, но которую, однако, нельзя вычеркнуть из уравнения. Сакральное оказывается ядром общественной жизни еще и потому, что оно связывает два ее измерения: индивидуальное и коллективное [там же]. Обращаясь к ритуальным аспектам культуры, Дюркгейм показывает, что сакральное является одним из ключевых элементов формирования солидарности, восстанавливающим единство общества после потери его члена [Smith, 2020: 42–52].

В исследовании явлений, являющихся катализатором коллективных эмоций, Александер и Смит обращаются к связанным с сакральностью символам как к формирующим подоплеку социальных действий.

Так, отталкиваясь от исследований сакрального, Ф. Смит критикует фукольдианскую реконструкцию Просвещенческого подхода к дисциплинарной власти [Smith, 2003]. Смит отмечает, что Мишель Фуко весьма опрометчиво говорит об угасании символического и мистического измерения наказания. Обращаясь к важному для Фуко образу гильотины, он ставит под сомнение репрезентацию ее как символа «рационализации» наказания и десакрализации человеческого тела. Лишенный аффектов инструмент наказания понимается в свете картезианских представлений о человеческом теле как машине. Максимально быстрое пересечение нервных путей ножом гильотины презентует наказание как хирургическую процедуру отсечения больной части общественного организма.

Подвергая сомнению фукольдианский образ Просвещения, Смит указывает на сакрализацию роли гильотины в постреволюционном французском обществе, чему соответствовало, например, приписывание крови казненных магических целебных свойств. Также он подробно описывает медицинские дискуссии вокруг уверения Ж.И. Гильотена о том, что казнимый не чувствует боли. Это показывает нам, что гильотина не является инструментом, свободным от объектов нового общественного порядка, а, наоборот, предстает как сакральный символ культа Разума. Потому ошибка, нестыковка или извращение фиксированной практики казни, направленной на поддержание солидарности, грозит общим осквернением [там же].

В рамках культурсоциологии Смит предлагает вместо обращения к кажущимся материальным структурам (как, например, институты или потоки власти у Фуко) выявить, что является основой эмоциональных связей, посредством которых люди испытывают воздействие смыслов. Коллективные чувства, связанные с восприятием сакрального, становятся центром анализа — именно они помогают нам объяснить социальные сдвиги, произошедшие в обществе.

Когда речь идет границах человеческого тела, жизни и смерти, и ритуалах, регулирующих проявление солидарности, изучение роли сакрального вскрывает мотивацию тех, кто вступил в это пространство и, по сути, оказался вне рамок профанного, то есть вне привычной, регулируемой жизни. Изучая мотивацию участников ситуации морального выбора, касающегося согласия/несогласия на посмертное донорство близкого человека, имеет смысл окинуть взглядом эту более широкую картину социальных смыслов. Принципалистский подход, как и простое изучение и сопоставление особенностей нарративов, оказывается бессмысленным без учета данных особенностей.

Потому в рамках реализации цели данной статьи я предлагаю задействовать инструментарий дюргеймианской социальной традиции в истолковании отношения к посмертному донорству. Особый акцент при этом будет сделан на десакрализации тела и сакрализации дара, направленного на поддержание общественного единства.

Опыт Испании: от десакрализации тела к сакрализации дара

Ситуация взаимодействия родственников потенциального донора и членов трансплантологической команды уже была достаточно изучена в рамках (био)этических [Dalal, 2015: 44] и психологических исследований [Gironés, Crespo, Santamaria, 2015]. Однако исследователи гораздо меньше обращаются к воздействию этого контакта на последующее переживание утраты родственниками потенциального донора [Martinez-Lopez et al., 2023]. Более того, на данный момент практически нет научных работ, которые бы системно реконструировали социальную логику этого взаимодействия в каких бы то ни было культурных контекстах.

Большая часть социальных исследований органного донорства обращается к тематике сакрального, рассматривая влияние религиозных взглядов на согласие или отказ стать донором или развитие трансплантологической помощи в отдельном культурном сообществе [Azuri, Tarabeih, 2022]. Впрочем, достаточно широкая вариативность восприятия пересадки органов среди людей, одинаково характеризующих свои религиозные взгляды, показывает ограничения научных работ такого рода [Messina, 2015].

Часто социальное измерение органного донорства воспринимается как контекст, влияющий на правоприменение. В этой связи социальные факторы рассматриваются как один из инструментов объяснения различий в уровне развития трансплантологической помощи в странах со схожим законодательным регулированием этой сферы. Например, социальные факторы называются в числе причин того, почему презумпция согласия не способствует росту посмертного донорства в Болгарии или Люксембурге [Rithalia et al., 2009].

С другой стороны, социальные изменения обычно не играют центральную роль при объяснении динамики роста количества пересадок органов в странах, в которых достаточно долгое время действуют разные версии презумпции согласия (Аргентина, Италия, Испания). Основное внимание, как правило, уделяется экономическим и административным факторам: уровню финансирования, развитию региональных программ и т.д. [Willis, Quigley, 2014].

Для того чтобы должным образом очертить социальный и культурный контекст ситуации принятия решения родственниками относительно посмертного донорства органов близкого человека, мы обратимся к системе посмертного донорства, разработанной в Испании, которая близка российской с точки зрения буквы закона, но, однако, абсолютно отличается в его реализации.

В Испании, также как и в России, действует презумпция согласия на посмертное донорство (так называемая система «opt-out», при которой нужно подтверждать именно отказ, а не согласие на посмертную эксплантацию органов). Однако, в отличие от России, в которой взаимодействие с родственниками обычно происходит по воле врача, медицинские специалисты в Испании всегда обращаются за согласием к родственникам умершего [Etheredge, 2021]. Поскольку именно от решения последних зависит судьба тела их родственника, ситуация контакта трансплант-координатора и членов семьи потенциального посмертного донора является одной из ключевых [Becker et al., 2020]. Члены семьи, которым в правовом смысле отведена роль выразителей воли умершего, тем не менее зачастую дают согласие или выражают отказ исходя из собственных переживаний и представлений. Низкая доля отказов, колеблющаяся в зависимости от года и региона в районе 15 %, является залогом лидерских позиций этой страны в плане количества пересадок на миллион жителей [Fernández-Alonso et al., 2020].

В свете небольшого количества исследований, посвященных социальному измерению развития органного донорства, особый интерес представляют работы, в фокусе которых находятся не только административные меры по развитию органного донорства или психологические факторы принятия решения семьей потенциального донора. Статья Ребекки Хереро Саэнц, написанная с опорой на методы «плотного описания» К. Гирца и сильной программы культурсоциологии [Sáenz, 2023], представляет собой интересный пример социологического исследования факторов успешного развития трансплантологической помощи в Испании, выходящее за пределы анализа политики в сфере здравоохранения или общих социально-экономических мер. Саэнц показывает, что залогом быстрых темпов развития трансплантологии стали усилия Католической церкви по десакрализации человеческого тела в 1960-х годах с последующей сакрализацией альтруистического «дара жизни», который способен предложить донор.

Данное движение началось с общей формулировки отношения к донорству органов Ватиканом. Начиная с 50-х годов Католическая церковь постепенно отходит от строгой формулировки сакральности тела, используя умеренную позицию по отношению к писаниям Фомы Аквинского (согласно которому только Бог может распоряжаться телом человека) и утверждая, что этот догмат касается живых людей, а не трупов. Параллельно с этим развивается представление об органном донорстве как об особой форме возвышенной щедрости. Тем не менее результаты данных дебатов не являются единственным и достаточным основанием поддержки трансплантации органов отдельными национальными церквями. В Испании была проделана большая просветительская работа местными священнослужителями, которые сначала стремились просто развеять религиозные возражения против пересадки органов, а затем перешли к активному продвижению идеи донорства органов как выражения католических ценностей братской любви и альтруизма. В отличие от официальной позиции Ватикана, занимающего двусмысленную и настороженную позицию в отношении критериев для определения смерти, Испанская Католическая церковь после 1970-х годов отстранилась от дискуссий, связанных с моральным характером трансплантации органов, и сосредоточилась на самой пропаганде идеи донорства [там же].

Особенности донорства не только в Испании, но и в других странах часто описываются в дискурсе «акта дарения». Формально между дарящим и одариваемым, если понимать их как индивидов, исключена любая двусторонняя коммуникация. Однако, как мы видим, именно в Испании достаточно рано стала публично озвучиваться идея о том, что посмертное донорство не просто акт индивидуального альтруизма, а способ поддержания социальной солидарности [Gracia, 2004]. Органы после смерти передаются в дар системе здравоохранения, которая способна связать жителей страны или региона воедино. Донор тем самым вступает в отношение не с реципиентом как с отдельным человеком, а с надындивидуальным субъектом, поддерживающим солидарность всего общества.

Сакрализация желания умершего и оскверненный дар

Социолог Д.Ю. Куракин обращает внимание на важную составляющую понятия сакрального — «скверное», своего рода оборотную сторону «чистого» сакрального. Эмоциональная власть скверного происходит из того же источника, что и позитивная сакральность. Их взаимодействие, однако, отлично от оппозиции сакральное-профанное. Последняя отмечена полной несовместимостью противопоставленных друг другу сфер жизни. Чистое и скверное же являются двумя разными ракурсами сакрального, свидетельствующими о его амбивалентной природе [Куракин, 2011].

В контексте амбивалентного сакрального по-новому предстают проблемы трансплантологии, связанные с возможностью прижизненного донорства у неизлечимо больных пациентов в вегетативном состоянии, которые обычно рассматриваются в первую очередь в рамках этических дискуссий относительно формулировки понятия смерти.

Я предлагаю обратиться к нарративам врачей и родственников доноров, собранным в рамках опроса школы медицины и общественного здравоохранения Университета Висконсина [Zimmermann et al., 2019].

В опросе специально представляли ситуации, касающиеся донорства до так называемой циркуляторной смерти (то есть до прекращения кровообращения). Подобный подход предполагает возможность эксплантации органов до прекращения поддерживающего жизнь лечения, в ситуации, когда становится понятно, что полностью зависимый от систем жизнеобеспечения и находящийся в вегетативном состоянии пациент уже не вылечится и его дальнейшее лечение становится бесполезным (в основном это касается пациентов с тяжелыми неврологическими повреждениями). У подобного решения есть определенные преимущества, так как оно позволяет избежать рисков ишемического поражения органов, которое может наступить после циркуляторной смерти (что в свою очередь сделает посмертный «дар» пациента непригодным). Но, разумеется, схемы донорства подобного рода вызывают этические опасения и споры у заинтересованных сторон, так как речь идет об определении границ между жизнью и смертью и изменением причинно-следственной связи между донорством и смертью донора.

Результаты опроса показали, что опора на конвенциональное определение смерти и соблюдение этических принципов имеют решающее значение для профессионалов, вовлеченных в процесс донорства. Врачи рассматривали возможность подобного рода донорства органов как убийство — забирать органы у тех, кто еще не умер (даже несмотря на тяжелое вегетативное состояние пациента и его потенциальную смерть после отключения от систем жизнеобеспечения), для врачей было этически неприемлемым действием [там же: 2236]. Формулировка понятия смерти очерчивает границу, через которую специалист не имеет права перешагнуть, не нарушив этическую норму. В ответах на вопросы врачи были сосредоточены на поиске баланса между консеквенциалистскими и не-консеквенциалистскими биоэтическими регулятивами. Ведь, с одной стороны, в данной ситуации есть вероятность причинения вреда через лишение возможности принести обществу пользу и неуважения воли умершего через неуспешное распоряжение его органами, с другой стороны, врачи несут ответственность в рамках соблюдения врачебной этики в отношении живого тела — пациент ни в коем случае не должен умереть в результате преднамеренных медицинских манипуляций. В рамках такого баланса часть врачей рассматривала возможность трансплантации одной почки у неизлечимо больных пациентов в вегетативном состоянии, так как такая операция не несет прямой угрозы жизни [там же].

В то же время для большинства родственников донора возможность пожертвовать органы без риска их потерять имела огромное значение и перевешивала все остальное. Ими это озвучивалось как возможность продолжить жизнь близкого человека в новой форме или выполнить его желание и «сделать что-то хорошее» уже после его смерти. Особенно это было важно для той части опрашиваемых, которые уже прошли через процедуру согласия на посмертную эксплантацию органов у близкого человека, но столкнулись с невозможностью донорства из-за ишемического поражения органов [там же: 2233–2236]. Без оглядки на этические регулятивы неудавшееся донорство органов воспринималось родственниками донора в первую очередь как осквернение его посмертного дара. Неудача в пересадке в итоге истолковывалась как нарушение воли умершего, по сути, обессмысливающая его смерть.

В логике сакрального подобные высказывания родственников приобретают новый оттенок. Мы можем отметить сакрализацию воплощения воли умершего, исполнение которой рассматривается как возможность продлить жизнь близкого человека по-другому. Нарушение посмертной воли воспринимается как причинение умершему вреда через осквернение его дара солидарности, возникающего в силу невозможности осуществить сопричастность с обществом, испытывающим постоянный дефицит донорских органов. В таком понимании акта донорства проявляется расширение и изменение понимания как телесных границ, так и границ жизни, которые родственники донора видят в совершенно другом ключе, нежели врачи.

* * *

Когда мы ищем причины проблем, связанных с дефицитом донорских органов, такие факторы, как недоверие, недостаточная информированность или недостатки системы здравоохранения, могут отчасти объяснить нам их истоки. Однако ключевой ситуацией, необходимой для анализа, является все же непосредственная коммуникация медицинских специалистов с родственниками потенциального донора. Хотя недостаточность информированности или общего образования также играют свою роль, важно понимать, что решения родственников так или иначе будут обусловлены более глубокими культурными и социальными конструктами.

Ситуация с органным донорством в Испании показывает нам, как достаточно традиционные, не связанные напрямую с научной рациональностью аспекты культурной и религиозной жизни оказались более весомыми, чем агитационные усилия в информировании об особенностях органного донорства, предпринятые в других странах.

При этом мы, скорее, говорим не просто о том, как традиции Католической церкви связаны с успешностью развития и пропаганды посмертного донорства (как показала Саэнц, такой грубый подход к интерпретации роли религии не оправдывает себя, так как в других странах с преимущественно католическим населением испанского чуда не случилось). Дюркгейм говорил о религии как раз как о возможном, но не единственном центре, аккумулирующем и трансформирующем коллективные силы и дающем возможность солидаризации общества [Smith, 2020: 51]. Инициированный Католической церковью в Испании пересмотр коллективных ценностей был вызван в первую очередь необходимостью осмысления и решения вставших перед обществом проблем, связанных с трансплантологией и дефицитом посмертных донорских органов.

Что касается прояснения мотивации родственников, находящихся в ситуации морального выбора, то мы видим, что здесь схемы этического принципализма не проясняют смыслов и эмоций, движущих участниками данной ситуации. Принципалистский контур оказывается важным в первую очередь для специалистов медицинской сферы, воспринимающих проблематику органного донорства через призму этических вопросов: как не нарушить кредо врача или как принести наибольшее благо. Для родственников же благом оказывается возможность избежать осквернения дара жизни. При этом сакральное и связанные с ним ритуалы уважения воли умершего касаются не просто индивидуальной ситуации потенциального донорства. Они являются одним из способов, которым потенциальный донор и его родственники могут выразить солидарность и сопричастность обществу в целом. Таким образом, дар жизни, совершенный умершим, уже посмертно закрепляет его место в обществе.

×

About the authors

Sofya V. Lavrentyeva

RAS Institute of Philosophy

Author for correspondence.
Email: sonnig89@gmail.com
ORCID iD: 0000-0002-3082-2975

Junior Researcher of the Department of Humanitarian Expertise and Bioethics

Russian Federation, 12/1 Goncharnaya Str., Moscow 109240

References

  1. Александер Дж., Смит Ф. Сильная программа культурсоциологии / пер. с англ. С. Джакуповой // Социологическое обозрение. 2010. № 2. С. 11–30.
  2. Alexander J.C., Smith Ph. Sil’naya programma kul’tursotsiologii [Strong Program in Cultural Sociology], transl. from English by S. Dzhakupova. Sotsiologicheskoe obozrenie. 2010. N 2. P. 11–30.
  3. Александер Дж. Смыслы социальной жизни: Культурсоциология / пер. с англ. Г.К. Ольховикова. М.: Праксис, 2013.
  4. Aleksander J.C. Smysly sotsial’noi zhizni: Kul’tursotsiologiya [The Meanings of Social Life: A Cultural Sociology], transl. from the English by G.K. Olkhovikov. Moscow: Praksis Publ., 2013.
  5. Куракин Д. «Элементарные формы»: великая книга и великая тайна // Социологическое обозрение. 2018. № 2. С. 115–121.
  6. Kurakin D. «Elementarnyye formy»: velikaya kniga i velikaya tayna [The Elementary Forms of Religious Life: A Great Book and a Great Mystery]. Sotsiologicheskoe obozrenie. 2018. N 2. P. 115–121.
  7. Куракин Д. Ускользающее сакральное: проблема амбивалентности сакрального и ее значение для «сильной программы» культурсоциологии // Социологическое обозрение. 2011. Т. 10. № 3. С. 41–70.
  8. Kurakin D. Uskol’zayushchee sakral’noe: problema ambivalentnosti sakral’nogo i ee znachenie dlya «sil’noi programmy» kul’tursotsiologii [Eluding Sacred: Ambiguity of the Sacred and Its Importance for the “Strong Program” in Cultural Sociology]. Sotsiologicheskoe obozrenie. 2011. N 3. P. 41–70.
  9. Нагорный В.А., Медведев Е.В. Презумпция согласия на посмертный забор органов и тканей человека для трансплантации в контексте соматических прав личности // Вопросы современной юриспруденции. 2013. № 29. С. 117–127.
  10. Nagorny V. A., Medvedev E.V. Prezumptsiya soglasiya na posmertnyy zabor organov i tkaney cheloveka dlya transplantatsii v kontekste somaticheskikh prav lichnosti [Presumed Consent to Post-Mortal Removal of Organs and Tissues for Transplantation within the Paradigm of the Somatic Rights of the Individual]. Voprosy sovremennoy yurisprudentsii. 2013. N 29. P. 117–127.
  11. Azuri P., Tarabeih M. Religious Worldviews Affecting Organ Donation in Israel. Transplantation Proceedings. 2022. Vol. 54, N 8. P. 2047–2056.
  12. Becker F. et al. Optimizing Organ Donation: Expert Opinion from Austria, Germany, Spain and the UK. Annals of transplantation. 2020. N 25. P. e921727-1.
  13. Charon R. Narrative Medicine: Honoring the Stories of Illness. London: Oxford University Press, 2006.
  14. Dalal A.R. Philosophy of Organ Donation: Review of Ethical Facets. World journal of transplantation. 2015. Vol. 5, N 2. P. 44–51.
  15. Etheredge H.R. Assessing Global Organ Donation Policies: Opt-In vs Opt-Out. Risk Manag Healthc Policy. 2021. N 14. P. 1985–1998.
  16. Fernández-Alonso V. et al. Facilitators and Barriers in the Organ Donation Process: A Qualitative Study among Nurse Transplant Coordinators. International journal of environmental research and public health. 2020. Vol. 17, N 21. P. 7996.
  17. Frank A.W. Enacting Illness Stories: When, What, and Why. Stories and Their Limits Narrative Approaches to Bioethics, ed. by H.L. Nelson. London, New-York: Routledge, 1997. P. 31–49.
  18. Gironés P., Crespo M.L., Santamaria J.M.D. Impact of Organ Donation in Spanish Families: Phenomenological Approach through Relatives’ Lived Experiences. Transplantation Proceedings. 2015. Vol. 47, N 1. P. 4–6.
  19. Gracia D. Prior Consent of Deceased and Family Permission. Ethics. Access and Safety in Tissue and Organ Transplantation: Issues of Global Concern. Madrid, Spain, 6–9 October 2003. Report. Geneva: WHO, 2004. P. 10–11.
  20. Martinez-Lopez M.V. et al. Family Bereavement and Organ Donation in Spain: a Mixed Method, Prospective Cohort Study Protocol. BMJ open. 2023. Vol. 13, N 1. P. e066286.
  21. Messina E. Beyond the Officially Sacred, Donor and Believer: Religion and Organ Transplantation. Transplantation Proceedings. 2015. Vol. 47, N 7. P. 2092–2096.
  22. Mikhel D. Organ Transplantation in Russia: An Anthropological Perspective. Anthropologica. 2021. Vol. 63, N 2. P. 1–23.
  23. Prabhu P.K. Is Presumed Consent an Ethically Acceptable Way of Obtaining Organs for Transplant? Journal of the Intensive Care Society. 2019. Vol. 20, N 2. P. 92–97.
  24. Rithalia A. et al. Impact of Presumed Consent for Organ Donation on Donation Rates: a Systematic Review. BMJ. 2009. N 338. P. a3162.
  25. Sáenz R.H. An Interpretive Approach to Religious Ambiguities around Medical Innovations: The Spanish Catholic Church on Organ Donation and Transplantation (1954–2014). Qualitative Sociology. 2023. Vol. 46, N 1. P. 77–108.
  26. Smith Ph. Durkheim and After. The Durkheimian Tradition, 1893–2020. Cambridge: John Wiley & Sons, 2020.
  27. Smith Ph. Narrating the Guillotine: Punishment Technology as Myth and Symbol. Theory, Culture & Society. 2003. Vol. 20, N 5. P. 27–51.
  28. Willis B.H., Quigley M. Opt-out Organ Donation: on Evidence and Public Policy. Journal of the Royal Society of Medicine. 2014. Vol. 107, N 2. P. 56–60.
  29. Zimmermann C.J. et al. Family and Transplant Professionals’ Views of Organ Recovery before Circulatory Death for Imminently Dying Patients: A Qualitative Study Using Semistructured Interviews and Focus Groups. Am J Transplant. 2019. Vol. 19, N 8. P. 2232–2240.

Copyright (c) 2024 Russian Academy of Sciences

Согласие на обработку персональных данных с помощью сервиса «Яндекс.Метрика»

1. Я (далее – «Пользователь» или «Субъект персональных данных»), осуществляя использование сайта https://journals.rcsi.science/ (далее – «Сайт»), подтверждая свою полную дееспособность даю согласие на обработку персональных данных с использованием средств автоматизации Оператору - федеральному государственному бюджетному учреждению «Российский центр научной информации» (РЦНИ), далее – «Оператор», расположенному по адресу: 119991, г. Москва, Ленинский просп., д.32А, со следующими условиями.

2. Категории обрабатываемых данных: файлы «cookies» (куки-файлы). Файлы «cookie» – это небольшой текстовый файл, который веб-сервер может хранить в браузере Пользователя. Данные файлы веб-сервер загружает на устройство Пользователя при посещении им Сайта. При каждом следующем посещении Пользователем Сайта «cookie» файлы отправляются на Сайт Оператора. Данные файлы позволяют Сайту распознавать устройство Пользователя. Содержимое такого файла может как относиться, так и не относиться к персональным данным, в зависимости от того, содержит ли такой файл персональные данные или содержит обезличенные технические данные.

3. Цель обработки персональных данных: анализ пользовательской активности с помощью сервиса «Яндекс.Метрика».

4. Категории субъектов персональных данных: все Пользователи Сайта, которые дали согласие на обработку файлов «cookie».

5. Способы обработки: сбор, запись, систематизация, накопление, хранение, уточнение (обновление, изменение), извлечение, использование, передача (доступ, предоставление), блокирование, удаление, уничтожение персональных данных.

6. Срок обработки и хранения: до получения от Субъекта персональных данных требования о прекращении обработки/отзыва согласия.

7. Способ отзыва: заявление об отзыве в письменном виде путём его направления на адрес электронной почты Оператора: info@rcsi.science или путем письменного обращения по юридическому адресу: 119991, г. Москва, Ленинский просп., д.32А

8. Субъект персональных данных вправе запретить своему оборудованию прием этих данных или ограничить прием этих данных. При отказе от получения таких данных или при ограничении приема данных некоторые функции Сайта могут работать некорректно. Субъект персональных данных обязуется сам настроить свое оборудование таким способом, чтобы оно обеспечивало адекватный его желаниям режим работы и уровень защиты данных файлов «cookie», Оператор не предоставляет технологических и правовых консультаций на темы подобного характера.

9. Порядок уничтожения персональных данных при достижении цели их обработки или при наступлении иных законных оснований определяется Оператором в соответствии с законодательством Российской Федерации.

10. Я согласен/согласна квалифицировать в качестве своей простой электронной подписи под настоящим Согласием и под Политикой обработки персональных данных выполнение мною следующего действия на сайте: https://journals.rcsi.science/ нажатие мною на интерфейсе с текстом: «Сайт использует сервис «Яндекс.Метрика» (который использует файлы «cookie») на элемент с текстом «Принять и продолжить».