New Vision of Со2 Content in the Surface Waters of the Black Sea According to Direct Measurements
- Autores: Konovalov S.K.1, Orekhova N.A.1
-
Afiliações:
- Marine Hydrophysical Institute of the Russian Academy of Sciences
- Edição: Volume 518, Nº 2 (2024)
- Páginas: 335-342
- Seção: OCEANOLOGY
- ##submission.dateSubmitted##: 25.01.2025
- ##submission.dateAccepted##: 25.01.2025
- ##submission.datePublished##: 15.10.2024
- URL: https://journals.rcsi.science/2686-7397/article/view/277957
- DOI: https://doi.org/10.31857/S2686739724100155
- ID: 277957
Citar
Texto integral
Resumo
Pioneer results of high-precision direct determination of CO2 in the surface waters of the Black Sea have been presented in this paper. This data has made possible high precision characteristics of the content and intra-annual variations of CO2. The average annual value of pCO2 is 436 µatm, which is higher than the average annual value of the near sea surface atmosphere (420 µatm). The analysis of seasonal variability has revealed about 30% decrease in sea water pCO2 from late spring to autumn. The minimum values of pCO2 are detected in January – February, the maximum ones in July. Seasonal variations in the CO2 content in the near sea surface atmosphere have revealed an inverse relationship – with maximum values in February and minimum values in July. This indicates different mechanisms of the CO2 evolution in the air and seawater. Seasonal variations in the intensity of burning organic carbon, as external sources, influence the content of CO2 in the atmosphere. Variations in temperature and the state of the carbonate system, as abiotic factors, govern pCO2 in water. In the summer-to-autumn period, pCO2 is governed by a combination of abiotic and biotic factors – variations in temperature and intensity of production and transformation of organic matter. The ratio of abiotic to biotic factors varies from season to season, but abiotic factors remain primary throughout the year.
Palavras-chave
Texto integral
Мировой океан является значимым стоком углекислого газа – его воды содержат около 93% углерода [1] и поглощают до 25% от эмиссии углекислого газа (СО2) антропогенного происхождения, поступающего в атмосферу [2]. Чаще всего это воспринимается как однонаправленное поглощение СО2 из атмосферы водами океана, хотя это более сложный процесс, который может включать как поглощение, так и выделение СО2. Направление и величина потока СО2 зависят, прежде всего от соотношения величин парциального давления СО2 (рСО2) в атмосфере и поверхностном слое вод [3], поэтому прецизионные данные о содержании СО2 исключительно важны.
До недавнего времени содержание СО2 и величина рСО2 в морской воде определялись расчётным методом по данным о величине щёлочности и рН [4]. Однако данный метод определения рСО2 в воде недостаточно точен для оценки величины и даже направления потока СО2 на поверхности моря. Щёлочность морской воды определяется не только карбонатной составляющей, шкала рН относительна [4, 5], необходимые для расчёта коэффициенты диссоциации угольной кислоты зависят от многих внешних факторов [4, 5]. Поскольку доля углерода в форме СО2 мала, относительные и абсолютные ошибки при расчёте содержания СО2 и рСО2 в воде делают невозможными определение потоков СО2 на поверхности моря с требуемой в настоящее время точностью. Именно это определяет актуальность и научную ценность прямых определений СО2.
Диапазон изменения рСО2 в атмосфере не превышает 5% [1, 2], в то время как рСО2 в поверхностном слое вод характеризуется значительной пространственной и временной изменчивостью. Для вод Мирового океана эти пределы составляют от 150 до 550 мкатм [1, 3]. Крайние значения этого диапазона соответствуют величинам равновесного парциального давления, которое примерно на 30–60% отличается от атмосферного рСО2, которое к февралю 2024 г. достигло 425 мкмоль/моль (https://www.co2.earth/global-co2-emissions).
На концентрацию СО2, который является одним из основных параметров карбонатной системы (уравнения 1, 2) [4] влияют динамика вод [6], температура и солёность поверхностного слоя вод [4, 5], активность биологических организмов и биохимических процессов. Так, например, фотосинтез способствуют снижению содержания неорганического углерода в воде, в то время как процессы его разложения – увеличению (уравнение 3) [6]. Увеличению СО2 также способствует диспропорционирование гидрокарбонатов с образованием карбонатов кальция (уравнение 2).
(1)
(2)
(3)
Внутригодовые изменения температуры вносят существенный вклад в сезонный ход СО2 в воде, т.к. температура вод влияет на растворимость СО2 и смещение равновесий карбонатной системы в ту или иную сторону (уравнения 1, 2) [7]. Кроме того, влияние температуры определяет скорость изъятия или продукции СО2 в поверхностном слое вод за счёт изменения интенсивности продукционно-деструкционных процессов (уравнение 3) [5, 6].
Внутренние моря являются одними из самых динамичных в биогеохимическом отношении систем Мирового океана и характеризуются высокими значениями скорости и пространственно-временной изменчивости первичной продукции [8–10], реминерализации и захоронения органического углерода [11, 12]. К таким экосистемам можно отнести Чёрное море – внутреннее, полузамкнутое, межконтинентальное море [13, 14]. Для этого моря характерны колебания солёности и температуры [13], высокие величины и сезонные изменения первичнопродукционных процессов [8–10], высокие значения щёлочности, общего неорганического углерода [15, 16], широкий диапазон изменения кислотно-основных и окислительно-восстановительных условий [17, 18], значительная антропогенная нагрузка [14].
Ранее систематические прямые измерения СО2 в регионе Чёрного моря не проводились, а имеющиеся данные носят эпизодический характер и не обобщались.
Целью данной работы является изучение внутригодовой динамики рСО2 в поверхностном слое вод Чёрного моря по данным прямых измерений в 2015–2021 гг., в том числе с учётом внутригодовых изменений парциального давления СО2 в атмосфере над поверхностью Чёрного моря.
Данные были получены в ходе выполнения экспедиционных исследований на НИС “Профессор Водяницкий” в различные гидрологические сезоны – с апреля по декабрь. В соответствии с предложенным в работе [13] подходом к весеннему гидрологическому сезону были отнесены апрель–июнь; летнему – июль– сентябрь; осеннему – октябрь–декабрь. Район исследований и обобщённая схема станций отбора проб для прямого определения СО2 представлены на рис. 1.
Рис. 1. Районы исследования и точки отбора проб в северной части Чёрного моря
Анализ проб выполнялся на борту судна в процессе отбора проб, чтобы исключить возможные изменения содержания СО2 в процессе хранения проб. Отбор проб воды осуществлялся из поверхностного слоя (1.5–3 м) с помощью погружного насоса. Отбор проб из приводного слоя атмосферы выполнялся на высоте 10 м над уровнем моря таким образом, чтобы избежать поступления СО2 от рабочих механизмов судна. Измерения температуры, солёности поверхностного слоя вод проводились зондирующим комплексом Sea-Bird 911 plus CTD. Для прямого определения объёмной концентрации и парциального давления CO2 приводного слоя атмосферы и поверхностного слоя вод использовался инфракрасный анализатор LI-7000, который обеспечивает измерение концентрации CO2 в диапазоне 0–3000 мкмоль/моль и паров воды в диапазоне 0–60 ммоль/моль с погрешностью 1% от измеряемого значения [19]. Калибровка прибора выполнялась ежедневно по чистому аргону (объёмная доля CO2 = 0 мкмоль/моль) и аттестованной поверочной смеси с объёмной долей CO2 = 440 мкмоль/моль. В качестве газа-носителя использовался аргон высшего сорта (объёмная доля водяного пара 0.0009%, объёмная доля углеродсодержащих соединений в пересчете на CO2 – не более 0.00034%). Объёмную концентрацию CO2 в воде определяли с помощью специального модуля (эквилибратора), обеспечивающего контакт анализируемой воды и воздуха для достижения равновесного рCO2 в газовой фазе. Основные данные по результатам экспедиционных исследований показаны в таблице 1.
Таблица 1. Характеристики изменений величин рСО2, температуры и солёности поверхностного слоя вод Черного моря по данным экспедиционных исследований 2015–2021 гг.
Рейс, дата (дд.мм.гг) | Шельфовые районы | Глубоководная часть | ||||||
рСО2, мкатм среднее | рСО2, мкатм, диапазон | Температура (SST), °C | Солёность (SSS) | рСО2, мкатм среднее | рСО2, мкатм, диапазон | Температура (SST), °C | Солёность (SSS) | |
ПВ 81, 03.11—11.11.15 | — | — | — | — | 327 ± 3 | 324-332 | 15.29 ± 0.35 | 18.30 ± 0.03 |
ПВ 87, 30.06—20.07.16 | 503 ± 21 | 473-541 | 25.18 ± 0.24 | 17.87 ± 0.11 | 462 ± 3 | 458-465 | 25.60 ± 0.44 | 18.01 ± 0.08 |
ПВ 89, 30.09—19.10.16 | 419 ± 27 | 400-470 | 18.38 ± 0.09 | 18.16 ± 0.01 | 419 | — | 20.11 | 18.52 |
ПВ 91, 16.11—05.12.16 | — | — | — | — | 395 ± 6 | 380-400 | 11.96 ± 0.50 | 18.31 ± 0.06 |
ПВ 94, 22.04—05.05.17 | 455 ± 13 | 418-466 | 11.76 ± 0.55 | 18.37 ± 0.08 | 480 ± 33 | 423-527 | 12.94 ± 0.89 | 18.35 ± 0.12 |
ПВ 95, 14.06—03.07.17 | 510 ± 16 | 483-532 | 21.66 ± 2.44 | 18.11 ± 0.12 | 500 ± 16 | 463-555 | 22.90 ± 1.10 | 18.28 ± 0.19 |
ПВ 98, 14.11—28.11.17 | 371 ± 9 | 357-380 | 13.14 ± 0.26 | 18.34 ± 0.03 | 361 ± 8 | 351-380 | 12.63 ± 0.38 | 18.43 ± 0.02 |
ПВ 101, 14.12—28.12.17 | 337 ± 7 | 330-344 | 11.30 ± 0.67 | 18.38 ± 0.01 | 340 ± 5 | 325-345 | 10.92 ± 0.36 | 18.47 ± 0.05 |
ПВ 102, 09.06—02.07.18 | 515 | — | 21.07 | 18.32 | 502 ± 13 | 472-515 | 23.28 ± 1.03 | 18.12 ± 0.11 |
ПВ 108, 17.07—04.08.19 | 447 ± 17 | 434-502 | 24.20 ± 1.06 | 17.20 ± 0.24 | 471 ± 15 | 440-490 | 24.79 ± 0.87 | 18.20 ± 0.26 |
ПВ 114, 15.09—10.10.20 | 463 ± 38 | 441-549 | 22.67 ± 1.61 | 18.39 ± 1.23 | 435 ± 6 | 429-441 | 22.31 ± 0.08 | 18.67 ± 0.08 |
ПВ 117, июнь—август 2021 г. | 490 ± 17 | 432-500 | 27.86 ± 0.36 | 18.24 ± 0.31 | 529 ± 21 | 435-570 | 28.08 ± 0.72 | 18.72 ± 0.25 |
ПВ 119, 03.09—28.09.21 | 438 ± 9 | 409-466 | 22.81 ± 0.56 | 18.32 ± 0.10 | 441 ± 8 | 428-470 | 22.00 ± 0.64 | 18.53 ± 0.19 |
Среднее значение рСО2 в поверхностном слое вод по данным прямых измерений составляет 460 мкатм, при диапазоне изменений от 324 до 570 мкатм, т.о. диапазон изменчивости рСО2 составляет 25–30% от среднего значения.
Средние значения рСО2 для глубоководного (глубина более 200 м) и шельфового (глубина по изобате до 200 м) районов статистически не отличались (таблица 1). С учётом этого далее рассматриваются обобщённые по акватории моря данные.
На рис. 2а показан внутригодовой ход рСО2 в поверхностном слое вод (чёрная сплошная кривая), рСО2 в приводном слое атмосферы (синяя сплошная кривая) и рСО2 в поверхностном слое вод с учётом сезонного хода атмосферного рСО2 (чёрная пунктирная линия). По сглаженному профилю синусоиды по данным 2015– 2021 гг. среднегодовое значение рСО2 составляет 436 мкатм (коэффициент А в уравнении на рис. 2а). Внутригодовой диапазон колебаний рСО2 – ± 60 мкатм (коэффициент С в уравнении на рис. 2а). Данные измерений в январе– феврале отсутствуют, однако можно предположить “замыкание” кривой хода рСО2 в синусоиду и его минимальные значения в этот период (рис. 2а).
Рис. 2. Внутригодовой ход рСО2 (а) и температуры (б) поверхностного слоя вод, осреднённые по натурным данным
Внутригодовой ход рСО2 в поверхностном слое вод моря аналогичен ходу температуры со смещением достижения экстремумов в 1 месяц (рис. 2). Это обусловлено тем, что увеличение температуры приводит к снижению растворимости СО2 и одновременно – к значительному увеличению степени диссоциации угольной кислоты, как результат, росту величины рСО2. В весенне-летний период отставание скорости роста рСО2 от температуры (рис. 2) обусловлено связыванием СО2 в первично-продукционных процессах.
В летне-осенний период интенсивность процессов окисления органического вещества превышает скорость первично-продукционных процессов, тем самым увеличивая скорость роста рСО2. Снижение температуры в осенне-зимний период способствует смещению равновесия в сторону продукции карбонатов и изъятию СО2 из воды (уравнение 1). Минимальные наблюдаемые величины рСО2 приходятся на декабрь, при этом минимальные значения рСО2 стоит ожидать в январе, затем с февраля концентрация СО2 снова увеличивается (рис. 2а), замыкая годовой ход рСО2 в морской воде.
В январе определяющим динамику рСО2 фактором должны служить абиотические процессы. Поверхностные воды недонасыщены СО2 с учётом растворимости СО2 и состояния карбонатной системы при более низких температурах и по сравнению с рСО2 в атмосфере. В этот период наиболее активен конвективный перенос глубинных вод [13], обогащённых углекислым газом, однако вклада динамики вод недостаточно для обеспечения равновесных концентраций СО2. Низкие температуры поверхностного слоя вод способствуют увеличению растворимости СО2 [4, 5], но в большей степени способствуют смещению равновесий в сторону образования карбонатов и изъятия СО2 (уравнение 1, слева направо), тем самым приводя к минимальным значениям рСО2 в воде и переносу СО2 из атмосферы в воду.
В конце февраля–марте в поверхностном слое вод должно наблюдаться постепенное увеличение рСО2. Во-первых, начинается прогрев поверхностных вод, что приводит к сдвигу состояния карбонатной системы в сторону увеличения концентрации СО2. Во-вторых, сохраняющаяся интенсивная вертикальная конвекция обеспечивает поступление СО2 и биогенных веществ с глубинными водами. Поступление биогенных веществ и прогрев поверхностных вод (рис. 2б) при достаточной освещённости обеспечивает рост фитопланктона [8], что сопровождается изъятием СО2 в результате смещения равновесий в сторону образования карбонатов и органического вещества (уравнение 2 и 3, слева направо). Однако преобладающим процессом, обеспечивающим увеличение рСО2, является сдвиг состояния карбонатной системы в сторону большего содержания СО2 (уравнение 1, справа налево) и поступление СО2 из атмосферы.
В апреле при росте температуры продолжающееся развитие фитопланктона должно приводить к более существенному снижению содержания СО2 в поверхностном слое вод и увеличению содержания кислорода (уравнение 3). Однако на внутригодовом ходе видно увеличение рСО2 – поверхностные воды уже пересыщены СО2 относительно атмосферы (рСО2 438 мкатм и 407 мкатм соответственно) (рис. 2а). Вклад биотических факторов, по всей видимости, не является преобладающим. Вероятнее всего, в данный период увеличение температуры способствует смещению равновесий в сторону накопления СО2 (уравнение 1, справа налево). Кроме того, формирование термоклина [13] должно ограничивать поток СО2 в нижележащие слои вод и способствовать его накоплению в поверхностном слое вод.
Далее от апреля к августу наблюдается увеличение концентрации СО2, с максимальными концентрациями в июле (рис. 2а). Это обусловлено вкладом как биологического фактора – разложением образовавшегося в весенний период фитопланктона (уравнение 3, справа налево) и продолжающимся ростом температуры (рис. 2б). В этом случае, как преобладающие биологические процессы окисления органического вещества, так и сдвиг в состоянии карбонатной системы (уравнение 1, справа налево) приводят к увеличению рСО2. Кроме того, в мае–июле ежегодно отмечается цветение кокколитофоров [8, 10],
фитопланктона с карбонатным скелетом, развитие которых сопровождается не только процессами трансформации органического вещества (уравнение 3), но и образованием карбонатов кальция и углекислого газа (уравнение 2). Всё это приводит к увеличению концентрации СО2.
В сентябре–декабре содержание СО2 в поверхностном слое вод начинает снижаться. Снижение температуры поверхностного слоя вод, наблюдаемое в этот период (рис. 2б), способствует смещению равновесий в сторону образования карбонатов и снижению рСО2 (уравнение 1, слева направо). К сентябрю интенсивность первично-продукционных процессов затухает [9] и при достаточно высоких температурах (средняя температура 22°С) должны преобладать процессы окисления органического вещества, что обеспечивает продукцию СО2. Из этого следует, что в данный период физические и биологические процессы обеспечивают изменения в содержании СО2 разной направленности, но физические процессы имеют преобладающее влияние. К ноябрю–декабрю величина рСО2 значительно снижается, достигая 350 мкатм, что ниже атмосферного рСО2 (около 420 мкатм).
Таким образом, можно сделать вывод, что на внутригодовую динамику рСО2 наибольшее влияние оказывает абиотический фактор (температура поверхностного слоя вод, а в зимний период добавляется динамика вод). Продукционно-деструкционные химико-биологические процессы, интенсивность которых также зависит от температуры, обеспечивают потребление СО2 в весенне-летний период и его продукцию в осенне-зимний период. Однако совпадение внутригодового хода температуры и рСО2 в поверхностном слое вод показывает, что абиотические процессы имеют преобладающее значение, а биотические процессы могут лишь замедлить скорость роста рСО2 в весеннее-летний период и ускорить в осенне-зимний период года.
Интересен результат сравнения внутригодовых изменений СО2 в воде и атмосфере (рис. 2). В то время как содержание СО2 в воде характеризуется синусоидой с минимумом в зимний период и максимумом в летний период, для содержания СО2 в приводной атмосфере характерен противоположный характер синусоидальных изменений с минимумом летом и максимумом зимой. Как было показано выше, содержание СО2 в воде определяется преимущественно влиянием температуры на состояние карбонатной системы и в меньшей степени изменениями интенсивности продукционно-деструкционных процессов.
В отличие от моря, динамика содержания СО2 в атмосфере зависит от внешних факторов: увеличение поступления СО2 в атмосферу в результате сжигания ископаемого топлива в зимний период и преимущественное поглощение СО2 в процессах фотосинтеза в летний период. Такой противоположный характер внутригодовых изменений содержания СО2 в воде и атмосфере приводит к тому, что градиент рСО2 дополнительно увеличивается в летний период и снижается в холодный период года из-за сезонных изменений содержания СО2 в приводном слое атмосферы.
В качестве выводов можно отметить, что по данным прямых измерений в 2015–2021 гг. величины рСО2 в поверхностном слое вод изменялись в пределах от 324 до 570 мкатм, при среднем значении 460 мкатм. Статистически значимой разницы между средними величинами рСО2 глубоководного и шельфового районов не было.
Внутригодовой ход средних значений рСО2 характеризуется синусоидальной кривой с минимумом в январе-феврале и максимумом в июле. Внутригодовой ход рСО2 совпадал с ходом температуры, что обусловлено влиянием температуры на состояние карбонатной системы. Вклад продукционно-деструкционных процессов выражен слабее по сравнению с температурным фактором.
Поскольку направление потока зависит исключительно от соотношения величин рСО2 в воде и атмосфере, то можно сделать вывод, что в период с апреля по октябрь воды северной части Чёрного моря являются источником СО2 для атмосферы, а с ноября по март – поглощают СО2 из атмосферы (рис. 2а).
БЛАГОДАРНОСТИ
Измерения проведены в Центре коллективного пользования “НИС Профессор Водяницкий” Федерального государственного бюджетного учреждения науки Федерального исследовательского центра “Институт биологии южных морей имени А.О. Ковалевского РАН”.
ИСТОЧНИКИ ФИНАНСИРОВАНИЯ
Работа выполнена в рамках темы государственного задания ФГБУН МГИ FNNN-20220002 “Мониторинг карбонатной системы, содержания и потоков СО2 в морской среде Чёрного и Азовского морей” (Шифр: “Карбоновый полигон”) и гранта № 169-15-2023-002 от 01.03.2023 Федеральной службы по гидрометеорологии и мониторингу окружающей среды “Оценка зависимости потоков СО2 на поверхности Чёрного моря от физико-химических характеристик морской среды и получение характеристик сезонных изменений потоков”.
Sobre autores
S. Konovalov
Marine Hydrophysical Institute of the Russian Academy of Sciences
Email: natalia.orekhova@mhi-ras.ru
Corresponding Member of the RAS
Rússia, SevastopolN. Orekhova
Marine Hydrophysical Institute of the Russian Academy of Sciences
Autor responsável pela correspondência
Email: natalia.orekhova@mhi-ras.ru
Rússia, Sevastopol
Bibliografia
- Feely R. A., Sabine C. L., Takahashi T. et al. Uptake and storage of carbon dioxide in the ocean: The global CO2 survey // Oceanography. 2001. 14(4). P. 18–32.
- Friedlingstein P., O’Sullivan M., Jones M.W. et al. Global carbon budget 2023 // Earth Syst. Sci. Data. 2023. 15. 5301–5369. https://doi.org/10.5194/essd-15-5301-2023
- Takahashi T., Sutherland S.C., Sweeney C. et al. Global sea-air CO2 flux based on climatological surface ocean pCO2, and seasonal biological and temperature effects // Deep-sea Research Part I: Topical Studies in Oceanography. 2002. 49. P. 1601–1622. https://doi.org/10.1016/S0967-0645(02)00003-6
- Zeebe R. E., Wolf-Gladrow D. CO2 in seawater: equilibrium, kinetics, isotopes. The Netherlands: Elsevier. Oceanogr., 2001. 65. 360 p.
- Millero F. J. The marine inorganic carbon cycle // Chem. Rev. 2007. 107. P. 308–341. https://doi.org/10.1021/cr0503557
- Cai W.-J., Xu Y.-Y., Feely R. A. et al. Controls on surface water carbonate chemistry along North American ocean margins // Nature Communications. 2020. 11. 2691. https://doi.org/10.1038/s41467-020-16530-z
- Makkaveev P. N. Dissolved inorganic carbon in the ocean and climate // Water Resources. 2013. 40(7). P. 677–683. https://doi.org/10.1134/S0097807813070075
- Востоков С. В., Лобковский Л. И., Востокова А. С. и др. Сезонная и многолетняя изменчивость фитопланктона в Чёрном море по данным дистанционного зондирования и контактным измерениям хлорофилла // ДАН. 2019. Т. 485. №1. C. 99–103. https://doi.org/10.31857/S0869-5652485199-103
- Ковалёва И. В., Суслин В. В. Интегральная первичная продукция в глубоководных районах Черного моря в 1998–2015 годах // Морской гидрофизический журнал. 2022. Т. 38. № 4. С. 432–445. https://doi.org/10.22449/0233-7584-2022-4-432-445
- Vostokov S. V., Vostokova A. S., Vazyulya S. V. Seasonal and long-term variability of coccolithophores in the Black Sea according to remote sensing data and the results of field investigations // J. Mar. Sci. Eng. 2022. 10. 97. https://doi.org/10.3390/jmse10010097
- Bates N. R. Seawater carbonate chemistry distributions across the Eastern South Pacific Ocean sampled as part of the GEOTRACES project and changes in marine carbonate chemistry over the past 20 years // Front. Mar. Sci. 2018. 5. 398. https://doi.org/10.3389/fmars.2018.00398
- Bauer J. E., Cai W.-J., Raymond P. A. et al. The changing carbon cycle of the coastal ocean // Nature. 2013. 504. P. 61–70. https://doi.org/10.1038/nature12857
- Иванов В. А., Белокопытов В. Н. Океанография Черного моря. Севастополь: Морской гидрофизический институт, 2011. 212 с.
- Bakan G., Büyükgüngör H. The Black Sea // Marine Pollution Bulletin. 2000. 41(1–6). P. 24–43. Mhttps://doi.org/10.1016/S0025-326X(00)00100-4
- Моисеенко О. Г., Коновалов С. К., Козловская О. Н. Внутригодовые и многолетние изменения карбонатной системы аэробной зоны Черного моря // Морской гидрофизический журнал. 2010. 6. С. 42–57.
- Hiscock W. T., Millero F. J. Alkalinity of the anoxic waters in the Western Black Sea // Deep-Sea Research II. 2006. 53. P. 1787–1801. https://doi.org/10.1016/J.DSR2.2006.05.020
- Glazer B. T., Luther G. W., Konovalo, S. K. et al. Spatial and temporal variability of the Black Sea suboxic zone // Deep-sea Research II. 2006. 53. P. 1756–1768. https://doi.org/10.1016/J.DSR2.2006.03.022
- Konovalov S. K., Murray J. W., Luther III G. W. Basic processes of Black Sea biogeochemistry // Oceanography. 2005. 18(2). P. 24–35. https://doi.org/10.5670/oceanog.2005.39
- Хоружий Д. С. Использование приборного комплекса AS-C3 для определения парциального давления углекислого газа и концентрации неорганического углерода в морской воде // Экологическая безопасность прибрежной и шельфовой зон и комплексное использование ресурсов шельфа. 2010. 23. С. 260–272.
Arquivos suplementares




