«Проблемы поэтики Достоевского» и тенденции развития полифонии в современной прозе

Полный текст

М.М. Бахтин своим трудом «Проблемы поэтики Достоевского» не только кардинально изменил представление о творчестве самого Ф.М. Достоевского, но и создал новый принцип анализа текстов, положил начало долгой традиции исследования литературных произведений. Возникновение и развитие литературной полифонии Бахтин связывал сугубо с именем Достоевского. По мнению мыслителя, романы писателя отражают уникальный для XIX в. тип отношения автора к герою как к субъекту мысли, что основывается на феноменах многоголосия и диалога, закономерно влияющих и на структуру произведения. Данное утверждение актуализирует вопрос о причинах, механизмах зарождения диалогического мышления и возможностях его активного функционирования в XX и XXI вв. Явления, ставшие основой для возникновения полифонии в романах Достоевского, носят как субъективный (связанный с личностью самого писателя), так и объективный характер (историко-культурная ситуация и ее влияние на литературное пространство). В контексте темы статьи нас интересуют именно объективные причины зарождения и последующего развития диалогического типа мышления.

В статье С.С. Аверинцева, М.Л. Андреева, М.Л. Гаспарова, П.А. Грицера и А.В. Михайлова отмечается, что существуют «три наиболее общих и устойчивых типа художественного сознания, особенно значимых для исторической поэтики»: 1) архаический или мифопоэтический; 2) традиционалистский или нормативный; 3) индивидуально- творческий или исторический (т. е. опирающийся на принципы историзма) [1, с. 4]. Авторы статьи разграничивают указанные эпохи на основе смены иерархии «поэтологических понятий», наиболее репрезентативными из которых являются категории стиля, жанра и автора. Отсюда становится очевидным, почему анализ литературных эпох является определяющим в контексте поиска предпосылок возникновения полифонии: постепенное становление категории  авторства напрямую  влияет на возможность реализации диалогических принципов.

Смена литературных эпох тесно связана с эволюцией авторского слова в его отношении к изображаемой действительности и знаменует поэтапное ослабление господства монологического типа мышления. За архаическим периодом, характеризующимся мифопоэтическим художественным сознанием с отсутствием категории авторства как таковой, следует риторическая эпоха, постулирующая традицию как обязательный центр словотворчества (авторство здесь выступает как частный случай, разновидность канона). Литература XVIII – первой половины XIX в. положила начало разрушению строгого стилистического, жанрового и идейного центра: на смену традиционалистскому художественному сознанию приходит индивидуально-творческое, автор становится центральной категорией поэтики [см.: 1, с. 33].

Наибольшую роль в подобных качественных изменениях играют романтизм и реализм как ведущие художественные стили того времени: «С романтизмом кончается долгая пора господства риторического “готового слова”… Если прежде “готовые формы” разделяли писателя и действительность, и взгляд писателя… всегда встречался с закрепленным в традиции словом как посредником… то теперь писатель, обращаясь к действительности, применяет к ней свое слово» [1, с. 34]. Если поэт-романтик пытается распространить власть своего слова на всю действительность, то слово в реализме, оставаясь индивидуально- личным инструментом писателя, в то же время – слово предметное, принадлежащее самой действительности. Поэтические принципы реализма авторы статьи описывают как диалогические: «Писатель-реалист пытался изобразить реальность… во всех ее “непоэтических слоях”, давая им равную возможность высказывания», называя в целом полифонию голосов «общим случаем для реалистической литературы XIX в.» [1, с. 35]; полифония Достоевского, таким образом, видится авторам только частностью.

Помимо этого, основные принципы диалогичности, взятые Бахтиным за фундамент его теории, формируются в самом «неканоническом» из жанров: романное мышление изначально предполагает наличие диалога. Структурирование романа, как считает Н.Т. Рымарь, происходит за счет взаимодействия «отношений дистанции и контакта как системы и антисистемы, в котором и развертывается, разрабатывается образ человека в его противоречивом, диалогическом единстве с миром» [5, с. 74]. Это значит, что роман организован по принципу взаимодополнения категорий прямого и непрямого изображения (по Н.С. Лейтес): «Прямое изображение внешнего мира уравновешивается непрямым изображением мира внутреннего» [5, с. 74]. Диалог является фундаментом сюжетно- композиционной разработки романа, которую Рымарь описывает как «ценностное преломление» композиции материала «в различных точках зрения, голосах, в силу чего роман становится художественно организованным разноречием» [5, c. 75]. Также на основе диалогического взаимодействия писатель выстраивает и образ своего героя, и образ мира.

Происхождение литературной полифонии также напрямую связано с трансградиентными факторами, а именно с социокультурной ситуацией. Так, О. Каус искал причины возникновения полифонического многоголосия в исторической эпохе и сопутствующих ей культурных изменениях. Исследователь считал, что «мир Достоевского является чистейшим и подлиннейшим выражением духа капитализма» [цит. по: 2, с. 25]. До прихода в Россию капитализма те социальные, культурные, а следственно, и идеологические пласты, которые в произведениях Достоевского представлены в тесном взаимодействии, были заметно разделены, прочно замкнуты в самих себе. В эпоху резкой иерархизации не было «материальной плоскости для их существенного соприкосновения и взаимного проникновения» [цит. по: 2, с. 25]. С приходом капитализма описанное ограничение нивелировалось, замкнутость разных культурных пластов разрушалась, при этом идеологии, формировавшиеся на протяжении долгого времени в изоляции, сталкивались и начинали взаимодействовать: «Их слепое сосуществование и… идеологическое взаимное игнорирование друг друга кончились, и взаимная противоречивость их и в то же время их взаимная связанность раскрылись со всею ясностью» [цит. по: 2, с. 25].

Описанные выше свойства индивидуально-творческого художественного сознания начала XIX в., их закрепленность в реализме, а также особенности романа как жанра внутреннее диалогичного и принципиально незавершимого не охватывают полноту бахтинской теории целиком, однако являются своеобразными «маркерами», гарантирующими полифонии некоторую «стабильность» в литературном процессе, возможность возобновляться и развиваться, иметь устойчивую традицию. Отсюда закономерной видится необходимость исследования полифонических элементов в XXI в., наиболее располагающем к актуализации принципов многоголосия. Так, для указанного этапа развития литературы характерно не только «господство» романа как одного из ведущих жанров (здесь следует отметить и процессы жанровой деканонизации, еще более расширяющие границы романного диалогизма), но и возобновление реалистических традиций. Помимо этого современная социокультурная ситуация резонирует с общественным состоянием первой половины XIX в., описанной Каусом: резко возникшее в то время в связи с распространением капитализма смешение разных культурных пластов и идеологий на сегодняшний день повторяется за счет культурной глобализации, позволяющей диаметрально противоположным позициям постоянно взаимодействовать за счет открытости и общедоступности любого вида информации и коммуникации.

Ситуация доминирования авторского завершающего слова в произведении с переосмыслением концепции истины в постмодернизме также изменяется. Истина перестает быть адекватным и точным отражением сущности объективного мира, ее рождение переносится из сферы «верного», подкрепленного реальными фактами, в сферу субъективного. М.А. Можейко пишет: «В постмодернистской своей трактовке истина выступает как одно из проявлений интерпретационного своеволия субъекта»; так, по мнению М. Фуко, истина есть «совокупность правил», которыми руководствуется субъект в процессе познания, организованном в соответствии с «нормативными требованиями, характерными для того или иного типа дискурса» [4, с. 295]. Соответственно, в XXI в. в постмодернистской литературе (или литературе, находящейся на границе с постмодернизмом, как в случае исследуемых нами текстов) попытки авторов прямо и открыто высказать свое объективное слово, создать «одноголосый» художественным мир, представляются выходящими за рамки современной литературной и культурной ситуации. При этом потребность в изложении даже субъективной истины в ситуации крайнего многоголосия с актуализацией реализма становится для авторов причиной поиска новых путей к отражению своего Слова. Полифония становится закономерным элементом современного литературного процесса, что не отменяет стремление писателей найти выход личной точке зрения в многоголосом тексте. Данный феномен реализуется посредствам полифонической организации всех уровней текста с условием непрямого отражения авторской позиции, необходимым условием которого является идейное многоголосие.

Порождает полемику среди ученых нерешенность вопроса о степени влияния авторского сознания на текст и связанной с ним проблемы целостности полифонического произведения. Это приводит к тому, что литературная полифония в настоящее время используется исследователями в качестве некой парадигмы структуры текста, которая может объяснять некоторые элементы произведения, но не сам текст в целом, и наоборот. В связи с этим, современные исследования полифонии продвигаются по пути уникализации: термин, предложенный Бахтиным, сужается, в зависимости от аспектов анализа появляются различные типы полифонии, направленные на характеристику конкретного уровня текста, а не в целом концепции произведения: «структурно-тематическая» (Г.Б. Буянова), «жанровая» (Д.К. Карслиева, Н.Е. Титкова), «композиционная» (О.А. Харитонов, Н.Р. Уваров), «сюжетная» (О.В. Барский, Ю.Н. Чумаков), «повествовательная» (П.А. Колобаев, О.И. Осипова).

Нами проанализированы идейно-тематический, лейтмотивный, персонажный и нарративный уровни романов Е.Г. Водолазкина, М.П. Шишкина и В.А. Шарова и отмечены определенные тенденции в современной реализации полифонических принципов. Идейно- тематический и лейтмотивный уровень всех текстов представляет собой многогранную и многоуровневую систему, элементы которой находятся в непрерывном диалоге, надтекстовое «пересечение» или «столкновение» частей этой системы и отражает скрытую за многоголосием авторскую позицию. Идейная структура романов Водолазкина «Лавр» и «Брисбен» из всех, наиболее тяготеющих к монологизму, состоит из пересекающихся тем отсутствия времени, религии, любви, творчества, деторождения и смерти, каждая из которых так или иначе ведет героев к осознанию вечности: «Тело твое пришло в негодность, готовься его оставить; знай, что оболочка сия несовершенна» [3, с. 9].

К перечисленным темам также примыкают и вступают с ними в диалог различные образы и мотивы, в частности, образы кладбища, гроба, домры, лейтмотивы трансгрессии, пути, вечного возвращения, музыкального творчества, воскрешения, влюбленности и смерти. Причем в текстах активно функционирует и противоположная позиция: идея линейности и конечности жизни диалогизируется путем «раздвоения» некоторых из перечисленных выше лейтмотивов и образов. Так, образы кладбища и гроба, в зависимости от доминирующей точки зрения, могут символизировать как приближение неотвратимого конца, так и цикл вечной жизни. Трансгрессия также делится на «восходящую» и «нисходящую», где первая – духовная любовь, ведущая к Богу, вторая – влюбленность, плотское увлечение. Вечное возвращение, в зависимости от смены мировоззрения героев, приобретает противоположные коннотации: с одной стороны, это «неизбежность повторения», с другой – возможность вернуться к началу, начать жизнь заново.

Идейно-тематическая, лейтмотивная и образная системы романов Шишкина «Венерин волос» и «Письмовник» представляют собой некую парадигму с переходящими идеями, образами и символами. Все элементы идейного целого, на первый взгляд разрозненные, объединены общим авторским пониманием бессмертия. Так, самостоятельные нарративы в «Венерином волосе», письма и истории Саши и Володи в «Письмовнике» так или иначе затрагивают тему смерти и общего смысла бытия. Функционирующие в романах при этом лейтмотивы опять же отсылают нас к идеям воскрешения в слове, любви или деторождении: библейские аллюзии, образы древних цивилизаций, лейтмотивы отцов и детей, трансгрессии, любви, смерти и рождения. Развитие мысли Шишкина, в романах представленное в виде полемики между словесным и настоящим, происходит в пользу реальности: если «Венерин волос» не дает четкого ответа, а полифонично представленные идеи существуют на равных, то в «Письмовнике» мысль вполне завершена в пользу естественного бессмертия в виде рождения и умирания: «Слова могут создать что-то свое, но ты не можешь стать словами… А главное – настоящее ни в какие слова не влезает. От настоящего – немеешь. Все, что в жизни происходит важного, – выше слов» [8, с. 200].

Однако приемы для конструирования сложной системы смыслов и подсмыслов используются одинаковые: полифоничное множество деталей, объединенных только общим смысловым контекстом, функционирует в непрерывном диалоге, который происходит внутри авторского сознания, пусть и незавершенного. Соответственно, полифоничное множество гармонично вписывается в монологический художественный мир, а общая концепция романов от диалогической незавершенности и взаимодействия двух противоположных идей в «Венерином волосе» переходит к монологическим ответам в «Письмовнике» при тех же полифонических приемах построения.

В романах Шарова «Воскрешение Лазаря» и «Возвращение в Египет» – общая тема: осмысление русской истории сквозь призму религиозных текстов. Однако, в отличие от предыдущих текстов, внутри этой темы функционирует полифоническое множество идей, которые, сталкиваясь в постоянном диалоге, порождают еще большее количество мнений. Цель автора при организации идейно-тематической системы – не утверждение своего мировоззрения, а попытка продемонстрировать точку зрения людей того времени. Не сам Шаров, а его герои живут в мире идей, что отсылает нас к бахтинскому видению полифонического романа, включающего в себя идею как самоценность. Развитие персонажей Шарова – это буквально развитие их идей, смена точек зрения и взглядов на жизнь. При этом ни одна из функционирующих в романах концепций не доводится до конца, все встречающиеся мнения так или иначе подвергаются сомнениям, а единого эксплицитно выраженного монологического центра, оценивающего голоса героев с позиции истинности/ложности, в текстах нет.

Несмотря на то, что мотивы и образы романа также в целом сводятся к общей тематической точке, они все еще двойственны и могут примыкать к разнонаправленным идеям (образ Вавилонской башни функционирует как через призму богопротивности народа, так и через призму доказательства его силы). Идейно-тематическая структура романов «Воскрешение Лазаря» и «Возвращение в Египет» наиболее приближена к полифонии в классическом ее понимании, при этом авторский голос имплицитно функционирует через мотив карнавализации, демонстрирующий бессмысленность проливаемой крови и абсурдность попыток ее оправдания: «Революция – вещь сложная, отчасти и карнавальная» [6, с. 289].

Персонажная структура всех исследуемых романов организуется по принципу разветвленной системы двойников, каждый из которых примыкает к тому или иному идейному полюсу. Однако в рамках включенного в тексты монологического элемента в текстах преобладают двойники типа дублеров. В текстах Водолазкина внутреннее двойничество является результатом не душевного раскола, а буквального воплощения идеи цикличности времени (герой становится двойником самому себе, но в разных временных промежутках): «Несмотря на такое несходство, мальчик понимал, что это его собственное отражение. Только много лет спустя. И в иных обстоятельствах» [3, с. 33].

В романах Шишкина, структурированных как диалог между постмодернистскими концепциями смерти и воскрешения субъекта, внутреннее двойничество является результатом доминирования Слова над личностью (все уже сказано, в связи с чем и судьба любого героя уже предсказана; человек – только условность, у Шишкина он беспрепятственно занимает место в любой истории): «… все истории уже сто раз рассказаны. А вы – это ваша история» [7, с. 58].

Деление двойников на типы у Шарова в целом не представляется возможным в связи с неустойчивостью их взглядов: любые персонажи в тот или иной момент открыто, имплицитно или символически могут придерживаться той или иной идеи, даже внутреннее им противоречащей, это буквально герои-идеи. При этом в произведениях функционируют карнавальные пары: один из персонажей предстает «сниженной», смеховой копией своего двойника. Символичность героев, их принадлежность к той или иной концепции, позволяет реципиенту ориентироваться в идейном множестве, т. е. авторская позиция имплицитно присутствует в текстах.

Произведения Водолазкина, Шишкина и Шарова на нарративном уровне отвечают основным принципам полифонии, сформулированным Бахтиным. При этом структурный уровень текстов с его многоплановостью и диалогичностью все еще подчинен общей  идейной концепции. Также в произведениях функционируют интегральные элементы, наиболее свойственные полифоническим текстам XXI в.: активное использование эпистолярной формы или жанра дневниковых записей, т. е. упор на диегетичность повествования и отказ от нулевой фокализации; подчеркнутая нелинейность нарративного акта, размытый хронотоп или отсутствие его принципиального значения, смешение принципов разных художественных методов, жанровое многоголосие. Причем все эти приемы реализуются в рамках имплицитного диалога идей.

Отличительной особенностью текстов Водолазкина является уникальный «спиральный» хронотоп, причем диалог между идеями смерти и вечности отражается и через смену концепции времени: линейность течения жизни героя сопутствует греху, когда как цикличность проявляется при «очищении» персонажей, что созвучно диалогу между средневековым и современным мироощущением в романах: «Возлюбив геометрию, движение времени уподоблю спирали. Это повторение, но на каком-то новом, более высоком уровне» [3, с. 376].

Идейная позиция Шишкина в обоих романах актуализирует полифонические приемы: гармоничное взаимодействие разных эпох, культур, пространств, жанров, лексических пластов, точек зрения и идей демонстрируют онтологичность текста, в связи с чем любой нарратив – только часть уже когда-то произошедшего: «Истории меняют вас, как варежки. Поймите, истории – это живые существа» [7, с. 134]. Хронотоп у Шишкина определяется категориями «всегда» и «везде». Значимым различием между полифонической основой данного феномена и проявлением характерной для постмодернизма игровой сущности является закрепленность нарративных элементов за той или иной идеей или точкой зрения.

Для романов Шарова отличительной особенностью является факультативность времени и пространства в целом, т. к. основное событие текстов – это событие идейного диалога, которое при этом не отменяет имплицитную монологизацию через иронизирование и гиперболизацию.

Таким образом, феномен литературной полифонии в произведениях XXI в., сохраняя основные признаки, выделенные и описанные Бахтиным, вбирает в себя как общие для современной ситуации, так и индивидуально-авторские приемы. Главная особенность функционирования и развития явления полифонии заключается в его взаимодействии с монологическими принципами, что предполагает использование писателями полифонических средств для наиболее продуктивного отражения авторского видения.

Об авторах

Нина Борисовна Король

Автор, ответственный за переписку.
Email: knb.6444@gmail.com

аспирант кафедры русской филологии

Список литературы