Linguistic means of creating the comic in the epistolary discourse of A.S. Pushkin

Full Text

Категория комического всегда находилась в центре внимания отечественных ученых. Исследование феномена комического осуществлялось в философском, социально-психологическом, культурологическом, эстетическом, лингвистическом и литературоведческом аспектах.

Обратимся к понятию комического в науке. Опираясь на устоявшиеся определения комического [10; 12; 21], обобщив наблюдения, представленные в последнее десятилетие [7], отметим, что традиционно под «комическим» понимают эстетическую категорию, которая характеризует смешные, нелепые, курьезные, а также ничтожные явления и стороны объективной (реальной) и субъективной (внутренней) действительности.

Категория комического тесно сопряжена со смехом, который является атрибутом комического и результатом его воздействия на воспринимающего. Источником комического становится осознание индивидом какого-либо несоответствия, противоречия, что можно назвать сутью, природой комического. Как и смех, который может быть добрым, злым, едким, жестоким, надменным и т. д., комическое характеризуется многообразием репрезентаций в литературе и искусстве (юмор, ирония, сатира, сарказм и т. д.), но всегда имеет социальную маркированность.

Будучи неразрывно связанным с текстом, который отличается идейной заданностью, комическое в литературе и искусстве всегда так или иначе направлено на искоренение различных пороков через их акцентирование в художественной форме, осмеяние. Способом актуализации комического в художественном тексте становится игра (игра со смыслами, языковая игра), на которой базируются его приемы (гипербола, литота, каламбур, двусмысленность, комические ситуации и т. д.). С учетом жанрового и видового разнообразия комического, многоплановости подходов к его научной интерпретации можно сделать вывод о существовании в словесном и других видах искусства особой эстетической системы, нуждающейся в детальном, разноаспектном изучении на различном материале. Между тем именно лингвистический и сопряженный с ним лингвопрагматический аспекты анализа данного феномена остаются наименее разработанными.

Проблема комического, средств и приемов его создания в творчестве Пушкина не раз становилась предметом анализа в работах отечественных и зарубежных исследователей. Впервые о карнавальной природе комического у Пушкина заговорил М.М. Бахтин [2–4]. Вслед за ним к изучению «карнавальных элементов» в творчестве Пушкина обращались В.С. Баевский [1], Л.И. Вольперт [5], В.Е. Хализев [20] и другие [см., например: 6; 22; 23]. При этом ученые подчеркивали особую роль языка и языковых средств создания комического в карнавализации пушкинского текста. Характеризуя комическую составляющую пушкинского слова, Бахтин отмечал: «Язык Пушкина это <…> пронизанный иронией (в разной степени) оговорочный язык нового времени» [4, с. 388].

Цель нашей статьи – выявление языковых средств создания комического в эпистолярном наследии А.С. Пушкина и оценка степени изученности данного вопроса в лингвистике.

Наибольший интерес у литературоведов вызывают художественные произведения, в которых комическое выступает структурно-смысловым центром, подчиняющим себе все стороны изложения, последовательно репрезентируясь на его жанровом, проблемно-тематическом, стилистическом, языковом уровнях. Между тем другие типы дискурса, в частности литературно-критический, с этой точки зрения рассмотрены недостаточно.

Среди литературно-критических текстов первой половины XIX столетия – времени расцвета русской литературной критики – особое место принадлежит эпистолярию. Именно переписка между поэтами, писателями, драматургами, критиками нередко становилась местом активного обмена оценочными суждениями относительно новых произведений, их новаторских черт и других достижений авторов, отдельных замечаний и высказываний относительно пути развития русской и мировой литературы в целом.

В русской словесности литературно-критической направленности 1820–1840 гг. особняком стоит эпистолярий Пушкина, характеризующийся диалогичностью, полифункциональностью, синтетической природой, объединяющий в себе документальные, художественные, публицистические, разговорные и даже просторечные элементы, последовательно реализующие мировоззренческую, художественную и коммуникативную функции. О.П. Фесенко в своих многочисленных работах [см., например: 13–18] отмечает метатекстовость писем Пушкина, которые связаны между собой по форме и содержанию. В них поэт всегда вступает в диалог с адресатом, учитывая предыдущие письма и ответные реплики. Возникает сложная художественно-документальная реальность, которая строится по законам эпистолярия, но с присущими идиостилю писателя особенностями изложения и коммуникации, где важным интегрирующим началом становится комическое. Искрометный пушкинский юмор помогает вести разговор непринужденно и в то же время затрагивать очень важные и сложные темы, маневрировать между замечаниями оппонента, умело избегая острых столкновений, споров.

Материалом исследования в данной статье также являются научные публикации последних десятилетий, затрагивающие различные аспекты изучения языковых средств создания комического в пушкинском эпистолярии и литературно-критическом дискурсе (историко-лингвистический, функционально-стилистический, оценочный). В результате проведенного анализа мы установили, что в целом обозначенная проблема остается на периферии научных интересов отечественных авторов. Можно выделить работы О.П. Фесенко [13–18], Л.К. Филиппова [19], в которых представлено системное рассмотрение вопроса о языковых средствах создания комического в эпистолярии Пушкина. К основным языковым средствам ученые относят фразеологизмы и окказионализмы, при этом данные группы языковых единиц имеют взаимоперекрещивающийся характер в идиостиле художника слова, поскольку устойчивые обороты также подвергаются различным трансформациям. По мнению Фесенко, комический эффект в пушкинском эпистолярии обусловлен желанием писателя, с одной стороны, создать атмосферу непринужденного дружеского общения, поддержать или усилить разговорную стилистику письма в целом, с другой стороны, актуализировать оценку объекта или предмета речи.

С целью создания комического эффекта в письмах Пушкин прибегает к использованию следующих средств.

1. Стилистически окрашенных (экспрессивных) фразеологизмов, когда, например, устойчивый оборот разговорной маркированности попадает в чуждое ему стилистическое окружение. В качестве примера можно привести фразеологизм «метать бисер перед свиньями» со значением «напрасно объяснять, доказывать что-либо кому-то, кто не способен понять это» [9, с. 538]. Данный фразеологизм имеет яркую экспрессивную окраску, отличается разговорным характером. Автор писем использует его наряду с книжной лексикой, изменяя компонентный состав в соответствии с коммуникативной ситуацией: «Стихотворений помещать не намерен, ибо и Христос запретил метать бисер перед публикой, на то проза – мякина» (М.П. Погодину, первая половина сентября 1832 г.) [11, с. 233]. В другом примере поэт, наоборот, прибегает к усечению компонентного состава идиомы, изменению ее стилистической окраски. Образ, транслируемый ею, резонирует с семантикой высказывания, актуализирует его второй смысловой план: «Вот Вам Ваши письма. Должно будет вымарать казенные официальные фразы и также некоторые искренние, душевные слова, ибо не мечите еtc.» (А.И. Тургеневу, 16 января 1837 г.) [11, с. 702].
2. Контрастных по смыслу фразеологизмов, например: «‒ Я было и рукава засучил! Вырвался, проклятый, Бог с ним, черт его побери» (Д.В. Давыдову, 20 мая 1836 г.) [11, с. 614].
3. Окказиональных фразеологизмов, подвергшихся буквализации значений компонентов, замене одного из компонентов, расширению компонентного состава, изменению структуры или созданных автором по узуальным моделям. Данные фразеологизмы обладают максимальным потенциалом в создании комического эффекта, поскольку наделены выпуклой внутренней формой, часто вписанной в общий смысловой контекст изложения. Так, в рассуждении о литературном творчестве Пушкин часто использует глагол «марать» в переносном значении «вычеркивать из написанного» [9, с. 534], включая его в компонентный состав фразеологизмов, например: «В порядке пиес держитесь также вашего благоусмотрения. Только не подражайте изданию Батюшкова – исключайте, марайте с плеча» (Л.С. Пушкину и П.А. Плетневу, 15 марта 1825 г.) [11, с. 129] (сравним литературный фразеологизм «рубить с плеча» «принимать поспешные и зачастую необратимые решения без должного анализа ситуации» [9, с. 713], здесь: «вычеркивайте без жалости, решительно»). Поскольку часто речь идет о поэзии, то автор прибегает к олицетворению – наделению такого органа, связанного с речью, как язык, признаками живого существа: «Скажи от меня Жуковскому, чтоб он помолчал о происшествиях ему известных. Я решительно не хочу выносить сору из Михайловской избы – и ты, душа, держи язык на привязи» (Л.С. Пушкину, 1–10 ноября 1824 г.) [11, с. 129] (сравним литературный фразеологизм «держать язык за зубами» («молчать, быть осторожным в словах и выражениях») [9, с. 288]). Трансформация узуальных фразеологизмов способствует усилению экспрессивного воздействия на читателя: «Не знаю, получил ли ты очень нужное письмо; на всякий случай повторю вкратце о деле, которое меня задирает заживо» (В.А. Жуковскому, октябрь 1824 г.) [11, с. 129] (сравним литературный фразеологизм «хватать за живое» «глубоко волновать, захватывать» [9, с. 883]).

По наблюдениям Фесенко, фразеологизмы используются Пушкиным и как средство создания языковой игры – для повышения смысловой многоплановости изложения и усиления эмоционально-экспрессивной окраски повествования (направленных на достижение прагматических установок и интенций автора). Однако комическая функция исследовательницей не упоминается. По нашему мнению, в этой же функции выступают лексические окказионализмы, образованные: а) лексико-синтаксическим способом: «Резвоскачущая кровь Грибоедова» (Л.С. Пушкину, май 1825 г.) [11, с. 143]; б) сложно-суффиксальным способом: «О Вяземском получил известие. Перешли ему, душа и все, что ты имеешь на бумаге и в памяти из моих сочинений. Этим очень обяжешь меня и загладишь пакости твоего чтеньебесия» (Л.С. Пушкину, 27 марта 1825 г.) [11, с. 133]; в) префиксальным способом: «Ты, женка моя, пребезалаберная (насилу слово написал)» (Н.Н. Пушкиной, 11 июля 1834 г.) [11, с. 502]; г) суффиксальным способом: «Отец мне ничего про тебя не пишет. А это беспокоит меня, ибо я все-таки его сын – т. е. мнителен и хандрлив (каково словечко?)» (А.А. Дельвигу, 4 ноября 1830 г.) [11, с. 314]. Заметна рефлексия языковой игры с помощью окказионализмов. Она усиливает комический эффект, созданный при их участии, равно как и помещение нескольких таких слов в узкий контекст: «Но полумилорд Воронцов даже не полугерой» (В.А. Жуковскому, 29 ноября 1824 г.) [11, с. 111] (каламбур). В качестве производящих основ Пушкин часто использует имена собственные (фамилии), что повышает юмористический характер изложения: «Сле-Пушкину (крестьянскому поэту Ф.Н. Слепушкину) дают и кафтан, и часы, и полумедаль, а Пушкину полному – шиш» (П.А. Плетневу, 3 марта 1826 г.) [11, с. 203]. На базе окказионализмов образуются различные тропы, в данном случае антитеза.

Таким образом, вопрос о языковых средствах создания комического в литературно-критическом дискурсе на материале пушкинского эпистолярия в настоящее время остается изученным недостаточно. Отечественные лингвисты лишь указывают наиболее перспективные направления для исследований, однако глубокого, всестороннего анализа фразеологизмов и окказионализмов предпринято не было. Пушкин эффективно использует целый комплекс механизмов актуализации комического с помощью данных единиц языка, демонстрируя филигранность и сложность идиостиля, богатство языковой личности в целом.

About the authors

Denis A. Tsyganov

Author for correspondence.
Email: denis_mordovia@mail.ru

Ph.D. student at the Chair of Russian as a Foreign Language

References