Political consciousness in the context of collective and individual unconsciousness

全文:

Введение

Политическое сознание представляет собой одну из центральных категорий современной политической философии. Оно интегрирует рациональные, эмоциональные и бессознательные аспекты, влияя на формирование политических установок, идеологий и поведения. Политическое сознание не только отражает политическую реальность, но и активно участвует в её конструировании, создавая рамки для восприятия власти, идентичности и социальных изменений. В современной науке наблюдается растущий интерес к изучению роли бессознательного в политическом сознании. Концепция коллективного бессознательного К.Г. Юнга, в которой подчеркивается универсальность архетипов и их влияние на человеческое поведение, находит свое развитие в социально-философских работах П. Бурдье. Его идея габитуса, отражающего укоренённые социальные структуры и предрасположенности, позволяет соединить индивидуальное и коллективное измерения политического сознания.

Несмотря на обширную литературу, вопросы о механизмах взаимодействия индивидуального и коллективного бессознательного в политическом контексте остаются недостаточно изученными. Актуальность данного исследования обусловлена необходимостью философского изучения глубинных основ формирования политических установок и поведения.

Научная проблема заключается в недостаточной изученности влияния коллективного и индивидуального бессознательного на формирование и трансформацию политического сознания. Объект – политическое сознание как система, включающая рациональные, эмоциональные и бессознательные компоненты. Предмет – механизмы взаимодействия коллективного и индивидуального бессознательного в формировании политического сознания, их влияние на политические установки, идеологии и массовое поведение. Статья предлагает углубленный анализ бессознательных механизмов, таких как архетипы, мифотворчество и эмоциональные факторы, которые формируют политические установки и коллективное поведение. Тем самым статья расширяет дискуссию о структуре, эволюции и механизмах функционирования политического сознания, выявляя его скрытые детерминанты. Цель работы − исследование политического сознания в контексте взаимодействия индивидуального и коллективного бессознательного. Для достижения этой цели проведён анализ философских подходов, включающих идеи К.Г. Юнга и П. Бурдье, и рассмотрено влияние архетипов, габитуса и мифотворчества на политическое сознание.

Методы и материалы

В основе исследования лежал философский анализ, направленный на изучение природы политического сознания в контексте индивидуального и коллективного бессознательного. Теоретическую базу составили труды К.Г. Юнга («Сознание и бессознательное», «Человек и его символы»), а также работы П. Бурдье, посвящённые концепции габитуса как структуры, связывающей личное восприятие с социальным контекстом. Особое внимание уделялось исследованию роли архетипов и мифотворчества, влияющих на восприятие власти, идентичности и социальных изменений. Эти аспекты анализировались с опорой на работы О.В. Мясоутова, Н.Л. Подвойской, а также К.Ю. Преображенской, которые рассматривают политическое сознание через призму социальных и философских категорий. Материалы исследования также включали социально-психологические подходы, изложенные в работах Д. Майерса и Э. Фромма, что позволило учесть влияние эмоциональных и бессознательных аспектов на формирование политических установок. Анализ проводился с использованием сравнительного и системного подходов, что обеспечило выявление взаимосвязей между бессознательными структурами и их проявлением в политическом поведении.

Результаты и обсуждение

Сперва определим понятие политического сознания, так как на сегодняшний день обоснованность его использования остается дискуссионной. Оно рассматривается как совокупность психических процессов, отражающих политику, и как субъективный компонент, проявляющийся на различных уровнях и в разных ситуациях [1, с. 91]. А.А. Деркач описывает его как «высшую форму психического развития субъекта политики, его способность системно воспринимать, понимать и оценивать политическую реальность, связанную с вопросами власти и подчинения» [2]. В.И. Жуков определяет политическое сознание как «комплекс идей, теоретических концепций, взглядов, представлений, мнений, оценочных суждений и эмоциональных состояний субъектов политических отношений» [3, 660]. Политическое сознание – неотъемлемый субъективный компонент политической деятельности и поведения. Его основные сферы охватывают политическую науку, идеологию и политическую психологию [1].  Б.А. Исаева понимает под политическим сознанием «не только научные теоретические знания, возникшие в ходе осознания повседневной жизни и т. д.» [4, с. 244]. Оно «включено в сложную ткань его психической деятельности в соответствии с ее законами» [5, c. 181], представляет собой восприятие субъектом той части реальности, которая связана с политикой, «с вопросами власти и подчинения, государства с его институтами» [1, c. 91, 92]. А.В. Селезнева выделяет два слоя политического сознания:

• «внешний – относительно изменчивый под воздействием текущих социально-политических трансформаций слой;
• центральное ядро, которое составляют политические ценности, определяющие в конечном счете отношение респондентов к власти и политике» [6, c. 91, 92].

А.И. Юрьев, анализируя структуру политического сознания, отмечает, что его компоненты выполняют интегративную функцию [7]. Так, память аккумулирует и систематизирует значительные объемы политической информации, обеспечивая ее сохранение и воспроизведение. Внимание связывает субъекта политики с определенным объектом окружающей среды, а также с политическим контекстом в целом. Чувства и воля выступают ключевыми регуляторами политического поведения, направляя действия в соответствии с конкретными политическими условиями [8]. При этом память, восприятие и мышление преимущественно выполняют отражательную функцию, тогда как внимание, чувства и воля играют регулирующую роль в политической деятельности [1].

В исследовании политическое сознание рассматривается как неотъемлемая форма общественного сознания, формирующаяся вместе с появлением государственности и институтов политической власти. Оно охватывает как чувственные и теоретические аспекты, так и ценностные и нормативные представления, которые опосредуют взаимоотношения граждан с политическими институтами. В условиях постиндустриального общества политическое сознание приобретает прогностическую функцию, позволяя не только отражать текущую политическую реальность, но и предвидеть вектор развития политических процессов. Оно оказывает решающее влияние на содержание политического процесса, формируя цели, ценности и механизмы власти. Данное понимание представляется обоснованным, поскольку оно соотносится с концепциями и идеями, изложенными в трудах ведущих исследователей в области политического сознания, социальной философии и психологии.

Категория «политическое сознание» позволяет комплексно рассмотреть когнитивные, эмоциональные и бессознательные аспекты восприятия политики, выходя за рамки отдельных понятий, таких как «установки» или «идеология». Несмотря на то, что в зарубежной науке термин используется реже, его применение оправдано в русскоязычной среде, где он рассматривается как система, включающая субъективные и коллективные формы освоения политической реальности.

Политическое сознание формирует индивидуальное и коллективное политическое поведение, побуждая к вовлечению и действиям в политической сфере [9]. Мотивационный потенциал объясняет, почему эмоционально заряженные или идеологически экстремальные политические идеи часто вызывают более сильный резонанс, чем рациональные, основанные на фактах предложения. Эмоциональная и символическая сила определенных политических идеологий позволяет им мобилизовать поддержку, даже если их теоретические предпосылки могут быть слабыми или противоречивыми. И наоборот, рациональные и достижимые концепции часто не могут вдохновить на действия, что подчеркивает психологическую и эмоциональную трансформацию, лежащую в основе политического участия [10].

Изучение политического сознания выявляет устойчивые парадоксы политического бытия. Общества часто отвергают рациональные и достижимые политические решения в пользу нереалистичных или иррациональных альтернатив. Исторические уроки постоянно игнорируются, что приводит к повторению прошлых ошибок. Более того, мистические и суеверные верования часто всплывают на поверхность даже в обществах, которые якобы являются рациональными и научно развитыми.

Модель сознания Карла Густава Юнга определяет три взаимосвязанных уровня: личное сознание, сформированное сознательно обработанным опытом; личное бессознательное, которое включает в себя подавленный или забытый опыт; коллективное бессознательное, универсальный слой общих человеческих архетипов и опыта [11]. Концепция габитуса Пьера Бурдье подчеркивает роль социальных структур и исторической обусловленности в трансформации индивидуального восприятия и предрасположенности [12]. Габитус отражает укоренившиеся системы мышления и действия, которые люди носят в себе, сформированные их социальным окружением и личной историей. Он соединяет личное и коллективное, иллюстрируя, как индивидуальная деятельность действует в более широких социальных и институциональных рамках.  Как заметил Юнг, современное сознание – это продукт многовековой ментальной эволюции, в котором научный скептицизм сочетается с предрассудками и стереотипами прошлого. Аналогичным образом анализ Бурдье истории как институционализированной структуры и воплощенной предрасположенности подчеркивает непреходящее влияние прошлого опыта на современные политические реалии.

Политическое сознание соединяет рациональное и эмоциональное измерения человеческого опыта, опираясь как на личное взаимодействие с политическими реалиями, так и на коллективную историческую память обществ. Как подмножество человеческого сознания, его анализ требует глубокого понимания более широкой структуры сознания, которая показывает, как его компоненты взаимодействуют, формируя мышление, поведение и восприятие в политической сфере.

Личное политическое сознание представляет собой активное и рефлексивное измерение политического мышления, когда люди осознанно относятся к политическим явлениям, основываясь на своем личном опыте и наблюдениях. Однако политическое личное бессознательное включает в себя впечатления, воспоминания и опыт, связанные с политическими событиями, которые были либо подавлены, либо не полностью сформированы в сознание. Несмотря на свое латентное состояние, эти элементы влияют на восприятие, отношение и поведение [13].

Политическое коллективное бессознательное выходит за рамки индивидуального опыта, выступая в качестве хранилища унаследованных политических архетипов и символических моделей, накопленных поколениями. Архетипы отражают общее историческое взаимодействие человечества с системами власти и управления, формируя основу коллективного политического поведения. Они часто сохраняются в мифологических повествованиях, которые обеспечивают культурные рамки для интерпретации этих глубоко укоренившихся структур, и отражают развивающиеся отношения человечества с властью, авторитетом и сообществом. Изначально абстрактные, архетипы контекстуализируются в мифах, позволяя обществам закрепить эти структуры коллективного бессознательного в конкретные культурные и исторические моменты [14].

Архетипы, сформировавшиеся на ранних этапах развития общества, – например, те, которые происходят из племенного, магического или религиозного сознания, – отличаются большей стабильностью, чем те, которые появились в более поздние, более индивидуалистические периоды. В результате ранние архетипы часто сохраняют сильное влияние на современное политическое поведение. Например, племенные архетипы могут всплывать в политике идентичности, где групповая лояльность и разделение определяют политический дискурс. Религиозные архетипы часто лежат в основе идеологии власти и морали, обеспечивая устойчивые повествования о роли лидеров и институтов. Национальные архетипы проявляются в мифах о героизме, единстве и борьбе, укрепляя коллективную идентичность во времена кризиса или перемен.

Процесс мифотворчества играет центральную роль в соединении политического бессознательного с реалиями политической жизни. Мифы контекстуализируют абстрактные структуры бессознательного, переводя архетипы в действенные и понятные формы в конкретных культурно-исторических рамках. Таким образом, мифы формируют коллективное политическое восприятие и обеспечивают устойчивые нарративы, которые структурируют политические идеологии и действия. Посредством мифотворчества общества появляются общие представления о власти и управлении, которые сохраняются на протяжении многих поколений. Они закрепляют эмоциональные и символические ассоциации с властью, создавая коллективную линзу, через которую интерпретируется политическая жизнь и осуществляется навигация. Мифы о героизме, единстве или моральной борьбе, например, служат не только для вдохновения, но и для легитимации политических движений, режимов и решений. Глубоко укоренившиеся символы и нарративы, заложенные в коллективной памяти, часто преобладают над рациональными соображениями, формируя политические действия таким образом, что они в большей степени связаны с общим эмоциональным и символическим опытом, чем с логическими рассуждениями.

В своем эссе «Вотан» Юнг рассматривает архетипические силы, которые могут доминировать в психике нации, иллюстрируя это явление на примере истории Германии. Он выделяет Вотана, мифологическую фигуру, символизирующую германский дух, как архетип, возникший из коллективного бессознательного и захвативший коллективную психику нации. Юнг описывает Вотана как «фундаментальный атрибут немецкой души, иррациональный психологический фактор», демонстрируя, как подобные архетипы могут побуждать к иррациональному и экстремальному поведению в масштабах всего общества [15].

Юнг выражает преобразующую силу архетипов, наблюдая, как они могут преодолевать рациональность и подталкивать общество к действиям, которые не поддаются логическому прогнозированию. Размышляя о росте деструктивных идеологий в Европе XX в., он пишет: «Люди, ставшие жертвой влияния архетипа, способны на любое безумие. Если бы тридцать лет назад кто-то осмелился предсказать, что наше психологическое развитие направлено на возрождение средневековых гонений на евреев, что Европа снова будет трепетать перед римскими фасциями и шагами легионов, что люди снова будут отдавать честь по римскому обычаю, как два тысячелетия назад, и что архаичная свастика вместо христианского креста будет нести вперед миллионы готовых к смерти воинов − такого человека освистали бы как неудавшегося мистика» [17, c. 102].

Политическое бессознательное представляет собой хранилище общего исторического и культурного опыта, закодированного в архетипах. Архетипы, развивавшиеся веками, служат психологической основой политических процессов и влияют на коллективные реакции на политические реалии. Связывая людей через общие культурные и исторические нарративы, политическое бессознательное способствует сплочению группы и формированию чувства идентичности. Архетипы служат психологическим субстратом для коллективных эмоций, установок и действий. Они остаются латентными до тех пор, пока не пробуждаются под воздействием внешних стимулов или внутренних психологических потребностей. После активации архетипы проявляются в виде мифов, символов и идеологий, которые находят глубокий отклик в коллективной психике, определяя политическое поведение и формируя общественное восприятие власти и авторитета.

В политической жизни архетипы часто возникают в виде национальных или групповых мифов, которые стимулируют коллективные действия. Мифы часто изображают идеализированные представления о лидерстве, гармонии в обществе или справедливости, служа символическими точками сплочения. Например, архетип «мудрого лидера» может внушать преданность и надежду, а архетип «героической борьбы» способен объединить общество перед лицом трудностей. Такие мифы оказывают мощное влияние даже в отсутствие рационального или эмпирического обоснования, апеллируя к глубоко укоренившимся эмоциональным и символическим ассоциациям.

Современные политические стратегии, включая пропаганду и информационную войну, часто используют архетипические триггеры для воздействия на политическое бессознательное. Апеллируя к первобытным инстинктам, связанным с идентичностью, принадлежностью и выживанием, эти методы обходят рациональное мышление, манипулируя коллективными эмоциями и укрепляя архетипические нарративы [17].

Архетипы, как элементы бессознательного, сосуществуют в человеческой психике, ожидая активации в определенных условиях окружающей среды или психологических условиях. Политические кризисы, культурные потрясения или экзистенциальные угрозы могут пробудить дремлющие архетипы, вновь привнеся древние модели мышления и поведения в современную политическую жизнь. Политическое бессознательное отражает личное бессознательное в его способности к конфликтам и разрешению, особенно в вопросах самооценки и самоуважения [18]. Например, нации могут выборочно интерпретировать свою историю в соответствии с коллективной самооценкой, подавляя неудобные истины или возвышая конкретные повествования как источники гордости. И наоборот, некоторые общества интегрируют болезненный исторический опыт в свою коллективную идентичность, превращая его в символ стойкости и силы.

Одной из наиболее значимых трансформаций политического сознания в условиях авторитарных режимов является феномен коллективного преклонения перед лидером, который сочетается с элементами страха и принуждения. Эрих Фромм в своих трудах подробно анализировал механизмы психологического подчинения в контексте тоталитарных и авторитарных систем. Он выделил парадокс власти, при котором люди, находящиеся в подчиненном положении, испытывают одновременное чувство страха, ненависти и восхищения по отношению к лидеру. Однако механизмы бессознательного не ограничиваются только авторитарными режимами. В демократических системах также наблюдается влияние мифотворчества, политической символики и коллективных архетипов, которые могут направлять массовое сознание. Например, использование харизматического лидерства, национальной риторики и мифологизированных исторических образов способствует формированию политической идентичности и легитимации власти в демократических странах. Дональд Трамп − пример политического лидера в демократической стране, который использовал механизмы бессознательного влияния для мобилизации электората. Его политическая риторика активно опиралась на мифологизированные образы, архетипы и эмоциональные триггеры, что является характерным приемом не только для авторитарных, но и для демократических режимов, что более подробно разобрано в статье К.А. Степной «Образ шута в современной политике» [19].

Фромм, анализируя именно авторитарный режим, выявил ключевой парадокс в психологии подчинения: люди, находящиеся под властью деспота, колеблются между чувством ненависти и глубокого почитания, что не так характерно для других режимов правления. Он пишет: «...когда подчинение причиняет подчиненному только страдания, естественно возникает чувство ненависти и негодования по отношению к угнетателю. Однако если подчиненный выражает это негодование, то зачастую это приводит к еще большим страданиям, поскольку победа над угнетателем практически недостижима [20, c. 104]. Поэтому психологически целесообразным становится подавление подобных чувств или даже замена их слепым преклонением. Такое восхищение служит двойной цели: с одной стороны, оно смягчает опасную, взрывную силу ненависти, а с другой – облегчает унижение от порабощения. Если угнетатель воспринимается как великий, благожелательный и могущественный, то подчинение становится менее постыдным. Подчиненный может рассуждать: «Я ему не ровня, он лучше, мудрее и сильнее меня». Благодаря этому процессу восхищение и подчинение служат механизмами психологической защиты, превращая боль от подчинения в рационализированное чувство порядка и принадлежности [21].

Подчинение и идолопоклонство, как защитные механизмы, находят отклик в размышлениях Гюстава Тарда о притягательности подчинения. Тард отмечает психологическое «очарование», присущее подчинению авторитету, которое способствует возникновению чувства доверия и даже преклонения перед лидером. Он отмечает, что подобные чувства сохраняются даже после падения деспотичных режимов, часто переходя к новым авторитетным фигурам, которые становятся объектами почитания. Этот процесс позволяет людям преодолевать когнитивный диссонанс, связанный с их подчинением, путем идеализации источника угнетения. Воспринимая лидера как воплощение величия и морального авторитета, люди находят способ сохранить самоуважение, переосмысливая свое бессилие как преданность справедливому делу. Следовательно, подчинение становится инструментом психологического выживания, обеспечивая угнетенным подобие достоинства перед лицом дегуманизирующих условий [22].

В книге «Анатомия человеческой деструктивности» Фромм продолжает исследовать групповой нарциссизм с его механизмами поклонения в авторитарных режимах [23]. Групповой нарциссизм действует на коллективном уровне, проецируя идентичность группы как превосходящую все остальные, что проявляется в таких утверждениях, как «Наша нация − самая великая» или «Наш лидер − спаситель человечества». Такие чувства не только укрепляют внутреннюю солидарность, но и компенсируют индивидуальное ощущение незначительности. Групповой нарциссизм выполняет важнейшие психологические и социальные функции. Он способствует формированию чувства принадлежности и единства, которое особенно сильно проявляется во время кризиса. Для людей, которым не хватает личных достижений или самоуважения, членство в группе дает компенсацию чувства ценности самого себя. Отождествляя себя с «великим» лидером или делом, даже самые маргинальные люди могут разделить коллективное чувство превосходства, что часто приводит к таким рассуждениям, как: «Хотя сам по себе я ничтожен, величие моей группы делает меня важным». Однако темной стороной группового нарциссизма является его склонность к фанатизму. Когда лидер или групповая идентичность воспринимаются как оскорбление или угроза в восприятии других людей, члены группы часто отвечают крайней агрессией. Акты насилия или милитаризма рационализируются как необходимая защита чести, морали или универсальных ценностей группы, что еще больше укрепляет лояльность и углубляет эмоциональные связи между членами группы и их лидером.

Глубоко укорененное в архетипах, мифах и механизмах психологической защиты, бессознательное является мощной силой, формирующей коллективное поведение. Пропагандистские кампании часто вызывают архетипические образы героизма, справедливости и единства, создавая эмоциональные повествования, которые резонируют с коллективным бессознательным. Лидеры мифологизируются как воплощение идеализированных групповых черт – символов силы, надежды и морального авторитета. Политическая риторика укрепляет коллективную идентичность, ссылаясь на общие ценности, историю и символы, которые способствуют возникновению чувства превосходства и солидарности.

Политическое сознание охватывает разнообразный спектр представлений, норм, ценностей, концепций и идеологий, с которыми индивиды взаимодействуют на рациональном уровне. Однако ориентация на конкретные политические ценности и идеологии поднимает фундаментальный вопрос − «Что формирует содержание политического сознания?». Согласно иерархии потребностей Маслоу психологические и материальные обстоятельства индивидов сильно влияют на их политические приоритеты: неудовлетворенные базовые потребности заставляют людей сосредоточиться на выживании, в то время как удовлетворенные потребности позволяют им стремиться к более высоким целям.

Взаимосвязь между иерархией потребностей Маслоу и социально-экономическим расслоением выявляет различные модели политического сознания в разных социальных классах. Для индивидов из низших социально-экономических слоев доминирующими являются физиологическое выживание, безопасность и принадлежность. Эти приоритеты соответствуют потребностям низшего уровня Маслоу и формируют политическое сознание, ориентированное на стабильность и немедленное избавление от экзистенциальных проблем. Политические идеологии, привлекательные для этой группы, часто подчеркивают сильное лидерство, централизованную власть и политику, направленную на решение таких насущных проблем, как бедность, занятость и физическая безопасность [24]. Их отношение к политическим ценностям часто носит прагматический характер, отдавая предпочтение осязаемым решениям, а не абстрактным принципам.

Представители среднего и высшего классов, чьи базовые потребности в целом удовлетворены, напротив, сосредоточены на стремлениях более высокого порядка, таких как самоуважение, самоактуализация и самореализация. Эти уровни соответствуют стремлению к карьерному успеху, образованию и личностному развитию, а также способствуют формированию политического сознания, основанного на индивидуальной автономии и свободе. Следовательно, их политические ценности часто сосредоточены на демократических идеалах и правах человека. Идеологии, которые находят отклик у этих групп, подчеркивают равенство, возможности и защиту личных свобод.

Социально-экономические условия играют решающую роль в формировании политических ценностей. Для представителей низших социально-экономических слоев непосредственная необходимость выживания часто не оставляет места для идеологических поисков. Их политическое сознание отражает практическую ориентацию, отдавая предпочтение стабильности и порядку как механизмам облегчения трудностей. Авторитарные режимы или политика, предлагающая прямое вмешательство для решения проблем бедности и неравенства, могут найти благодатную почву среди этих групп населения, поскольку они обещают ощутимые и немедленные результаты. Напротив, люди, занимающие более благополучное социально-экономическое положение, свободные от давления повседневного выживания, способны рассматривать абстрактные принципы и долгосрочные устремления. Их политическое сознание склоняется к системам, защищающим индивидуальные свободы и создающим возможности для личного и общественного роста. В этих группах с большей вероятностью найдут отклик идеологии, поощряющие демократическое управление, свободу слова и права человека.

Выводы

В ходе исследования была подтверждена гипотеза о том, что политическое сознание представляет собой сложную многослойную систему, включающую рациональные, эмоциональные и бессознательные компоненты. Оно не только отражает политическую реальность, но и участвует в её формировании, создавая рамки для восприятия власти, идентичности и социальных изменений. Анализ работ К.Г. Юнга и П. Бурдье позволил выявить, что коллективное бессознательное играет ключевую роль в устойчивости политических представлений, а индивидуальное бессознательное опосредует их восприятие через личный опыт и эмоциональные реакции. Архетипы, габитус и мифотворчество оказывают значительное влияние на формирование политических установок и коллективного поведения, связывая индивидуальные и социальные уровни политического сознания.

Эмоциональная и символическая составляющие политического сознания чаще оказываются более влиятельными, чем рациональные аргументы, что подчеркивает важность анализа бессознательных механизмов и их роли в мобилизации общества. Понимание взаимодействия индивидуального и коллективного бессознательного, архетипов и социальных структур позволяет глубже осмыслить природу политических установок, а также выявить причины устойчивых парадоксов политической жизни, таких как принятие иррациональных решений или повторение исторических ошибок. Политическое сознание формируется на пересечении индивидуального и коллективного бессознательного, где личные убеждения индивида находятся под влиянием социальных мифов, культурных символов и политической пропаганды. Проведённый анализ подтвердил, что механизмы взаимодействия индивидуального и коллективного бессознательного остаются недостаточно изученными в философской и политологической традиции. Социально-экономические факторы оказывают влияние на структуру политического сознания, определяя, какие элементы бессознательного актуализируются в политических предпочтениях различных социальных групп. Выявленные детерминанты формирования политического сознания позволяют глубже понять процессы политической социализации, устойчивости идеологий и формирования массовых политических настроений.

Результаты работы расширяют дискуссию о структуре, динамике и механизмах функционирования политического сознания. Дальнейшие исследования могут быть направлены на эмпирическое изучение влияния бессознательных факторов на политическое поведение, а также на разработку междисциплинарных подходов, объединяющих философию, политологию и психологию.

作者简介

Gevorg Darbinyan

编辑信件的主要联系方式.
Email: dn_gevorg@mail.ru

Postgraduate Student, Moscow City Pedagogical University

参考

补充文件