Ethnogenesis of the Chuvash in the works of N.I. Vorobyev: peculiarities of interpretation

Full Text

По признанию практически всех исследователей, связанных с изучением истории чувашского народа и его культуры, постижение истины дается с невероятным трудом. Этногенетические истоки чувашей лежат в весьма глубоких пластах истории, они нерасторжимо и порой причудливо переплетены с корнями многих других народов. Основным предметом споров продолжает оставаться булгарская теория происхождения чувашей. На основании многочисленных исторических, культурных и языковых данных большинство исследователей признают чувашей потомками булгарских и суварских племен, появившихся на Средней Волге в VII–VIII вв. (Чуваши, 2017: 11–14).

Одним из видных исследователей проблем этногенеза чувашского народа по праву считается казанский этнограф Н.И. Воробьев. В изданной в 1956 г. монографии «Чуваши. Этнографическое исследование. Часть первая», подготовленной коллективом авторов под руководством доктора исторических наук, профессора Н.И. Воробьева, лично им был написан краткий обзор истории изучения чувашского народа, очерк по истории формирования этноса, раздел о природных условиях места его обитания. Для тех, кто вовлечен в проблематику этногенеза чувашей, по сей день особый интерес представляют взгляды Н.И. Воробьева на специфику происхождения этноса, изложенные им в разделе «Формирование народа, его культуры и быта» (Чуваши, 1956: 23–44). Исследование этнографии чувашей, древности их истории проводилось во время экспедиций 1949–1953 гг., которые осуществлялись Чувашским НИИ языка, литературы и истории и Чувашским краеведческим музеем при содействии и участии Казанского филиала АН СССР под научным руководством профессора Н.И. Воробьева. За его огромный вклад в изучение этнографии народа чувашские ученые не перестают выражать ему свою благодарность (Чуваши, 2009, Т. 1: 16).

Нас интересуют взгляды Н.И. Воробьева по вопросу этногенеза чуваш, его «автохтонная теория» происхождения народа. Как отмечает известный исследователь проблемы этногенеза чувашей В.Ф. Каховский, «в основе этой теории лежала мысль о том, что определяющим этническим компонентом чувашской народности являлось местное финно-угорское население, которое испытывало культурное и языковое влияние со стороны пришлых тюркоязычных племен. При этом формирование двух этнографических групп чувашского народа относили к доболгарскому периоду, рассматривая процесс их сложения изолированно друг от друга. Эта точка зрения последовательно проводилась и в коллективном труде «Чуваши», написанном под общей редакцией Н.И. Воробьева. Авторы этого историко-этнографического исследования также утверждали, что «чуваши как народность сформировались на месте своего современного обитания из местных первобытных племен, занимавшихся мотыжным земледелием, имевших небольшое по размерам скотоводство, а также являющихся охотниками». Что касается пришлых болгарских племен, то их роль в этногенезе чувашей будто бы сводилась, главным образом, к языковому влиянию на аборигенов. По утверждению Н.И. Воробьева, болгарские племена только в XIV–XV вв., в связи с разорением центральных областей Болгарского государства, стали переселяться в лесные районы между Волгой и Свиягой» (Чуваши, 1970: 297).

Надо признать, что Н.И. Воробьев буквально на 12 страницах первого тома «Чуваши» (1956 г.) осуществил великолепную академическую аналитику вопроса происхождения чувашей на основе научного материала, имевшегося к тому времени. Ученый кратко и объективно раскрыл общеизвестную историографию проблемы:

Н.И. Ашмарин заложил основы булгарской теории происхождения чуваш. Она была выдвинута ориенталистом Н.И. Ильминским взявшим за основу мысль X. Файезханова о сходстве некоторых слов в булгарских эпитафиях XIV в. с чувашскими. Эту теорию поддерживал академик Куник, позднее А.А. Шахматовой другие ученые. В первое десятилетие после Октябрьской революции эту теорию искаженно использовали чувашские буржуазные националисты. Новейшие археологические, этнографические, антропологические и лингвистические материалы позволяют более обоснованно подойти к решению вопроса о происхождении чувашской народности. Чуваши как народность сформировались на месте своего современного обитания из местных первобытных племен… На эти племена оказали большое влияние, особенно языковое, пришлые из южных и юго-восточных степных областей племена кочевников-скотоводов… Вопрос о первобытных племенах – предках чуваш – весьма подробно рассмотрен в работах П.Н. Третьякова, и в работах на ту же тему А.П. Смирнова. Нa данных этих работ мы в основном и опираемся в изложении вопроса о первоначальном периоде формирования чувашского народа (Чуваши, 1956: 27).

Как нам представляется, вступив в дискуссию по указанной проблеме, Н.И. Воробьев допустил одну «непростительную» ошибку, что, конечно же, до сих пор ему «аукается» в публикациях чувашских авторов (Димитриев, 2004: 12). Дело в том, что Н.И. Воробьев сделал обычно не принятое в научном сообществе категоричное заявление:

При рассмотрении вопроса о формировании чувашской народности надо решительно (выделено нами – В.И.) отбросить выдвигавшиеся до революции «теории» о том, что чуваши пришли на место своего современного обитания с какой-то прародины в уже сформировавшемся в народ виде, имеющими свое современное имя, тот же язык и основу той культуры, которая известна у них в течение двух-трех последних столетий (Чуваши, 1956: 26).

В одной из самой первой значительной работе «Материальная культура казанских татар (1930 г.) Н.И. Воробьев был не прочь придерживаться основной линии теории Н.И. Ашмарина, хотя, в действительности, он скорее держался нейтральной позиции. Отмечая, что среди болгар, кроме собственно них, были и другие группы (эсегель, берсула и др.), Н.И. Воробьев отсылает читателя к мнению Н.И. Ашмарина:

Однако, так как все эти названия по-видимому служили для отличия различных частей одного и того же народа лишь по местам, ими занимаемым, по именам некоторых рек и урочищ, т.е. в чисто географическом отношении, то позволительно думать, что, племенные отличия этих групп могли быть весьма незначительны». По вопросу, кто такие были болгары в этническом отношении, существует ряд теорий, из которых наибольшим успехом в настоящее время пользуется теория о том, что болгары были предками современных чуваш (Воробьев, 1930: 17).

На определенные метания Н.И. Воробьева касательно этногенеза чувашей обратили внимание чувашские ученые. «Ряд этнографических параллелей между чувашским и татарским народами установил Н.И. Воробьев, который в своих ранних этнографических исследованиях стоял на точке зрения булгарского происхождения чувашского народа» (Каховский, 2003: 42).

По прошествии двух десятков лет в своем монументальном труде «Казанские татары» (1953 г.) Н.И. Воробьев отчетливо утверждает, что предками чувашей были племена правобережья Волги.

Булгарское население южной части Волго-Свияжского междуречья, к которому присоединялись булгары, перешедшие во время монголо-татарского завоевания с левого берега Волги, в некоторой своей части ушло дальше к северо-западу, в лесные районы бассейна рек Цивиля и Суры. Здесь эта группа тесно сблизилась с местными племенами – предками современных чуваш (выделено нами – В.И.) (Воробьев, 1953: 15).

В сущности, в разделе «Формирование народа, его культуры и быта» тома «Чуваши» (1956 г.) Н.И. Воробьев изложил практически несколько препарированные собственные основные концептуальные положения, опубликованные им еще в 1950 г. в статье «Этногенез чувашского народа по данным этнографии» в журнале «Советская этнография» (Воробьев, 1950). В то же время очевидно, что в томе «Чуваши» Н.И. Воробьев существенно расширил круг материалов по археологии Чувашского края. При этом, в отличие от классических этнографов, обычно игнорирующих археологические памятники, он впервые в истории исследования прошлого чувашей, ввел в научное обсуждение уже известные на тот период археологические культуры палеолитического и неолитического эпох, памятники фатьяновской, абашевской, срубно-хвалынской, позднегородецкой культур. Н.И. Воробьев пытался связать происхождение предков чувашей с этими культурами, в особенности с абашевскими.

В северной и северо-западной части территории Чувашии имеются также многочисленные языческие кладбища XVI–XVIII вв. (кивĕ çăва). Раскопки некоторых из них дают остатки женских костюмов, имеющих некоторые особенности, сближающие их со старинной одеждой местного чувашского населения и марийской. Встречающиеся здесь многочисленные старинные «кереметища» близки к таковым же на марийской территории. Это говорит о том, что с древнейших времен население севера и особенно северо-запада ЧАССР было связано с населением смежных, лесных районов, расположенных к западу, северу и частично востоку. Возможно, что, начиная с абашевцев (выделено нами – В.И.) тянется непрерывная культурная цепь до современного населения (Чуваши, 1956: 30).

Н.И. Воробьев был приглашен правительством Чувашской АССР для научного руководства подготовкой первого тома «Чуваши», скорее всего, на основании того факта, что он в 1953 г. издал академически безупречно написанную монографию «Казанские татары». При этом никаких особых указаний от вышестоящего республиканского начальства по вопросу трактовок этногенеза чувашей Н.И. Воробьев не получил. По крайней мере, на этот счет нет соответствующих документов. Поспорить с профессором по концептуальным вопросам этногенеза чувашей местные историки не осмелились, в республике на тот момент еще не было сколько-нибудь достойных с ним по научному уровню специалистов-этнографов. Но основная часть чувашских ученых, прежде всего, языковедов, крепко держалась ашмаринской позиции по булгарскому происхождению чувашей. Один из первых основательных научных популяризаторов этнической истории чувашей М.П. Петров (псевд. Тинехпи) – яростный сторонник концепции о чувашах, как прямых потомках булгаро-суварских племен, написавший в 1925 г. добротный труд «О происхождении чуваш», еще в 1938 г. умер в тюрьме, будучи обвиненным в «буржуазном национализме».

Первым фундаментальным комплексным исследованием проблематики этногенеза чувашей стала монография В.Ф. Каховского «Происхождение чувашского народа», в которой впервые был обобщен и проанализирован значительный историко-этнографический и археологический материал (Каховский, 1963; 1965; 2003). Комплексный характер работы заключается, прежде всего, в одновременном сочетании анализа археологических данных, в результате чего ученый пришел к однозначному выводу о булгаро-суварском происхождении чувашей.

Между тем один из соратников В.Ф. Каховского чувашский историк В.Д. Димитриев полагает, что, согласно выводам исследований последнего времени, некоторые положения основного труда В.Ф. Каховского нуждаются в коррекции. «Он, как в свое время известный советский археолог А.П. Смирнов, ограничивал формирование чувашского этноса территориальными рамками нынешней Чуваши» (Димитриев, 2004: 32), что, конечно же, не корректно с научной точки зрения.

Главный вывод Н.И. Воробьева по вопросу «Кто есть чуваши?» им был сформулирован еще в 1950 г. (Воробьев, 1950). В целом, он имеет научно достоверный характер. Ученый, во-первых, обратил внимание на переоценку сторонниками ашмаринской концепции фактора булгарского языка. Во-вторых, на примере чувашей он указал на необходимость учета неоднозначного характера процесса этногенеза любого народа.

Имеется достаточно данных говорить совершенно определенно, что чувашский народ, как и все другие народы края, формировался здесь на месте из различных как местных, так и пришлых компонентов, которые, тесно сближаясь между собой, претерпевая сложные изменения в процессе развития народа, и дали современную культуру чувашей. Можно с достаточной уверенностью говорить, что в основе быта чувашей, прежде всего, лежат чисто местные корни – культура издавна обитавших в крае племен, а также не менее древние бытовые формы пришельцев из южных степных пространств. На эти древние корни позднее наслоились влияния восточнофинские (марийские и мордовские) и тюркские (от татар Поволжья). … Таким образом, в период XII–XIV вв. и смогло произойти то тесное сближение местных племен с булгарами, которое привело к созданию чувашского народа, с его в основном тюркским языком, со значительным количеством южных бытовых форм. Но, несмотря на это, у него осталось также немалое число древних местных элементов, сближающих чувашей с финскими народами (Воробьев, 1950: 67–68).

По мнению В.Д. Димитриева, встречающиеся в литературе сообщения о том, что якобы существуют гипотезы или даже теории о финно-угорском и другом происхождении чувашского народа, не имеют фактической основы. «На самом деле таких гипотез фактически не было. Есть только высказывания отдельных авторов XVIII–XX вв., сделанные созерцательно, но не путем исследования фактов. Подобие гипотезы имеется лишь у В.А. Сбоева и М.Г. Худякова» (Димитриев, 2004: 12). Такая радикальная постановка обсуждаемого вопроса не может не вызывать возражения.

Немало ученых в начале собственных поисковых исследований этногенеза чувашей придерживались концепции автохтонного происхождения чувашей и впоследствии заняли позицию Н.И. Ашмарина. Н.И. Воробьев изначально скорее склонялся к теории булгарского происхождения чувашей, а позже стал автохтонистом. Известный московский археолог А.П. Смирнов первоначально тоже пребывал в партии автохтонистов, являлся сторонником финно-угорского происхождения чувашей. 21–22 мая 1956 г. в Чебоксарах состоялась научная сессия, посвященная вопросам происхождения чувашского народа. Одним из двух основных докладчиков выступил ведущий археолог-булгаровед А.П. Смирнов с темой «Археологические памятники Чувашии и проблема происхождения чувашского народа». По его мнению, пришельцы-булгары ассимилировали местное финно-угорское население, а пришлый тюркский язык стал господствующим. Суть дискуссии на сессии сводилась к вопросу о том, какой компонент оказался решающим в формировании чувашей – финно-угорский или булгарский. В 1956 г. ученый еще сомневался в булгарском происхождении чувашей и высказывался как сторонник автохтонности народа: «Приведенные мной археологические материалы свидетельствуют о близости предков современных мари и чуваш»¹.

Как известно, П.Н. Третьяков придерживался мнения о том, что этнографические группы чувашей – верховые (вирьял) и низовые (анатри), имеют различное происхождение (Третьяков, 1950). Н.И. Воробьев на этот счет высказал собственные предположения, хотя и не отвергающие в полной мере утверждения П.Н. Третьякова: «Сколько-нибудь серьезное освоение юго-востока Чувашии булгарами, как уже нами отмечалось, началось не ранее XII века, и наиболее интенсивным оно стало с конца XIII века, уже после монголо-татарского разгрома Булгарии. Поскольку основному разорению со стороны монголо-татар подвергались закамские земли Булгарии, то значительная часть населения оттуда бежала не только в лесные земли Предкамья, но и на правобережье Волги, усилив там булгарский элемент. …Часть булгар, переселившаяся на Правобережье, вместе с жившими там ранее родственными племенами и составила то население, которое известно по археологическим данным в юго-восточных районах ЧАССР, и, возможно, носило имя сувазов (выделено нами – В.И.).

Во второй половине XIV века сравнительно мирному периоду жизни Булгарии был положен конец. Ее территория подвергается разгрому Булат Тимура, и войсками Тамерлана, и походами русских князей, и набегами кочевников. …Обезлюжены были также и южные земли правобережья, в том числе юго-восточные районы Чувашии. Об этом говорит и тот факт, что в названных районах намогильных камней позже конца XIV века уже не встречается. По мере того, как население закамских булгарских земель в период падения Булгарского государства переходило в Предкамье и частично на правый берег Волги, расселяясь в лесных районах между Волгой и Свиягой, аборигены лесостепных районов, к западу от Свияги, принуждены были уходить к северу» (т.е. в зону расселения горных марийцев – В.И.) (Чуваши, 1956; 35).

Интересен один факт научных исканий В.Ф. Каховского, о котором в 2004 г. публично поведал его соратник, известный чувашский историк и стойкий ашмаринист В.Д. Димитриев.

В конце 1956 г. в беседе между Н.И. Воробьевым, В.Ф. Каховским и нами (В.Д. Димитриевым) Василий Филиппович, как и Николай Иосифович, придерживался гипотезы автохтонного этногенеза чувашей. Тогда нами было ему предложено: «Примитесь за написание докторской диссертации о происхождении чувашского народа. Так и выясните: автохтонами являются чуваши или потомками волжских болгар». Вскоре В.Ф. Каховский принялся за исследование этой важнейшей проблемы, пришел к противоположным своему первоначальному представлению объективным выводам и в 1963 г. выпустил монографию «Происхождение чувашского народа». Однако из-за ухудшения в то время отношений с Китаем власти признали, что писать о древних этнических связях предков чувашей с китайцами не следует, и весь тираж книги пустили под нож. В 1965 г. книга В.Ф. Каховского была издана без параграфа «Хунны – древнейшие тюркоязычные племена» с изъятием текста о китайском влиянии на предков чувашей (Димитриев, 2004: 28).

Чувствуется, что часть главы тома «Чуваши» касательно этногенеза чувашей писалась Н.И. Воробьевым с трудом. В работе он опирается на собственную статью по данной теме, опубликованную в 1950 г. в журнале «Советская этнография» с отсылками на «мнение» И.В. Сталина. Возможно, ученый полагал, публикация в ведущем советском академическом журнале означала соответствие научных взглядов «правильной линии». После выхода монографии «Чуваши» (1956 г.), в которой доминировала концепция Н.И. Воробьева об автохтонном, а по сути финно-угорском происхождении чувашей, началась работа над второй частью издания, посвященной духовной культуре народа. Она была опубликована в 1970 г. Между публикациями первого и второго томов «Чуваши» чувашские историки, языковеды и этнографы попытались переосмыслить концепцию Н.И. Воробьева. В результате в 1963 г. появилась монография В.Ф. Каховского «Происхождение чувашского народа» (последнее издание осуществлено в 2003 г.), в которой высказан однозначный вывод о булгаро-чувашской этногенетической, этноязыковой и этнокультурной преемственности.

Во втором томе «Чуваши» (1970 г.) В.Ф. Каховский практически подтвердил, опираясь на имевшиеся на тот период археологические материалы, тезисы Н.И. Воробьева о генетических связях предков чувашей с абашевскими племенами, которые «впоследствии вошли в состав населения городецкой культуры, а также явились одним из компонентов ананьинской культуры», а в V–VI вв. протекал процесс проникновения уже позднегородецкой культуры в бассейн р. Свияга» (Чуваши, 1970: 297–298).

Однако В.Ф. Каховский весьма критично отозвался о позиции Н.И. Воробьева по вопросу происхождения чувашей:

Следует отметить, что авторы «Чуваши», анализируя материальную культуру чувашей, приходят к выводу, что чувашская народность сложилась в результате слияния двух ее предков – финно-угорских и тюркских племен – в единый народ, при этом они играли якобы одинаковую роль. «По нашим взглядам, – пишут они в «Заключении», – чуваши сформировались в результате сближения местных племен, близких по языку и быту к соседним угро-финнам, и племен или народов тюркоязычных, бытовые особенности которых складывались не в лесном по преимуществу Среднем Поволжье, а в условиях, удобных для кочевого скотоводства и частично степного земледелия» (Каховский, 2003: 362). Далее В.Ф. Каховский с ударением подчеркивает: «Таким образом, заключают авторы книги (имеется ввиду том «Чуваши» – В.И.), этнографический анализ быта чуваш не дает никакого права считать чуваш чисто тюркской народностью. По их мнению, местные предки чувашей при сближении с булгарами получили от последних только основу языка, сохранив некоторые черты своего древнего языка, а быт и культура подверглись булгарскому влиянию якобы в меньшей степени (Чуваши, 1970: 363).

По твердому убеждению В.Ф. Каховского, тезис о двух основных предках чувашского народа не находит подтверждения в этнографическом материале, ибо материальная и духовная культура чувашей сложилась на базе булгарской культуры. Что касается влияния культур соседних народов на чувашей, то они имели лишь локальный характер. Например, влияние марийцев отчетливо прослеживается лишь в среде части верховых чувашей, главным образом в северо-западной подгруппе вирьялов (Каховский, 2003: 363).

Знаменательно, что Н.И. Воробьев, еще до начала сколько-нибудь серьезного изучения А.П. Смирновым и В.Ф. Каховским крупных археологических памятников булгарской эпохи, по крайней мере в юго-восточных районах Чувашии – Тигашевского и Большетоябинского городищ X–XIII вв. – пришел к однозначному выводу о том, что

почти до конца XIV столетия юго-восточная часть Чувашии и прилегающие к ней районы Татарии входили в состав крупного булгарского феодального княжества, по развитию хозяйства и культуры мало уступающего основным левобережным частям Булгарии. … В юго-восточных поселениях встречается типичная булгарская посуда, сделанная на гончарном круге, и хорошего обжига, встречаются и другие многочисленные предметы, характерные для булгарских городищ того времени (Чуваши, 1956: 32).

Что касается физического типа чувашей, то здесь наблюдается много разночтений. Антрополог К.Ю. Марк пришла к выводу о том, что марийцы занимают промежуточное положение между мордвой и удмуртами, более приближаясь к последним. Исследовательница обнаружила у марийцев «большое сходство с чувашами», объясняя это участием марийцев в этногенезе чувашей, так и «тем, что марийцы, по всей вероятности, смешивались в некоторой степени с болгарами» (Димитриев, 2004: 104–105).

Главный вопрос заключается в том, почему у чувашей, несмотря на то, что они представляли результат тюркско-финно-угорской ассимиляции, булгарский язык закрепился, прочно сохранился и не поддался влиянию финно-угорской языковой культуры. Наоборот, в чувашском языке совершенно ничтожным оказалось количество марийских заимствований. Вывод может быть только один: массив булгар, участвовавших в этногенезе чувашей, был, во-первых, количественно достаточно внушительным и, во-вторых, продолжал устойчиво сохранять в массовом сознании историко-культурную и языковую преемственность от булгарских предков.

Разноголосица в вопросе этногенеза чувашей продолжает сохраняться по сей день. Главным дискуссионным вопросом была и остается проблема языка. Почему татарам, как полагают, прямым наследникам волжских булгар, не удалось сохранить булгарский Р-язык, а чувашам, которым ряд авторов отказывают в булгарском происхождении, это удалось? По нашему мнению, охранительную роль сыграло многовековое язычество чувашей. Молитвы, идущие из глубины веков, читались на языке предков. По-другому это и не могло происходить, поскольку по представлениям чувашей, молитвы не имели бы силу, а игнорирование родного языка рассматривалось как грех. Часть булгар, принявших ислам и мусульманские традиции, произнося молитвы на арабском языке, в последующем став татарами и перейдя на «З»-язык, полностью утеряла основы булгарского языка. Арабографические надписи с чувашизмами на намогильных камнях XIII–XIV вв. теперь характеризуются как язык т.н. «койне». Объяснить, почему у чувашей сохранился булгарский язык, у казанских татар – нет, по-другому пока не удается.

Н.И. Воробьев практически не касается проблематики специфики языка чувашей. Для него главным основанием для суждений о происхождении чувашей служит материальная и отчасти духовная культура, которая имела очень много общего с марийской. Впрочем, традиционная татарская сельская материально-бытовая и хозяйственная жизнь так же особо сильно не отличалась от таковой у чувашских, марийских и удмуртских крестьян.

Проблема наследия языка волжских булгар до сих пор остается дискуссионной. Аргументированным является мнение о том, что на территории Булгарии функционировало два языка. Один из них – собственно булгарский, естественный – это язык огурского типа (тюркский язык с ротацизмом, ламбдаизмом и другими архаичными чертами). Он использовался какой-то частью булгарского населения и аристократии, возможно, в ритуальных (сакральных) целях. Об этом свидетельствуют надгробные эпитафии XIII–XIV вв. с территории Булгарии с текстами, написанными на этом языке арабской графикой. Окончательное исчезновение языка произошло в период Золотой Орды (втор. пол. XIV в.), причем под воздействием этнических процессов и экстралингвистических факторов (Татары, 2017: 84). Этот язык сохранился у чувашей.

В.Д. Димитриев осуществил подборку примеров языкового взаимодействия чувашей-булгар и финно-угров. Он отмечает, что еще в VIII–IX вв. в соседстве с булгарами в Прикамье жили венгры, переселившиеся на Дунай в конце IX столетия. От этого времени, по данным А. Рона-Таша, в венгерском языке сохранилось около 600 слов, сходных с чувашскими. В нем еще в 1912 г. З. Гомбоцем было обнаружено 230 чувашизмов. Такие слова, как «бык», «теленок», «свинья», «курица», «плуг» (ака), «серп», «мялка» в венгерском языке являются чувашскими. Можно утверждать, что уже в IX в. булгары были оседлым народом, занимавшегося земледелием и скотоводством. Венгерский лингвист Г. Берецки, составляя этимологический словарь марийского языка, насчитал 1500 чувашских слов. Финский лингвист М. Рясянен в 1920 г. обнаружил в марийском языке более 500 чувашских слов. Среди них относящихся к скотоводству – 30, земледелию – 37, к средствам передвижения – более 20, к строительной терминологии – 20, к ремеслам и домашней утвари – 50, к пище и приготовлению ее – 15, к одежде – 17, к общественному быту, религии – более 20, к названиям родства – около 10. В удмуртском языке выявлено около 500, коми языке – порядка 300 чувашских слов. То, что вошло в указанные языки, было у самих болгар. Чувашизмы свидетельствуют о большом прогрессивном влиянии болгарской цивилизации на финно-угорские народы (Димитриев, 2004: 75).

С указанным выводом перекликаются наблюдения Р.Г. Ахметьянова:

Общность лексики, духовной культуры у народов Среднего Поволжья совокупно с другими языковыми, этнографическими и прочими данными позволяет утверждать, что культура всех этих народов сложилась из двух генетических элементов – тюркского (возможно – тюрко-монгольского) и финно-угорского (у каждого народа в разных пропорциях). Финно-угорский культурный элемент больше представлен у мордвы, тюркский – у башкир. Из финно-угорских народов наибольшей долей тюркской примеси обладают марийцы, а из тюркских народов наибольшей долей финно-угорской примеси – чуваши. При этом у марийцев и чувашей угадывается еще некая монгольская культурная струя, отсутствующая у других народов». Тюркские примеси в культуре марийцев – в основном результат их слияния с болгарами (Ахметьянов, 1981: 129; Димитриев, 2004: 105).

Касательно этногенеза чувашей Н.И. Воробьев был честен, не кривил душой. Слабой стороной в его выводах об автохтонном (не булгарском) происхождении этого народа была доминантная опора на сходство материальной культуры чувашей и марийцев. Это не удивительно, ибо ученый являлся крупным специалистом по этой части культур народов Среднего Поволжья. Н.И. Воробьев во многом прав, указывая на то, что чуваши – народ гибридный.

Этническое взаимодействие булгаро-чувашей и горных марийцев чувашские историки и этнографы объясняют так: в правобережье пришельцы-чуваши (т.е. булгары) вытеснили часть горных марийцев в левобережье, а другую часть ассимилировали путем брачных связей и совместного проживания. В результате образовалась этнографическая группа верховых (вирьял) чувашей, у которых в материальной культуре отчетливо закрепилось марийское влияние. Основная часть правобережных чувашей и все левобережные чуваши, в наиболее чистом виде сохранившие булгарскую материальную и духовную культуру, составили группу низовых чувашей (анатри). Позднее, в правобережье, между верховыми и низовыми чувашами образовалась группа средненизовых (анат енчи) чувашей. Участие марийцев в этногенезе чувашей имело место быть, причем в приличном объеме.

Н.И. Воробьев был одним из видных специалистов по материальной культуре народов Среднего Поволжья. Его увлеченность этой темой довлела над его размышлениями об этногенезе чувашей. Материальная культура чувашей и марийцев, по сути, не сильно отличающаяся друг от друга, подсказывала ему единое этническое происхождение этих народов.

На наш взгляд, одним из слабых мест в этнографических изысканиях Н.И. Воробьева по этнической истории чувашей является его игнорирование фактора многовекового (вплоть до конца XVIII – середины XIX вв.) функционирования у них языческой религии. Имеющиеся источники, а также труды П.В. Денисова, А.А. Трофимова, А.К. Салмина и Е.А Ягафовой позволяют утверждать, что дохристианская религия чувашей была явлением гораздо более сложным, чем обычно понимается под религией, и о ней нельзя судить как о фрагментарном, несистемном явлении. В специфических условиях дохристианской эпохи в истории чувашей языческая религия выступала не только средством удовлетворения духовных потребностей, но и выступала в качестве единственной этноконсолидирующей идеологии. В условиях территориальной рассеянности и постоянной угрозы отатаривания (вплоть до начала кампании насильственной христианизации сер. XVIII в.) принадлежность к язычеству являлась, наряду с языком, главным этническим маркером чуваш.

Вклад Н.И. Воробьева в изучение этнографии чувашского народа пока не оценен в полной мере. На уровне знаний о чувашах середины XX в. им была проделана колоссальная работа по освещению основных характеристик материальной культуры народа. Огромная заслуга ученого в том, что он практически явился первым исследователем, предпринявшем попытку изложения разных версий этногенеза чувашского народа. Своими «автохтоничными», «финно-угорскими» идеями по данной проблеме он в какой-то мере простимулировал к творчеству молодых чувашских историков – В.Ф. Каховского и В.Д. Димитриева.

Конфликт интересов

Автор заявляет об отсутствии конфликта интересов.

Conflict of interests

The author declares no relevant conflict of interests.

¹ Каховский Б., Михайлов Е. У истоков чувашской археологии // Республика. № 23. 11 июня 2024. С. 6.

About the authors

Vitaly P. Ivanov

Author for correspondence.
Email: human2000@yandex.ru
ORCID iD: 0009-0007-2097-9905

Doctor Sc. (History), Associate Professor, Chief Research Fellow

References

Supplementary files