«Имя Пушкинского Дома…»

Полный текст

Ещё в начале прошлого века Гоголь сказал о Пушкине слова, с тех пор бессчётно повторённые: «Это русский человек в его развитии, в каком он, может быть, явится через двести лет...». Срок подошёл: в 1999 г. исполняется ровно двести лет со дня рождения Пушкина. И часто можно слышать горькие упрёки Гоголю в наивности и простодушии от многих, соотносящих легендарный образ Пушкина с реалиями современной русской жизни.

Между тем Гоголь как один из великих знатоков этой жизни оказался в своём долгосрочном прогнозе-пророчестве абсолютно прав.

Конечно, не в том смысле, что вот теперь — через двести лет — явились сонмы русских Пушкиных или в роли некоего коллективного Пушкина предстала вся нация. Недаром другой великий юбиляр, почти ровесник Пушкина, польский поэт Адам Мицкевич писал: «Никто не заменит Пушкина. Только однажды даётся стране воспроизвести человека, который в такой высокой степени соединяет в себе столь различные и, по-видимому, друг друга исключающие качества».

Потому-то поэт и критик Аполлон Григорьев сказал: «Пушкин — наше всё». И у Гоголя речь идёт именно о развитии самого Пушкина на протяжении этих 200 лет нашей жизни, в нашей жизни и для нашей жизни.

Может быть, ещё никогда Пушкин, как русский человек, не представал перед нами как целый космос русской жизни в такой свободе, в такой непредвзятости, в такой возможности выбора, столь избавленным от односторонности. И ещё, наверное, никогда в такой насущной необходимости для нас, бредущих и спотыкающихся, падающих и поднимающихся.

Потому, что Пушкин соединил и представил «различные и, по-видимому, друг друга исключающие качества», его по-разному воспринимают разные социальные и духовные силы: монархисты и коммунисты, либералы и консерваторы, атеисты и верующие. И всё же принимают Пушкина все: левые и правые, старые и молодые, верхи и низы.

В 1937 г. скорбный юбилей — столетие со дня гибели поэта — широко и торжественно отмечала вся наша страна. И так же высоко, задушевно и торжественно отмечало всё русское зарубежье, столь драматически тогда отделённое.

В любом состоянии, в любом возрасте и в любом положении любой человек может найти у Пушкина отзыв, сочувствие и сопереживание своему состоянию и положению: бурной радости и меланхолической печали, личному переживанию и общественному энтузиазму, патриотическому восторгу и сдерживающему скепсису.

Пушкин, может быть, единственный писатель, одну и ту же сказку которого читают малыш, ещё только складывающий буквы в слова, и зрелый муж, уже прочитавший и выслушавший миллионы и миллионы слов. «Капитанская дочка» всегда открыта и поучительна как для юного семиклассника, так и для семидесятилетнего академика.

Один литератор как раз в связи с Пушкиным вспомнил о древней индийской мудрости, которая гласит: эгоист всему внешнему относительно его личности, всему, что не есть он, говорит — это не я. Тот же, кто сострадает и сочувствует, всюду слышит тысячекратный призыв — это ты.

Сам поэт определил характер своего эстетического универсализма:

Ревёт ли зверь в лесу глухом,

Трубит ли рог, гремит ли гром,

Поёт ли дева за холмом —

На всякий звук

Свой отклик в воздухе пустом

Родишь ты вдруг.

Ты внемлешь грохоту громов,

И гласу бури и валов,

И крику сельских пастухов —

И шлёшь ответ;

Тебе ж нет отзыва... Таков

И ты, поэт!

(«Эхо»)

Здесь же лежит и способность Пушкина к преодолению национальной ограниченности, своеобразный художественный интернационализм, названный Достоевским всемирною отзывчивостью: «В самом деле, в европейских литературах были громадной величины художественные гении — Шекспиры, Сервантесы, Шиллеры. Но укажите хоть на одного из этих великих гениев, который бы обладал такою способностью всемирной отзывчивости, как наш Пушкин. И эту-то способность, главнейшую способность нашей национальности, он именно разделяет с народом нашим, и тем, главнейше, он и народный поэт. Самые величайшие из европейских поэтов никогда не могли воплотить в себе с такой силой гений чужого, соседнего, может быть, с ними народа, дух его, всю затаённую глубину этого духа и всю тоску его призвания, как это мог проявлять Пушкин».

В пушкинской поэзии мы можем ощутить дух ислама («Подражания Корану»), почувствовать особенности европейского средневековья («Скупой рыцарь») и погрузиться в атмосферу испанского Возрождения («Каменный гость»). Пушкин во многом оказался для России и школой мировой духовной жизни, своеобразной всемирной энциклопедией, вместившей Овидия и Анакреона, Шекспира и Гёте, Шенье и Байрона, Саади и Хафеза.

Но и всемирное человеческое сообщество сейчас, как бы опровергая поэта («тебе ж нет отзыва ...»), с нарастанием — всё громче и всё заинтересованнее отзывается Пушкину. Пушкинские общества созданы в Германии и США, в Японии и Китае... Пушкин, безусловно, должен стать и главным скрепляющим элементом собственно русских сообществ в зарубежье, как ближнем и самом ближнем, так и в дальнем и в самом дальнем. Ибо способность Пушкина быть, как говорил В.Г. Белинский, «гражданином всего мира» не означала утраты национального. Само это чудное качество — знаменитый пушкинский протеизм рождала история его страны, его нации, его народа.

Пушкин, великий национальный поэт, знал, понимал и чувствовал то, чем он, Пушкин, велик и чем он славен: «...Но клянусь честью, что ни за что на свете я не хотел бы переменить отечество, или иметь другую историю, кроме истории наших предков, такой, какой нам Бог её дал».

«Имя Пушкина растёт», — написал когда-то критик Николай Страхов. И рост этот неостановим. Значение Пушкина, исторически обусловленное и в исторические рамки заключённое, всё более начинает раскрываться в своей безусловности и абсолютности.

Потому же вскоре после смерти поэта русская литература приступила к пристрастному и внимательному изучению его творчества, а широкая общественность озабочивалась достойными увековечиваниями. Когда в 1880 г. открывали знаменитый опекушинский памятник в Москве, то это открытие стало одним из самых значительных и до сих пор волнующих событий общественной и литературной жизни.

В 1899 г., к столетнему юбилею со дня рождения, думалось о новом памятнике Пушкину — уже в Петербурге. И почти тогда же родилась идея особого памятника: вечно живому поэту — вечно живого памятника. Речь пошла об особом учреждении, литературном центре, даже о некоем поэтическом Одеоне, который бы вместил максимально возможное богатство материалов, относящихся к Пушкину. В 1905 г. такой центр был учреждён: с одной стороны, на волне социального возбуждения, с другой — под эгидой Великого князя Константина Константиновича Романова, президента Российской академии наук. То есть пушкинский центр стал результатом общенационального усилия, в котором приняли участие и известные государственные мужи, и выдающиеся литературные деятели, и знаменитые академики, и замечательные музыканты. С самого начала этот Дом Пушкина, поименованный уже в 1907 г. Пушкинским Домом, получил статус академического учреждения, что и увековечил хрестоматийными ныне стихами Александр Блок:

Ил. Пушкинский Дом РАН

Имя Пушкинского Дома

В Академии Наук —

Звук понятный и знакомый,

Не пустой для сердца звук.

В Пушкинском Доме хранятся все рукописи и библиотека поэта. Естественно, что пушкинский центр почти сразу оказался и центром изучения всей русской литературы, и уникальным в мировой культуре явлением. Став с 1930 г. Институтом русской литературы Академии наук и сохранив в качестве второго (а может быть, и первого) названия имя «Пушкинского Дома», он сосредоточил и богатейшее архивохранилище, и замечательный архив фонограмм, и специализированную библиотеку (включившую библиотечные собрания Жуковского, Островского, Блока и многих других), и богатейший музей, и древлехранилище. И собственно теоретические отделы, в которых трудятся филологи с мировыми именами. Многие знаменитые литературные музеи отпочковались именно от Пушкинского Дома: и музей-заповедник Михайловское, и Всероссийский музей Пушкина, и музей Некрасова на Литейном...

200-летний юбилей поэта Пушкинский Дом встречает многими работами. Главных три. Только что завершено факсимильное издание рабочих тетрадей Пушкина в восьми томах. К несчастью, в нашей стране не нашлось средств на это действительно дорогое издание. К счастью, окно к Пушкину прорубили европейцы: издание финансировал Форум лидеров европейского бизнеса под эгидой принца Уэльского.

По крохам приходилось собирать деньги на Пушкинскую энциклопедию. Готовый более чем на 70 процентов труд остановился: денег нет.

Надеемся, что к юбилею выйдут первые тома нового двадцатитомного Полного академического собрания сочинений Пушкина¹. Московское издательство «Воскресенье» сделало доброе дело, переиздав старое издание (1937–1959 гг.), с прибавлением двух, подготовленных Пушкинским Домом, томов. Но ведь по многим причинам оно было некомментированным, в этом смысле «слепым».

Новое зиждется на достижениях и открытиях последних десятилетий в филологической науке вообще, в пушкинистике в частности, и будет сопровождено обильными комментариями.

В последние годы осуществление именно академических работ по изучению и освоению Пушкина приобретает актуальнейшее значение. Когда-то Маяковский написал стих: «Бойтесь пушкинистов...».

Приближающийся юбилей неизбежно родит и уже рождает тьму спекуляций на имени поэта, кучу домыслов, массу самых фантастических предположений, обычного шарлатанства и самого бесстыдного вранья. Будут и есть порнографические поделки и стихотворные подделки. Недаром существует явление, которое получило название «народное пушкиноведение». С одной стороны, оно говорит о действительно всенародном приятии Пушкина, с другой — о готовности всякого вкривь и вкось судить и рядить обо всём, что касается Пушкина. Так что сейчас в самую пору написать стих «Бойтесь не-пушкинистов».

Естественно, что в недрах Пушкинского Дома рождаются многие проекты, связанные с именем Пушкина, но имеющие в виду и самую широкую аудиторию.

Так, несколько лет назад по инициативе академика Д.С. Лихачёва, поддержанной высшим руководством страны и рядом выдающихся деятелей культуры, был создан Фонд двухсотлетия А.С. Пушкина, президентом которого Д.С. Лихачёв поначалу стал и почётным президентом которого сейчас остаётся.

Думается, что ряд издательских начинаний Фонда может привлечь общее внимание и заслуживает поддержки.

Во-первых, подготовлена в Пушкинском Доме книга «Ваш Пушкин». Это — открывающееся яркой вступительной статьёй-обращением Д.С. Лихачёва издание сочинений Пушкина альбомного типа, прежде всего для «семейного чтения». В то же время оригинальный принцип организации и подачи материала, разнообразный иллюстративный ряд, включающий лучшие образцы живописи и графики, ёмкий комментарий делают книгу по-пушкински энциклопедичной и многоадресной.

Один вариант книги предстаёт, если воспользоваться принятой когда-то формулой, в роскошном подарочном оформлении. Но и, так сказать, рядовой вариант этой своеобразной пушкинской библии красочен и богат.

Другая изящно изданная с цветными иллюстрациями книга, подготовленная Пушкинским Домом для Фонда, — «Душа в заветной лире» — включает в себя стихотворения и поэмы Пушкина. Она, видимо, не будет поступать в продажу. Её судьба — стать собственно подарочным изданием. Руководители ряда регионов уже заявили о желании от своего имени вручить её в пушкинский год молодым людям — выпускникам учебных заведений как доброе напутствие.

Наконец, Фондом впервые готовятся к выпуску двухтомное Собрание сочинений и избранные письма Пушкина. И тексты, и примечания учитывают последние достижения пушкинистики, связанные с работой над новым академическим собранием его сочинений.

Заключение этой небольшой статьи мне хочется начать с извинения, вспомнив слова старого русского критика Николая Страхова. Он писал, что всякий, желающий говорить о Пушкине, должен начать с извинения, что берётся в том или ином отношении исчерпать эту глубину.

Мною, как пожелавшим говорить о Пушкине, написана книга-биография «Пушкин. Русский гений». И извинением служит, может быть, только безусловное ощущение бездонности этой глубины. О чём эта книга?

Гений всегда есть отступление от нормы, исключение из ряда. Русский гений Пушкина есть «нормальный» гений или, если угодно, гений нормы. Потому же для нас сейчас, в пору смешений многих понятий, утраты истинных критериев, потери норм доброго и злого, бесстыдного и совестливого, прекрасного и безобразного, столь важно обращение к пушкинской норме.

Известен такой случай. Однажды во время торжественного обеда литератор и переводчик, адъюнкт греческой словесности В. Оболенский, подойдя к Пушкину, воскликнул: «Александр Сергеевич, Александр Сергеевич, я единица, единица, а посмотрю на вас, и мне кажется, что я — миллион. Вот вы кто!» Потому-то любая единица в общении с ним ощущает себя миллионом: он миллион, который не наклоняется, не снисходит, не опускается до единицы, но любую единицу до миллиона возвышает и растит. Всечеловечность Пушкина, абсолютность его, его «нормальность» как воплощение высшей человеческой нормы проявились и в том, как Пушкин развивался.

Один из знаменитых афоризмов столь любимого Пушкиным Мишеля Монтеня гласит: «Умение проявлять себя в своём природном существе есть признак совершенства». Пушкин совершал весь человеческий цикл в его природном существе и законченном виде: детство, отрочество, юность, молодость, зрелость... Всё это даёт возможность по-новому взглянуть на, казалось бы, уже вдоль и поперёк тысячи раз изученного и описанного Пушкина: и на его детство, и на Лицей, и на многочисленные его любови, и на многие его дуэли, и на многосторонние его отношения с царской властью.

Впрочем, сказал же Достоевский, что Пушкин умер, унеся с собой некую великую тайну и загадку, и вот мы теперь без него эту загадку разгадываем.

(Воспроизводится по: Вестник РГНФ. 1999. № 1. С. 8–12)

¹ Большую поддержку в подготовке к изданию отдельных томов оказывает Российский гуманитарный научный фонд.

Об авторах

Николай Николаевич Скатов

Автор, ответственный за переписку.
Email: rovir@rfbr.ru

член-корреспондент РАН, директор; президент Фонда 200-летия А.С. Пушкина

Список литературы

Дополнительные файлы

Доп. файлы

Действие

1. JATS XML

Скачать

2. Ил. Пушкинский Дом РАН

Скачать (1MB)

Метаданные