The functional and semantic potential of the zoolexeme eshek 'donkey' in the karachay-balkar language

Full Text

Царство животных традиционно привлекает внимание ученых, специализирующихся как в области зоологии, так и в сфере гуманитарного знания, что имеет непосредственное отношение и к карачаево-балкарской филологической науке. Так, например, к образам представителей фауны в своих монографических работах обращаются фольклористы, исследуя общетеоретические аспекты народной сказки [Малкондуев 2017], а также сказочные тексты, связанные с животными [Гергокова 2023]. Опубликованы и научно-теоретические статьи, в которых рассматриваются такие релевантные для фольклорного дискурса проблемы, как типология жанрового состава карачаево-балкарских сказок [Урусбиева 2007], их тематическая стратификация [Гулиева (Занукоева) 2019], применение частотного анализа при интерпретации зооморфных образов, представленных в паремическом фонде [Берберов 2023] и др.

Языковедов же изначально привлекали лексико-семантические особенности зоонимов и их этимологический анализ [Эбзеева 2011]. Однако в связи с изменением парадигмы научного знания стали появляться и работы, ориентированные как на полиаспектный анализ отдельных зоонимов [Кетенчиев и др. 2024], так и на изучение специфики номинации этнокультурно маркированных зооморфных образов на материале разноструктурных языков [Гукетлова 2016]. Тем не менее некоторые зоонимические лексемы все еще не подвергнуты должному научно-теоретическому анализу, что относится и к зоолексеме эшек «осел». Правда, на материале таких разноструктурных языков, как кабардино-черкесский, французский и русский, Ф.Н. Гукетлова, интерпретируя зоонимы в качестве репрезентантов языковой картины мира, предприняла удачную попытку, хоть и в небольшом объеме, рассмотреть лексему «осел» и ее концептосферу [Гукетлова 2009: 99-103]. Такой же подход имеет место и в карачаево-балкарском языкознании [Кетенчиев 2015: 630-631].  М.З. Улаков же эту лексему дефинирует как термин и рассматривает его лексико-семантическое поле [Улаков 2019: 94-96].    

Актуальность настоящей работы сопряжена с релевантностью выявления и описания функционально-семантической и этнокультурной специфики, в том числе и архаизированной, зоонимов, что в основном проявляется в текстах устного народного творчества. 

Научная новизна статьи заключается в том, что в ней представлены некоторые функциональные, лексико-семантические и этнокультурные характеристики зоолексемы эшек, которые существенны для современной парадигмы науки о языке.

Цель статьи состоит в выявлении и описании функционально-семантических и иных возможностей рассматриваемого зоонима в карачаево-балкарском языке. Исходя из данного целеполагания, решаются задачи, связанные с интерпретацией представлений карачаево-балкарского этноса об осле. Материал для анализа извлечен из лексикографических источников, а также текстов, относящихся к различным жанрам устного народного творчества и художественной литературы.    

Рассматриваемая зоолексема является общетюркской. Она в таких формах, как ešäk, ešgäk с лексическим значением «осел» обнаруживается в тюркских языках ранней эпохи, о чем, например, свидетельствуют специальные издания лексикографического плана [ДТС 1969: 185]. В современных же тюркских языках (азербайджанском, алтайском, казахском, караимском, киргизском, крымско-татарском, кумыкском, ногайском, татарском, турецком, узбекском и др.) данное слово употребляется в формах типа ašak, äšäk, ešek, išäk и т.п. При этом имеет место расширение парадигмы его лексической семантики, т.е. у этого зоонима появились вторичные значения, в том числе переносные: «глупец, дурак, невежда», «баран двухлетний», «козлы (мостовые)», «ножницы для стрижки овец (шпенек)», «треугольная доска, на которой продают сладости». Наряду с этим видный специалист в области составления этимологических словарей тюркских языков Э.В. Севортян отмечает и существующие в тюркологии мнения относительно его происхождения: а) заимствование армянского ēш «осел» (по Х. Педерсену), б) производное от тюркского äš «товарищ» (по В. Бангу и Г. Дёрферу), в) трансформа монгольского elǯigen «осел» (по З. Гомбоц) [Севортян 1974: 317-318].

Номинация осла в карачаево-балкарском языке в целом коррелирует с вышеуказанным. Как явствует из «Толкового словаря карачаево-балкарского языка» [ТСКБЯ 2005: 1123-1124], слово эшек «осел» употребительно и в просторечии в переносном значении, маркируясь семантикой «осел, дурак, глупец, невежда (о тупом упрямце)». Оно участвует в словопроизводстве, являясь составной частью номинаций реалий окружающей действительности: эшек губус (у балкарцев) // эшек гуммос (у карачаевцев) «рак (медицинский термин)», эшек шинжи (у балкарцев) // эшек чыгъанакъ (у карачаевцев) «татарник (ботанический термин)», эшек джууа (у карачаевцев) «гриб (ботанический термин)», эшек жип (в цокающем диалекте) «веревка, изготовленная из кожи крупного рогатого скота (употребляется для перевязывания поклажи осла)» и др. Употребляются в языке и фразеологические единицы (фразеологизированные предложения), содержащие в своем составе анализируемую лексему: Эшек атха миндир «позорить при всех (букв. Посади на осла-лошадь)», Эшеги ёлгенди «печалиться, быть печальным (букв. Его ишак умер)». Подобные конструкции маркируются в этнокультурном отношении. Так, например, появление первой фразеологической единицы сопряжено с тем, что в традиционном обществе в свое время человека за его прегрешения, несовместимые с адатами социума, с тем чтобы опозорить перед жителями и тем самым наказать, сажали на осла задом наперед и проводили по всему селу. Второй фразеологизм актуализирует то, что в силу физико-географических и иных условий ишак являлся незаменимым помощником карачаевцев и балкарцев в их хозяйстве. Утрата его воспринималась как тяжелая потеря, что отражалось на состоянии хозяина. Такой этнокультурный подход к рассмотрению фразеологических единиц представляется достаточно релевантным для современной междисциплинарной гуманитарной науки. Обычно же языковеды-фразеологи при их изучении не выходят за рамки структурализма в традиционной лингвистике, что можно заметить при обращении к грамматическим исследованиям [Хуболов 2010].          

Анализируемая зоолексема в качестве препозитивного элемента представлена в составе некоторых двух- и трехкомпонентных микротопонимов Карачая и Балкарии: Эшек жолу «Ослов дорога» (местность на правом берегу р. Уку-суу); Эшек ыстауат «Ослов стойбище» (стойбище у с. Верхняя Балкария); Эшекле-Тохтаучу «Ослы останавливающиеся» (местность на правом берегу р. Балык близ с. Хабаз); Эшекли-къол-аягъы «Ослиной балки устье» [Хапаев 2013: 432]. Данные названия отражают специфику хозяйственной деятельности местного населения.

Сопряженность основных характеристик осла с традиционной культурой карачаево-балкарского этноса лучше всего обнаруживается в фольклорном дискурсе. Так, например, зоонимическая лексема эшек является облигаторной составляющей некоторых примет. Считается, что осел приносит добро: Эшек юй эшикден юйню ичине къарап окъуса, юйге ырысхы келеди, дегендиле «Говорили, что, если осел будет кричать у дверей дома, смотря внутрь, приходит богатство». Имеются также и приметы-прогнозы, появившиеся в результате длительного наблюдения представителей этноса над окружающей действительностью: Эшек къулакъларын къакъса, кюн бузулады «Если осел потрясет ушами, то погода испортится»; Эшек кюлде аунаса, кюн бузулады «Если осел вываляется в золе, то погода испортится». Отметим также приметы, связанные со сновидениями, для понимания некоторых стереотипов по отношению к ослу. Небезынтересны следующие приметы из сонника, составленного И. Газаевым [Газаев 2012: 104]: Тюшде бёкем, тири эшекни кёрюу – ышаннгылы къолайлыкъгъады «Видеть во сне здорового, быстрого осла – к надежному благополучию»; Тюшде эшекни этин ашау – байлыкъгъады «Есть во сне мясо осла – к богатству»; Тюшде, эшекге иер салып, анга минип, тюз барыу – деменгиликге бла насыпхады «Оседлать во сне осла и ехать на нем правильно – к могуществу и счастью»; Тюшде тиши эшекни кёрюу – ахча хайыр этип, даражасын тюшюрюудю «Видеть во сне ослицу – получить деньги и потерять авторитет». Согласно мировосприятию карачаевцев и балкарцев, во сне лучше видеть осла, особенно светлого, чем какой-либо другой гужевой транспорт.

Рассматриваемый зооним встречается и в составе карачаево-балкарских загадок [КъМФС 2022: 269-294]. Для того, чтобы их отгадать, требуется знать то, что мясо осла не употребляется в пищу, а также размер и форму его ушей: Эти ашалмагъан узункъулакъ (Эшек) «Мясо чье не едят длинноухий» (Осел); Алпы-салпы къулакълы, бий Атабийни къызы (Эшек) «С длинно-висящими ушами, князя Атабия дочь» (Осел). В ряде случаев обнаруживается метафорический перенос осел → человек, основанный на такой черте обоих существ, как глупость: Къалау-къалау тёшекле, аны билмеген – эшекле (Хуна) «Стопками-стопками матрацы, кто их не знает – ослы» (Каменный забор). По такому образцу структурируются и загадки, появившиеся позже, в связи с распространением светского образования: Къалау-къалау тёшекле, аны билмеген – эшекле // Къалау-къалау тёшекле, аланы билмегенле – эшекле (Китапла) «Стопками-стопками матрацы, не знающие их – ослы» (Книги).

В сказках осел, как правило, встречается эпизодически. Однако его образ, структурированный в определенной степени, представлен в таком сказочном произведении, как «Ёгюз бла эшек» («Вол и осел») [КъМХЖ 2012: 546-548]. В нем осел является собственностью торговца, который использует его как средство передвижения: Эшегине минип, бир-бирде жерине-мюлкюне къарай айланнганды, бир-бирде уа бош алай, къаукъалакъ этгенди «Сев на осла, иногда осматривал свои земли и хозяйство, иногда же просто так проводил время». За это осел получал хороший уход: Куудушунда кём-кёк бичени, торбасында сууурулгъан арпасы, бир жерде челек бла суу салынып, орунуну тюбю да жылтырап. Эшекни кесин а несин айтаса, асыры семизден, тюгю къатапача жылтырайды «В яслях зеленое-презеленое сено, в торбе провеянный ячмень, в одном месте поставлено ведро с водой, основание загона блестит. А сам осел, что о нем говорить, до того жирный, что шерсть его блестит, как бархат». Такое положение вещей приводит к проявлению у него добросердечности по отношению к волу, который выполняет по хозяйству самую тяжелую физическую работу. Осел рекомендует волу прикинуться больным, чтобы отдохнуть от такой нагрузки, и вынужден был поменяться с ним ролями. Однако со временем находит выход и доносит до его ушей якобы услышанное от хозяина: Ёгюз аурурдан болса, эрттенбла кесип кетерирге керекди. Эти хоча болмаса да, териси бир жукъгъа жарар «Если вол и дальше будет болеть, то утром его надо зарезать. Если мясо и плохое, то шкура его для чего-нибудь пригодится». В результате каждый из них возвращается к исполнению своих привычных ролей. В данной сказке таким образом находят свою репрезентацию следующие характеристики осла: а) доброта, которая детерминируется сытой жизнью; б) недальновидность, продиктованная добросердечностью; в) хитрость и находчивость, проявившиеся в тяжелых условиях жизни. 

Большим функционально-семантическим потенциалом зоонимическая лексема эшек отмечена в составе паремических высказываний. В опубликованных хрестоматийных изданиях [КъНС 1963; МНС 1982 и др.] имеется свыше 170 пословиц и поговорок с таким конституентом. При этом они характеризуются многообразием как в структурном отношении, так и по семантике, а также варьируются. Варьирование, например, детерминируется несколькими факторами:

1. Ряд паремий, представляя собой сравнительно-уподобительные конструкции, употребляются с различными маркерами компаратива (аффиксами и послелогами): Эшек арты бла черен ойгъанлай – Эшек арты бла черен ойгъанча – Эшек арты бла черен ойгъан кибик «Словно осел, который задом копну (большую) развалил»; Эшекни къулагъына къобуз сокъгъанлай – Эшекни къулагъына къобуз сокъгъанча – Эшекни къулагъына къобуз сокъгъан кибик «Словно в ухо ослу на гармони сыгравший»; Налгич эшекге эришгенлей – Налгич эшекге эришгенча – Налгич эшекге эришген кибик «Словно Налгич, который с ослом тягается» и др.
2. Некоторые сравнительно-различительные паремические высказывания употребляются как с отглагольной формой эсе в значении «чем», так и без него: Атдан жыгъылгъандан эшекден жыгъылгъан аманды – Атдан жыгъылгъандан эсе, эшекден жыгъылгъан аманды «Хуже упасть с осла, чем с лошади».
3. Имеет место употребление в составе паремий синонимичных слов: Аман эшек хуна ояр, аман киши къатын къояр – Аман эшек хуна ояр, осал киши къатын къояр «Плохой осел забор повалит, плохой мужчина жену оставит»; Атынга эшек атама, тонунга тёшек деме – Атынга эшек деме, тонунга тёшек деме «Не называй свою лошадь ослом, а шубу – тюфяком».
4. В паремиях имена существительные употребляются как с маркерами посессива, так и без них: Ат жумушну эшек тындырмаз – Ат жумушун эшек тындырмаз «Работу лошади ишак не выполнит».
5. В них в силу архаичности имена в винительном падеже обычно употребляются в нулевой форме, однако такие словоформы могут принимать и собственно падежные аффиксы: Тынчайгъан эшек къыл элек кётюрмез – Тынчайгъан эшек къыл элекни кётюрмез «Отлежавшийся ишак волосяное сито не поднимет».
6. Обнаруживается взаимозаменяемость падежных и послеложно-падежных форм: Ит эшекни эт бла багъып, эшек итни бичен бла багъып, экиси да ачдан ёлгенлей – Ит эшекни эт бла багъып, эшек итни биченден багъып экиси да ачдан ёлгенлей «Словно, собака осла мясом кормя, осел собаку сеном кормя, об от голода померли».
7. Части сложносочиненных паремических высказываний меняются местами, т.е. их постпозитивные части могут употребляться в препозиции и наоборот: Не эшек ёлюр, не хан ёлюр «Или ишак умрет, или хан умрет» – Не хан ёлюр, не эшек ёлюр «Или хан умрет, или ишак умрет»; Ат – атды, эшек – эшекди «Лошадь есть лошадь, ишак есть ишак» – Эшек – эшекди, ат – атды «Ишак есть ишак, лошадь есть лошадь».
8. В сложноподчиненных паремических высказываниях глаголы, репрезентирующие взаимодействие, могут употребляться и в единственном числе, и во множественном числе: Эки ат табанлашса, арада эшек ёлюр – Эки ат табанлашсала, арада эшек ёлюр «Если лягаются две лошади, между ними осел умрет».
9. В составе паремических высказываний взаимозамене могут подвергаться разнородные языковые единицы (глагольные обороты, послеложно-именные дескрипции, зависимые компоненты сложноподчиненных конструкций): Аман эшек юйге жете жортур «Плохой осел рысит, приближаясь к дому» – Аман эшек юйге жууукъ ашыгъыр «Плохой осел ближе к дому поспешит» – Аман эшек, юйге жуукълашса, жортур «Плохой осел рысит тогда, когда приближается к дому».

В структурном отношении рассматриваемые типы паремий представлены всем многообразием синтаксических конструкций карачаево-балкарского литературного языка: а) простые паремические высказывания, в том числе именные и глагольные (Сёзню кёбю эшекге – жюк «Много слов для осла – груз»; Ёлген эшек бёрюден къоркъмаз «Мёртвый осел волка не боится»); б) осложненные паремические высказывания (Ат жерни салгъанлыкъгъа, эшек ат болмаз «Ишак, от того, что оседлаешь, лошадью не станет»); в) сложносочиненные паремические высказывания (Ёгюзден сют чыкъмаз, эшекге мюйюз чыкъмаз «От вола молока не будет, у осла рога не вырастут»); г) сложноподчиненные паремические высказывания (Ит улуса, эшекни къарыны бурур «Если собака завоет, то  ишак забеспокоится»).

Представленные выше высказывания в целом являются полными. Однако среди них встречаются и неполные, характеризующиеся элиминированностью, обычно сказуемостного элемента: Эшикни – арты, эшекни – къарты «Что за дверью (стоять), что осел старый (не ценятся)»; Эшек – атха, ат – арбагъа «Ишак – к коню, конь – к арбе (не подходят)».

Поскольку паремические высказывания выполняют констатирующую функцию, то среди них, как правило, превалируют конструкции, построенные по образцам повествовательных предложений: Жюгю ауур эшек бек чабар «Ишак, у которого груз тяжелый, побежит быстрее». Правда, хоть и редко, встречаются вопросительные высказывания типа Эшегинг жокъ эсе да, киеуюнгдамы жокъду? «Если у тебя даже нет ишака, то и зятя нет что-ли?». Они обычно не требуют ответа, представляют собой риторические вопросы.

В пословицах и поговорках, содержащих в своем составе компонент эшек, обнаруживается целый ряд когнитивных характеристик домашнего животного, отражающих определенный сегмент зоонимической картины мира, что детерминируется социальным опытом носителей карачаево-балкарского языка. К ним относятся следующие: 

1. Упрямство: Эшек бузгъа тирелгенлей – Эшек бузгъа тирелгенча «Словно осел, упершийся перед льдом»; Жагъынлы эшек жеринден тепмез «Норовистый осел с места не сдвинется». Упрямство осла проявляется в силу его капризности и при столкновении с определенным препятствием, таковым для него является лед.
2. Предназначение для работы: Эшекни эти – харам, къыйыны – халал «Мясо ишака есть не дозволяется, а труд его принимается»; Эшекни сыйларгъа чакъырмайдыла, жегерге чакъырадыла «Ишака зовут не для того, чтобы угостить, а для того, чтобы запрягать»; Эшекни кючю – халал, сютю – харам «Сила ишака принимается, а молоко – запретно»; Эшек жюксюз къалмаз «Ишак без поклажи не останется».
3. Выносливость: Эшек арыгъанны билмез – Эшек арый билмез «Осел устали не знает».
4. Монотонность, единообразие в деятельности: Эшек билген – арба жол «Что ишак знает – это аробная дорога»; Эшек – жолгъа жанашыу «Осел – приближение к дороге»; Эшек жолгъа тюзелгенча «Словно осел, привыкший к дороге».
5. Особенности питания (непритязательность): Эшек сюйген – чыгъана, адам сюйген – магъана «То, что осел любит – это колючки, то, что человек любит – это смысл»; Эшек тамырдан тоюп окъугъанча «Словно осел, кричащий кореньев наевшись»; Мантдан тойгъан эшек кибик «Словно осел, насытившийся репейником»; Эшекге будай, къышхыр берсенг да, башха тюйюлдю «Для осла разницы нет, что ему пшеницу даешь, что – отруби».
6. Ценностное отношение к потомству: Эшек гылыуун бек сюер «Ослица осленка сильно любит»; Эшекни гылыуу кесине хора кёрюнюр «Для ослицы осленок гнедым (конем) кажется».
7. Неизменность: Эшек эшекди да, эшекди «Осел осел он, да осел»; Эшекни Маккагъа ийсенг да, эшеклей къалыр «Осла хоть в Мекку отправь, ослом и останется»; Эшекден туугъан ат болмаз «Родившийся от осла лошадью не станет»; Ат жерини эшекге салгъанлыкъгъа, эшек ат болмаз «Если даже седло лошади поставить на осла, осел лошадью не станет»; Эшекни не къадар тюйсенг да, ат болмаз «Сколько осла не бить, конем не станет»; Эшекни, тюйюп, ат этмезсе «Битьем осла конем не сделаешь».
8. Осел интерпретируется как добыча для волка (согласно представлениям карачаевцев и балкарцев, волк больше всего предпочитает мясо осла): Бёрю эшекге шуёх болмаз «Волк для осла другом не станет»; Къычырыкъ эте тургъанлай эшекни бёрю ашайды «Хоть осел и кричит, его волк съест»; Иесиз эшекни бёрю ашар «Осла без хозяина волк съест»; Эшек бёрю бла жарашыргъа барып, юйюне къайтмай къалгъанлай «Словно осел, который пошел мириться с волком, и домой не возвратившийся».
9. Осел отрицательно влияет на других: Эшекле бла жыйылгъан ат къылыкълы болур «Лошадь, которая находится в одно загоне с ослами норовистым становится»; Эшекле бла жыйылгъан тай къылыкълы болур «Жеребенок, который находится в одном загоне с ослами, норовистым становится».

Характеристика ослу зачастую дается путем употребления признаковых слов, в основном имен прилагательных и причастий: Аман эшек сакъау болур «Плохой осел с сапом бывает»; Гёбел эшек агъач элекни кётюрмез «Изнеженный осел не поднимет даже деревянное сито»; Тойгъан эшек къышхырын чачып ашар «Сытый осел отруби ест, разбрасывая». В этом отношении следует отметить и конструкции с придаточными условия: Кёп къатылсанг, эшек чочуучу болур «Если часто подгоняешь, осел брыкливым становится»; Эшекни жюгю ауур болса, жоргъа болур «Если груз осла тяжелый, то он иноходцем станет»; Эшекни жюгю женгил болса, жатарыгъы келир «Если поклажа осла легкая, ему лечь захочется».

Паремии с компонентом эшек часто употребляются по отношению к человеку, характеризуя его с отрицательной стороны, что связано с отношением к этому животному в обществе, ср.: Эшекге махтау жарашмаз «Для осла похвала не подходит (о человеке, который не понимает хорошего к себе отношения)»; Тынч эшекге экеулен минер «На спокойного осла вдвоем сядут (о тех, кто злоупотребляет добротой кого-либо)»; Кёк эшекге – кюмюш къууушхан «Для серого осла – серебряный подхвостник (по отношению к тому, кто одевается без вкуса)»; Эшек – тойгъан жерине «Осел идет туда, где наелся (о том, кто не ценит свою родную землю)»; Эшекге алтын жюклесенг да, эшеклей къалыр «Если осла даже навьючить золотом, он ослом и останется (о плохом человеке)»; Атдан тюшюп, эшекге миннген «Тот, кто слез с коня и на осла сел (о человеке с пониженным социальным статусом, а также о том, кто плохо разбирается в чем-либо)» и т.п.

Образ осла находит свою репрезентацию и в поэзии. Так, ему посвящено детское просветительское стихотворение С. Шахмурзаева «Эшек» («Осел») [Шахмырзаланы С. 2002: 75]. В нем автор пишет о том, что осел знаком народу издавна: Эртте-эртте заманда // Эшеклени сюйгенбиз «В давнее-давнее время // Ослов мы любили». В нем актуализируются следующие характеристики данного животного:

1) место проживания: Тюзде, тауда жашайды «На равнине, в горах живет»;

2) использование в качестве рабочего скота: Жегип, жюклеп кёкбашны, // Чыбыкъ алып тюйгенбиз «Запрягая, навьючив серолобого, // Взяв прутья, били»;

3) особенности питания: Шинжи, бичен ашайды, // Сууну сюзюп ичеди «Колючки, сено ест, // Воду процеживая пьет».

Однако осел достаточно полный структурированный поэтический образ получает у основоположника карачаево-балкарской литературы К. Мечиева, в частности в стихотворении-обращении «Жауур эшекге» («Ослу с ссадинами»), написанном в 1912 г. [Мечиев 2009: 113]. В этом произведении осел представляется как рабочий скот, подвергающийся избиениям: Сен жарлыны жегелле, // Сора тутуп тюелле «Тебя бедного запрягают, // Потом избивают». Без него же горцы обходиться не могут: Сенсиз да болмайдыла // Журтубузда таулула «Без тебя не могут жить // Горцы в наших местах». Как помощник горца ишак обошел всю трудную гористую местность: Туякъларынг тиймеген // Таш болмаз бу жоллада, // Сен бармагъан жол болмаз // Бу тарлада, къоллада «На этих дорогах камня нет, // На который не наступили бы твои копыта, // В этих теснинах, ущельях // Дороги нет, по которой бы ты не прошел».

Автор сопереживает, выражает сочувствие труженику, покрытому ссадинами, упрекая при этом его хозяина: Жарлы эшек, жауур эшек, // Иенг не аман эди! // Жауур этмейин жексе, // Юйюмю къуругъан эди! «Бедный ишак, с ссадинами ишак, // Какой плохой хозяин твой! // Запрягал бы тебя, не ставя ссадин, // Опостылел бы его дом!». Главное же заключается в том, что автор, характеризуя ишака, тем самым рисует образ рядового труженика-горца, подвергающегося насилию: Эки къулагъынг салпы, // Мудах болуп тураса, // Кёп артыкълыкъ сынагъан // Сен да бир жанса «Уши твои обвисшие, // Находишься в печали, // Много насилия перенесшая // Ты тоже одна душа».  

Итак, проанализированный выше эмпирический материал свидетельствует в пользу того, что зоолексема эшек «осел» отмечается в современном карачаево-балкарском языке значительными функционально-семантическими возможностями, являясь облигаторной составляющей ряда номинаций окружающей действительности. Как этнокультурно маркированная языковая единица, она способствует репрезентации социального опыта карачаевцев и балкарцев, релевантна для понимания их традиционной лингвокультуры. Работа имеет перспективу для дальнейшего поливекторного исследования стереотипных представлений народа о фауне ареала жизнедеятельности карачаево-балкарского народа. 

About the authors

Mussa B. Ketenchiev

Kabardino-Balkarian State University named after H.M. Berbekov

Author for correspondence.
Email: ketenchiev@mail.ru
ORCID iD: 0000-0002-1656-8368
SPIN-code: 8294-9879

Akhmat M. Miziev

Kabardino-Balkarian State University named after H.M. Berbekov

Email: miz1967@mail.ru
ORCID iD: 0000-0001-6136-9379
SPIN-code: 6121-3223

Ajgul A. Akkizova

Kabardino-Balkarian State University named after H.M. Berbekov

Email: gulitema@gmail.com
ORCID iD: 0009-0009-1509-0954

References

Supplementary files