On the peculiarities of plural formation in the speech of the kabardino-cherkess diaspora in Turkey (in comparison with the modern Kabardino-Cherkess language)
- Authors: Abazovа M.M.1
-
Affiliations:
- The Institute of Humanitarian Studies is a branch of the Kabardino–Balkarian Scientific Center of the Russian Academy of Sciences
- Issue: No 3 (2025)
- Pages: 385-394
- Section: Russian language. Languages of the peoples of Russia
- Submitted: 01.10.2025
- Published: 15.12.2025
- URL: https://journals.rcsi.science/2542-212X/article/view/316381
- DOI: https://doi.org/10.31143/2542-212X-2025-3-385-394
- EDN: https://elibrary.ru/TGEPXX
- ID: 316381
Cite item
Full Text
Abstract
The article examines the grammatical indicator of the plural in the speech of representatives of the Kabardian-Circassian diaspora in Turkey, in comparison with the literary Kabardian-Circassian language. The study of the speech of Circassians abroad is of scientific interest not only for linguists, but also for historians and ethnographers, in order to restore the history of the language and the culture of the people. It is argued that the speech of representatives of the Circassian diaspora shows an archaic form of plural formation -hэ or хьэ, and the plural is also indicated by the particle сымэ. A comparative analysis of the speech of the diaspora abroad with the dialects and vernaculars of the Kabardian-Cherkessian language showed that in the historical homeland, in the modern speech of some representatives of dialects and vernaculars, the archaic affix -hэ has been preserved instead of the modern -хэ. It is noted that the plural suffix -hэ is primary, and -хэ is a new formation that entered the language with the creation of writing. It is concluded that archaic forms have been preserved in the speech of the Circassian diaspora abroad, and a new suffix -хьэ has been formed as a plural affix. All these changes are caused by external and internal influences on the language.
Keywords
Full Text
Введение
Данная статья посвящена исследованию форм множественного числа в речи представителей кабардино-черкесской диаспоры в Турции и в литературном кабардино-черкесском языке на исторической Родине. Формам множественного числа в литературном кабардино-черкесском языке уделено внимание ведущих ученых-адыговедов, но как это сохранилось в речи диаспоры до сих пор не получила должного осмысления в научных трудах исследователей адыгского языкознания.
Теоретическую базу исследования составляют научные работы по исследуемой теме А. Куйперса [Kuipers 1960], Ж. Дюмезиля [Dume՛zil 1965], К. Пари [Paris 1974], Н.Ф. Яковлева [Яковлев 1948], К.Т. Мамрешева [Мамрешев 1959], Б.Х. Балкарова [Балкаров 1970], А.К. Шагирова [Шагиров 1969, Шагиров 2004], М.А. Кумахова [Кумахов 1981], Х.Ш. Урусова [Урыс 1980], Н.Г. Гишева [Гишев 2003; Гишев 2008], Х.Т. Таова [Таов 2005], Б.Ч. Бижоева [Бижоев 2000], Х.Ч. Жилетежева [Жилетежев 2009], а также «Кабардино-черкесская грамматика» (на кабардино-черкесском языке) [Адыгэ грамматикэ, 2023], и обобщающая работа по истории и этнографии адыгов [Адыги 2022] и др. В работах указанных авторов затрагивались общие вопросы по грамматике адыгских языков. Эмпирической базой послужили полевые материалы М.М. Абазовой, собранные с 2009 по 2024 г. (далее ПМА) и фонотека ИГИ КБНЦ РАН, кассеты 1071, 1074, 1075, 1077.
Методологию исследования составляют:
– сопоставительный метод, который использован в ходе сравнительного анализа материалов полевых исследований, кабардино-черкесского литературного языка, диалектов и говоров кабардино-черкесского языка;
– к контекстуальному методу обращались для определения степени изменения речи черкесской диаспоры под влиянием иноязычного окружения;
– этнолингвистический метод применялся для общей характеристики речи представителей черкесских диаспоры, проживавших длительное время за рубежом. Применение этих методик позволило подробно и всесторонне исследовать звуковой состав речи черкесов за рубежом, определить грамматические особенности образования множественного числа под влиянием внешних и внутренних факторов. В ходе исследования анализу подвергались те лексемы, которые часто встречались в речи респондентов.
Основная часть
В кабардино-черкесском языке множественное число, как и во многих других языках, образуется суффиксальным способом. Суффиксом множественного числа в современном литературном кабардино-черкесском языке является -хэ, который в разговорной речи иногда произносится как -hэ. В лингвистической литературе по вопросу аффикса множественного числа -хэ или hэ существуют различные мнения.
М.А. Кумахов отмечает, что переход общеадыгского среднеязычного спиранта х в ларингальный h имеет широкое распространение в диалектах и приводит примеры, сравнивая бесленеевский, баксанский и кубанский диалекты: ўынэhэр (→ўынэхэр) «дома», цIыхуhэр (цIыхухэр) «люди», лIыhэр (лIыхэр) «мужчины». Данное фонетическое изменение ученый связывает с тем, что «среднеязычный спирант х дает ларингальный h лишь в морфеме множественного числа, обладающий высокой частотностью употребления» [Кумахов 1981: 205]. П.М. Багов считает, что «среднеязычный спирант х в морфеме -хэ является более архаичной фонемой, нежели ларингальный h. В реконструируемой праадыгской фонетической системе нет ларингального спиранта h и нет деффективного ряда, в котором он мог бы занять место» [Багов 1969: 30]. Не все ученые согласны с таким суждением, большинство считают ларингальный h первичным, а х(хэ) в аффиксе множественного числа вторичным.
Л.М. Апажев, соглашаясь с мнением Т.Х. Куашевой, М.А. Кумахова, К.Т. Мамрешева и других ученых, отмечает, что «из двух вариантов суффикса множественного числа имен и глагола hэ и хэ hэ древнее, а хэ – вторичное явление… учитывая закон сингармонизма согласных, можно предположить такое направление исторического развития суф. мн. ч. э←а←рэ←хэ, а не наоборот: э→а→рэ→хэ» [Апажев 1964: 56]. Множественное число «требует после себя падежно-определительного форманта: мышъэ (медведь, медведья), мышъэ-хэ-р (медведи, медведей), мышъэ-хэ-м (медведи, медведей, медведям, медведях). Суффикс множественного числа -хэ выступает и в виде – hэ, который в живой речи обладает большой частотностью употребления, согласный h по фонетическому качеству слабее х… в кабардинском литературном языке отдано предпочтение варианту -хэ» [Шагиров 2004: 74]. Наличие h в современной речи некоторых диалектов и говоров можно объяснить, ссылаясь на утверждение Г.В. Рогава, который отмечал, что в адыгских языках исторически «было четыре латерала: Iʹ – звонкий, Iʻ – придыхательный, I.– абруптивный и четвертый – придыхательный латерал. В адыгейском языке придыхательный латерал заменился среднеязычным спирантом хʻ в суффиксе множественного числа -хʻӑ – wәnӑ- хʻӑ-r «дома», так и слабым ларингальным спирантом h῀ – wәnӑ- h῀ӑ-r» [Рогава 1974: 75]. Интересный подход к описанию морфемы множественного числа видим в исследованиях голландского лингвиста А. Койперса. В работе «Phonem and Morphem in Kabardian (Eastern Adyghe)» (1960), ученый, как и Н.Ф. Яковлев, морфемой множественного числа отмечает – hэ.
С помощью суффикса -хэ образуется множественное число 3 лица «прямого» объекта, которое не характерно для разговорной речи. «Более употребительна глагольная форма безобъектного -хэ, ср.: например, лIым шыхэр йыгъэпсчIашъ и лIым шэхэр йыгъэпсчIа-хэ-шъ – «мужчина выкупал лошадей»» [Шагиров 2004: 138]. В адыгейском языке тоже «множественное значение фиксируется в определяемом слове аффиксами -хэмэ, -хэм, -мэ, а в определяющем – притяжательным префиксом а-||я-, например: ахэм амакъэ «их голоса», бзылъфыгъэхэм язекIуакI «походка женщин», Айвазхэм яшъхьал «мельница Айвазовых», чъыгымэ яныбжьыкъу «тени деревьев», Дэгужъыекъомэ яныу «старуха Дагужиевых», лIэшIэгъухэм яхъишъ «история веков»» [Гишев 2008: 135]. Б.М. Карданов отмечает, что иногда в кабардинском языке подлежащее и сказуемое не согласуются во множественном числе, автор аргументирует это явление универсальностью аффикса -хэ как в литературном, так и в живой речи [Карданов 1957: 74]. Но А.М. Камбачоков не соглашается с таким утверждением, считая, «отсутствие в главных членах предложения показателя множественного числа не отражается на лексическом значении слова, которым оно выражено, и не нарушает коммуникативной законченности предложения» [Камбачоков 1997: 23].
«Язык диаспоры, находясь «между» языком, речевым и коммуникативным узусом, нормами того же языка, функционирующего в метрополии, и узусом и нормами основного, например, государственного языка своей страны, неизбежно существует в пограничной ситуации» [Костанди 2015: 140]. Сравнительный анализ речи представителей диаспоры с литературным кабардино-черкесским языком показал различия в употреблении суффикса множественного числа. Как отмечено выше, и в литературном кабардино-черкесском языке, и в литературном адыгейском языке аффиксом множественного числа является суффикс -хэ, чему в речи представителей диаспоры и в некоторых диалектах и говорах кабардино-черкесского языка соответствует – hэ.
Например, в речи диаспоры множественное число имен выражается: Ди унагъуэм къэбэрдеибзэс, нобэм къэсаси, а ди цIыкIуhэр тыркубзэс [Фонотека ИГИ КБНЦ РАН, кассета 1075] «В нашей семье по сей день разговариваем на кабардинском, а наши дети – на турецком». Мыдэ дэсым нэхъыбэр къэбэрдес, Узун-Яйлэ исым, къуажэhэм плIыщI хуэдизыр къэбэрдес, къэнарас Iабзэхти, хьэткъуеити абазэти зыIэмынэр зэрыхъури, абыhэм зыIэмынэу къэбэрдеибзэр ящIэ, дэ абы я бзэр тщIэрIым [Фонотека ИГИ КБНЦ РАН, кассета 1071] «Большинство проживающих здесь кабардинцы, в селах Узун-Яйля сорок процентов составляют кабардинцы, остальные – абадзехи, хатукаевцы, абазины – все без исключения знают кабардинский язык, но мы их язык не знаем». Зи блʼагъагъэ зыхуаIуу зыщIыпIэ идей къыщиубыдIым, ау куэду фIу зэрылъагъуу, зымрэ зымрэ и хьэтыр ямыкъутэу ахуэду псэуаhэс. (ПМА, Щоджэн Ф.) «Нигде не написано, что они связаны родственной связью, но всегда жили уважая, почитая, любя друг друга». Ди щытычIэhэр, ди гупсысэчIэhэр, ди щIэныгъэhэр, ди унагъуэм теухуау ди гупсысэкIэhэр куэду зэщхьу апхуэдэси (ПМА, Ярум Г.) «Наш образ жизни, наше мышление, наши умения, наши мысли о семье во многом схожи».
В речи представителей диаспоры нередкий случай замены суффикса множественного числа -хэ на -хьэ, где в суффиксе глухой среднеязычный спирант х переходит в глухой придыхательный ларингальный спирант хь. Например: Игы фи псалъэ дахэhэм сигу щрихьачIэ, сигу къэчIраш жысIынухьэр [Фонотека ИГИ КБНЦ РАН, кассета 1074] «После того, как мне понравились ваши красивые слова, я скажу все, что мне пришло на ум». Мис ара дэ ипэ дыдэ ахуэдэ хъыбархьэр щызэдгъэщIар, ау нэхъыбу тегъэщIапIэ сщIынур мис мыбы ди лIыжь фызыжьhэм жаIыу къэгъуэгурыкIуаhэрас [Фонотека ИГИ КБНЦ РАН, кассета 1077] «Вот так мы впервые запомнили эти рассказы, но я больше буду опираться на рассказы наших дедушек и бабушек». Тыркум щыпсэум зыми апхуэдэ школ диIякъым, драгъэджаIым, драгъэтхаIым, сытми янэ-ядэр псалъэмэ къуажэм нэхь дэсахэм ахьэм зрагъэщIас, ау мы горэдышхуэм дэсхьэм куэдым яцIыхуIым, сэ синыбжьэгъухьэри ара (ПМА, Акбай И.) «В Турции не было таких школ (где обучали кабардинскому языку), нас не учили читать, писать, но если родители говорили на родном языке, то сельские жители больше знали свой язык, но многие из тех, кто живет в больших городах, не знают язык, как и мои друзья тоже». А Бердым и пхъухьэм и бынhэрас щыIыр (Щоджэн Ферсис.) «Дети дочерей Берда здесь находятся». Как показывает полевой материал, многие респонденты параллельно используют в хь:h в аффиксе множественного числа.
Множественное число глаголов: Дэ ди яужьым къыдэкIуэ илъэсипщI, илъэс тIощIым адыгэбзэ ящIэжhэIым дахэ-дахэу [Фонотека ИГИ КБНЦ РАН, кассета 1074] «Предшествующее поколение, которое младше нас на десять-двадцать лет практически не знают кабардинский». Дэ ди адыгэhэр мыр Тыркум дызырыс къэралыгъуэм дыкъызэрацIыхури дытечIынIым жари ы-ы-ы щэныфIэу щыIэhэс мыбы (Щоджэн Фарукъ) «Наших адыгов в Турции знают как воспитанных, и они стремятся следовать этому». Араси, игы куэду сэ нэхърэ нэхъ Iэджэ флъэгъуаhэс, ау сэ сызэрегупсысыр, си акъыл зэрыхуэщIэр нобэ сыздынэсар апхуэдэс (Февзие С.) «Итак, вы видели больше, чем я, но это то, к чему я пришел и знаю сегодня». Ау нобэ согупсысэри нобэ, билэ, а махуэм сэ аhэм яжесIаhэм хуэдэ жызыIыфын куэд щыIэIым (ПМА, Щоджэн Э.) «Но сейчас я думаю над тем, что им сказала в тот день, и понимаю, что мало кто посмел бы им такое сказать». Зэ дэхьэ къопсэлъэну хуеhэс (ПМА, Щоджэн Э.) «Они еще раз хотят с тобой поговорить».
Отклонения в образовании множественного числа отмечаются и в различных диалектах и говорах кабардино-черкесского языка. Таов Х.Т. переход среднеязычного спиранта х в ларингал h в кабардино-черкесских диалектах и говорах считает позиционной фонетической особенностью. «На переход х > h накладываются строгие морфологические ограничения, так как возможен только в морфеме множественного числа. Ср. а-хэ-'р > а-Ья-р «они», фыз-хэ-р > фыз-hэ-р «женщины» [Таов 1998: 19]. В современном бесленеевском и моздокском диалектах А.А. Афаунова и Н.Г. Шериева фиксируют наличие ларингального придыхательного согласного h во множественном числе, отмечая, что в моздокском он встречается чаще, чем в бесленеевском. Авторы приводят такие примеры:
мозд. лит. рус.
сабиhэм сабийхэм детям
йанэhэр йа анэхэр их мамы
уынэцIэhэм у[ы]нэцIэхэм фамилии
бесл. лит. рус.
ди сабиhэри ди сабийхэри наши дети
датэhэр датэхэр даты [Афаунова, Шериева, 2025: 68].
В бесленеевском диалекте -h, в качестве суффикса множественного числа может выступать как в именах, так и в глаголах: тхылъhэр – тхылъхэр «книги», дэhэр – дэхэр «орехи», Ӏэhэр – Iэхэр «руки», уынэhэр – унэхэр «дома», кӀуаhэ – кIуахэр «которые пошли», дэхьаhэ – дэхьахэр «которые вошли»» [Шериева 2024: 48].
Замена суффикса множественного числа -хэ на ларингальный -h частое явление в современной разговорной речи представителей баксанского диалекта. Еще в 50-х годах К.Т. Мамрешев отмечал особенности образования множественного числа носителями баксанского диалекта. «В окончании множественного числа ларингальный спирант систематический употребляется в речи старшего поколения всех сел исследуемого лингвистического района. В речи молодого поколения ларингальный спирант h и средненебный х употребляются параллельно», такое произношение ученый аргументирует влиянием кабардинского письма на речь молодого поколения и приводит примеры: башhэр – башхэр «палки», еджакIуэhэр – еджакIуэхэр «учащиеся», лажьэhэр – лажьэхэр «работающие», макIуэhэр – макIуэхэр «идут», машхэhэр – машхэхэр «кушают» [Мамрешев 1959: 26]. Как показывает полевой материал, в речи всех представителей баксанского диалекта активно функционирует ларингальный спирант h в аффиксе множественного числа. Например:
бакс. лит. русск.
сабийhэр сабийхэр «дети»
махуэhэр махуэхэр «дни»
лэжьыгъэhэр лэжьыгъэхэр «работы»
тлъэгъуаhэр тлъэгъуахэр «что видели»
В терских говорах наличие ларингального h наиболее характерен в окончаниях множественного числа имени и глагола «независимо от его фонетического положения в слове: бынhэри – бынхэри (дети), жылэhэр – жылэхэр (семена), уыдзhэр – уыдзхэр (травы), мэлажьэhэр – мэлажьэхэр (работают), йоджэhэр – йоджэхэр (учатся), йоплъhэри – йоплъхэри (смотрят)» [Куашева 1954; Куашева 1969: 124].
В малкинском говоре в указательных и возвратном местоимениях множественного числа отмечено наличие ларингального h: «аhэм, моhэм, мыhэм, езыhэм вместо ахэм, мохэм, мыхэм, езыхэм (они)» [Шагиров 1969: 303].
В литературном кабардино-черкесском языке множественность «кроме морфемы -хэ, выражается сочетанием личных имен и фамилий с частицей -сымэ (в адыгейском -дыхэ). Личное имя или фамилия (или оба вместе) + сымэ указывают на группу лиц, среди которых находится названное лицо, например: Псыр Хьэсанш сымэ къашащ (Щ. I.) «Воду привезли Хасанш и другие» [Жилетежев 2009: 66]. В речи диаспоры показатель множественного числа сымэ сочетается с существительным, что является отклонением от нормы употребления в литературном языке, где по грамматическим нормам сымэ связана только с личными именами и не изменяется. Например: Хъыджэбзым и анэ сымэ Анкъэрэ дэсhэти апхуэду зэпымычу махуэ къэс къысхуIуихыурэ къызэпсалъэт (ПМА, Яурум Г.). «У девушки мама и другие (родственники) проживали в Анкаре, поэтому каждый день с ней созванивались». Сэ ипэм си анэ сымэ я псэучIэр сщIэтэIыми сэ сызэрыпсом хуэду псори апхуэду сфIэщIт зысIас… «Я раньше не знала, как живут моя мама и другие (девочка росла с тетей), казалось, что все живут так (в достатке), как и я» (ПМА, Щоджэн Э.). Ди анэм сымэ жаIыуэ къыджаIыжа [Фонотека ИГИ КБНЦ РАН, кассета 1074] «Я слышала от мамы и других об этом».
Заключение
Таким образом, анализ речи кабардино-черкесской диаспоры за рубежом показал, что формы множественного числа имеют свои особенности, которые вызваны экзогенными и эндогенными факторами. Сравнительный анализ речи диаспоры с современным литературным кабардино-черкесским языком, с его диалектами и говорами подтверждает, что в диаспоре сохранилась ранняя форма образования множественного числа -hэ и придыхательный ларингальный спирант хь, а также показатель множественного числа сымэ, который сочетается с существительным анэ «мать», а не и именами собственными, как в литературном языке. Следовательно, ларингальный спирант h(э) является первичным, а х(э) – новообразование, установившееся в литературном языке с созданием письменности. Этим и объясняется широкий диапазон употребления ларингального h в современной речи, как в диаспоре, так и в диалектах и говорах кабардино-черкесского языка. А употребление придыхательного ларингального спиранта хь(э) вместо х(э) – новообразование в диаспоре, такое явление не отмечается ни в диалектах, ни в говорах кабардино-черкесского.
About the authors
Marita M. Abazovа
The Institute of Humanitarian Studies is a branch of the Kabardino–Balkarian Scientific Center of the Russian Academy of Sciences
Author for correspondence.
Email: marita.abazova@yandex.ru
ORCID iD: 0000-0002-7701-1133
SPIN-code: 2763-0953
References
Dume՛zil G. Documents anatoliens sur les langues les du Caucase III. PARIS INSTUT D’ETHNOLOGIE muse′e de l’homme, pa lais de chaillot, PLACE DU TROCADE′RO. – Paris, 1965. – 269 p. Kuipers A.H. Phonem and Morphem in Kabardian (Eastern Adyghe); s – Gravenhage, 1960. Paris Catherin. Systeme phonologique et phénomenes phonétiques dans le parler Besney de Zennun kőyu (Tcherkesse oriental). Collection linguistique publie par la socie te de Linguistique de Paris LXIX. – Paris, 1974. – 248 p. Адыгэ (къэбэрдей-шэрджэс) грамматикэ: Мы Грамматикэр абы елэжьахэм фэеплъ хуащI бзэщIэныгъэлI щэджащэ Къумахуэ Мухьэдин Iэбубэчыр и къуэм / Б. Ч. БищIо, Р. Хь. Дзыгъуанэ, М. М. Абазэ. – Нальчик: Издательская типография «Принт Центр», 2023. – 624 p. – ISBN 978-5-907725-12-6. Адыги: Адыгейцы. Кабардинцы. Черкесы. Шапсуги. – Москва: «Наука», 2022. – 870 с. – (Серия «Народы и культуры»). Апажев М.Л. Об одной фонетической закономерности в кабардинском языке и ее отражении в русских заимствованиях // Ученые записки КБНИИ, том XIV. Нальчик: Каб.-Балк. Книж. изд-во, 1964. С. 40-58. Афаунова А.А., Шериева Н.Г. Фонетические особенности моздокского и бесленеевского диалектов кабардино-черкесского языка (сходства и различия) // Научный диалог. – 2025. – Т. 14, № 4. – С. 55-73. – doi: 10.24224/2227-1295-2025-14-4-55-73. Багов П.М. Кубано-зеленчукские говоры // Очерки кабардино-черкесской диалектологии. – Нальчик: Типография им. Революции 1905 года, 1969. – С. 9-76. Балкаров Б.Х. Фонетика адыгских языков (синхронно-диахронное исследование). – Нальчик: Эльбрус, 1970. – 333 с. Бижоев Б.Ч. Язык кабардино-черкесской диаспоры в Сирии, Иордании, Турции // Адыгская и карачаево-балкарская зарубежная диаспора: история и культура. – Нальчик: изд-во «Эль-фа», 2000. – С. 201–240. Гишев Н.Г. Сравнительный анализ адыгских языков. – Майкоп: «Качество», 2003. – 284 с. Гишев Н. Т. Избранные труды по языкознанию / Н. Т. Гишев. – Майкоп: ООО «Качество», 2008. – 538 с. Жилетежев Х.Ч. Специфика собственных имен существительных в кабардино-черкесском языке. – Нальчик: Издательский отдел КБИГИ, 2009. – 13 с. Кабардино-черкесский язык. Создание письменности, фонетика и фонология, морфология, синтаксис. Т. I. – Нальчик: изд-во «Эль-фа», 2006. – 547 с. Камбачоков А.М. Проблемы простого предложения в кабардино-черкесском языке. – Нальчик: издательский центр «Эль-фа», 1997. – 337 с. Карданов Б.М. Глагольное сказуемое в кабардинском языке. – Нальчик: Кабард.-Балкар. кн. изд-во, 1957. – 140 с. Костанди Е.И. Специфика пространственно-временной локализации в условиях диаспоры (русский язык в Эстонии) // Культурный ландшафт пограничья: прошлое, настоящее, будущее: Сборник материалов Международных научных конференций в Риге (21.02.-22.02.2013) и Пскове (05.12-07.12.2013), посвященных проблемам пограничья, Рига-Псков, 21–22 февраля 2013 года. – Рига-Псков: Псковский государственный университет, 2015. – С. 140-148. Куашева Т.Х. Особенности Терских говоров кабардинского языка. Автореф. дисс… канд. филол. н-к. – Нальчик, 1954. – 24 с. Куашева Т.Х. Терские говоры // Очерки кабардино-черкесской диалектологии. – Нальчик: Типография им. Революции 1905 г., 1969. – С. 119–189. Кумахов М.А. Сравнительно-историческая фонетика адыгских (черкесских) языков. – М.: изд-во «Наука», 1981. – 288 с. Мамрешев К.Т. Баксанский диалект // Очерки кабардино-черкесской диалектологии. – Нальчик: Типография им. Революции 1905 года, 1969. – С. 249-290. Полевой материал М.М. Абазовой. Таов Х.Т. Кабардино-черкесская диалектология. Учеб. пособие. – Нальчик: КБГУ, 2005. – 185 с. Урусов Х..Ш. Морфемика адыгских языков. Налшык: Эльбрус, 1980. – 403 с. Шагиров А.К. Малкинский говор // Очерки кабардино-черкесской диалектологии. – Нальчик: Типография им. Революции 1905 года, 1969. – С. 290-329. Шагиров А.К. Фонетика и морфология кабардинского языка. – Нальчик: Эль-Фа, 2004. – 220 с. Шериева Н.Г. Фонетические особенности бесленеевского диалекта кабардино-черкесского языка / Н. Г. Шериева // Вестник КБИГИ. – 2024. – № 1 (60). – С. 42–51. – doi: 10.31007/2306-5826-2024-1-60-42-51 Яковлев Н.Ф. Грамматика литературного кабардино-черкесского языка. – М.-Л.: Изд-во АН СССР, 1948. – 371 с.
Supplementary files
