SOCIAL IDEALS OF D.S. KODZOKOV AND ATTEMPTS OF THEIR EMBODING IN THE REFORMS OF 1860s

Full Text

Место и человек. Позиция и роль. Каково соотношение между ними? Эти и многие другие вопросы тысячи раз встают перед исследователем, потянувшим одну из «ниточек», связывающих нас с прошлым. «Не место красит человека, а человек место», – гласит народная пословица. Но для того, чтобы выполнить своё предназначение «записанное в книге судеб» нужен, «свой Олимп», «свой Эльбрус», «свой рычаг», с помощью которого, если не перевернём, то, по крайней мере, что-то изменим в этой жизни. Этим инструментом для Лукмана Кодзокова стало московское воспитание, привившее ему лучшие черты российской интеллигенции 30-40-х годов XIX в.

Всего 56 лет назад, 26.06.1962 г. редактор Кабардино-Балкарского книжного издательства А.Т. Куантов подписал рукопись Т.Х. Кумыкова «Жизнь и общественная деятельность Л.М. Кодзокова» к печати. Через три месяца 1000 экземпляров небольшой книжки в 80 страниц, в твердом переплете, вышли в свет, и научная общественность СССР узнала имя кабардинского просветителя Д.С. Кодзокова. Конечно, рано или поздно о нем появились бы статьи и очерки, но это тот случай, когда лучше раньше, чем позже. Ведь до этой публикации его имя было известно только узкому кругу историков-кавказоведов, занимавшихся изучением социально-аграрных преобразований у народов Терека. Как показал Т.Х. Кумыков, вклад Д.С. Кодзокова в жизнь горских народов гораздо шире.

Благодаря работам советских и современных исследователей, личность Кодзокова прочно ассоциируется с попытками привить в Кабарде новые формы управления в 40-е годы XIX в., открыть школу для жителей родного аула Абукова, способствовать развитию животноводства, т. е. всего того, что мы называем просветительством. Эти элементы европеизма, почерпнутые в повседневности дворянской Москвы, в стенах Московского государственного университета, выполнявшего в условиях николаевской реакции роль «проводника идей европеизации России» [Власть… 1998: 28], в анализе лучших европейских и российских философских произведений, стали фундаментом его общественной позиции. Замечательно и то, что он не был единственным «Дон-Кихотом» своего времени, рядом с ним работали на благо горских народов кабардинец Кази Атажукин, абазинец Адиль-Гирей Кешев, осетины Инал Кануков, Афанасий Гассиев, ингуш Чах Ахриев, чеченец Умалат Лаудаев и др.

Краеугольные основания просвещения – теория общественного равенства и внесословной ценности личности – получают в их творчестве развитие применительно к иной общественной ситуации и иному культурному ландшафту горского общества. Отсюда трезвый взгляд на архаику общественных отношений, недостатки традиционных и российских форм управления, застойности народной культуры и обращение к военно-административным руководителям региона с целью изменения условий жизнедеятельности народов.

В этих условиях Российское государство, выступившее инициатором социально-экономических и административно-правовых преобразований у народов Северного Кавказа, было для горских просветителей той мощной силой, которая «устраняла косные и консервативные традиции, несла социально-культурное обновление краю» [Айларова 2002: 15]. Занимая активную общественную позицию, просветители разъясняли горцам необходимость проводимых преобразований, активно поддерживали администрацию региона в этом направлении. Но «главными руководителями массы в деле социально-экономического ее перерождения, могут и должны быть передовые как по образованию, так и по положению, люди из ее же среды, – подчеркивал редактор неофициальной части «Терских ведомостей»               А.-Г. Кешев в первом номере областной газеты. – Из их рук народ всегда охотнее примет всякого рода новинки» [Кешев 1869: 4].

Чествуя 200-летие Д.С. Кодзокова, отметим, что его имя стало синонимом реформатора, занявшего активную жизненную позицию в эпоху преобразований, а не слепо выполняющего указания начальства. Его общественную и административную деятельность освещали многие кавказоведы [Айларова 2002; Беклемишев 1903; Гаибов 1905; Абаев 1911; Андроников 1960; Голубева 1976a; Голубева 1976b; Кумыков 1962; Кумыков 1985; Кумыков 2002; Хашхожева 1983; Айларова 2007; Кузьминов 2005; Кузьминов 2006; Кузьминов 2009; Кузьминов 2013], но и сегодня мы далеки от восстановления всех сторон его общественной и профессиональной деятельности. Выступления коллег на сегодняшней конференции – тому прекрасное подтверждение.

Наша цель – выявить общественные идеалы Д.С. Кодзокова и показать его желание реализовать их в ходе аграрных и социальных преобразований в Кабарде в 60-е годы XIX в. Внимание к личности просветителя не случайно, поскольку он оставил заметный след в истории горских народов, став автором целого ряда проектов, которые должны были серьезно изменить социально-экономический интерьер народов Северного Кавказа.

Лукман Кодзоков родился в 1818 г. в семье кабардинского уорка (дворянина. – П.К.) второй степени недалеко от Пятигорска. Его отец, Магомед Кодзоков, в 1830 г. был записан в состав лейб-гвардии Кавказский горский полуэскадрон, вошедший в историю как «Собственный Его Императорского величества конвой» [Страницы… 2002: 3]. Старший сын Магомета – Лукман в 1824 г. попал в семью известных московских дворян Хомяковых [Кумыков 1985: 19]. В русской семье шестилетний мальчик, видимо, оказался случайно. В 1824 г. на Кавказских Минеральных Водах лечилась Мария Алексеевна Хомякова, которая посещая соседние горские поселения, была приглашена и в дом Магомеда в ауле Абуково, где ей понравился смышленый малыш. Мысль о приобщении ребёнка к русской культуре с одной стороны, и широко развитый в Кабарде институт аталычества [Мамбетов 1997: 187], когда детей пяти, шести лет отдавали на воспитание известным людям – аталыкам, с другой стороны, определили судьбу ребёнка. Лукман оказался в одной из самых просвещенных семей Москвы, где в совершенстве овладел русским языком. В 1830 г. юноша был крещён и получил новое имя Дмитрий Степанович. Крёстным отцом стал муж Марии Степановны, отставной поручик Степан Александрович Хомяков [Кумыков 1985: 18].

В дружной семье Хомяковых, Кодзоков получил хорошее домашнее воспитание, после которого продолжил обучение в пансионе Павлова – одном из лучших частных образовательных учреждений Москвы.

В 1834 года Кодзоков поступил в Московский университет на словесное отделение. При поступлении, как не имеющему систематического школьного образования, ему пришлось сдавать экзамены по 9 предметам, не смотря на это, по набранным на экзаменах балах он оказался в числе лучших абитуриентов. Первый год обучения он закончил пятым на курсе.

Преподавательский состав состоял из выдающихся специалистов своего времени. Греческий язык читал профессор Ивашковский, латинский язык – профессор Снегирёв, всемирную историю преподавал профессор Михаил Погодин, географию России вёл основатель скептической школы русской историографии профессор Михаил Каченовский.

Д.С. Кодзокова на курсе считали одним из самых талантливых студентов. В 1835 году он принял участие в конкурсе по стихосложению, где вошёл в число номинантов. В 1837 году опубликовал в типографии университета сборник под названием «Стихотворение молодого черкеса». Две его работы – «Описание Кавказа» и «Осада Троицкой лавры» – были признаны в числе лучших. В мае 1838 году Кодзоков окончил университет со степенью действительного студента. Год спустя Кодзоков покинул столицу и вернулся на Кавказ.

Высшее образование было дополнено беседами, дискуссиями, диспутами в кругу интеллектуалов Москвы и семьи, которая формировала гуманную и высоконравственную личность с большими общественными запросами. Освещая эту жизнь А.И. Кошелев вспоминал: «В наших беседах читались разные статьи, которые за строгостью и бессмысленностью цензуры, не могли быть переданы печати. Хотя вера и философия были преимущественно предметами этих бесед, однако часто возбуждались и политические вопросы, в особенности вопрос о прекращении крепостной зависимости крестьян и дворовых людей. Насчёт способов и времени совершения этой реформы были между нами разногласия: братья Киреевские … опасались радикальных и спешных по сему предмету мер; а Хомяков и я, мы крепко отстаивали освобождение крестьян посредством одновременного выкупа по всей России. Но все мы были согласны в том, что крестьяне должны быть наделены землёй, и что птичья свобода для крестьян была бы не добром, а величайшим бедствием, не шагом вперёд, а шагом назад. Быт народа русского и его воззрения, как вероисповедные, так и общественные, были самой любимой темой наших разговоров» [Воспоминания… 1904: 120-121].

Семья Хомяковых воспитала Дмитрия Кодзокова, помогла ему войти в круг московской интеллектуальной элиты, вырастила его как человека с большими духовными запросами, сформировала Личность, идеалом которой был дух вольности и свободы. Эти качества стали идейными крыльями, в деле реформирования и просвещения своего народа. Совсем не случайно, размышляя «О старом и новом», А.С. Хомяков горько констатирует, что «рабство крестьян существовало в обычае, хотя не было признано законом» [Хомяков 1994: 459]. То есть либерализм Кодзокова и его попытки изменить хозяйственный уклад горцев были обусловлены условиями среды, в которой он воспитывался, где ему привили стремление к переменам и научили менять жизнь людей к лучшему. А поскольку в его воспитании определяющую роль сыграл выдающийся человек своего времени (поэт, художник, философ, историк, математик) Алексей Степанович Хомяков, то необходимо сказать об основных факторах мировоззрения наставника.

А.С. Хомяков входил в тончайший слой лучшей части русской интеллигенции, которая пыталась осмыслить исторические пути развития России, ее роли во всемирной истории. Его наработки в этой области дали основание Ю.Ф. Самарину назвать 40-е годы XIX в. «эпохой Хомякова» [Самарин 1997: 174] за конкретный вклад в развитие отечественной социально-политической мысли.

А.С. Хомяков не был кабинетным ученым. Он активно вмешивался в решение общественных вопросов, главный из которых – отмена крепостного права, расценивался им как белое рабство XIX века. Стремясь не допустить обезземеливание крестьян, он предлагал наделить их землей с условием выкупа и уничтожить подневольный труд.

Для научного наследия А.С. Хомякова характерны небольшие по объему публицистические работы, позволяющие четко обрисовать проблему и возможные варианты ее решения. В своих воспоминаниях «Хомяков и крестьянский вопрос» Ю.Ф. Самарин отмечает, что проблеме крепостного права в России он посвятил две статьи, опубликованные в журнале «Москвитянин» в 1842 году, и одна осталась в рукописи. В зачет пошел и подготовленный им проект крестьянской реформы, переданный в правительство.

В связи с указом 1842 года об «обязанных крестьянах», вызвавшем острую дискуссию в обществе, мнения о его качестве разошлись. Чтобы успокоить общественное мнение Хомяков заявил, что «можно перейти от личного полновластия и произвола к добровольным сделкам, не потрясая коренных основ нашего сельскохозяйственного быта» [Самарин 1997: 177].

Предвосхищая будущие социальные реформы в деревне, он предлагал строить отношения помещиков с крестьянами на чисто поземельных отношениях между землевладельцем и сельской общиной. Необходимость ее сохранения в неприкосновенности, при всех возможных преобразованиях, составляло одно из стержневых его убеждений.

После опубликования рескрипта виленскому генерал-губернатору В.И. Назимову (20.11.1857 г.) об открытии губернского комитета по крестьянскому вопросу [Литвак 1991: 38], Хомяков одним из первых понял необходимость полного освобождения крестьян и предоставления им земли в собственность посредством выкупа. Для обоснования этого положения, А.С. Хомяков подготовил записку, главная задача которой заключалась в убеждении помещиков признать справедливым это положение. Будучи сам помещиком, он с 20-х годов XIX в. использовал совершенно не типичные формы управления и диалога с крестьянами. А.С. Хомяков созывал мирские сходки, выслушивал все требования и жалобы крепостных, делал все распоряжения гласно и открыто не прячась за спину своих приказчиков и старост, как делали это другие помещики, подчеркивает Самарин. Эти душевладельцы осознают всю тягость крепостных отношений, но не решаются принять на себя ответственность за порядок вещей, которым сами пользуются.

Именно славянофилы первыми обратили серьезное внимание на такое фундаментальное явление русской социальной действительности, как сельская община, что и обусловило специфику понимания ими процесса исторического развития.

Историко-философская концепция Хомякова отводит общине гораздо большую роль в истории России, нежели простому охранительному институту, выполняющему функцию стабилизатора социальных отношений в деревне. Община воспринималась мыслителем как социальное выражение сущности русского народного духа. То, что именно она привлекла к себе внимание Хомякова, естественным образом вытекало из его понимания исторического процесса. Его историософская концепция требовала обоснования особого уклада русского народа, роль которого, по его мнению, играл в России крестьянский мир, не имевший аналогов в Западной Европе.

В своих работах Хомяков неоднократно отмечал, что община есть «... создание нравственной свободы русского народа», что «... единство, которое лежало искони в понятии славянской общины... заключается в понятии естественного и нравственного братства и внутренней правды» [Благова 1995: 83].

Эти свободолюбивые идеи Хомякова запали в душу юноше, пустили корни, а после возвращения на Кавказ стали «родником» энергии по преобразованию жизни адыгского социума.

В 1863 г. вместо многочисленных комитетов и комиссий, изучающих общественные отношения у народов Центрального Кавказа, была создана Комиссия по разбору личных и поземельных прав жителей Терской области, на которую кавказская администрация возложила задачи подготовки и проведения аграрно-крестьянской реформы. Председателем этой комиссии был назначен выпускник Московского университета, один из образованнейших людей Кавказа, чиновник особых поручений при наместнике Кавказа, кабардинский просветитель Д.С. Кодзоков.

По поводу мотивации назначения Кодзокова на эту должность известный кавказовед Г.А. Кокиев писал: «Назначение Кодзокова председателем сословной комиссии не являлось случайным шагом… Справедливость требует сказать, что правительство в выборе председателя сословной комиссии не ошиблось. Из целого ряда документов – докладов, отчётов и докладных записок, представленных Кодзоковым в различные административные инстанции, видно, что Кодзоков был широко образованным для своего времени человеком, а самое главное, – он был глубоким знатоком быта горских народов Северного Кавказа. Его докладные записки по тем или иным вопросам горского быта и в наше время не лишены большого интереса» [Кокиев 1940: 8, 9].

У Кодзокова нет опубликованных работ, освещающих сюжеты преобразований у горцев, но его «записки», «мнения», «отчеты» и другие материалы, раскрывающие земельную и крестьянскую реформы, являются не только ценными историческими источниками, но довольно полно раскрывают отношение автора этих документов к эпохе преобразований на Кавказе. Эти ценные историографические источники, отложившиеся в архивохранилищах страны и частично введенные в научный оборот Н.Д. Гаибовым, Г.А. Кокиевым, Т.Х. Кумыковым, С.А. Айларовой, П.А. Кузьминовым [Айларова 2002; Гаибов 1905; Кумыков 1962; Кумыков 1985; Кузьминов 2005; Кузьминов 2006; Кузьминов 2009; Кузьминов 2013; Кокиев 1940; Крестьянская… 1947; Народы… 2005; Аграрные 2006, 2008] и др., имеют серьезное значение для науки.

Взгляды Кодзокова о реформе неоднозначны. С одной стороны, он горячий сторонник ликвидации феодальных преимуществ в вопросе о землевладении, с другой – выступает за освобождение крестьян по обычаю, то есть с уплатой выкупа и передачей феодалам большей части своего движимого имущества.

Как представляется, дело здесь в том, что, получив воспитание в семье известных славянофилов Хомяковых, «… историческая концепция которых идеализировала общину» [Очерки… 1955: 330], Кодзоков, вслед за А.С. Хомяковым, стал сторонником общинного землевладения, в существовании которого видел, как и другие представители славянофильства, залог самобытного и счастливого существования народа.

Получив официальные полномочия председателя комиссии, Кодзоков попытался на практике реализовать концептуальную установку славянофилов, суть которой выражалась в развитии общинного начала в землепользовании, что, по идее, должно было обезопасить будущее крестьян. Для этого «используя чистые и нечистые меры» [Абаев 1992: 35], он добился от кабардинских землевладельцев подписания акта от 20 августа 1863 г., согласно которому вся земля в Кабарде признавалась «… общим достоянием всего народа, и мы желаем ею воспользоваться на общинном праве владения» [УЦГА АС КБР. Ф. 40. Оп. 1. Д. 4. Л. 13]. Поскольку эта формулировка де-факто отрицала наличие в Кабарде феодального землевладения и частной собственности на землю, то правительство де-юре присвоило себе верховное право распоряжаться ею. А это привело к тому, что по указанию начальника Терской области М.Т. Лорис-Меликова комиссия вынуждена была взять за основу своей работы положение о том, что «земля, занимаемая жителями на плоскости, есть казенная» [Кумыков 1985: 118].

Трансформация ключевого аспект землевладения «земля общинная» в «землю казенную» создавала новую ситуацию, неподвластную председателю комиссии. К тому же проект Кодзокова о введении общинного землевладения вступал в неразрешимое противоречие с общей установкой администрации на Кавказе, выраженной князем Г.Д. Орбелиани [Избранные… 2000: 177].

Поняв, что идея об уравнительном землепользовании феодалов и крестьян отклонена правительством, а значит, отвергнуты его надежды на создание новой формы общежития горских народов, Кодзоков жестко выступил против наделения высшего сословия Кабарды землей в частную собственность. В обоснование своего мнения он подготовил объемную в 18 листов «Записку председателя комиссии по личным и поземельным правам туземного населения Терской области о введении частной собственности на землю в Кабарде», в которой привел ряд факторов, доказывающих губительность принятого правительственного решения [РГИА. Ф. 866. Оп. 1. Д. 41. Л. 1-18]. «Леность, невежество, расточительность, легкомыслие – подчеркивал он, – давно всем известны, а потому … сколько бы мы ни дали земли людям высшего сословия, она им никакой пользы не принесет» [РГИА. Ф. 866. Оп. 1. Д. 41. Л. 3]. Более того, князей и тлекотлешей «… он называл ворами и грабителями, а потому наделение их землей, по его словам, могло вызвать недовольство народных масс» [Мамбетов 1976: 99].

Сознавая серьезность возникших противоречий между актом от 20 августа 1863 г. и проектом о наделении уорков и князей землей, Кодзоков справедливо указывал, что «если теперь допустить частную собственность по праву происхождения или народного обычая, то не было причин не признать законными и справедливыми все те поземельные владения, которые существовали прежде и которые мы сами старались и успели уничтожить» [РГИА. Ф. 866. Оп. 1. Д. 41. Л. 1].

Несмотря на все попытки, соображения Кодзокова не были приняты администрацией, потому что шли вразрез с правительственной политикой. «Идеи Кодзокова не получили поддержки в правительственных кругах, – пишет М.Х. Ацканов, – они были отвергнуты, а самому Кодзокову сделано строгое внушение» [Ацканов 1967: 74].

Принципиально иную позицию занял Кодзоков при обсуждении проектов освобождения крестьян от феодальной зависимости. «Выкуп, – указывал он, – не может совершиться для всех одновременно, потребуются промежутки нескольких лет, такая постепенность способствует еще и тому, что владельцы будут застигнуты врасплох новым порядком и могут приспособить свой домашний быт к условиям наемного труда» [Кумыков 1985: 109]. Это высказывание сближает его с крепостниками, против которых он так резко выступал в вопросе о землевладении в Кабарде. В чем же причина такого консервативного решения важнейшего социального вопроса либерального общественного деятеля и просветителя?

Любопытное предположение сделал М.Х. Ацканов: «Может быть, поражение при попытке ликвидировать монополию феодального землевладения заставило его пересмотреть свои позиции, а может быть, сказался страх перед возможностью потерять место царского чиновника, но в «холопском» вопросе он занял крайне правое место» [Ацканов 1967: 81].

Как нам представляется, мнение Магомеда Хажисмеловича не учитывает славянофильских убеждений Кодзокова. Освобождение крестьян не по адату, по мнению просветителя, нарушило бы вековой уклад народной жизни, а это, в свою очередь, изменило бы самобытный путь народа. То есть, как в вопросе об общинном землепользовании, Кодзоков был солидарен со славянофилами и в крестьянском вопросе. В проектах славянофилов об освобождении крестьян указывалась необходимость введения временнообязанных отношений как переходного периода, а выкуп крестьян на волю должен явиться источником средств для перестройки помещичьего хозяйства. «Вся линия славянофилов в определении размера выкупной суммы направлена на обоснование максимальных платежей в пользу помещиков» [История… 1958: 391].

Таким образом, воспитание в семье идеолога славянофильства в России определило идейные позиции Кодзокова, которые, в свою очередь, обусловили его убеждения. Мировоззрение просветителя ярко проявилось в ходе подготовки и проведении аграрных и социальных преобразований у народов Центрального Кавказа.

About the authors

P. A. KUZ’MINOV

Author for correspondence.
Email: petrakis_hist@bk.ru

References

Supplementary files