ХУДОЖЕСТВЕННЫЕ ПАРАМЕТРЫ ОБЩЕТЮРКСКИХ ПАМЯТНИКОВ СЛОВЕСНОСТИ XI-XIII ВВ. В КАРАЧАЕВО-БАЛКАРСКОЙ УСТНОЙ ПОЭЗИИ

Полный текст

Период классического Средневековья отмечен в тюркском мире богатейшим литературным наследием. Тюркская литература развивалась одновременно на тюрки и фарси, отчасти и на арабском языке. Наиболее ранние письменные памятники датируются XI-XIII веками. «Кутадгу билик» Юсуфа Баласагунского (1069), «Диван лугат ит-тюрк» Махмуда Кашгарского (1072-1083), «Диван и-хакмат» Ахмада Ясеви (2 пол. 12 века), «Кодекс Куманикус» (1294-1295), «Кысаи ал-анбия» Насреддина Рабгузи (1320), «Огуз-наме» Рашид-дин Фазлаллаха, исторические сочинения Абуль Гази, «Китабым деде Коркуд». Все они признаны как выдающиеся памятники средневековой тюркской культуры и литературы. Ранним памятником устно-разговорного языка западных кыпчаков золотоордынского периода является тюрко-арабский словарь, составленный в 1245 году в Египте и изданный голландским тюркологом Т. Хоутсма в Лейдене в 1894 году. Этот словарь дает нам достаточно полное представление о языке кыпчаков половецких степей периода монгольских завоеваний [Чеченов 1996: 92].

Названные литературные памятники охватывают период классического средневековья, когда тюркские народы имели общий литературный язык «тюрки». Созданные на этом языке литературные, научные лингвистические труды были широко известны как у западных тюрков, так и тюрков Средней Азии, Сибири. Карачаевцы и балкарцы не сохранили образцов этой богатой литературы в письменной традиции, – только в устной, хотя, если исходить из эпиграфических исследований С. Байчорова, то в Балкарии и Карачае вплоть до XIV века существовала параллельно арабской письменности каменная руника [Байчоров 1989]. Но тексты, несущие в себе художественную ценность, не могли дойти до нас в силу объективных причин. Даже дошедшие до сегодняшнего дня архивные материалы не подвержены должной археографической работе. Как справедливо отмечает Г.М.-Р. Оразаев, «наименее изученными к настоящему моменту остаются тюркоязычные памятники, созданные в XVI-XIX веках на территории северокавказского региона – в Дагестане, Кабардино-Балкарии, Кубани, Ставрополье, Чечне, Ингушетии. На языке оригинала изданы всего лишь некоторые из них, причем главным образом специалистами по историческим дисциплинам, интересы которых ограничивалось обычно «сохранением смысла» произведения [Оразаев 2007: 51]. Нет и специальных работ, исследующих параметры общетюркского наследия в его преломлении в карачаево-балкарской духовности. Все это делает весьма актуальным сопоставительный анализ художественных параметров карачаево-балкарской устной поэзии и общетюркских памятников словесности XI-XIII вв.

Особое место в их ряду занимает классический труд учёного-филолога, тюрка по происхождению, Махмуда Кашгарского «Диван лугат aт-тюрк» – «Словарь тюркских наречий», по оценке специалистов – выдающийся памятник средневековой филологии, поистине бесценный труд по истории тюркских языков и культуры тюркских народов [Кормушин 2010a: 15].

Книга М. Кашгарского одновременно может считаться и лингвистическим исследованием и литературно-историческим источником, богатым фактической основой. Труд Махмуда Кашгарского представляет собой памятник устного разговорного языка тюркоязычных народов Средней Азии и соседних стран и является ценным памятником исторической диалектологии тюркских языков. Хотя М. Кашгарский и называет свою книгу «Словарем», она представляет собой нечто большее, чем лексикографическая работа, это в первую очередь – антология древнетюркских литератур, позволяющая судить об особенностях художественного мышления тюрок периода классического Средневековья. Книга М. Кашгарского содержит сотни стихотворных строк, пословиц, поговорок и фразеологических единиц. В ней охватывается не только богатейший лингвистический и литературный материал, но и этнографический, что позволяет более зримо представить эстетический мир тюркских народов Средневековья.

Впервые памятник был опубликован в СССР в 1960-1963 гг. на узбекском языке [Кашгарский 1960-1963]. С этого времени начинается большая исследовательская работа над ней специалистов различных дисциплин и вывод тюркологов однозначен: «Диван лугат ат-тюрк» – литературный и лингвистический памятник тюркских народов. Предваряя издание «Словаря тюркских наречий» в новейший период, узбекский ученый С. Муталлибов совершенно справедливо называет М. Кашгарского первым учителем тюркологов и основателем тюркской филологической науки [Муталлибов 1960: 7].

«Словарь» М. Кашгарского зафиксировал состояние языков карлукско-уйгурской подгруппы караханидской эпохи, тем не менее, он имеет неоценимое значение для определения состояния поэтических форм всех тюркоязычных народов Средневековья. М. Кашгарский создавал свою книгу в пору расцвета исламской религиозной культуры в тюркоязычной среде. Однако если судить о состоянии художественного мышления тюрков по зафиксированным в «Диване» образцам поэзии, оно было лишено усложненности сюжета, умозрительности и созерцательности, имевших место в восточной поэзии той эпохи.

Приводимые М. Кашгарским сведения о «составе тюрков» и «разъяснение о племенах» свидетельствуют, что он хорошо знал современные ему тюркские языки, как восточные, так и западные. Перечисляя «главные племена» с запада, начиная от «ближайших к Руму» и далее на восток до Китая, он дает и разъяснение «языков тюрков». В частности, он отмечает: «Язык булгаров, суваров, печенегов, [обитающих] вблизи Рума, – тюркский, с одинаково усеченными концами [слов]» [Махмуд ал-Кашгари 2010: 72-76].

М. Кашгарский свободно оперирует булгарским языковым материалом, сравнивая особенности грамматических форм языков и диалектов различных тюркских народов [Махмуд ал-Кашгари 2010: 78, 318, 357, 457]. Это позволяет его замечания относительно языка западных тюрков, в известной мере отнести к истории современной языковой культуры карачаево-балкарцев, кумыков, татар, ногайцев, башкир и др.

При объяснении значений слов М. Кашгарский постоянно обращается за примерами к поэзии и фольклору западных тюркских народов. В силу этого «Словарь» дает нам возможность определить древние жанры фольклора, виды и формы стихов тюркоязычных народов, в т.ч. и карачаево-балкарцев. Сравнительный анализ приведенных в «Словаре» литературных примеров и карачаево-балкарского фольклора дает возможность сделать заключение о более глубоких корнях современной поэтической системы карачаево-балкарцев. Приведем несколько примеров¹.

 

¹ Здесь и далее примеры для сопоставления взяты из издания: Кашгарский М. Диван лугат-aт-турк (Словарь тюркских наречий): в 3 т. – Ташкент: Фан, 1960-1963. (на узбекском языке)

Из «Словаря»	На современном карачаево-балкарском языке	Перевод
Кёрклюг тонунг ёзюнге	Кёрюмлю тонунг ёзюнге,	Красивая шуба – тебе самому
Татлыгъ ашыгъ агъынкъа	Татлы ашынг башхагъа	Вкусная еда – другому
Тутгъун къонукъ агъырлыгъ...	Къонакъны тут аяулу...	Гостя содержи в почете...

 

Ярким примером многомерных перекличек и соответствий материалов «Словаря» Махмуда Кашгарского и устно-поэтических форм карачаево-балкарского фольклора может служить выражение из «Словаря» – «Кюн тийди, кюн тийди, кюн тийди, кюн къушлукъгъа чыкъды» – «Солнце взошло, солнце взошло, солнце – в зените». Оно имеет вполне самостоятельный смысл и для сегодняшнего носителя карачаево-балкарского языка, но интересно тем, что по своей структуре близко стоит к карачаево-балкарским фольклорным текстам, хотя и произошла поздняя, но очевидная контаминация.

В современном карачаево-балкарском фольклоре существует присказка-дразнилка, которую было принято говорить детям, надоедавшим с бесконечными просьбами рассказать сказку:

«Жомакъ-жомакъ-жолунга,

Бокълу кюрек – къолунга,

Итле сийсин тонунга,,,»

Подстрочный перевод: «Сказка-сказка тебе в дорогу, Грязная лопата тебе в руку, Пусть собаки помочатся на твою шубу...».

 

Подобная детская дразнилка существует у кумыков:

Еманч, еманч ёлунга,

Покълу кюрек къолунга:

Абайланы мишиги

Чичакъласын тонунга…

Подстрочный перевод: «Сказка-сказка тебе в дорогу, Грязная лопата тебе в руку, пусть Абаевых кошка помочится на твою шубу…».

 

Эти произведения тождественны по размеру, по содержанию и схожи по эмоциональной окраске.

Существует и другая детская дразнилка – «Кюн тийди, кюн тийди, жашчыкъны чачы кюйдю» – «Солнце взошло, солнце взошло, у мальчика (имя мальчика) выгорели волосы...». Как видно, здесь почти дословно повторяется выражение из «Словаря».

Приведенные из «Словаря» примеры и схожие с ними детские дразнилки карачаево-балкарцев совпадают не только персонажами (в данном случае разнице лишь в объекте – шуба, солнце), но и поэтическим приемом-перечислением, одинаковым размером (семисложник), ритмической организацией стиха. Одиннадцатисложник и семисложник – основные формы поэтических примеров «Дивана» до сих пор широко распространены в карачаево-балкарской поэтической культуре.

То же самое можно сказать и в отношении художественных тропов –эпитетов и сравнений. В книге М. Кашгарского богатырь своей волей сравнивается с серым волком, обликом – с медведем, а выносливостью – с волом, эти же приемы характерны и для карачаево-балкарской устной поэзии.

«Диван лугат ат-тюрк» М. Кашгарского более близок западно-тюркским языкам, чем восточным, если исходить из современного состояния языков. Приведем из «Словаря» небольшой ряд пословиц и поговорок, которые мало чем отличаются от современных карачаево-балкарских: «Къонакъ келсе, къут келир» – «Гость пришел – счастье пришло».

«Андыз болса, ат ёлмез» – «Если растет девясил, лошадь не    сдохнет».

«Атын аямагъан, жаяу къалыр» – «Кто не бережет лошадь, тот будет пешим».

«Тау таугъа къошулмаз, адам адамгъа къошулур» – «Гора с горой не сходится, человек с человеком сойдется».

«Къуш къанаты бла, эр аты бла» – «Орел с крылом, мужчина – с  конем». «Эркеч эти эм болур, эчки эти жел болур» – «Мясо козла лечебное, мясо козы вызывает ветры».

«Беш бармакъ бирча болмаз» – «И пять пальцев на руке не одинаковые».

«Арпасыз ат ашамаз, Аркъасыз алп чериу хорламаз». – «Без овса лошадь не накормишь, без поддержки и богатырь не осилит войско».

«Жилян кеси къынгырлыгъын билмей, тюеге «бойнунг къынгырды», дер – «Змея не замечая своей кривизны, верблюду говорит: «У тебя шея кривая».

«Иги киши башхалагъа кюзгю болур» – «Хороший человек для других – зеркало».

«Къаргъа къазгъа эришсе, буту сынар». – «Если ворона состязается с гусем, поломает ногу».

«Къуругъан агъач ийилмез, къурулгъан кириш тюйюлмез» – Высохшее дерево не гнется, натянутая тетива не завяжется». В этой поговорке слово «кириш» – «тетива» в современном балкарском языке звучит иначе, но слово употребляется в значениях близких к архаичному  и обозначает ободок чугунка, ободок женской шапочки.

«Жашил кырдык кюймез, келечи ёлмез» – «Зеленая трава не горит, послу смерти нет». В современном карачаево-балкарском существует поговорка – «Келечиге ёлюм жокъ» – «Послу нет смерти»,

«Кюннге къарасанг, кёз къамар» – «Посмотришь на солнце – глаз слепнет».

«Къуру къашыкъ аузунга жарашмаз, Къургъакъ сёз къулакъгъа жарашмаз». – «Пустая ложка ко рту не подходит, сухое (пустое) слово в ухо не входит.»

«Ёллюк чычхан киштик тешигине къачар» – «Обреченная мышь бежит к кошке».

«Къутсуз суугъа кирсе, къум кюер» – «Если невезучий человек войдет в реку, песок загорится».

Помимо приведенных паремиологических единиц в памятнике содержится и большое количество схожих фразеологических, –  «кьарны къур-къур этеди» – «живот урчит»; «кюн кёзюча къаматады» – «как солнечный луч ослепляет» (о красоте девушки) и др. Подобных соответствий с карачаево-балкарским языком в памятнике содержится множество.

Некоторые параметры далекого мифологического и теистического мира древних тюрков карачаево-балкарцы сохранили до сегодняшнего дня. Так, представленное в качестве примера в «Словаре» М. Кашгарского проклятие «Тейри къаргьышы аны болсун!» – «Пусть настигнет его проклятие Тейри!» – и сегодня находится в активной лексике карачаево-балкарцев и отражает их древние религиозные представления.

Выражение «чик туруу» М. Кашгарский объясняет, как элемент игры в альчики, что абсолютно совпадает и с характером бытования детской игры карачаево-балкарских мальчиков.

Здесь возникает общий вопрос о языке «Словаря» и его отношении к карачаево-балкарскому. По Э.Н. Наджипу «Словарь» М. Кашгарского – это «собрание слов, речений, пословиц, поговорок, фольклорных образцов, дающих отчетливое представление о диалектах и народно-разговорном стиле языков карлукско-уйгурской подгруппы караханидской эпохи» [Наджип 1989: 43]. Э.Р. Тенишев характеризует язык «Словаря» как караханидо-уйгурский литературный язык, впитавший в себя огузо-уйгурскую основу, на которую наслоились местно-национальные элементы всех уровней. Он особо отмечает неоднородность приводимого в «Словаре» материала: наряду с образцами поэзии на литературном языке встречаются примеры с диалектными характеристиками [Тенишев 1997: 36]. По И.В. Кормушину предметом описания и эталоном для сравнения в «Словаре» выступает родной для Махмуда Кашгарского чигильско-тюркский язык карлукско-уйгурской подгруппы, с которым сопоставляются формы других диалектов, чаще всего слова огузские или огузо-туркменские, обладающие по отношению к чигильско-тюркскому отличительными признаками [Кормушин 2010b: 48].

Как известно, по общепринятой классификации карачаево-балкарский язык относится к кыпчакской группе тюркских языков, но, тем не менее, язык и иллюстративный материал памятника очень близок современному карачаево-балкарскому. Особенно показательно сравнение оригинального материала «Словаря» и его перевода на узбекский язык с карачаево-балкарским языком. При этом обнаруживается, что оригинал гораздо ближе к последнему.

Близость языка памятника современному карачаево-балкарскому требует более достоверного объяснения помимо генетической языковой близости. Не претендуя на всесторонний анализ этого феномена, позволим высказать несколько предварительных соображений.

Во-первых, идентичность многих текстов «Словаря» М. Кашгарского и современного карачаево-балкарского фольклора, а также лексического материала говорит о том, что карачаево-балкарский язык не был подвержен ощутимому иноязычному влиянию и сохранил в достаточной чистоте общетюркскую основу. Во-вторых, в контексте идущих в науке поисков более строгих вариантов классификации тюркских языков, назрела необходимость уточнения места в ней карачаево-балкарского языка. В-третьих, общетюркский язык в средние века охватывал большой ареал, как в географическом, так и в этническом аспектах – от Сибири, Средней Азии до восточной Европы. Как отмечают исследователи, «государственным языком Золотой Орды был кыпчакский язык, однако, в официальных документах чувствуется достаточно сильное влияние огузской группы. На такой смешанной кыпчакско-огузской основе в XIV веке сложился смешанный литературный язык, который впоследствии трансформировался в официальный язык Золотой Орды, более известный как тюрки Поволжья и Урала» [Улаков, Чеченов 2001: 8].

Таким образом, в разных регионах проживания тюркских народов существовал свой литературный язык, обязательный для всех грамотных тюрков средневековья. Эти лингвистические процессы должны были иметь место до исламизации тюрков. В последующем развитии тюркские языки, благодаря тесным контактам с иранскими, финно-угорскими, славянскими народами, арабскому влиянию имели разную степень языковой трансформации.

Без учета лексического материала карачаево-балкарского языка, фольклора, этнографических реалий карачаево-балкарцев, на наш взгляд, сегодня невозможно полное изучение и «прочтение» «Диван лугат ат-тюрк» Махмуда Кашгарского – этого замечательного памятника духовности тюркских народов. [Улаков, Чеченов 2001: 35].

К важнейшим литературным памятникам средневековых тюрков относится поэма Юсуфа Хасхаджиба Баласагунсксго «Кутадгу билик» – «Благодатное знание» (1069) [Баласагунский 1983]. В его поэме отразились морально-этические принципы феодальной верхушки Кашгара и Семиречья. Считается, что «Кутадгу билик» заложил основу узбекской и уйгурской литератур [Рустамов 1963].

Несмотря на географическую и временную удаленность данный памятник также содержит корпус общих лексических и поэтических единиц с этнокультурой современных западных тюркских народов, в том числе карачаево-балкарцев. Этому подтверждение языковой материал поэмы:¹

«Сёзню барысына тынгыла, кереклисин ал» – «Выслушай все слова, отбери из них нужное».

«Кёлюмдеги сырымы ачарма санга» – «Я доверю тебе сердечную свою тайну».

«Билимсизге айтма тюшюнгю» – «Не рассказывай своих снов невежде».

«Уллу келсе, аягъынга ёрге кьоп» – «Когда приходит старший, встречай его вставанием».

Приведенные поговорки говорят не только о языковой близости, но и об общности системы этических координат.

Поэма Ю. Баласагунского характеризуется тем, что она написана в традициях средневековой тюркской поэзии, на стыке литературных и фольклорных канонов, в ней сильны традиции устной поэзии. В поэме литературная форма муназара, пришедшая в тюркскую поэзию из персидско-арабской поэзии, органично сочетается с айтышем. Если в жанре муназара прения воображаемых противников обычно заканчивалась восхвалением или «примирением» спорящих, то в айтышах такого не было. Надо отметить, что карачаево-балкарский айтыш был достаточно популярным фольклорным жанром вплоть до 40-х годов XX века. В современной карачаево-балкарской поэзии (как устной, так и письменной) айтыш сохранил свои древние параметры условности и соревновательности.

Поэмой Ю. Баласагунского ярко иллюстрируется тюркская устная поэтическая традиция, которая еще не полностью отвечает требованиям литературы, но рамки фольклора ей становятся тесными. В ней встречаются литературные формы народов Средней Азии и Казахстана, такие, как песня «Отрицание старости» («Керилик туралы жыр»), воспевание весны («Науруз жыры») и т.д. То же самое справедливо и в отношении карачаево-балкарской устной поэзии. Некоторые строки поэмы без больших расхождений можно обнаружить в современном карачаево-балкарском фольклоре:

 

 

¹ Здесь и далее примеры для сопоставления взяты из издания: Древнетюркский словарь / Ред. В.М. Наделяев, Д.М. Насилов, Э.Р. Тенишев, А.М. Щербак. – Ленинград: Наука, 1969. – 715 с.

«Кутадгу билик»:	Карачаево-балкарский фольклор:	Перевод
«Ачыкъ болты амты манга йер ашым»	«Ачы болду энди манга ашар ашым»	«Теперь мне стала горькой пища, которую ем»
«Тогъун-та кечер, ачын-та кечер»	«Тойгъан да кетер, ач да кетер»	«Уйдут и сытый и голодный»
«Агъырмаз мен бексиз, йа къулсугъ кишиг»	«Айырмайма мен не бий, не къул кишини»	«Я не делю людей на беков и рабов». / Против сословного высокомерия/.
«Узун уаш тилесе, булур аш бла»	«Узакъ жашау тилесенг, болур аш бла»	«Коль хочешь долгой жизни, получишь ее через еду»

 

Еще более убедительные факты сходства поэмы и устной поэзии карачаево-балкарцев можно обнаружить на уровне эстетических приемов дидактической поэзии, ее мотивы часто встречаются при схожем содержании.

Например:

«Къарны ач киши, aшаса-ичсе, тояр,

Кёзю ач киши, ёлсе, ачлыкъ къояр».

«Голодный человек, если поест – насытится, завистливый человек («глаза голодные» – букв.) умрет –  после себя голод оставит».

В карачаево-балкарском языке существует фразеологическая единица – «акьны кьарадан айырмагъан» – «не отличающий белый от черного», что характеризует человека неопытного, знающего жизнь поверхностно. В поэме Ю. Баласагунского есть строки, почти повторяющие приведенный фразеологизм –

«Къара кьул къарасы болур, бек юрюн,

Къаралы юрюнлю адырты керюн», что в переводе на современный карачаево-балкарский язык звучит:

«Къара къул къара болур, бай акъды,

Къараны-акъны айырмалы кёр». – «Черный – цвет раба, белый – бека, старайся отличить белое от черного».

Относительный консерватизм изобразительных средств, эпичность, языковая близость, традиционные картины, традиционные характеристики, имеющие место в «Кутадгу билик», – все это очень близко современной карачаево-балкарской духовной культуре.

Ученые Казахстана, Турции, Узбекистана, Туркмении, Татарстана, Башкортостана находят много общего в своих национальных культурах и в поэме Ю. Баласагунского и единодушны во мнении, что этот общетюркский литературный памятник имеет неоценимое значение как в определении духовного потенциала тюрков, так и в пополнении арсенала общечеловеческой культуры.

Известны три списка поэмы – гератский (1439 г.), каирский (первая пол. ХIV в.), наманганский (конец XII – первая половина XIII в.). Из них  современному карачаево-балкарскому читателю ближе всего наманганский список, возможно потому, что он наиболее ранний и менее подвержен влиянию арабской культуры, которая усиливается переписчиками после создания Ю. Баласагунским своей поэмы.

Средневековая тюркская духовность и письменность характеризуются обилием лексикографических работ, содержащих в качестве иллюстративного материала множество фольклорных и литературных примеров. Одновременно и лингвистическое и литературное наследие несет и дошедший до наших дней  памятник начала XIV века «Кодекс Куманикус». По имеющимся сведениям, рукопись «Куманского Кодекса» была обнаружена в библиотеке собора св. Марка в Венеции. До настоящего времени не установлены время и место написания рукописи «Кодекс Куманикус». Полагают, что она была составлена между 1303 (дата указанная в самой рукописи) и 1362 годом (время передачи ее Ф. Петраркой в Венецианскую библиотеку) [Чеченов 1978].

«Кодекс Куманикус» географически и хронологически стоит ближе к карачаево-балкарцам по сравнению со всеми остальными письменными памятниками Средневековья. В научной литературе принято считать «Кодекс Куманикус» памятником крымско-татарского, ногайского, карачаево-балкарского и кумыкского языков. Однако, по нашему мнению, само название – «Кодекс Куманикус» – неточно передает типо-этническую принадлежность языка памятника, что вводило в заблуждение исследователей истории карачаево-балкарского языка, которые из года в год, из монографии в монографию относили его к базовым источникам по исторической лексике карачаево-балкарского языка. Анализ фактического материал «Кодекса Куманикус» позволяет сделать вывод, что при значительном слое общей лексики, существенное отличие заключается как в ее употреблении, так и в ее трансформации в исторической перспективе, о чем можно судить из современного состояния крымско-татарского и карачаево-балкарского языков.

Вероятнее всего, это произошло потому, что авторы книги – итальянские миссионеры, ведшие торговлю в Крыму, при составлении словаря ориентировались больше на принятый при дворе крымских ханов северный диалект крымско-татарского языка, насыщенный арабской и фарси лексикой. Как известно, современный крымско-татарский язык имеет три основных диалекта, наиболее близок к карачаево-балкарскому центральный диалект.

Таким образом, мы полагаем, что «Кодекс Куманикус» и в языковом и художественно-эстетическом характеристиках отстоит гораздо дальше от карачаево-балкарского языка и фольклора, чем, к примеру, тексты рунических, древнеуйгурских и чагатайских памятников литературы и письменности более раннего времени, не говоря уже о литературе классического и позднего Средневековья.

Разумеется, близость среднеазиатских (по месту фиксации) литературных памятников и карачаево-балкарской духовной культуры можно объяснить тем обстоятельством, что в период завоевания Казани Иваном Грозным многие ученые Булгарии бежали в Среднюю Азию, захватив с собой древние памятники литературы или же их списки, которые переписывались заново, адаптируясь к тюркским языкам нового ареала распространения. Но первоначальная, базисная основа осталась неизменной. Кроме того, следует помнить, что на протяжении средневековой эпохи в истории тюркских литератур существовал общетюркский языковой массив, близкий и понятный носителям многочисленных тюркских наречий. Одной из форм его функционирования в речи привилегированных слоев был междиалектный литературный язык (койне). Различные этноязыковые коллективы привносили в язык письменных текстов черты своих диалектов [Кормушин 2010b: 22, 46, 49]. Общетюркский язык, имевший кыпчакскую (старокумыкскую) основу до начала XX века существовал и на Северном Кавказе, и одно время выполнял роль Lingua Franca. Он также изучался в Ставропольской и Тифлисской гимназиях, в XVIII-XIX веках на нем велась деловая переписка, составлялись официальные документы.

Таким образом, сравнительный анализ лежащего на поверхности комплекса фактов (лингвистических, литературных, фольклорных, этнографических) позволяет сделать вывод о единстве развития духовной культуры западных (к каковым относятся карачаево-балкарцы) и восточных тюрков, о непрерывности процесса развития литературных жанров, поэтических средств.

Близость языковых художественных средств, стилистических приемов памятника, представленных М. Кашгарским, и фактов современной карачаево-балкарской литературы (в особенности поэзии досоветского периода) дает основание считать «Словарь» предтечей и карачаево-балкарской литературы и культуры, как и других литератур и культур тюркских народов.

Поэма Юсуфа Хасхаджиба Баласагунсксго «Кутадгу билик» – «Наука о счастье» (1069) также содержит корпус общих лексических и поэтических единиц с этнокультурой современных западных тюркских народов, в том числе карачаево-балкарцев. Еще более убедительные факты сходства поэмы и устной поэзии карачаево-балкарцев можно обнаружить на уровне эстетических приемов дидактической поэзии

В целом, есть основание полагать, что многие виды и формы современного карачаево-балкарского стиха уходят вглубь веков и берут свое начало с общетюркской поэтической традиции. Относительно карачаево-балкарского языка и фольклора это, в первую очередь, обрядовые песни и магическая поэзия.

Значимость уникальной общетюркской культуры заключаются и в том, что она была культурой-транспортером духовных и материальных ценностей на обширном пространстве Евразии, чем и объясняется этнолингвистическая и этнокультурная близость современных тюркских народов, проживающих на большом географическом удалении. Яркий пример тому – общие лексические, фразеологические, паремиологические единицы карачаево-балкарского языка и языка древнетюркских памятников Средневековья.

Об авторах

Т. Ш. БИТТИРОВА

Институт гуманитарных исследований – филиал ФГБНУ «Федеральный научный центр «Кабардино-Балкарский научный центр Российской академии наук»

Автор, ответственный за переписку.
Email: tbittir@mail.ru

Л. Х. МАХИЕВА

Институт гуманитарных исследований – филиал ФГБНУ «Федеральный научный центр «Кабардино-Балкарский научный центр Российской академии наук»

Email: tbittir@mail.ru

Список литературы

Дополнительные файлы