Peculiarities of the use of tropes in karachay-balkarian works of oral folk creativity (by the material of fairy tales about animals)

Full Text

Введение

Карачаево-балкарские сказки в исследовательских трудах разных ученых рассматривались как определение и развитие жанра, но посвященных изучению лексико-стилистических особенностей в целом работ пока нет, имеются лишь фрагментарные исследования. При этом аналогичные труды являются приоритетными в новой области науки – лингвофольклористике, где одновременно изучаются языковые процессы и жанровые особенности фольклорных произведений.

Актуальность работы определяется целесообразностью комплексного изучения специфики речевого своеобразия карачаево-балкарских сказок о животных, как с жанровых позиций, так и их речевых параметров, выявляя особенности языковых элементов текстов устного народного творчества. Это необходимо для решения многих языковых и стилистических вопросов в контексте истории развития карачаево-балкарского языка и фольклористики. Важно отметить, что основу поэтики сказочных произведений составляет живой народный язык, позволяющий проявлять свои идеалы, понятия справедливости и добра.

Целью статьи является исследование некоторых лексико-стилистических особенностей распространенных в фольклорных произведениях тропов – олицетворений, эпитетов, повторов, как одного из самых ярких изобразительно-выразительных средств речи в анималистической сказке. Согласно поставленной цели, решаются следующие задачи: охарактеризовать некоторые особенности языкового состава животных сказок карачаевцев и балкарцев, рассмотреть вопрос о функционально-семантической роли изобразительно-выразительных средств, а также некоторых лексических единиц – неопределенного местоимения – «бир» – «какой-то» в исследуемых тестах.

Теоретико-методологической базой данной работы послужили труды ученых фольклористов и лингвистов, где успешно решается вопрос языка и стиля произведений устного народного творчества: В.В. Радлова [Радлов 1968], В.М Мокиенко [Мокиенко 1986], А.А. Веселовского [Веселовский 1940], В.М. Жирмунского [Жирмунский 1979] и др., а также изучение фольклорных жанров имеет многолетнюю практику у местных исследователей: М.З. Улакова [Улаков 2017], Х.Х. Малкондуева [Малкондуев 2018], Б.А. Берберова [Берберов 2016], Л.Б. Кучмезовой [Кучмезова 2015], Л.С. Гергоковой [2016], Ф.Х. Гулиевой (Занукоевой) [Гулиева (Занукоева) 2019] и т.д., в научных работах которых анализируются некоторые вопросы затрагивающие заданную тему.

Материалом исследования стали карачаево-балкарские сказки о животных из разных источников «Къарачай-малкъар халкъ жомакъла» [КЪМХЖ 2012], «Къарачай-Малкъар фольклор» [КМФ 1987] в том числе архивные, изданные сектором карачаево-балкарского фольклора в сборнике «Къарачай-малкъар фольклорну своду. Том 3» [КЪМФС 2017].

В статье применяются лингвостилистический и функционально-семантический методы исследования, а также метод совершенного целостного синтеза сказок о животных из указанных источников. Систематизируются языковые факты и истолковываются их функционирования в текстах сказок.

Основная часть

На сегодняшний день развития языкознания характеризуется повысившимся интересом к вопросам взаимосвязи языка и культуры, что побудило нас обратиться к изучению языковых особенностей животного эпоса. При изучении произведений данного жанра карачаевцев и балкарцев хотелось особо отметить его богатый язык, наполненный живой народной речью. Характерная для сказок картина мира, созданная сказителями из народа, реализуется в произведениях сквозь специальную систему речевых средств. Для этого рассказчики использовали поэтические средства как: метафоры, эпитеты, олицетворения, гиперболы, антитеза, повторы, пословицы и поговорки, а также стилистические формулы. Они являются одним из главных показателей национальной специфики изучаемого жанра фольклора.

Как известно, анималистические сказки карачаевцев и балкарцев бывают не только зооцентрические (герои только лишь животные) – «Къуш бла балалары» [КЪМФ 1987: 326] – «Орлица и ее птенцы»; «Буу бла кирпи» [КЪМФ 1987: 327] – «Олень и еж»; «Ит бла егюз» [КЪМФ 1987: 328] – «Собака и вол», но и антропоцентрические (наряду с животными присутствует человек) – «Аммала бла ёгюз» [КЪМФ 1987: 327] – «Бабушки и вол»; «Аппа бла къурта» [КЪМХЖ 2012: 574]. У сказок о животных «самые древние сюжеты, содержащие астрономические, зооморфные и вегетативные (растительные), космогонические и антропологические интерпретации мира» [Урусбиева 2007: 34]. Это связано с тем, что во все времена сознание человека было связано с природой. Следовательно, сказки о животных берут свое начало от первобытных представлений людей (пастухов, пахарей, охотников и др.) в форме вымысла, что животные начинают разговаривать, думать и вести себя наравне с людьми. Поэтому в фольклорных произведениях воссоздаются установленные стандарты, в соответствии с которыми персонажи анималистических сказок являются носителями специфичных черт характера.

Таким образом, для карачаево-балкарских анималистических сказок характерно явление персонификации, на языковом уровне выражающееся в применении олицетворений. Этот вид тропа, относится к метафоре, но отличается от нее. В древние времена карачаевцы и балкарцы, как и представители других народов, наделяли окружающие предметы человеческими характеристиками. Анимизм является прародителем олицетворений. Но с течением времени люди перестали очеловечивать окружающий животный и растительный мир. В настоящее время эти поверья сохранены в народных произведениях. Анализируя сказки о животных, можно встретить оживающие растения и животных с человеческими характерами. Например, в сказке «Бугъачарчыкъ, Токълу къочхарчыкъ, Улакъ текечик» [КЪМФ 1987: 323] – «Бычок, Барашек, Козленок» животные живут и ведут образ жизни, как и люди. Они общаются, дружат, ходят вместе.

«Бир Бугъачарчыкъ, Токълу къочхарчыкъ, бир Улакъ текечик шуёхла болгъандыла. Ючюсю да тауда отларгъа тебирегендиле. Бара-бара таугъа чыкъгъандыла» – «Один Бычок, один Барашек, один козленок были друзьями. Они втроем собрались в гору пастись. Шли-шли и поднялись на гору» [КЪМФ 1987: 323].

Или же в сказке «Къаргъа» [КМХЖ 2012: 580] – «Ворона» перед читателем предстает птица, умеющая говорить, сквернословить. Она ведет себя как человек, который не может сдружиться с окружающими из-за плохой речи.

«Бир чегетде, бир халек аманаууз къаргъа жашагъанды. Халкъда «аман тилли къаргъача» дегенлери аллай бирден чыкъгъан болур.

Ол къаргъа бир сёз айтса, экинчиге бир аман сёз къошмай, эки сёз айтса, эки атайпысны къошмай сёлешалмагъанды» [КМХЖ 2012: 580] – «В одном лесу, жила одна свернословная ворона. То, что говорят в народе «сквернословная как ворона», наверно от этого и пошло. Это ворона скажет одно слово, прибавит ко второму скверное слово, если произнесет два слова, прибавит два выражения, без этого не могла разговаривать».

Каждое олицетворение в фольклорных текстах создает особый образ. Например, в следующих примерах из сказок о животных олицетворяется дерево, неживое существо начинает рассуждать как личность. Сказитель повышает его над простой природой, передавая ему образность. В данной сказке оно решает судьбу человека.

«Терек быланы айтханларына къулакъ салып тынгылагъанды. Сора: «Адам улу манга жетдирген къыйынлыкъланы санап айтыргъа да къолумдан келлик тюйюлдю», – дегенди» [КЪМХЖ 2012: 575] – «Дерево (навострив уши) внимательно выслушав то, что они рассказали. Потом: «Все несчастья, что причинил мне сын человека, я даже не смогу пересчитать», – сказал».

Из примеров видно, что животные и природа в народных анималистических сказках не просто оживают, но вместе с тем наделяются разными эмоциями. Благодаря этому тропу сказители могли донести образы мира природы, делая их более близкими и понятными до слушателей.

Несомненно, в процессе развития многих столетий каждая сказка насыщалась большим количеством ярких и запоминающихся художественно-выразительных средств речи. В сказочной традиции карачаевцев и балкарцев основное место занимают постоянные, народнопоэтические эпитеты. По Веселовскому: «Эпитет – одностороннее определение слова, либо подновляющее его нарицательное значение, либо усиливающее, подчеркивающее какое-нибудь характерное, выдающееся качество предмета» [Веселовский 1940: 73]. Многие ученые, исследуя эпитеты «с разных позиций, предлагают различные их классификации. С генетической точки зрения эпитеты можно разделить на общеязыковые, индивидуально-авторские и народно-поэтические (постоянные) [Абдуллабекова 2015: 19]. Используя эти тропы, сказитель придает фольклорным текстам устойчивый характер. Эти образные определения усиливают впечатление от представленных описаний, являются наиболее употребительными, играют немаловажную роль, позволяя сделать красочнее и выразительнее образ описываемых явлений и предметов в сказочном пространстве, составляет значительную часть стилистически выразительных средств в карачаево-балкарской животной сказке.

Поэтому мы решили подвергнуть более подробному анализу эти лексическо-стилистические средства выразительности на примере некоторых анималистических сказок карачаевцев и балкарцев. Ссылаясь на опыт предшественником, провели классификацию эпитетов, встречающихся в животном эпосе исследуемого жанра. В ходе исследования выявили нижеперечисленные категории эпитетов:

1) – для описания облика персонажей сказок:

«къарт къатын» [КЪМФС 2013: 660] – «старая женщина», «телирек жаш» [КЪМФС 2013: 660] – «глуповатый парень», «сокъур къойчу» [КЪМХЖ 2012: 549] – «слепой пастух».

2) – Эпитеты используются для дачи характеристики образам, указывают на особенности характера. Если герой сказок характеризуется как отрицательный персонаж, то эпитет постоянно это подчеркивает. Например: «аманаууз къаргъа» [КЪМХЖ 2012: 577] – «свернословная ворона», «аман тилли къаргъа» [КЪМХЖ 2012: 577] – «сквернословная ворона», «къаргъышаууз къаргъа» [КЪМХЖ 2012: 577] – «проклянающая ворона», «бошаууз къаргъа» [КЪМХЖ 2012: 577] – «простословная ворона», «сандыракъ тюлкю» [КЪМХЖ 2012: 577] – «ловкая лиса», «татлы шуехла» [КЪМХЖ 2012: 577] – «сердечные друзья», «хайыуан къанатлы да тил билген саудюгерчи» [КЪМХЖ 2012: 546] – «знающий язык птиц и зверей продавец», «халалдан ёле тургъан бир аламат жаш» [КЪМХЖ 2012: 549] – «умирающий от доброты хороший парень».

3) – Обилие эпитетов в текстах исследуемого жанра встречается и при создании описаний природы – для характеристики явления природы. Также эти образные выражения применяются для обрисовки каких-нибудь неживых предметов (ветра, снега). Например:

«уллу къар» [КЪМХЖ 2012: 549] – «обильный снег», «жылтырауукъ къара суу» [КЪМХЖ 2012: 542] – «блестящая чистая вода», «алтын бетли къызыл от» [КЪМХЖ 2012: 542] – «злотоликий алый огонь», «мазаллы къая» [КЪМХЖ 2012: 578] – «огромная скала», «сыйдам дорбун» [КЪМХЖ 2012:.579] – «гладкая пещера», «ууакъ ташла» [КЪМХЖ 2012: 578] – «мелкие камни», «сууукъ суу» [КЪМХЖ 2012: 572] – «холодная вода».

4) – Эпитеты для оценки социального положения героя применяются для разграничения этих персонажей, лексически придают им яркую индивидуальность. Почти во всех сказках положительным главным героем является персонаж из низкого, обездоленного социального класса. Сказитель выделяет его специфически среди других действующих лиц. Отрицательная же роль достается выходцам из богатых сословий.

«Жарлы киши» [КЪМХЖ 2012: 538] – «бедный человек», «бай адам» [КЪМХЖ 2012: 521] – «богатый человек», «бай хан» [КЪМХЖ 2012: 522] – «богатый хан»,

5) – Эпитеты, с помощью которых выражаются различные состояния и чувства действующих лиц, используют для оценки качества характера персонажей:

«татлы къонакъла» [КЪМХЖ 2012: 539] – «сердечные гости», «аламат жаш» [КЪМХЖ 2012: 549] – «хороший парень», «харам эшек» [КЪМХЖ 2012: 527] – «поганый осел», «жукъ кёрмеген тирменчи» [КЪМХЖ 2012: 566] – «ничего не повидавший мельник».

6) – Эпитеты уточняющие, объясняющие признаки и отличающие цветовую гамму предмета, являются наиболее обилующими в сказочных рассказах:

«къызыл тюлкю» [КЪМХЖ 2012: 571] – «рыжая лиса», «акъ жугъутур» [КЪМХЖ 2012: 578] – «белый тур», «жашил дуппур» [КЪМХЖ 2012: 578] – «зеленый холм», «къара суучукъ» [КЪМХЖ 2012: 578] – «чистая вода», «чиммакъ агъаргъан жугъутур» [КЪМХЖ 2012: 578] – «сильно поседевший тур», «къара булутла» [КЪМХЖ 2012: 578] – «черные тучи», «акъ ирик» [КЪМХЖ 2012: 549] – «белый баран».

7) – Эпитеты, характеризующие предметы по размеру, форме, по качеству:

«ахшы чепкен» [КЪМФС 2017: 558] – «хорошая, качественная одежда», «бухар бёрк» [КЪМФС 2017: 558 ] – «каракулевая шапка», «жылтырауукъ башлы чурукъла» [КЪМФС 2017: 558 ] – «блестящие туфли», «кюмюш белбау» [КЪМФС 2017: 558 ] – «серебряный пояс», «кюмюш къама» [КЪМФС 2017: 558] – «серебряный кинжал», «кюмюш хазырла» [КЪМФС 2017: 558] – «серебряные доспехи».

8) – Для характеристики живой природы обилуют такие эпитеты как:

а. для диких животных:

«къарт бёрю» [КЪМФС 2017: 539] – «старый волк», «амалчы тюлкю» [КЪМФС 2017: 541] – «изворотливая лиса», «боз бёрю» [КЪМФС 2017: 557] – «серый волк», «сандыракъ тюлкю» [КЪМФС 2017: 577] – «болтливая лиса», «уллу кёллю бёрю» [КЪМФС 2017: 583] – «не серьезный волк», «къарт алаша» [КЪМФС 2017: 576] – «старая кобыла», «сокъур айыу» [КЪМФС 2017: 572] – «слепой медведь», «къарт жугъутур» [КЪМФС 2017: 578] – «старый тур», «жютю кёзлю, ётгюр жюрекли жугъутур» [КЪМФС 2017: 578] – «тур с острым взглядом и с отважным сердцем».

б. для описания домашних животных:

«харип къой» [КЪМФС 2017: 539] – «несчастный баран», «жарлы къой» [КЪМФС 2017: 539] – «бедный баран», «ана къой» [КЪМФС 2017: 557] – «старая овца», «къарт алаша» [КЪМФС 2017: 576] – «старая кобыла».

9) – Эпитеты, используемые для характеристики жилища персонажей, вызывают у читателя нужное эмоциональное состояние, воспроизводят определенную атмосферу жизни героев сказки:

«уллу юч мулжар» [КЪМФС 2017: 549] – «большие три норы», «такъыр тешикли мулжар» [КЪМФС 2017: 552] – «узкая нора», «уллу ариу юйле» [КЪМФС 2017: 559] – «большие красивые дома», «уллу къала» [КЪМФС 2017: 567] – «большой замок».

10) – В сказке используются эпитеты, подчеркивающие функциональную значимость времени и пространства сказки.

Например: «бир эски эл» – «какое-то старое село» [КЪМФС 2017: 549], «бурун заманлада» [КЪМФС 2017: 541] – «в древние времена», «эртте заманда» [КЪМФС 2017: 568] – «в давние времена».

Эти эпитеты в основном входят в формулу сказочного зачина «Эртте-эртте бир аппа бир эски элден бир жанлыракъ жашагъанды» [КЪМФС 2017: 574] – «Давным-давно жил один старик дальше какого-то старого села». Сказочник с помощью зачина в целом отделяет пространство сказочное от пространства реального. Эпитет при этом несет существенную смысловую нагрузку. Он показывает неопределенность действия сказки – условность.

11) – Эпитеты, являющиеся ключевым аспектом сказочных произведений используются в названиях сказок.

Например: «Жарлы киши бла тюлкю» [КЪМФС 2017: 575] – «Бедный человек и лиса»; «Жарлы киши бла бай киши» [КЪМФС 2017: 609] – «Бедный человек и богатый человек»; «Аламат тайчыкъ» [КЪМФС 2017: 639] – «Чудесный жеребенок»; «Айыу, бёрю, къызыл тюлкю» [КЪМФС 2017: 663] – «Медведь, волк и рыжая лиса»; «Тели Зондар бла амалчы тюлкю» [КЪМФС 2017: 684] – «Глупый Зондар и находчивая лиса»; «Къызыл жилян» [КЪМФС 2017: 708] – «Рыжая лиса»; «Къарт киштик бла чычханла» [КЪМФ 1987: 325] – «Старый кот и мыши».

В данном случае значение эпитета повышается на столько, что выносится в заголовок сказочного произведения в субстантивированном виде. А, как известно, в заголовке всегда воссоздается основная идея и главная тема текста. Эпитеты в таком виде позволяют читателю сделать определенные оценочные выводы, относительно главного героя.

Проанализировав эпитеты в карачаево-балкарских сказках, мы убедились и в том, что они позволяют сказителю выразить свой взгляд к изображаемому явлению, дать свою оценку и представить это восприятие слушателям.

В карачаево-балкарском языке, как и во многих тюркских языках, есть лексические единицы, которые еще не стали предметом изучения в художественных текстах. Одним из таких единиц является неопределенное местоимение – «бир» – «какой-то», образованное от числительного «бир» – «один». В фольклорных текстах карачаевцев и балкарцев это слово сопровождает разные понятия. Например, в исследуемых сказках о животных встречаются сочетания слов – «бир адам» – «какой-то человек», «бир жерде» – «в каком-то месте», «бир заманда» – «в какое-то время» и т.д., эта лексическая единица в данной форме в сказках о животных является эпитетом. Это слово «обозначает неопределенный предмет, но оно может употребляться с существительным как в единственном, так и во множественном числе: бир адам «некий человек» – бир адамла «некие люди» и т.п.

В толковании слова бир «один» следует отметить наличие определенной закономерной связи его значения с выполняемой им синтаксической функцией. А это приводит к необходимости использования помет типа в значении «прилагательного», в значении «неопределенного местоимения», в значении «союза» и т.п» [Гузеев, Улаков 2014: 210.] Любой произвольный эпитет в сочетании с неопределенным местоимением «бир» – «какой-то» приобретает сказочную условность. Например:

«Бир элде, мындан жарлы ким болур дегенча, бир жарлы адам жашагъанды. Ма бир къарангы кече ол жарлыны арбазына уручула киредиле» [КЪМФС 2017: 672] – «В каком-то селе, можно сказать, кто может быть еще беднее, жил какой-то бедный человек. Вот в какую-то темную ночь, во двор этого бедняка пробрались воры».

«Алгъын заманда бир киши жангъыз жашы бла жашап болгъанды. Ол элде аладан сора да бир къатын жашы бла жашап болгъанды» [КЪМФС 2017: 675]. – «В давние времена какой-то мужик жил с единственным сыном. В этом селе кроме них жила какая-та женщина со своим сыном».

«Эртте заманлада бир патчах къыз болгъанды. Узакъ жерден бир жаш келгенди анга. Жолда келе тургъанлай, бир талагъа чыгъады. Жаш бир уллу бууну ушкок бла атаргъа тебирегенди» [КЪМФС 2017: 672]. – «В давние времена жила какая-та принцесса. Когда шла по дороге, вышла на какую-то поляну. Парень собрался какого-то большого тура застрелить из ружья».

Продолжая свое исследование, хотелось бы уделить внимание повторам, встречающимся в карачаево-балкарских анималистических сказках, именно они и являются главными синтаксическими средствами выразительности дающую ритмичность звучанию. В рассказах данного жанра обнаруживаются множество повторов глаголов, обозначающих действия героя в сказочном пространстве:

«Ашыкъма, айыу, ашыкъма!» [КЪМФС 2017: 588] – «Не спеши, медведь, не спеши». «Чайнады-чайнады, бир да татыуун ангыламады» [КЪМФС 2017: 600] – «Жует-жует, никакого вкуса не понимает». «Тюлкю къоркъду, аман къоркъду» [КЪМФС 2017: 601]. – «Лиса испугалась, очень испугалась». «Къара-къара, амма кюле турады», – дей эди. [КЪМФС 2017: 660]. – «Смотри-смотри, амма смеется», – говорил он».

Также тексты сказок богаты тавтологическими деепричастиями. Например: «Жиляй-жиляй былай айтды» [КЪМФС 2017: 584]. – «Плача-плача, так сказал». «Бёрю тюлкюню сакълай-сакълай къалкъыды» [КЪМФС 2017: 601] – «Волк лису, ожидая-ожидая, вздремнул». «Сен аман кирпи, тёнгерей-тёнгерей, мени ариу санларым бла сакълатып, – деп ачыуланды». – «Ты, плохой ёжик, скатываясь-скатываясь, заставил ждать меня с моим прекрасным телом», – сказав, разозлилась».

Глаголы «ашыкъма, ашыкъма; къоркъду, къоркъду » – «не спеши, не спеши», «чайнады-чайнады , къара-къара» – «жует-жует; смотри-смотри», деепричастия «жиляй-жиляй, сакълай-сакълай, тёнгерей-тёнгерей» – «плача-плача; ожидая-ожидая; скатываясь- скатываясь» и др. используются для того, чтобы замедлить, усилить или удлинить действие, обратить внимание читателей на будущее событие, пробудить интерес к нему и изобразить эмоции, чувства и переживания действующих персонажей.

Заключение

Таким образом, в результате проведенного анализа карачаево-балкарских сказок о животных можно сделать следующие выводы. Лексико-стилистический разбор материала сказок показал то, что животный эпос владеет индивидуальным комплексом языковых средств, с помощью которых передает национально-культурный колорит и жанровую специфику произведений. Неоднократно повторяясь из поколения в поколение и заучиваясь, эти сказочные тексты сохранили в себе архаичные черты лексики.

Посредством использования изобразительных средств языка создается неповторимый сказочный мир карачаево-балкарского устного народного творчества. Анализ эпитетов, повторов, олицетворений, лексических особенностей местоимений дает возможность более точно передать сюжет при пересказе и созданию в сознании слушателя нужных образов, приближает реципиента к пониманию языковой заурядности и менталитета носителей языка. Представляется перспективным исследование дальнейших разработок типизации речевых параметров карачаево-балкарских фольклорных произведений для развития целостной лингвокультурологической и лингвостилистической теории фольклорных жанров.

About the authors

Leyla S. Gergokova

Author for correspondence.
Email: leylagergokova79@mail.ru
ORCID iD: 0000-0001-7998-2075

References

Supplementary files