Socio-economic characteristics of the Balkar society in the second half of the 19th – early 20th centuries (based on family lists of 1886 and 1905)

Cover Page

Cite item

Full Text

Abstract

The essay focuses on the demographic and socioeconomic structure of Balkarian rural societies during the epoch of Russian capitalist modernization in the late XIXth and early XXth centuries. The evidence from the 1886 Household Census was used to compile the database. The information was processed with the use of various methods of statistical and correlation analysis. This made it possible to present a cross-section of the Balkar society of that period, its demographic structure, economic differentiation, and social stratification. Systematic comparison of the data from the 1886 Census with that from the governmental inspection of 1905 was indispensable for the measuring of the social change the local ethno-social community had underwent in twenty years time span. All the influences of the modernizing environment notwithstanding, Balkarian society retained its traditional characteristics. None meaningful changes in socio-economic structure leading toward “agrarian capitalism” are discernible. So, the Balkarian highlander’s society remained at the onset of the XXth century, relatively isolated from the modernizing environment of the greater Russian society. The methods applied and findings achieved in this research bear an essential novelty in relation to interpretations prevalent in literature on the topic.The article partially contains the conclusions of the author’s dissertation research [Муратова (Muratova) 2006] and has been prepared for publishing in order to make them public and increase readership.

Full Text

В настоящее время проблема оценки социально-экономической и социо-культурной эволюции горских обществ Северного Кавказа пореформенного пе-риода находится на периферии исторической науки. Однако это не делает ее ме-нее актуальной как с точки зрения современной общественно-политической зна-чимости, так и научно-исследовательской необходимости. Поскольку, во-первых, с 60-х гг. XIX в. основным мотивом российско-кавказского взаимодей-ствия становится проблема совместного развития, то есть органичного включе-ния Северного Кавказа в процессы российской модернизации. Отсюда в кавказо-ведении возникает потребность осмысления социально-экономической транс-формации местных традиционных обществ и определения тех итогов, с которы-ми горские народы подошли к советскому периоду своей истории. Во-вторых, именно в области социально-экономической истории методологические поиски последних десятилетий проявили себя в меньшей степени, а укоренившиеся еще в 1960-1980-х гг. общие схемы исторического развития северокавказских об-ществ пореформенного периода до конца не подверглись концептуальному пе-реосмыслению. Эти суждения в полной мере могут быть распространены и на социально-экономическую историю Балкарии второй половины XIX – начала XX в. Цель статьи – представить демографическую и социально-экономическую структуру пяти горских обществ (Балкар, Хулам, Безенги, Чегем и Урусбий) в условиях российской модернизации последней четверти XIX – начала XX в. на основе массовых исторических источников с использованием методов статисти-ко-математического анализа. Изучение социально-экономической структуры балкарских обществ нача-лось уже во второй половине XIX в. Среди трудов чиновников кавказской ад-министрации особое место занимают работы Н.Ф. Грабовского [Грабовский 1870], М.З. Кипиани [Кипиани 1884] и Н.П. Тульчинского [Тульчинский 1903]. Огромная заслуга этих авторов состоит в том, что они собрали и ввели в науч-ный оборот значительный корпус оригинальных источников, в том числе стати-стических, обнародовали сводки официальных документов и первичных мате-риалов сословно-поземельных комиссий. Другая группа работ дореволюцион-ных авторов – это публикации в периодике, исходящие от местной просвети-тельской интеллигенции [Шаханов 1991]. В их трудах пореформенное развитие горских народов представляется как включение традиционного общества с натуральными формами хозяйства в одновекторное с Россией развитие. В советской историографии 1960-1980-х гг. проблема социально-экономического развития Балкарии пореформенного периода становится одной из наиболее разрабатываемых; исследователи сосредоточились на поиске эле-ментов капиталистических отношений в экономике горских обществ [Крикунова 1960], [Кучмезова 1967]. Вопросам имущественных отношений в балкарских обществах посвящены также исследования экономистов Т.А. Жакомихова [Жа-комихов 1963] и М.Х. Ацканова [Ацканов 1967]. Нарисованная этими авторами картина земельных и социальных отношений точно вписана в марксистскую схему политической экономии. Т.Х. Кумыкову принадлежит заслуга в исследо-вании социально-экономического строя пореформенной Кабарды и Балкарии как части проблемы развития российского капитализма на окраинах империи [Кумыков 1965]. В целом, исследователи стремились обнаружить показатели буржуазного развития и оценить степень зрелости капиталистического уклада у народов Северного Кавказа в конце XIX – начале XX в. Концептуальные рамки осмысления этих вопросов определялись необходимостью подтвердить наличие социально-экономических предпосылок осуществления социалистических пре-образований в регионе, а результаты исследований должны были раскрывать как общие закономерности, так и особенности социально-экономического развития горских народов Северного Кавказа. Х.М.-А. Сабанчиев подвел историографи-ческие итоги изучению Балкарии пореформенного периода [Сабанчиев 1989]. С конца 1980-х гг. практически на 20 лет исследование проблем социально-экономического Балкарии развития отошло на второй план, внимание исследо-вателей сосредоточилось на изучении проблем этнополитического и этнокуль-турного развития. Вместе с тем клише, выработанные советской исторической наукой о характере и направлении социально-экономического развития горских обществ в целом и Балкарии, в частности, продолжают использоваться совре-менными авторами. Так, местная экономика определяется как колониальная, по-скольку является поставщиком дешевого сырья и обширным рынком потребле-ния товаров. Что обуславливало «низкий уровень производительных сил, сла-бое развитие промышленности, незрелость капиталистических отношений, наличие патриархально-феодальных пережитков», «втягивание горцев в товар-ное обращение» [Гурфова 2014]. При этом предшествующие историографические наработки не осваиваются, и уже введенные в научный оборот исторические источники (в том числе, мас-совые) по социально-экономической истории Балкарии второй половины XIX – начала XX в. концептуально не перерабатываются. Между тем некоторые аспек-ты развития балкарских горских обществ в условиях имперской модернизации России XIX – начала XX в. уже подверглись осмыслению как в обобщающих трудах [Века... 2017], так и в специальных работах [Муратова 2019]. А наличие массовых исторических источников и теоретико-методологических разработок по их статистико-математическому анализу позволяет отойти от иллюстратив-ного подхода и осуществить углубленное исследование социально-экономической структуры балкарских обществ конца XIX – начала XX в. Источниковую основу данного исследования составили посемейные списки балкарских обществ за 1886 г., извлеченные из в фонда 9 «Нальчикское окруж-ное полицейское управление» Центрального государственного архива Кабарди-но-Балкарской республики [УЦГА АС КБР. Ф. 9. Оп. 1. Д. 13, 21, 33, 34], а так-же сводные данные из посемейных списков балкарских обществ за 1905 г., ко-торые были положены в основу трудов так называемой Абрамовской комиссии [Труды... 1908] и хорошо сопоставимы с более ранними источниками. Здесь надо отметить, что предпринятая архивистами попытка издания по-семейных списков отдельных населенных мест Нальчикского округа Терской области за 1886 г. получила в историографии скорее негативную оценку с точки зрения качества проведенной археографической работы. Специалисты отмечали искажение текстов из-за неверного прочтения, отсутствие легенды и примеча-ний. Серьезные нарекания вызывало то обстоятельство, что изрядная доля ин-формации, изначально содержавшаяся в архивных формулярных бланках посе-мейных списков, была безоговорочно опущена, а научно-справочный аппарат этих публикаций был представлен только предисловием [Тютюнина 2006]. Предварительно нами была проведена источниковедческая разработка по-семейных списков балкарских обществ за 1886 и 1905 гг. [Муратова 2013], [Муратова 2016]. Посемейные списки Безенгиевского, Урусбиевского, Хулам-ского и Чегемского обществ, собранные окружным полицейским управлением в 1886 г., сохранились полностью; а посемейные списки поселков Черекского ущелья – лишь фрагментарно, и встречаются в других фондах. При этом можно говорить об их репрезентативности в количественном отношении, поскольку они охватили две трети всех дворохозяйств Балкарии. Этот источник представ-ляет собой объемные книги, содержащие несколько сот страниц, составленные по единому формуляру: порядковый номер семьи, фамилия и имя главы семьи, его возраст, вероисповедание, грамотность, образование, сословная принадлеж-ность, состав семьи, имущество с указанием всех видов скота, земельных уго-дий и недвижимого имущества, знание ремесла и наличие духовного сана. На основе этих посемейных списков создана база машиночитаемых данных и осу-ществлен статистико-математический анализ содержащейся в них информации. Это позволило представить демографический и социально-экономический срез балкарского общества последней четверти XIX – начала XX в. После отмены крепостного права (1867 г.) сельская община балкарцев в терминах российского права формально стала всесословной, тем не менее, про-веденный анализ показал, что в балкарском обществе и в пореформенный пери-од сохранялось сословное деление, восходящие к традиционной эпохе. Призна-ки сословной иерархии находили отражение в общественном сознании, в со-блюдении поведенческих стереотипов и отдельных принципов межсословной субординации. Российская делопроизводственная документация также зафикси-ровала различные социальные категории балкарского населения. В пореформенный период произошло упрощение социальной структуры, балкарское общество разделилось на три слоя: таубии (горские князья), карауз-дени (бывшие свободные общинники) и лица простого сословия (бывшие зави-симые сословные группы), конгруэнтные стратификации традиционного перио-да. По данным посемейных списков за 1886 г., эти сословные категории в четы-рех из пяти балкарских обществах распределялись следующим образом. Доля таубиев колебалась от 3 до 9 % общего числа жителей. Наибольший процент этого сословия отмечался в Чегемском обществе. Это объясняется как большим числом княжеских фамилий, так и тем, что таубиями были записаны чанка (ли-ца, происходившие от неравных браков). Можно предположить, что и в Балкар-ском обществе, сведения о социальном составе которого за 1886 г. отсутствуют, доля таубиев была несколько выше, чем в других обществах. Соответствующие проценты высшего сословия в структуре населения балкарских обществ находят свое подтверждение в материалах Абрамовской комиссии. В начале XX в. доля таубиев колебалась от 2 % в Безенги до 9 % в Чегеме. Карауздени приблизи-тельно составляли от 40 до 60 % всего населения. Число жителей простого со-словия колебалось в пределах 36-55 %. Практически такое же соотношение со-словий находим в дореформенной Балкарии. По нашим расчетам, таубии со-ставляли 3,8 %, каракиши – 49,2 % (так в источниках первой половины XIX в. названы карауздени), а все другие сословия – 47,0 % всего населения Балкарии [УЦГА АС КБР. Ф. 2. Оп. 1. Д.1680. Л. 15, 21]. Приведенные данные позволяют говорить об устойчивости социальных перегородок внутри балкарского обще-ства на протяжении всего XIX в. Основываясь на данных переписи 1897 г. и по-семейных списков, можно заключить, что социальная структура балкарского общества не совпадала с сословным делением России и мыслилась в значитель-ной степени в традиционных этносоциальных категориях. К концу XIX в. основной формой семьи в Балкарии становится малая семья – «аз юйюр», состоявшая от 3-4 до 7-8 человек и включавшая в себя два поко-ления. По своему внутрисемейному укладу она почти не отличалась от боль-шой семьи. Количественный анализ посемейных списков за 1886 г. дал следую-щие результаты. Средняя величина семьи в балкарских общинах колеблется от 6 до 9 человек. Более 40 % приходится на семьи, численный состав которых со-ставляет от 6 до 10 человек. Высок процент малочисленных семей до 5 человек (около трети дворов). Семьи с числом членов от 11 до 16 составляют от 7 до 17 % общей численности дворов общества. Семьи, превышающие 16 человек, находятся в пределах 11 %. Особенности семейного быта балкарцев наложили отпечаток на количественный состав семьи у разных сословий. У таубиев пре-обладали малочисленные семьи, в то время как у караузденей был самый высо-кий по численности семейный состав: примерно 30 % их дворов насчитывало свыше 11 человек. Количественный состав семей простого сословия повторяет тенденции, присущие обществу в целом. Важной характеристикой экономического состояния хозяйства является число работников в семье. Если принять за работника мужчину в возрасте от 10 до 60 лет, то можно заключить следующее. Доля семей, где не было ни одного мужчины трудоспособного возраста, практически равна нулю: это связано с не-возможностью ведения самостоятельного хозяйства. Самый высокий процент (за исключением Чегемской общины) составляют семьи, где было более 5 ра-ботников. Распределение семей с одним, двумя, тремя, четырьмя и пятью ра-ботниками приблизительно одинаково и варьируется в пределах 10-20 %. Источники дают возможность представить половозрастную структуру бал-карских обществ. Мужское население всех балкарских обществ численно не-сколько превышало женское. Причем эта тенденция прослеживается при рас-смотрении и более ранних, и более поздних сведений. Превышение числа муж-чин над числом женщин в XIX в. является особенностью демографической си-туации региона и не отражает общее положение в соотношении мужского и женского населения Российской империи в целом, которое характеризовалась преобладанием его женской части. Такое соотношение полов сказалось и на по-ловом составе семьи. Семей, где мужчины численно превышали женщин, во всех балкарских общинах насчитывалось более 40 % и только третью часть со-ставляли семьи, где преобладала женская часть. Возрастная структура балкарского населения достаточно точно может быть представлена только для мужчин, поскольку данные о возрасте женщин в посе-мейных списках 1886 г. отсутствуют. Но можно предположить, что подобная возрастная структура с незначительными отклонениями была характерна и для женщин. По данным за 1846 г., «малолетки» (так они названы в источнике в противовес взрослому населению) составляли в Балкарском обществе – 35,5 %, в Безенги – 35,8 %, в Хуламе – 37,3 %, в Чегеме – 32,6 %, в Урусбии 35,5 % [УЦГА АС КБР. Ф. И-16. Оп. 1. Д. 604. Л. 111-116]. В 1886 г. самую многочис-ленную возрастную группу образовывали дети до 10 лет (свыше 30 %). Моло-дежь от 10 до 20 лет составляла около 20 %. Доля людей в возрасте от 20 до 60 лет находилась в пределах 40 %. А лица пожилого возраста (старше 60 лет) со-ставляли от 7 до 4 % населения в разных обществах. Возрастная градация муж-ского населения для представленных четырех балкарских обществ примерно одинакова. Это распределение возрастных групп среди балкарцев находит свое подтверждение в материалах Первой всеобщей переписи населения 1897 г., ко-торая отражает структуру возрастов уже всего балкарского населения, а не только его мужской части. Так, доля детей до 10 лет составляла 32,8 %, воз-растная группа от 10 до 20 лет – 19,9 %; от 20 до 60 лет – около 40 %, а на до-лю стариков старше 60 лет приходилось 6,9 % всего населения [Первая... 1905: 94-97]. Таким образом, налицо стабильность возрастных когорт балкарского населения на протяжении второй половины XIX в. Как было показано в предыдущих работах, первые сведения об уровне гра-мотности балкарцев относятся к началу 1860-х гг. и показывают чуть более 0,3 % умеющих читать и писать по-русски или по-арабски. По данным 1886 г., гра-мотность балкарцев в среднем не превышала полпроцента, а в 1897 г. этот пока-затель составлял около 1,5 % (2,4 % – у мужчин и 0,4 % – у женщин). Таким образом, несмотря на незначительную его величину, можно говорить о неуклонной тенденции роста числа грамотных среди балкарцев к началу XX в., притом отмечаются более высокие темпы роста арабской грамотности [Мурато-ва 2019: 24]. В последней четверти XIX в., после размежевания земель, в горских обще-ствах по примеру казачьих станиц появилась категория иногородних жителей, их еще называли «временнопроживающими». Численность иногородних в бал-карских обществах различалась, но в целом, была незначительной. По сведени-ям 1905 г., в Балкарской обществе временно проживающих вообще не значи-лось, наибольшее их количество (1,9 %) зафиксировано в Урусбии, а в Чегеме, Безенги и Хуламе иногородние не превышали 1 %. Для сравнения заметим, что численность иногородних в абазинских аулах в этот период колебалась от 1 до 27 % [Данилова 1984: 111], а у карачаевцев составляла четверть, а в некоторых аулах – даже треть всего населения [Невская 1978: 36-37]. Что позволяет гово-рить о большей замкнутости и изолированности балкарцев в этот период по сравнению с другими этносоциальными образованиями региона. В отечественном кавказоведении последняя четверть ХIХ – начало ХХ в. характеризуется как время интенсивного проникновения капиталистических элементов в экономику горского общества, как период роста имущественной дифференциации среди северокавказских народов. Визуальное изучение посе-мейных списков действительно позволяет говорить о значительном имуще-ственном неравенстве балкарских дворохозяйств как в 1880-х гг., так и начале XX в. Составленные на основе посемейных списков 1886 г. ряды распределения земельных угодий позволили представить картину частного землевладения и определить наиболее типичные размеры участков. Большая дисперсия покосных участков прослеживается во всех балкарских обществах. Очень высок процент дворов, не имеющих их вовсе, он колеблется от 20 % дворов в Хуламе до 40 % в Урусбии. Более трети хозяйств в каждом обществе владели маленькими поко-сами, с которых можно собрать до 30 копен сена. Около 4 % дворов в Урусбии и Безенги и около 14 % дворов в Чегеме и Хуламе имели большие покосы более чем на 100 горских копен. Исследование показало, что в балкарских обществах также высок процент дворов, не имеющих пахоты: он колеблется от 12 % – в Безенги до 34 % – в Урусбии. Остальные хозяйства, за редким исключением, имели маленькие па-хотные участки, с которых можно собрать до 30 токов зерновых, причем основ-ная масса дворов группируется в интервале от 1 до 10 токов зерновых. Большие пахотные участки являлись в Балкарии большой редкостью. Рассмотрение частного землевладения в сословном разрезе позволяет за-ключить, что средний размер покосных участков у таубиев в 4-7 раз выше, чем у караузденей, и в десятки раз превосходит средний покос, приходящийся на двор простого общинника. Подобная картина возникает и при рассмотрении средних величин пахотных участков. Среднее количество пахотной земли, при-ходящееся на один двор таубия, в 1,5-3 раза больше, чем на двор караузденя, и в 2,5-10 раз больше этого показателя у простого сословия. Таким образом, ряды распределения различных земельных угодий и средние значения учтенных при-знаков у отдельных сословий позволили выявить имущественную неоднород-ность балкарского населения. Однако неравенство сопровождает человечество всю его историю за ис-ключением первобытности. Изучим динамику социально-экономического раз-вития Балкарии за период с 1886 по 1905 г. Для этого сравним полученные ре-зультаты количественного анализа посемейных списков балкарских хозяйств за 1886 г. с материалами Абрамовской комиссии 1905 г. Для возможности сравне-ния выбраны те же параметры и интервалы рядов распределения всех экономи-ческих показателей, что и в трудах комиссии. Это позволяет оценить уровень социально-экономического развития балкарских общин и степень экономиче-ской трансформации традиционного горского общества в условиях российской модернизации второй половины ХIХ – начала XX в. Основной отраслью экономики горского хозяйства всегда являлось ското-водство. Сопоставление данных о скотоводстве балкарцев в 1886 и 1905 гг. приводит к следующим заключениям. Вполне обеспеченными в балкарских об-ществах считались хозяйства, имевшие 20 и более голов крупного рогатого ско-та. Таких хозяйств в Урусбиевском обществе и в 1886, и в 1905 г. насчитыва-лось около 56 %; в Чегеме в 1886 г. – 41 %, в 1905 г. – 53 %; в Хуламе – 46 % и 43 % соответственно в 1886 и 1905 гг., в Безенги – 36 % и 52 % соответственно, в Балкарском обществе в 1905 г. 25 % хозяйств было обеспечено крупным рога-тым скотом. Если хозяйство балкарца составляло 100 и более голов мелкого ро-гатого скота, его также относили к разряду вполне обеспеченных. Таких дворов в Урусбии в 1886 г. насчитывалось 43 %, а в 1905 г. – 46 %; в Чегемском обще-стве в 1886 г. – 21 %, в 1905 г. – 25 %; в Хуламе в 1886 г. – 26 %, в 1905 г. – 22 %; в Безенги в 1886 г. – 20 %, в 1905 г. – 30 %; в Балкарском обществе процент хозяйств, обеспеченных мелким рогатым скотом, в 1905 г. составлял 29 %. Та-ким образом, крестьянские дворы, обеспеченные крупным рогатым скотом, со-ставляли в горских обществах порядка 40-50 %, за исключением Балкарского общества, где таких дворов была четверть. И около 20-30 % хозяйств было обеспечено мелким рогатым скотом, несколько выше этот показатель в Урус-бии, где таких хозяйств было более 40 %. Если принять во внимание, что скотоводство составляло основу экономи-ческой жизни балкарцев, то необходимо подчеркнуть очень высокий процент бесскотных хозяйств. Дворы, не имевшие крупного рогатого скота, составляли от 9 до 14 % в разных балкарских обществах, а не имевшие мелкого рогатого скота – от 27 до 51 %. Эти горцы и составляли значительный резерв рабочей си-лы. Из их числа нанимали пастухов, или они вступали в арендные отношения с крупными скотовладельцами. Полученные на основе статистико-математического анализа результаты приводят к двоякому заключению. С одной стороны, имущественная дифферен-циация в балкарском обществе была весьма значительной, но с другой стороны – нет оснований говорить о резких сдвигах в имущественной дифференциации горцев в последней четверти XIX в. Распределение хозяйств по всем видам бо-гатства за изучаемый период осталось приблизительно на одном уровне с незна-чительными отклонениями. Следовательно, нельзя сделать вывод об усилении экономической поляризации в конце XIX – начале XX в. и констатировать фор-мирование новой социальной структуры, характерной для аграрного капитализ-ма. Более того, ранжированные и разгруппированные с помощью коэффициен-та вариации пять основных признаков имущественной состоятельности хозяй-ства балкарских крестьян: пахота, покос, лошади, крупный рогатый скот и мел-кий рогатый скот, – хотя и доказали существенные различия между образовав-шимися группами по каждому из пяти учтенным признакам. Однако предприня-тая попытка вариационно-комбинационной группировки хозяйств с учетом всех пяти выделенных признаков не дала положительного результата. Возможно, это связано с тем, что деление на бедных – середняков – богатых не носило устой-чивый характер в рассматриваемый период. Компьютер не смог выделить сколько-нибудь значительной группы с учетом всех факторов имущественной состоятельности горского хозяйства. Апробируем еще один математический метод для выяснения вопроса об устойчивости деления хозяйств на зажиточные и бедные в конце ХIХ-начале XX в. Это дало бы возможность подтвердить выводы исследователей о проникно-вении капиталистических элементов в экономику Балкарии и о формировании полярной структуры исследуемого социума. Был проведен корреляционный анализ основных видов богатства горского хозяйства (покос, пахота, крупный рогатый скот, мелкий рогатый скот). В условиях острого малоземелья диффе-ренциация крестьянства по земле могла бы нейтрализоваться за счет перерас-пределения крупного и мелкого скота в пользу хозяйств, обделенных землей. Если бы это было так, то коэффициенты корреляции, показывающие взаимо-связь факторов имущественной состоятельности горцев, были бы отрицатель-ными. Однако этого не произошло. Если бы коэффициенты корреляции при-ближались по модулю к единице, можно было бы строго говорить о наличии тесной связи между отдельными параметрами имущественной состоятельности. На практике это означало бы, что деление на хозяйства «состоятельные» и «ма-лоимущие» было в этот период устойчивым, и, следовательно, шло формирова-ние новой социальной структуры, характерной для аграрного капитализма. По-лученные коэффициенты корреляции и детерминации несколько разнятся для отдельного балкарского общества. Вероятно, что связь между земельными участками и количеством скота несколько выше в тех обществах, которые в си-лу природных условий лучше обеспечены землей (Чегем, Хулам) и ниже в Уру-сбиевском и Безенгиевском обществах, особо остро нуждающихся в земле. Тем не менее, в целом коэффициенты корреляции, показывающие взаимосвязь фак-торов имущественной состоятельности, незначимы или малозначимы. Отсюда можно говорить об отсутствии тесной связи между отдельными параметрами состоятельности горского хозяйства, а это показатель однородности крестьян-ской массы с несущественными хозяйственными различиями. Поэтому можно говорить скорее об устойчивости традиционной социально-экономической структуры балкарских обществ. Любой конкретный вид социального неравенства, по методике К.В. Хво-стовой [Хвостова 1975], может быть измерен двумя коэффициентами, один из которых показывает, в какой мере изучаемые отношения приближаются к неко-торому эталону дифференциации, а другой – в какой мере они отличаются. Эти коэффициенты она интерпретирует как социальные роли этих двух форм нера-венства и называет их коэффициентами эволюции и интеграции. Явное проявле-ние неравенства в одной из форм, показатель которой выше – результат борьбы ролей, отражающий определенную тенденцию функционирования неравенства. С использованием предложенной К.В. Хвостовой методики и описанных алго-ритмов были получены коэффициенты эволюции и интеграции по всем видам имущественного неравенства, а также суммарные коэффициенты на основе по-семейных списков балкарских обществ за 1886 г. Интересующее нас неравен-ство характеризует структуру объединенных систем, состоящих из ряда состав-ляющих систем. Элементами каждой составляющей системы являются размеры того или иного вида имущества в отдельных хозяйствах балкарских крестьян в пределах общества. Число составляющих систем, входящих в одну объединен-ную систему, равняется числу видов имущества в крестьянском хозяйстве. Объ-единенная система отражает неодинаковость в имущественном положении бал-карских крестьян в целом, а каждая из составляющих систем в отдельности ха-рактеризует неодинаковость в размерах какого-то одного вида имущества. Про-веденные расчеты показали, что в отношении всех имущественных объектов наблюдается более высокий уровень интеграции, чем эволюции. В Урусбиев-ском обществе суммарный коэффициент эволюции по всем видам богатства ра-вен 0,10; а коэффициент интеграции – 0,61; в Чегеме – 0,11 и 0,83; в Хуламе – 0,02 и 0,07; в Безенги – 0,0 и 0,12 соответственно. Рассчитанные коэффициенты свидетельствуют о значительном расслоении балкарского общества к концу ХIХ в. и показывают, что имелись предпосылки для дальнейшей имущественной по-ляризации. Но поскольку мы не располагаем равноценными данными об устой-чивых признаках капиталистической системы в сельском хозяйстве (наемном труде, аренде и т.п.), а также не можем получить коэффициенты эволюции и ин-теграции за другие годы с целью выяснения тенденции изменения соотношения между бедностью и богатством, а признаки значительного имущественного рас-слоения имели место и в более ранние периоды балкарской истории, то пред-ставляется корректным трактовать полученный более высокий коэффициент ин-теграции как коэффициент стагнации, характеризующий наличие в недрах ис-следуемой совокупности интегрированных социальных групп и значительных количественных различий в размерах их богатства к моменту рассмотрения. Со-поставление коэффициентов эволюции и интеграции, относящихся к разным балкарским обществам, показывает, что они отличаются друг от друга. Это поз-воляет отметить, что в Урусбиевском и Чегемском обществах процессы страти-фикации и имущественной поляризации достигли более высокой стадии, нежели в Хуламо-Безенгиевском ущелье, хотя тенденции развития всех горских об-ществ имеют один вектор. Балкарское общество в русле общероссийской модернизации второй поло-вины XIX – начала XX в. все-таки не подверглось коренной структурной транс-формации, поскольку постоянно воспроизводилась традиционная система хо-зяйствования, а все проявления «капиталистических отношений» носили скорее характер изменений внешней среды. Масштабы включения горского населения в систему всероссийского рынка оставались весьма ограниченными. Балкарцы втягивались в рыночные отношения почти исключительно через реализацию продуктов традиционных промыслов и животноводства. Описанные в литерату-ре случаи предпринимательской активности по переработке сельскохозяйствен-ной продукции, в строительстве дорог или разработке полезных ископаемых, а также профессиональные занятия интеллектуальным и творческим трудом но-сили единичный характер. Сохранялось безусловное доминирование традици-онных видов деятельности. По данным Первой всеобщей переписи населения Российской империи, в сельском хозяйстве было занято – 90 %, а в обрабаты-вающей промышленности и городских промыслах только 1,2 % балкарского населения [Муратова 2019: 30]. Итак, если попытаться определить основной вектор исторических измене-ний в балкарском обществе в последней четверти ХIХ – начале ХХ в., то имеет-ся достаточно оснований, чтобы считать его вектором модернизации. Ключевым фактором здесь является то, что жизнедеятельность и социокультурное воспро-изводство балкарского общества осуществлялось в этот период в администра-тивном, правовом и общесоциальном контексте модернизирующегося россий-ского общества, и внутри балкарского этнического социума начала ХХ в. уже присутствуют элементы «современности». Вместе с тем проведенное статисти-ко-математическое исследование массовых исторических источников указало на прочность и глубокую устойчивость традиционных характеристик хозяйствен-ной и социокультурной жизни балкарского общества. Нет оснований говорить о резких сдвигах в имущественной дифференциации горцев в последней четверти XIX в. и о формировании новой социальной структуры, характерной для аграр-ного капитализма. Что касается посемейных списков за 1886 и 1905 гг., то можно констатиро-вать, что это – высокоинформативный исторический источник, позволяющий представить некоторые демографические, социокультурные и социально-экономические характеристики балкарских обществ, а также выявить направле-ние социально-исторической динамики горского социума на южной периферии Российской империи в условиях модернизационного перехода конца XIX – начала XX в.
×

About the authors

Elena G. Muratova

Kabardino-Balkarian State University named after H.M. Berbekov; The Institute for the Humanities Research – Affiliated Kabardian-Balkarian Scientific Center of the Russian Academy of Sciences

Email: lena_gm@mail.ru
ORCID iD: 0000-0001-6803-6884

References

  1. Ацканов 1967 – Ацканов М.Х. Экономические отношения и экономические взгляды в Кабарде и Балкарии (1860-1917). – Нальчик: Каб.-Балк. кн. изд-во, 1967. – 131 с.
  2. Века... 2017 – Века совместной истории: народы Кабардино-Балкарии в российском цивилизационном процессе (1557-1917 гг.). – Нальчик: Издательский отдел ИГИ КБНЦ РАН, 2017. – 544 с.
  3. Грабовский 1870 – Грабовский Н.Ф. Экономическое положение бывших зависимых со-словий Кабардинского округа // Сборник сведений о кавказских горцах. – Вып.3. – Тифлис, 1870. – Отд. IV. – С. 1-28.
  4. Гурфова 2014 – Гурфова С.А. Особенности социально-экономического развития Ка-барды и Балкарии на рубеже XIX-XX веков // Современные научные исследования и инно-вации. – 2014. – № 11. – Ч. 1 –URL: https://web.snauka.ru/issues/2014/11/39668 (дата обраще-ния: 13.07.2023).
  5. Данилова 1984 – Данилова Е.Н. Абазины: Историко-этнографическое исследование хо-зяйства и общинной организации XIX в. – М.: Изд-во МГУ, 1984. – 145с.
  6. Жакомихов 1963 – Жакомихов Т.А. Аграрные отношения в Кабарде и Балкарии (XIX в.) // Ученые записки Кабардино-Балкарского государственного университета. – Нальчик, 1963. – Вып. 18. – С. 79-96.
  7. Кипиани 1884 – Кипиани М.З. От Казбека до Эльбруса: Путевые заметки о нагорной полосе Терской области. – Владикавказ: Типография Терск. обл. правл., 1884. – 47 с.
  8. Крикунова 1960 – Крикунова Е.О. Некоторые вопросы социально-экономического раз-вития Балкарии в пореформенный период // Ученые записки Кабардино-Балкарского науч-но-исследовательского института. – Т. 17. – Нальчик, 1960. – С. 123–147.
  9. Кумыков 1965 – Кумыков Т.Х. Экономическое и культурное развитие Кабарды и Бал-карии в XIX веке. – Нальчик: Каб.-Балк. книжное изд-во, 1965. – 420 с.
  10. Кучмезова 1967 – Кучмезова М.Ч. Проникновение капиталистических отношений в экономику балкарских обществ в пореформенный период // Ученые записки Кабардино-Балкарского научно-исследовательского института. – Нальчик, 1967. – Т. 25. – С. 59-73.
  11. Муратова 2006 – Муратова Е.Г. Балкарские общества в контексте российской полити-ки на Северном Кавказе (XVII – начало XX века). Дис. д-ра ист. н. Нальчик: КБГУ, 2006. – 564 с.
  12. Муратова 2013 – Муратова Е.Г. Посемейные списки северокавказских обществ за 1886 год и перспективы их дальнейшего использования в кавказоведческих исследованиях // Ис-торические, философские, политические и юридические науки, культурология и искусство-ведение. Вопросы теории и практики. Научно-теоретический и прикладной журнал. –Тамбов: Грамота, 2013. – № 9. – Ч. 1. – С. 109-113.
  13. Муратова 2016 – Муратова Е.Г. История Балкарии XVII–XIX вв. в документах Архив-ного фонда РФ // Вестник архивиста. – 2016. – № 2. – С. 8-21.
  14. Муратова 2019 – Муратова Е. Г. Балкарские горские общества в условиях имперской модернизации России: этносоциальная консолидация и развитие // Электронный журнал «Кавказология». – 2019. – № 2. – С. 12-36.
  15. Невская 1978 – Невская В.П. Невская Т.А. Сельская община у карачаевцев в XIX в. // Социальные отношения у народов Северного Кавказа. – Орджоникидзе: СОГУ, 1978. – С. 21-91.
  16. Первая... 1905 – Первая всеобщая перепись населения Российской империи 1897 г. Терская область / Под ред. Н.А. Троицкого. – Т. 68. – СПб., 1905. – 236 с.
  17. Сабанчиев 1989 – Сабанчиев Х.-М.А. Пореформенная Балкария в отечественной исто-риографии. – Нальчик: Эльбрус, 1989. – 232 с.
  18. Труды... 1908 – Труды комиссии по исследованию современного положения землевла-дения и землепользования в Нагорной полосе Терской области. – Владикавказ: Электропе-чатня Н.К. Григорьева, 1908. – 372 с.
  19. Тульчинский 1903 – Тульчинский Н.П. Пять горских обществ Кабарды // Терский сбор-ник. – Владикавказ, 1903. – Вып. 5. – С. 152-216.
  20. Тютюнина 2006 – Тютюнина Е.С. Археографическая деятельность архивистов Кабар-дино-Балкарской Республики в 1991-2005 гг. // Портал «Архивы России». Всероссийская научно-практическая конференция «Архивоведение и архивное дело в России (1991-2005 гг.): осмысление пройденного». Москва, 19-20 апреля 2006 г.URL: http://portal.rusarchives.ru/evants/conferences/1991_2005_txt/tutunina.shtml (дата обращения: 13.07.2023)
  21. УЦГА АС КБР – Управление Центрального государственного архива Архивной служ-бы Кабардино-Балкарской Республики
  22. Хвостова 1975 – Хвостова К.В. К вопросу о методике измерения степени социально-экономического неравенства в исторических совокупностях // Математические методы в исследованиях по социально-экономической истории. – М.: Наука, 1975. – С.45-76.
  23. Шаханов 1991 – Шаханов Б. Избранная публицистика / Сост. Т.Ш. Биттирова. – Наль-чик: Эльбрус, 1991. – 287 с.

Supplementary files

Supplementary Files
Action
1. JATS XML

Copyright (c) 2023 Муратова Е.G.

Creative Commons License
This work is licensed under a Creative Commons Attribution-NonCommercial 4.0 International License.

Согласие на обработку персональных данных с помощью сервиса «Яндекс.Метрика»

1. Я (далее – «Пользователь» или «Субъект персональных данных»), осуществляя использование сайта https://journals.rcsi.science/ (далее – «Сайт»), подтверждая свою полную дееспособность даю согласие на обработку персональных данных с использованием средств автоматизации Оператору - федеральному государственному бюджетному учреждению «Российский центр научной информации» (РЦНИ), далее – «Оператор», расположенному по адресу: 119991, г. Москва, Ленинский просп., д.32А, со следующими условиями.

2. Категории обрабатываемых данных: файлы «cookies» (куки-файлы). Файлы «cookie» – это небольшой текстовый файл, который веб-сервер может хранить в браузере Пользователя. Данные файлы веб-сервер загружает на устройство Пользователя при посещении им Сайта. При каждом следующем посещении Пользователем Сайта «cookie» файлы отправляются на Сайт Оператора. Данные файлы позволяют Сайту распознавать устройство Пользователя. Содержимое такого файла может как относиться, так и не относиться к персональным данным, в зависимости от того, содержит ли такой файл персональные данные или содержит обезличенные технические данные.

3. Цель обработки персональных данных: анализ пользовательской активности с помощью сервиса «Яндекс.Метрика».

4. Категории субъектов персональных данных: все Пользователи Сайта, которые дали согласие на обработку файлов «cookie».

5. Способы обработки: сбор, запись, систематизация, накопление, хранение, уточнение (обновление, изменение), извлечение, использование, передача (доступ, предоставление), блокирование, удаление, уничтожение персональных данных.

6. Срок обработки и хранения: до получения от Субъекта персональных данных требования о прекращении обработки/отзыва согласия.

7. Способ отзыва: заявление об отзыве в письменном виде путём его направления на адрес электронной почты Оператора: info@rcsi.science или путем письменного обращения по юридическому адресу: 119991, г. Москва, Ленинский просп., д.32А

8. Субъект персональных данных вправе запретить своему оборудованию прием этих данных или ограничить прием этих данных. При отказе от получения таких данных или при ограничении приема данных некоторые функции Сайта могут работать некорректно. Субъект персональных данных обязуется сам настроить свое оборудование таким способом, чтобы оно обеспечивало адекватный его желаниям режим работы и уровень защиты данных файлов «cookie», Оператор не предоставляет технологических и правовых консультаций на темы подобного характера.

9. Порядок уничтожения персональных данных при достижении цели их обработки или при наступлении иных законных оснований определяется Оператором в соответствии с законодательством Российской Федерации.

10. Я согласен/согласна квалифицировать в качестве своей простой электронной подписи под настоящим Согласием и под Политикой обработки персональных данных выполнение мною следующего действия на сайте: https://journals.rcsi.science/ нажатие мною на интерфейсе с текстом: «Сайт использует сервис «Яндекс.Метрика» (который использует файлы «cookie») на элемент с текстом «Принять и продолжить».