Political-behavioral models of the russian-turkish frontier actors in the Eastern Caucasus in the first third of the 18th century

Full Text

В Петровскую эпоху Российское государство обрастало новыми террито-риями, границы страны расширялись в разных географических направлениях. Одним из масштабных внешнеполитических акций, приведший к разрастанию границ империи, явился поход Петра Великого в Дагестан. По его результатам Российская империя закрепила за собой новые пространства в Кавказско-Каспийском регионе. Южные границы империи продвинулись вдоль юго-западных берегов Каспия, включив территории современных прикаспийской низменности Дагестана, Азербайджана и северных областей Ирана. Продвижение России вглубь Южного Кавказа и Ирана встретило сопротив-ление со стороны Турции, что в итоге привело к разделу земель между ними в Восточном Закавказье и установлению российско-турецкой границы. Определе-ние границ между Российской и Османской империями, согласно достигнутым договоренностям (ст. 1 Константинопольского договора 1724 г.), проходила следующим образом. Территория от города Шемахи до берега Каспийского мо-ря по прямой линии делилось на три равные части, затем там, куда приходилась 2/3 части от побережья, ставился разграничительный знак. От города Дербента на расстоянии 22 часа езды в горах ставился второй знак, и оба знака соединя-лись прямой линией, которая продолжалась до места слияния рек Аракса и Ку-ры, которое считалось конечным пунктом российско-турецкой пограничной ли-нии. России отходила территория в сторону моря от данной линии, а противо-положная часть – Турции. Территория Дагестана, начиная от реки Сулак вплоть до Дербента было признано за Российской империей. В Дагестане под власть турок переходили владения Сурхай-хана Казикумухского и лезгинские общества в верховьях реки Самур. Под власть турок отходили Грузия и Ереванская провинция. Ширван-ская область с городом Шемаха оставалась как буферная зона между двумя державами и передавалась под управление дагестанского владетеля Хаджи-Дауда [Бутурлин 1823: 52], который к этому времени перешел под протекцию Турции. Турецкие власти подстрекали Хаджи-Дауда на антироссийские действия, пытаясь ослабить влияние русских в новозавоеванных территориях. В течение 1722–1723 гг. отряды Хаджи-Дауда совместно с силами уцмия Кайтага неодно-кратно предпринимали штурм Дербента с целью выбить российский гарнизон из города, но безуспешно [РГАДА. Ф. 9. Оп. 4. Д. 61. Л. 863-863 об.]. Когда по причине отсутствия выплат, отряды Хаджи-Дауда перестали его поддерживать и «разошлись де все по домам» [РГАДА. Ф. 9. Оп. 4. Д. 61. Л. 867–868], он заду-мал некую хитрость. Турецкий торговый человек из Шемахи сочинил фальши-вые письма от имени султана, в которых якобы обещал Хаджи-Дауду помощь войском и артиллерией. Однако и данные письма не возымели нужного действия на отряды горцев [АВПРИ. Ф.77. 1723 г. Оп. 77/1. Д. 8. Л. 34–34 об.]. Находясь под турецкой протекцией, Хаджи-Дауд, часть владений которого перешли в российскую сферу влияния, пытался препятствовать процессу раз-граничения российско-турецкой границы. С этой целью ему удалось подкупить турецкого Мустафа-пашу, заплатив «12 тысяч туманов», что составляло россий-скими «деньгами 120 тысяч рублей» [АВПРИ. Ф. 77. 1726 г. Оп. 77/1. Д. 16. Л. 30], который отозвал турецких уполномоченных представителей по демаркации границы до весны 1727 г. Хаджи-Дауд понимал, что Сурхай-хан Казикумухский активизировал свою деятельность, чтобы турки назначили его ханом Ширвана вместо него. Сурхай-хан говорил, «что хотя до чего не дойдет, токмо он от Шемахи не отстанет, а ныне де они оба к паше великие суммы денег посылают, Сурхай для получения себе Шемахи, а Дауд для удержания… Сурхай при нем 50 мешков к паше по-слал» [АВПРИ Ф. 77. 1728 г. Оп. 77/1. Д. 4. Л. 82]. Ослабленный вниманием со стороны турков, Хаджи-Дауд попытался переориентироваться на российскую сторону. Он старался наладить отношения с российской военной администраци-ей на Кавказе: писал письма дербентскому коменданту полковнику А.Т. Юнгеру и отправлял посланников в Баку генерал-лейтенанту А.И. Румянцеву. Россий-ские власти, не намеренные нарушить условия Константинопольского договора 1724 г. с Турцией, решили отказать Хаджи-Дауду в российской протекции [РГВИА. Ф. 20. Оп. 1/47. Д. 19. Л. 219]. Учитывая возрастающую роль Сурхай-хана на Северо-Восточном Кавказе и в целях привлечения на свою сторону, в 1727 г. турецкие власти пожаловали ему чин паши, определили ежегодное жалованье в 3 тыс. руб. и отдали под его управление уезд Кабалу. После таких подношений Сурхай-хан принял турецкую протекцию [Гербер 1958: 103]. Туркам казикумухский хан, обладавший внуши-тельными военными силами, показался более полезным деятелем, чем Хаджи-Дауд. Потому и было решено назначить его правителем (ханом) Ширвана [АВПРИ Ф. 77. 1728 г. Оп. 77/1. Д. 4. Л. 110 об.]. Судьба отстраненного от вла-сти в Ширванском ханстве Хаджи-Дауда была предрешена: в 1728 г. он был арестован турецкими властями и отправлен в ссылку на остров Родос в Эгей-ском море. Назначение Сурхай-хана ширванским ханом возвысило его роль в полити-ческой жизни региона. Разграничение российско-турецкой границы затрагивало и часть его владений, и он стал препятствовать разделению собственных владе-ний. Согласно условиям ст. 1 Константинопольского договора, земли от Дер-бента в сторону гор на расстоянии 22 часа езды признавались за Россией, из ко-торых земли на 6 часов езды составляли владения Сурхай-хана. После того как Сурхай-хай перешел на сторону Турции, турецкая комиссия отказалась разде-лить его владения, придумав отговорку, что «сурхаева владение не есть Шир-ванской провинции. Того ради земли ево в разделе не подлежат, и чтоб в сурха-ево владение не вступатца». Турецкая сторона дабы не обидеть своего нового подопечного начала отказываться от отдельных позиций достигнутых догово-ренностей. До перехода Сурхай-хана под турецкую протекцию турецкие комис-сары заявляли, чтобы Россия те 6 часов езды земли у Сурхай-хана «оружием взяла сама» [АВПРИ Ф. 1726 г. Оп. 77/1. Д. 16. Л. 32-33]. Подстрекаемый турецкими властями Сурхай-хан, 20 декабря 1728 г. с вме-сте с Ибрагим-пашой тебризским вторгся в пределы российских владений: на Муганскую степь и в Сальянскую провинцию. Разорив более двух десяток дере-вень и угнав часть местного населения в плен, с огромным награбленным иму-ществом он вернулся к себе в горы. Нам удалось в фондах АВПРИ обнаружить документ, в котором приводятся сведения о разоренных населенных пунктах, о количестве сожженных дворов в каждой деревне, численности убитых и угнан-ных в плен людей, количестве угнанного скота и награбленного имущества. По документальным данным, было разорено и уничтожено 23 деревень, в которых было сожжено 859 дворов. Всего было убито 280 мужчин, а угнано в плен 226 мужчин, женщин – 70, мальчиков и девочек – 55, ранено – 10 человек. Было угнано: лошадей – 1293, верблюдов – 100, ишаков – 2, волов – 4828, в том чис-ле со вьюком – 102, буйволов – 35, баранов – 6967 голов. Было разбито 73 мельничных каменных жерновов, награблено бумаги хлопчатой 535 батманов, бумажных ниток 30 батманов, ковров шелковых и шерстяных, и полу ковров 2718 штук и т.п. [АВПРИ Ф. 1728 г. Оп. 77/1. Д. 7. Л. 60-69 об.]. В отместку российские отряды под руководством бригадира Л.Я. Соймо-нова угнали из владений Сурхай-хана более 30 тыс. баранов [Курукин 2010: 252]. Решение наказать Сурхай-хана было принято после отговорок турков в ответ воздействовать на него о том, что якобы межевание российско-турецкой границы во владениях Сурхай-хана еще не завершено, и он «не в совершенном послушании» от них [Сотавов 1991: 79]. Сурхай-хан, хотя формально и нахо-дился под турецкой протекцией, но продолжал действовать в целом самостоя-тельно и не доверял туркам: «Сурхай в великом опасении от турков, чтоб с ним того не учинили, как з Даудом и ни в чем им не верить» [АВПРИ Ф.77. 1729 г. Оп. 77/1. Д. 7. Л. 82 об.]. Ни Сурхай-хан, ни российские власти не вернули друг другу награбленного имущества. Приграничная российская территория оставалась напряженной и неста-бильной под влиянием действий Сурхай-хана, который продолжал действовать самостоятельно. Он претендовал на ряд деревень в Кубинской провинции, кото-рые перешли по результатам демаркации российско-турецкой границы к россий-ской стороне. В марте 1732 г. генерал В.Я. Левашов, зная о планах Сурхай-хана, просит командующего турецкими силами в Гяндже Али-пашу воздействовать на хана. Письмо было отправлено самому Сурхай-хану [ЦГАРД. Ф. 18. Оп. 1. Д. 90. Л. 8-9]. Турецкая сторона ответила, что о планах Сурхай-хана «ничего не слыхали, может некоторые недоброжелатели о том напрасно доносят… понеже Сурхай хан противно мира поступать и нарушителем быть не смеет» [ЦГАРД. Ф. 18. Оп. 1. Д. 90. Л. 10-11]. Сам Сурхай-хан ответил, что «он ссорится за ма-лое дело не желает», поскольку его секретарь известил его «о доходах тех дере-вень», с которых ежегодный доход составляет 15 руб., и «Сурхай сказал, [что] за 15 руб. ссорится не будет, хотя теми деревнями, и россияне завладеют, токмо он желает, чтобы ведали о ево правой претензии» [ЦГАРД. Ф. 18. Оп. 1. Д. 90. Л. 1-11]. Очевидно, генералу В.Я. Левашову все же удалось переубедить хана отказаться от планов предпринять поход в пределы российских территорий, или же, скорее, хан, извлекший уроки из похода в Сальяны, за которым последовал ответный поход русских войск в его владения, сам отказался от похода. Отношение уцмия Кайтагского Ахмед-хана к Персидскому походу Петра I и в целом появлению русских в Дагестане было очень своеобразным. Он и не стал препятствовать продвижению петровской армии на юг и не прибыл с по-корностью. Все-таки, было опасение быть наказанным за участие в шемахин-ском погроме. Владетели Кайтага старались с российской властью не вступать в более близкие контакты, предпочитая более отстраненные отношения. Однако уцмии не прочь были получать российское жалованье и подарки взамен прояв-ляя лишь мнимую лояльность. Уцмию удалось спровоцировать находившегося под своим влиянием ута-мышского Султана Махмуда напасть 19 августа 1722 г. при реке Инчхе на рус-ский отряд, продвигавшийся к Дербенту. Вскоре после наказания Султана Ма-хмуда Утамышского уцмий сообщил Петру I о своем желании перейти на сто-рону царя [НА ИИАЭ ДФИЦ РАН. Ф. 1. Оп. 1. Д. 60. Л. 122.], что не помешало ему в последующем вести обратную обещанному деятельность. Так, после ухо-да из Дагестана основных частей российской армии уцмийские отряды вместе с отрядами Хаджи-Дауда и Сурхай-хана нападали на город Дербент и на россий-ские укрепления в Дагестане. 3 и 5 января 1723 г. дербентские жители и солдаты гарнизона в отместку за нападение людей уцмия на Дербент, совершили походы в уцмийские деревни, откуда угнали скот, а 8 января «привезли две головы от-рубленные, в том числе одна голова племянника уцмия, также и скотины с 700» голов [РГАДА. Ф. 9. Оп. 4. Д. 61. Л. 625]. В скором времени среди участников антироссийских действий начались разногласия и уцмий решил перейти на сторону российской власти. Как сооб-щал дербентский комендант А.Т. Юнгер в сентябре 1725 г., уцмий Ахмед-хан признает собственную вину и согласен возместить ущерб, причиненный им при нападении на Дербент в августе 1725 г. [РГАДА. Ф. 9. Оп. 4. Д. 74. Л. 845–846 об.]. В своем письме Ахмед-хан заверял коменданта в Дербенте, чтоб «впредь противностей и всякой вражды между нами никакой бы не было, и чтоб всегда были в приятстве» [РГАДА. Ф. 9. Оп. 4. Д. 74. Л. 847]. Видимо, на решение уцмия поддаться под российское покровительство по-влияли неудачные выступления шамхала Адиль-Гирея против русских, после чего против него были посланы внушительные силы во главе с генералом Кро-потовым. По данным И.-Г. Гербера, уцмий состоял «под Российской империей с 1725 г. В оном году он с сыновьями своими и всеми старшинами от сих уездов присягу учинил и аманатов дал» [Гербер 1958: 83]. Одним из влиятельных дагестанских владетелей петровской эпохи был шамхал Тарковский Адиль-Гирей, который ещё накануне Персидского похода был принят в российское подданство. 6 августа 1722 г. продвигавшегося в сто-рону Дербента Петра I встретил шамхал, который заверил императора о своей верности престолу. Шамхал прибыл на встречу с Петром I вместе с еще одним кумыкским правителем Султан-Махмудом Аксайским, проявивший свою ло-яльность царю. Адиль-Гирей передал Петру I 600 быков в телегах, ещё 150 – под провиант для армии и 3-х персидских лошадей, а Султан-Махмуд – 100 бы-ков и 6 «изрядных» персидских лошадей [РГВИА. Ф. 846. Оп. 16. Д. 1540. Ч. 1. Л. 69]. 13 августа Петр I в сопровождении военных министров и генералов посе-тил шамхальский дом в Тарках. Адиль-Гирей в знак благодарности высокому гостю подарил серого аргамака с золотым конским убором и шелковый персид-ский шатер. Царь не остался в стороне, одарил шамхала золотыми часами [Ше-реметев 1914: 254]. Провожая царя, Адиль-Гирей предложил ему свое войско, но он отказался, взяв только несколько отборных наездников. В свою очередь, царь выделил шамхалу почетный караул из двенадцати солдат, которые остава-лись в Тарках вплоть до кончины Петра I [Потто 1912: 9]. Союзнические отношения Адиль-Гирея с Петром Первым были продикто-ваны желанием находиться под покровительством более сильной державы, стремлением занять лидирующую роль среди остальных дагестанских владете-лей, чей статус как царского подданного возрастал в глазах, соперничавших с ним владетелей [Русско-дагестанские отношения 1958: 262-265]. В планах шам-хала Тарковского также было распространение своего влияния на ногайцев, ко-чевавших в районе реки Сулак, на проживавших в районе Терека «окочан» (эт-ногруппа чеченцев) и получение под свое управление пяти деревень в Мюшкюрской области, что к югу от Дербента, переданных ему еще Сефевида-ми. Все эти прошения Адиль-Гирея не были удовлетворены российской админи-страцией, за исключением передачи ему владений утамышского Султана Ма-хмуда. В скором времени шамхал разочаровался в действиях российских вла-стей, и он решил отречься от русских и занять антироссийскую позицию. Также шамхал был недоволен тем, что вблизи его владений царь начал строить новую крепость Святого Креста, в котором был размещен крупный гарнизон войск. За антироссийскую деятельность шамхал Адиль-Гирей в 1726 г. был пленен и от-правлен в ссылку в Архангелогородскую губернию, где в январе 1732 г. скон-чался [РГАДА. Ф. 248. Оп. 13. Д. 781. Л. 85 и об.]. Совершенно противоположной позицию остальных дагестанских владете-лей было поведение дербентского правителя (наиб) Имама Кули-бека. Его про-российская позиция определилась, как только воинские подразделения Петра I оказались на территории Дагестана. Накануне прихода Петра I в Дербент Имам Кули-бек тепло встретил подполковника Г. Наумова, прибывший в город для обсуждения процесса сдачи города императору. В ходе переговоров наиб скло-нился к сдаче города без боя. Ввиду очевидного превосходства сил Петра I наиб предпочел диалог сопротивлению. В отличие от других дагестанских владетелей, за исключением шамхала Адиль-Гирея, отрицательно отнесшихся к появлению царя с многотысячной ар-мией в Дагестане, наиб дербентский, пожалуй, выбрал себе правильную страте-гию. У него не было шансов и возможности сопротивляться российской армии, поскольку Дербент входил в число городов, которые по результатам Персид-ского похода Петра Первого, должны были быть присоединены к Российской империи. Выразив свою покорность царю, наиб оставался верным России до конца своей жизни. Характеризуя отношение наиба к России, командовавший армией на юго-западных берегах Каспия фельдмаршал В.В. Долгоруков в 1730 г. писал, что «о верности его известно всем» [Алиев 1975: 93]. За верность к России Имам Кули-бек был оставлен в той же должности наиба, еще был пожалован чином генерал-майора с ежегодным жалованьем в 3 000 руб. [ЦГА РД. Ф. 379. Оп. 1. Д. 2. Л. 96 и об.]. Особенным было отношение Петра I и к жителям Дербента, что было выражено в предоставлении дербент-цам особых торговых привилегий и обеспечении их необходимым продоволь-ственным запасом: «Дербентских жителей надлежить кормить нашим же прови-антом и когда комендант Юнгор или Наиб будут к нам о провианте для пропи-тания дербентским жителям писать, тогда им определите провиант на семью по чему надлежить, а имянно против того, почему в ваших домах людям на семью дается» [Комаров 1867: 52]. Власть дербентского наиба после установления российской власти в Дер-бенте нисколько не ограничилась. По личному распоряжению императора го-родской комендант в управленческой практике обязан был сотрудничать с наибом Имамом Кули-беком. Генерал-адмирал Ф.М. Апраксин 30 августа 1722 г. подготовил специальную инструкцию для коменданта, согласно которой «с дербенским наипом иметь согласие, и поступать ласково, и в среднем городе ево команды не отнимать, и по воротам оной крепости караулам быть от него, или как с общаго согласия заблагоразсудите» [РГАВМФ. Ф. 233. Оп. 1. Д. 216. Л. 198–201]. Видя высокий статус Имама Кули-бека в глазах российской власти его под-держкой в выстраивании контактов с Россией, старались воспользоваться те владетели, которые изначально выступили против появления русских в Даге-стане. Так, в 1725 г. кайтагский уцмий писал наибу, чтобы он отправил к нему свою депутацию с целью «учинить между собою и нами верную дружбу, и между нами бы никакой противности не было». Уцмий Ахмед-хан имел намере-ние, судя по его письму, впредь поддерживать дружные отношения, «о чем и люди мои о том желают, что с вами и с рускими быть в приятстве» [РГАДА. Ф. 9. Оп. 4. Д. 74. Л. 847.]. 26 июня 1725 г. письмо с аналогичным содержанием наибу отправил шамхал Адиль-Гирей [РГАДА. Ф. 9. Оп. 4. Д. 77. Л. 1033 и об.], в надежде урегулировать сложные отношения с российской властью. Благодаря правильно выбранной стратегии дербентского правителя город избежал штурма, горожане сохранили свое имущество и положение, более того, все дербентцы получили торговые привилегии от царя. Петр I высоко оценил позицию и поведение наиба: ему была предоставлена возможность служить ин-тересам Российской империи и даже осуществить визит ко двору императрицы Екатерины I. До конца своей жизни наиб оставался верным российской власти. Итак, политико-поведенческие модели участников российско-турецкого по-граничья на Восточном Кавказе в первой трети XVIII в. формировались и про-текали под воздействием прежде всего внешнеполитических факторов. Даге-станские владетели Хаджи-Дауд Мюшкюрский, Сурхай-хан Казикумухский, уцмий Ахмед-хан – участники антииранских восстаний первых двух десятиле-тий XVIII в. с началом Персидского похода Петра I заняли антироссийскую по-зицию, поскольку они были объявлены в манифесте «бунтовщиками», от чьих рук, в частности, пострадали русские купцы в Шемахе в 1721 г. Что касается шамхала Адиль-Гирея Тарковского, дербентского наиба Имама Кули-бека, то они проявили лояльность к русским властям. Их пророссийская ориентация бы-ла продиктована стремлением укрепить собственные позиции в условиях фео-дальных междоусобиц, сохранить свой политический статус и имущество. Судьбы разных участников пограничья складывались по-разному. Установление российско-турецкой границы на Восточном Кавказе приводит к изменению политико-поведенческих моделей участников пограничья: одни из них принимают покровительство Турции, другие становятся союзниками рос-сийской власти, третьи пытаясь сохранить самостоятельность, теряют политиче-скую власть. В условиях пограничного мира участникам нелегко было изна-чально выбрать правильную позицию. Изучение процесса формирования и эво-люции поведенческих моделей участников фронтирной линии открывает новые возможности для понимания особенностей пограничья.

About the authors

Sharafutdin Arifovich Magaramov

Dagestan Federal Research Center RAS, Makhachkala, Russia

Email: sharafutdin@list.ru
ORCID iD: 0000-0001-8705-6143

Magomedkhabib Ruslanovich Seferbekov

Dagestan Federal Research Center RAS, Makhachkala, Russia

Email: dnc.ran@outlook.com
ORCID iD: 0000-0001-5714-8178

References

Supplementary files