Ethno-social processes in in the north caucasian society: challenges and response.

全文:

Введение Проблематика этносоциальных процессов в регионах России и в обществе в целом относится к числу постоянно нуждающихся в измерении методами исто-рико-социологических областей науки. Предметное внимание к этим процессам диктуется тем, что в истории России этнические факторы и социальные отноше-ния всегда обретали критическую массу в период радикальных общественных преобразований. Особенно это касается периода распада союза и постсоветских реформ. В период радикального переустройства российского общества в последние десятилетия новый вектор общественного развития обострил проблему этносо-циального самоопределения в национальных регионах России, в том числе это особенно характерно для северокавказского полиэтнического региона. Анализ исторических и социально-философских исследований по кавказской проблема-тике свидетельствует о многомерности качеств оценивания Кавказа: контактная зона цивилизаций и культур; солнечное сплетение Евразии; периферия россий-ской цивилизации; зона локальных цивилизаций; конфликтный узел; зона повы-шенной конфликтности; территория синтеза традиций и модернизации; органич-ность в общероссийской цивилизации. Источники многомерности определения Кавказа уходят корнями в различные исторические периоды, отражая действо-вавшую реальность. Но эти качественные определители не потеряли своего зна-чения и сегодня, чем пользуются ученые разных научных направлений. На их фоне местные аналитики отмечают одну важную особенность – о значительной деформации этносоциальных процессов и заметном разрыве в уровнях социаль-но-экономического развития России в целом и северокавказских республик, что чревато нарастающим отставанием региона от темпов развития России с выте-кающими отсюда противоречиями и возможными конфликтами. С учетом вышеизложенного авторы данной статьи ставят цель – изучить параметры этносоциальных процессов на Северном Кавказе в период радикаль-ных реформ постсоветского периода, акцентируя внимание на взаимодействии власти центральной и региональной по достижению равноскоростной модели развития центра и региона. Для достижения цели намечены задачи: изучить мо-дернизационную направленность российских реформ с учетом региональных этносоциальных сегментов, исследовать возможные направления взаимодей-ствия центра и региона для достижения равноскоростной модели развития, по-казать миграционное составляющее этносоциальных процессов в масштабах всего общества. Объектом изучения, с точки зрения цели, являются этносоци-альные процессы в региональном социуме, а предметов изучения – их сущность, содержание, социальная значимость, достижение единства базовых определите-лей социокультурного пространства: экономики, социальной сферы, образова-ния, культуры. В качестве гипотезы авторы выдвигают: углубленное изучение установленных параметров взаимоотношений Центра и региональной перифе-рии в экономической и социокультурной сферах станет качественно новым эта-пом в изучении и интерпретации всего комплекса проблем этносоциальных про-цессов, поворотом к новым исследовательским приоритетам и концепциям. Объект исследования: концептуальный подход Этносоциальные процессы в северокавказском регионе, что является объек-том исследования предлагаемой статьи, объективно затрагивают сложившиеся социальные реальности во взаимоотношениях центра и региона. Этой проблеме отводится особое место в предлагаемой статье. Как результат отсутствия како-го-либо планирования во взаимодействии федерального центра и регионов в первые десятилетия постсоветских реформ заметно обозначились диспропорции в социально-экономическом развитии, и на этой матрице – противоречия и кон-фликты. В научных кругах также доминирует точка зрения о том, что ухудше-ние социально-экономических условий жизни людей в этот период стало источ-ником предконфликтной ситуации на Северном Кавказе. Надо полагать, о такого рода проблемах для России говорит и К. Казенин, используя понятие «кон-фликтный узел». Под конфликтом он понимает не «силовое столкновение» и не наличие «противоборствующих групп населения». Он пишет: «Конфликтный узел на сегодняшнем Кавказе чаще всего представляет собой противоречие между системой отношений, сложившихся в экономике или в политике, и ча-стью общества, недовольной этой системой» [Казенин 2012: 6]. Наличие противоречий в системе отношений в обществе касательно Север-ного Кавказа еще более усиливает В.П. Скороходова. По ее мнению, республики Северного Кавказа после распада союза «превратились в зоны повышенной конфликтности, явились источником социальной и этнической напряженно-сти…, а неблагоприятные тенденции в сфере этносоциальных отношений ставят под угрозу сам факт устойчивого поступательного развития российского обще-ства и государства» [Скороходова 2013: 51]. Отмеченные кризисные явления, нужно признать, являются результатом субъективно заданных, вопреки объек-тивной реальности, параметров в тех базовых областях, где протекает процесс взаимодействия федерального центра и регионов России: это система экономи-ческих, социальных, этнокультурных и политических отношений. В целях ми-нимизировать в глазах общественности отрицательные сегменты определенных на субъективном срезе направлений взаимодействия федерального центра и ре-гионов, модернизации общества в целом, реализуемые меры часто преподносят-ся в виде объективно заданных параметров социальной реальности. По этому поводу В.Н. Васильев резюмирует, что субъекты социального управления в ре-гиональном социуме сталкиваются с трудностями возрастания социальных рис-ков и вынуждены часто действовать конъюнктурно, исходя из критерия достиг-нутого [Васильев 2018: 6]. Несоразмерность должного и достигнутого в интеграционном процессе в определенной степени напоминает концепция двойственности оценки взаимоот-ношения российского центра и регионов. Оценочные параметры взаимодействия в научных изысканиях содержат два подхода. Первый подход озвучен в начале постсоветских реформ и его отстаивают представители либерально настроенных аналитиков, доказывается принципиальная разобщенность и несоразмерность социокультурных параметров Центра и регионов, так как, якобы, в региональ-ной социальной среде выраженно преобладают традиционные сегменты этно-экономики и этнической культуры, потому рассчитывать на конструктивное эт-носоциальное взаимодействие не приходится. В этой концепции, рожденной под влиянием радикальных реформ, основной акцент делается на критерии эконо-мического роста в глобальном масштабе, когда социальная сфера регионального социума, производная экономической, остается в тени. В своей критике в адрес либеральных аналитиков А.Х. Боров пишет: «…для наблюдателя на Кавказе до-статочно очевидно, что многие авторы как бы походя совершают логическую операцию «отстранения» Кавказа, постулируя, по сути дела, что Северный Кав-каз – не Россия, но представляет собой проблему для России» [Боров 2014: 6]. Второй подход, выдвинутый региональными специалистами, отстаивает включенность региональной социокультурной среды в процесс модернизации российского общества в целом. Ключевым в ней является положение о том, что независимо от сохранившихся этноэкономических и культурных традиций, кон-структивность взаимодействия России и северокавказского региона является доминирующей. При этом, однако, довольно упреждающие мотивы все же озвучиваются видными региональными специалистами. В частности, А.Х. Боров пишет: «Здесь скажутся и наследие нерешенных проблем прошлого, и общая незавершенность процессов модернизации в регионе, и новые вызовы экономи-ческой, политической и культурной глобализации» [Боров 2014: 246]. В силу всего этого, очевидно, можно считать и то, что северокавказскому социуму в будущем следует на всем протяжении настойчиво соответствовать своей этно-культурной идентичности в составе общероссийской социокультурной идентич-ности. Специалисты, исследовавшие этнические и историко-культурные процессы на Северном Кавказе, как отмечает Н.Н. Голубев, считают, что в какой бы мере ни происходил процесс интеграции центра и регионов, доминирующим остается присутствие в российском пространстве регионов, для которых характерна не-разрывная целостность традиций и новаций [Голубев 2006: 19]. Следует отдель-но подчеркнуть, что под традицией, как сегмента этнической культуры, имеется ввиду не архаику, а то, что устойчиво реализуется из традиционного сегмента прошлого. «Традиции не исчезают бесследно, – отмечает А.В. Свистунов, – она перестала пониматься как некая застывшая форма, а предстала как изменчивый продукт постоянного социального конструирования…» [Свистунов 2019: 39]. Данную концепцию о позитивности и целесообразности тождества традиций и новаций в этносоциальном процессе разделяют и местные авторы. Современным теоретико-методологическим конструктом соответствует понимание традиций «не только как носитель некоего консервативного начала, но и новационного потенциала», – пишет Е.Г. Битова. При этом, продолжает она, «фокус анализа сосредотачивается на процессах социокультурного развития, поскольку для российского «большого» общества и его северокавказской периферии характе-рен мобилизационный тип развития…» [Битова 2000: 20]. В целом местные ана-литики отмечают, что совмещение традиций и новаций во взаимоотношениях России и северокавказского социума доказано многовековой историей, и это со-ответствует действительности [Боров 2014; Дзидзоев 2006; Мамсиров, Тамазов 2011]. Парадигма российских реформ в контексте региональной сегментации Понимание современной ситуации по достижению равноскоростной модели развития центра и регионов необходимо строить в соответствии с реальными процессами социальных и культурных трансформаций в российском обществе в последние три десятилетия. Об этом несколько подробно излагается ниже. Вектором общественных преобразований в России 90-х гг. ХХ в. и офици-альной политикой государства становится переход к рыночной экономике и ли-беральной демократии. Модернизационные процессы в обществе на базе рыноч-ной экономики с самого начала вылились в глубокий кризис государственности в целом и общественных устоев. Регионализация в период рыночных реформ, как отмечают В. Княтинин и П. Шедровицкий, сопровождалась в России мас-штабным кризисом предыдущей системы управления, свертыванием социально-экономического и социокультурного пространства регионов [Княтинин, Шедро-вицкий 2003]. Что касается северокавказского региона, то попытки осваивать возможности рыночной модернизации, основываясь на сегментах традиционных форм хозяйственной деятельности, столкнулись с формированием в экономиче-ском пространстве России «зоны отчуждения», причиной тому – доминирова-ние в регионе сегментов этнической экономики. В процессе российских реформ потому в регионе и складывается внутренняя двойственность – дуализм тради-ционалистских и вводимых в общественную практику новых, пока еще неизве-данных ценностных начал. Очевидно, будем правы, если отметим, что дуалистические сегменты обще-ственной практики в начале реформ объективно имели место в российском об-ществе в целом, и складывавшаяся общественная практика на основе либера-лизма во всем требовала отхода от прежней общественной системы в масштабах всей страны. Реформы проводились форсированно, затрагивали все регионы страны. И что очень важно, общественное сознание не было к этому готово. Опасения людей не заставили себя ждать. Интенсивная деиндустриализация в стране, регионах особенно, сопровождалась ухудшением условий жизни в мас-штабах всего общества. Постараемся более подробно на этом остановиться. В структуре и системе устройства общества особое место занимает челове-ческое благополучие, и оно измеряется показателями материальной обеспечен-ности людей. Оценка результатов реформ последних десятилетий по этим пока-зателям свидетельствует, что реализуемые экономические реформы на базе мо-нополий частной собственности оказались малоэффективными. Столь масштаб-ное переустройство общества не было научно аргументированно в качестве формулы общественного прогресса. Известный специалист Б.М. Болотин, оце-нивая политику и практику реформирования российского общества, отмечает: «Ясно лишь одно: преобразования, которые происходили в России в 1990-е го-ды, не являлись реформой, ибо они не оптимизировали использование имевше-гося потенциала, а в значительной мере разрушили его… Резко увеличился раз-рыв между регионами Российской Федерации по важнейшим (если не по всем) макроэкономическим и социальным показателям» [Болотин 2003: 309]. Нельзя не согласиться с выводами ученого, особенно в части увеличения разрывов между регионами и Центральной Россией в практике реформирования обще-ства. И что очень важно, вектор общественных преобразований на матрице масштабности и новизны не отражал потребности и специфику регионов, что и послужило решающим фактором в межрегиональной диспропорции развития. В полной мере это касается всего социального пространства полиэтнического ре-гиона Северного Кавказа со своей этнической экономикой, далекой от требова-ний рыночного хозяйствования. В результате, как считает Ю.С. Колесников, по-лиэтническая и этноэкономическая база Северного Кавказа, как и других регио-нов России, воспроизводила такие отношения, которые формируют этнокуль-турные и социально-экономические субъекты [Колесников 2004]. Заметим, что сегменты этнической экономики на базе исторически сложившихся традицион-ных форм хозяйствования, как отмечают исследователи, в ходе проводимых реформ быстрыми темпами уступали современной индустриальной форме эко-номики, в которой ведущая роль принадлежала науке. Научные методы познания объективной реальности мотивируют необхо-димость определения ее составляющих идеалов и ценностей, и с учетом этого выработать научно-обоснованную стратегию общественного развития. При этом следует учитывать пройденный опыт истории, поскольку каждый этап суще-ствования общества объективно отражает предыдущий и включает в себя тен-денции будущего. Такова закономерность общественного развития, вытекающая из известных теорий развития, и, как заметил В.О. Ключевский, история про-учивает тех, кто этому не следует. Понятно, что в современных условиях обще-ственная жизнь настолько усложнилась, что и прежние подходы стали недоста-точными для адекватного познания и эффективного социального конструирова-ния. Это диктует необходимость усовершенствования технологии познания, проектирования и конструирования общественного развития. Кроме того, необходимо учитывать не только внутренние тенденции, но и международные тенденции общественного развития. Ясно, что прогнозируя перспективы будущего в условиях глобализации, необходимо акцентировать внимание на внутрироссийские интересы и тенденции. Но при этом следует предостеречь себя от соблазна понимать глобализацию как унификацию разви-тия страны по чьему-либо образцу. Тем не менее, планируя базовые направле-ния российских реформ, либеральная модель заведомо выделяла за такой обра-зец страны Европы и Америки, якобы они составляют центр мирового обще-ственного развития. Давно уже стало очевидным, что эти страны не являются образцовыми носителями высших ценностей. Очевидно другое, а именно, гло-бализация по образцу какой-либо страны или группы стран приведет лишь к унификации форм человеческой жизни, что никак не обеспечит прогрессивное общественное развитие. С позиции сказанного вектор общественного развития России должен, в первую очередь, учитывать исторические и социокультурные ее особенности, не перенося механически, а с учетом опыта других стран. В историко-социологическом ключе и с позиции логики «вызовов и ответов» данная про-блема уже ставилась Т.Ю. Сидориной. А.В. Тихонов и Е.М. Акимкин отмечают, что Т.Ю. Сидорина, изучив степень соответствия перемен за последние 20 лет в России базовым показателям мирового развития, приходит к выводу: «…либо Россия все же вырулит на свой собственный путь развития, либо нас неминуемо ждет запрограммированная неудача на пути подражания западу или кому бы то ни было» [Тихонов, Акимкин 2017: 20]. В таком же ключе, но еще более остро проблему российской модернизации под углом зрения авторитаризма и с вопросом возможна ли она ставит и В.Я. Гельман. «Авторитарная модернизация, – пишет он, – в лучшем случае сведется к набору частичных или временных непоследовательных преобразований, а в худшем – послужит дымовой завесой для максимализации своей власти и ее ренты. Во многом именно так, – продолжает он далее, – можно оценить и опыт России в начале XXI в.: первоначальные усилия по проведению реформ в нача-ле 2000-х гг. позднее во многом оказались сведены к пустым словам на фоне нарастания авторитарных тенденций» [Гельман 2017: 54]. Полагаем, что нельзя безоговорочно принимать данную концепцию как минимум по двум причинам. Во-первых, российская модернизация протекает под флагом либеральной док-трины на базе крупного частного капитала, где авторитаризму мало места. Во-вторых, авторитарные тенденции могут проявляться в структуре государствен-ной власти, когда административно-управленческая вертикаль основана на не-ограниченной власти одного лица, что противоречит сегодняшнему реальному состоянию. Однако, рациональное зерно в концепции В.Я. Гельмана «о нараста-нии авторитарных тенденций» в российской модернизации все же просматрива-ется, и это касается политики социокультурной модернизации регионов. По мнению Н.С. Розова, в частности, демократизация «большой России» можно ре-ализовать путем конструктивного налаживания взаимоотношения Центра и ре-гионов. «Сейчас, – пишет он, регионы полностью задавлены гиперцентрализо-ванной фискальной и перераспределительной системой, а также жестким кон-тролем Кремля над ключевыми назначениями и выборами в администрациях ре-гионов и крупных городов. Надвигающийся кризис этой нездоровой системы приведет к спектру возможных траекторий, одной из которых является резкое усиление роли регионов в формировании структур коллегиального разделения властей, что при определенных условиях откроет путь к демократизации» [Ро-зов 2011: 250]. Вопросы взаимоотношения Центральной власти и регионов России особен-но остро ставят А.В. Тихонов, Е.Н. Акимкин и др., в частности в исследовании, посвященном изучению влияния властно-управленческой вертикали на положе-ние дел в регионах и их отношения с центром. В выводах данного исследования подчеркивается наличие значительного удельного веса сторонников высокой, даже ключевой роли регионов в преодолении ожидаемых трудностей в социо-культурной модернизации России в целом. Этот благоприятный и заинтересо-ванно обозначаемый вектор о высокой роли организации социально-политической жизни в регионах, следует надеяться, со временем обеспечит «за-интересованное взаимодействие вертикали власти с горизонталью регионов и местного самоуправления в решении проблем перехода всех регионов на более высокий уровень социокультурной модернизации» [Тихонов, Акимкин 2017: 28]. Пока что на виду несоответствие позитивной векторности с проводимой государством социальной политики, которая не базируется на принципах спра-ведливого перераспределения материальных благ. В результате социальное рас-слоение в обществе достигло невиданных масштабов. Так, по данным за 2009 г., разница в положении 10 проц. самых бедных и 10 проц. самых богатых достига-ла почти 20 раз [Дзуцев 2009]. В условиях обозначенных диспропорций сложно рассчитывать на оптимизм по обеспечению равноскоростной модели развития центра и регионов с учетом только национального производства материальных благ. В последующем изложении делается попытка актуализировать отдельные наиболее значимые сегменты возможного управленческого взаимодействия цен-тра и региона. Идеалы возможного вектора взаимодействия центра и регионов В связи с выделенными сегментами социокультурного взаимодействия цен-тра и регионов становится очевидным, что вектор дальнейшего общественного развития России должен усилить региональное составляющее базовых опреде-лителей социокультурного пространства, особенно экономической и социаль-ной сферы. Они демонстрируют отмеченные диспропорции и социальные про-тиворечия между центром и регионами. В науке неоднократно подчеркивалось, что Северный Кавказ обладает высоким экономическим и научно-техническим потенциалом. Общество и государство обязаны использовать этот потенциал для формирования единой национальной идентичности – российский народ. «На планете не существует другого такого региона, – отмечает Ю.А. Жданов, – где жили длительно и совместно сотни народов. Армяне и грузины, азербайджанцы и кабардинцы, курды и татары, балкарцы и адыги, русские и евреи, аварцы и лез-гины, кумыки и даргинцы, греки и украинцы, карачаевцы и осетины, чеченцы и ингуши; в одном Дагестане живет свыше сорока народов. Это удивительное многоцветие является драгоценным сокровищем всего человечества, как горный луг, на котором сотни разнообразных и неповторимых цветов» [Жданов 2000: 7-8]. Данное многоцветие демонстрируется на протяжении многих веков. Этни-ческая история свидетельствует о многочисленных этнокультурных и этносоци-альных взаимовлияний народов, именно живущих в пределах российского Кав-каза. Реальность такова, что они идентифицируют себя, свою историю, свою культуру с общероссийским цивилизационным кодом. Справедливо отмечает А.А. Ярлыкапов: «Северный Кавказ при всем своем разнообразии представляет собой единый культурный регион, глубоко интегрированный в российское по-литическое, экономическое и культурное пространство» [Казенин 2012: 169]. Этот устоявшийся вектор не изменен и задает константный определитель даль-нейшего пути народов Северного Кавказа в составе России. В данном контексте определенный интерес представляет концепция В.В. Черноус. В ней он «опреде-ляет Кавказ как контактную зону цивилизаций и культур». На матрице северо-кавказского пространства В.В. Черноус выдвинул теорию «локальных цивили-заций», внутри которых взаимодействуют самобытные региональные этнокуль-турные элементы «на матрице синтеза традиций и модернизации» [Хубиев, Ата-биева 2022: 367]. В общероссийском плане важнейшим сегментом обозначенных параметров должно стать единство базовых определителей вектора развития: экономики, социальной сферы, образования и культуры. За прошедший постсоветский пе-риод, как и в предыдущий период, эти базовые определители объективно де-монстрируют интегрированность Северного Кавказа в российское экономиче-ское и культурное пространство. В результате на Северном Кавказе сложился значительный социально-экономический и научно-технический потенциал, что должен служить прочной базой поступательного развития региона и достижения должного уровня жизни населения. Но интегрированность региона в социально-экономическом и культурно-политическом пространстве российского социума не гарантируют от диспро-порции и заметного разрыва федерального центра и регионов в сфере матери-ального производства и уровня жизни. В частности, результаты опроса регио-нального социума свидетельствуют о существенных проблемах в уровне мате-риального обеспечения людей. Методом анкетного опроса нами установлено, что в среднем по региону почти каждая четвертая семья (23 %) испытывает не-достаток во всем, т.е. как они считают, «сводят концы с концами и денег хватает лишь на еду и одежду», а живут в целом комфортно 16,3 % опрошенных [Дзу-цев, Атабиева, Хубиев 2016: 181]. Поэтому первоочередной задачей государ-ства более половины регионального социума (55 %) называют «улучшение ка-чества жизни людей» [Дзуцев, Атабиева, Хубиев 2016: 161]. В данном контексте справедливо в науке отмечается, что несмотря на един-ство социокультурного пространства, проблемы, характерные для всей России, на Северном Кавказе «оказались во много раз более выраженными». «Совре-менный Северный Кавказ, – отмечает А. Ярлыкапов, – является местом, которое в концентрированном виде представляет нам те негативные процессы и тенден-ции, проблемы и недостатки, которые характерны в той или иной мере для всей нашей страны» [Казенин 2012: 170]. В социальной истории всех государств отсутствие интегрированности дей-ствующих институтов в масштабе всей страны носит универсальный характер. К сожалению, данное явление нашло подтверждение на опыте северокавказского регионального социума, став особым поликультурным анклавом российского общества, и реформы противоречиво отразились на нем. Постсоветский период «осовременивания» общероссийского социокультурного пространства под началом рыночных реформ, как отмечается в науке, обернулся для немалого числа регионов, в том числе северокавказских, «свертыванием» социально-экономического пространства [Княтинин, Шедровицкий 2003]. Причиной тому для местного социума, как мы считаем, является доминирование так называемой этнической экономики, не готовой к рыночной, и формирование «зоны отчуж-дения». В результате такого реформаторства, как отмечают А.Х. Боров и Р.Х. Кочесоков, «нынешняя российская революция «осовременивания» едва ли не в большей степени обернулась для народов Северного Кавказа вызовом (реани-мированием) архаизации» [Боров, Кочесоков 2011: 57]. Наряду с наличием отрицательной векторности осовременивания северо-кавказского социума, в социально-политической науке и практике продолжают отстаивать концепцию о том, что материальные и культурные ценности в стране создаются на окраинах. Если это так, то напрашивается вывод о дальнейшем стимулировании процесса модернизации регионов органами центральной власти для обеспечения регулирующего взаимодействия центра и периферии, в первую очередь, в социально-экономической сфере. В результате отсутствия регулиру-ющего механизма, например, северокавказский регион России отстает от общих тенденций развития страны по показателям материальной обеспеченности. Сле-дует заметить, что свое материальное неблагополучие население связывает с по-стоянным сокращением доли госсобственности под предлогом низкого уровня производительности труда на государственных производственных предприяти-ях. Этот фактор снижает уровень государственного регулирования социально-экономических процессов в обществе. Об адекватном реагировании обществен-ности на состояние дел в этой области свидетельствуют мнения экспертов по поводу возврата к системе государственного контроля над экономикой. В част-ности, по данным этносоциологического исследования известного специалиста России Х.В. Дзуцева, за возврат к системе государственного контроля над эко-номикой высказались около половины (44,5 %) экспертов северокавказского ре-гиона, а естественные монополии должны принадлежать государству считают около одной трети опрошенных (32 %) [Дзуцев 2012: 195-196]. Представляет определенный интерес и оценка гражданами ключевых жизненных ценностей, таких как: семья, работа, друзья. Совокупные региональные показатели по этим аспектам жизненного бытия свидетельствуют, что в структуре жизненных цен-ностей основными признаны: семья (98,2 %), работа (92,3 %), друзья (91,1 %) [Дзуцев, Атабиева, Хубиев 2016: 67-68]. За приведенными данными все же можно увидеть некоторое идеальное представление региональных россиян о модели российских преобразований на основе максимально эффективного использования потенциала регионов, взаим-ного доверия в целом общества и государства. Вывод напрашивается и по пово-ду необходимости усиления роли государства по достижению тождества основ-ных социально-экономических показателей федерального центра и регионов, обеспечение равенства и социальной справедливости. Поскольку действующая Конституция провозглашает российское государство как социальное и оно вы-ражает общенациональные интересы, то государственное регулирование соци-ально-экономических сфер общества является объективной данностью. Ключе-вое направление деятельности государства желательно было бы сконцентриро-вать на область смягчения территориальной социально-экономической асим-метрии в уровне развития человеческого потенциала и достижения равных пока-зателей уровня жизни. Конституция РФ 2020 г. эти ценности касательно всей страны провозглашает в статье 7, части 1 следующими положениями: «Россий-ская Федерация – социальное государство – политика которого направлена на создание условий, обеспечивающих достойную жизнь и свободное развитие че-ловека» [Конституция 2021: 5]. Важный сегмент этносоциальных процессов содержит миграционные со-ставляющие. Это особенно характерно для северокавказского региона, где ми-грационные потоки не ослабевают в постсоветский период. Несмотря на переиз-быток трудовых ресурсов, регион и в наше время принимает немало мигрантов из других стран, в том числе и соотечественников. Подавляющая часть ино-странных граждан, прибывающих, например, в Кабардино-Балкарскую Респуб-лику по приглашению сограждан, хорошо ориентированы и специализируются в определенных областях экономики и социальной сферы. Г.Х. Батов справедливо отмечает, что мигранты «могут стать полноценными членами нашего общества, способствовать своим опытом, своими деловыми качествами…, своим капита-лом развитию экономики и социальной сферы, привносить в эти сферы свой им-пульс» [Батов 2020: 127]. Миграционная привлекательность Кабардино-Балкарской Республики мотивируется отсутствием каких-либо проявлений национализма или ксенофобии, либо мигрантофобии. По данным управления Федеральной миграционной службы России по КБР только за один 2020 г. чис-ло прибывших в республику составило 2560 человек, что почти на 100 человек больше по сравнению с 2019 г. По сведениям УФМС причинами въезда явились: 31 % – трудовая деятельность, 20 % – учеба в вузах, 14 % – туризм, 33 % – частные визы и др. [Управление… 2020]. Таким образом, можно заметить, что миграционные процессы в сочетании с демографическими тенденциями и экономической ситуацией сформировали в регионе, как нам видится, предсказуемую модель взаимоотношений народов. Представляет интерес, например, точка зрения местного населения по вопросам взаимоотношений мигрантов и принимающей стороной. На вопрос: «Считаете ли Вы, что приезжие должны перенимать традиции, уклад жизни, обычаи мест-ного населения, а не сохранять свои?», ответы по трем ключевым позициям сле-дующие: 1) приезжие должны перенимать традиции и обычаи местного населе-ния, а не сохранят свои, считают 25,1 % опрошенных; 2) приезжие должны со-хранять свои традиции считают 38,7 % респондентов; 3) одна треть (33 %) опрошенных считают, что следует «перенимать лучшее друг у друга» [Дзуцев, Атабиева, Хубиев 2016: 121]. Как бы то ни было, можно заключить, что мигра-ционные процессы объективно влияют не только на структуру населения, но и на все параметры жизненного бытия социума в целом. Эти суждения вполне можно экстраполировать и на другие регионы РФ. Принципиально важно то, что в ситуации обозначенных региональных дис-пропорций по базовым направлениям модернизации России требуется констант-но, в виде объективно заданных параметров, определить социокультурные по-требности регионов на длительную перспективу с учетом полиэтничности и многомерности государственного образования России. В условиях такой мно-гомерности, что всегда сопровождается корректировкой взаимодействия наро-дов и этносов, долгосрочность потребностей станет необходимым фактором для внесения изменений в текущие этносоциальные процессы в масштабах всего общества. Константные величины в социокультурном процессе, в целях упре-ждения возможных «кризисных явлений», могут и должны иметь альтернатив-ные сценарии, равно как и должны протекать в режиме постоянного диалога и сопровождаться взвешенной политикой. «То напряжение, которому подверглась дуалистичная структура социальной и духовной жизни региона в переходный период 1990-х гг., не снято до сих пор, – отмечают А.Х. Боров и Р.Х. Кочесо-ков. При всем желании оно и не может быть ликвидировано волевым образом… Здесь требуется долгосрочная целенаправленная и последовательная политика комплексной региональной модернизации (естественно, в контексте развития всей страны)» [Боров, Кочесоков 2011: 58]. Широкое осознание необходимости взаимодействия народов на принципах «единство в многообразии» и упорная работа в этом направлении только и снимет все барьеры на пути к формирова-нию общероссийской национальной идентичности. Пока что, ситуация такова, и это подтверждают региональные исследователи, что модернизационный процесс в регионах России в любом случае будет разноскоростным. Чтобы Россия вы-держивала единое общенациональное движение в этом направлении необходимо стимулировать его ускорение на Северном Кавказе» – отмечает А.Х. Боров [Бо-ров 2014: 248]. Заключение Подводя итоги проведенного исследования по проблематике этносоциаль-ных процессов в северокавказском регионе, следует прежде всего отметить за-метную разобщенность регионального социума и центральных регионов России, что не стимулирует использование имеющегося регионального потенциала на должном уровне. Этот разрыв объективно ведет к существенным диспропорци-ям в сфере материального обеспечения и уровня жизни людей. Данное положе-ние достаточно аргументированно озвучено материалами этносоциологического исследования регионального социума по вопросам экономики и жизненного бы-тия. Данный фактор обуславливает необходимость корректировки вектора вза-имоотношений центра и регионов. Прежде всего, это касается утверждения в обществе идеологии социального равенства и справедливости, усиление роли государства как решающего фактора обеспечения стабильности и устойчивости общественного развития. Следует отметить также, что имеющийся разрыв в темпах развития Север-ного Кавказа и центральной России носит отчасти и ситуационный, и структур-ный характер, и он объективно задевает единое социокультурное пространство страны, сужая пространство действий регионального социума и создавая барье-ры в выборе социокультурных ценностей между общероссийскими и нацио-нальными. Во избежание кризисных ситуаций в преодолении возможных барье-ров в интеграционном процессе в масштабе страны требуется следовать научно-обоснованной государственной программе социокультурного развития России с учетом особенностей и потребностей регионов. Выполнение научно-аргументированных мер по недопущению заметной диспропорции между реги-онами, с одной стороны, между центром и регионами, с другой, создаст соци-ально-экономическую базу для достижения равноскоростных темпов развития всего общества.

作者简介

Bashir Khubiev

Kabardino-Balkarian State University named after H.M. Berbekov

Email: ktiisr@mail.ru
ORCID iD: 0000-0002-5801-7249

Zarema Atabiyeva

Kabardino-Balkarian State University named after H.M. Berbekov

Email: atab_zara@mail.ru
ORCID iD: 0000-0002-2019-1946

Guljan Azamatova

Kabardino-Balkarian State University named after H.M. Berbekov

Email: azagulya2007@mail.ru
ORCID iD: 0000-0001-9571-8442

参考

补充文件