Norkina E.S. Features of communication of mountain Jews of the Caucasus with the regional and central authorities of the Russian empire in the late XIX – early XX centuries.

Full Text

Подробное знакомство чиновников Российской империи с новой для них группой евреев, отличавшейся от привычных им евреев «европейских», про-изошло в то время, когда она инкорпорировала в свой состав Кавказ. Новая подконтрольная России территория была «домом» для горских евреев. Местные горско-еврейские общины на фоне политического неспокойствия региона первой половины XIX в. и наличия заметного по численности этнически и конфессио-нально пестрого населения не сразу привлекли внимание появившейся здесь русской власти. Вопрос происхождения данной группы, ее статус, особенности традиций стал предметом многолетней переписки между представителями им-перской администрации на Кавказе во второй половине XIX – начале ХХ вв. В последние годы в российской академической иудаике постепенно намеча-ется тенденция уйти от «слезливого нарратива», представив евреев как активных участников исторического процесса. Так, успешным примером является идея О.Ю. Минкиной, рассмотревшей реакцию евреев на различные мероприятия со стороны властей и деятельность посредников между евреями и властью в кон-тексте «новой политической истории». Она изучила политическое поведение ев-реев, попытку повлиять на политику властей в отношении евреев [Минкина 2007: 185-186]. Традиция исследования истории горских евреев Кавказа часто сводилась к анализу «внешнего» на них взгляда – позиции власти, правового статуса и законов [Давид 1989, Горские евреи 1999; История и культура 2018, Мурзаханов, Норкина 2020]. Некоторые аспекты истории рассматриваемых нами горско-еврейских общин были затронуты в работах современных россий-ских и зарубежных историков [Колесов, Сень 2000, Колесов, Сень 2009, Бараз-биев , Мурзаханов 2019]. В представленной статье мы постараемся сместить фо-кус внимания с власти на горских евреев как активных участников коммуника-ции с представителями имперской бюрократии. Нас будет интересовать процесс и способы выстраивания диалога горских евреев и власти, стратегии, и выбор саморепрезентации горских евреев, а также основные мысли, которые стреми-лись донести в этом диалоге горские евреи. Одним из способов выстраивания диалога между властью и горскими евре-ями, впрочем, как и с другими подданными империи, служили прошения. Сле-дует специально оговорить особенность данного вида российской делопроиз-водственной документации. Прежде всего прошения отображали воззрения их составителей/инициаторов сквозь призму ментальных установок имперских бю-рократов. В представленном исследовании инициаторами ходатайств выступали горские евреи, поэтому для нас важным является собственно «еврейский» вклад в составление этих прошений и главной мысли, которую они хотели донести до адресата. Прошение – это документ, составленный формально, по шаблону. Он оформлялся специалистом, вероятно, нотариусом или человеком с юридиче-ским образованием и включал стандартные сюжеты: краткая предыстория про-блемы, ее описание и главная просьба, проявление верноподданнических чувств в адрес Императора с обещанием молитв за его здоровье и выражение уважения к Отечеству. Ценным для исследования является логика и последовательность изложения, особенности саморепрезентации, риторика и эмоциональная состав-ляющая с целью возможного эмоционального воздействия на чиновника в ре-шении важной для евреев проблемы. Вспомогательным источником стала официальная переписка чиновников различных уровней и приговоры горско-еврейских общин. Переписка свиде-тельствовала о размышлениях чиновников о ходатайствах горских евреев и ино-гда о результате. Приговоры являлись необходимой процедурой для оповеще-ния администрации о происходящих внутри общинной жизни изменениях, будь то причисление к обществу приезжих из других населенных пунктов человек, выборы старшин, раввинов, принятие общественно значимых решений. На ос-новании приговоров власти фиксировали изменения в соответствующих инстан-циях, таким образом, официально изменялся правовой статус. В целом такой комплекс документов позволяет проследить постепенный процесс инкорпора-ции евреев на Кавказе подобно тому, как это происходило с другими этниче-скими группами региона. Используемые в исследовании источники частично опубликованы в сборнике документов по истории горских евреев Северного Кавказа [История горских евреев 1999], неопубликованные материалы обнару-жены в фондах федеральных и региональных архивов: РГИА, РГВИА, ГАКК, ЦГА РСО – Алания. В представленном исследовании мы рассмотрим несколько кейсов, показы-вающих процесс коммуникации горских евреев и власти. В фокусе внимания находятся горские евреи Кубанской и Терской областей: это обусловлено нахождением этих территорий в едином правовом и бюрократическом полях в контексте состояния еврейского вопроса в стране и некоторой общностью ста-туса – территории являлись «казачьими». Мы обратимся к Джегонасской гор-ско-еврейской общине Кубанской области, Нальчикской, Хасав-Юртовской, Грозненской и другим общинам Терской области. Стоит отметить, что числен-ность горско-еврейского населения в общей доле населения областей была ма-лозаметной для чиновников, составляя менее 1 % даже при учете всего иудей-ского населения (включая ашкеназское). Согласно подсчетам И. Анисимова, до-бывшего сведения у местной администрации во время путешествия по Кавказу в 1886 г., приблизительная численность горских евреев составляла: в Хасав-Юрте – 348 чел., Грозном – 1 594 чел., Нальчике – 325 чел., Джегонасском поселке – 276 чел. [Анисимов 1888: 20] Ситуации, в которых горские евреи вынуждены были обращаться к власти, связаны были чаще всего с необходимостью решения некоторых проблем внут-риобщинной жизни, например: получение разрешения на устройство молельни, утверждение членов духовного правления, а так же с неясностью их правового статуса в связи с тем, что он не был четко прописан в общеимперском законода-тельстве; кроме того, уровень местной бюрократической системы оставлял же-лать лучшего – документы терялись, либо не предоставлялись в срок. К этому прибавлялась еще не устоявшаяся система подчинения коренных горских наро-дов русской государственной системе, которые власть пыталась интегрировать сразу после окончания Кавказской войны. Таким образом, это случаи обраще-ния по поводу проблем с выплатой налогов, выселений евреев или спорных внутриобщинных вопросов, которые горские евреи пытались решить с помо-щью администрации. Был и ряд формальных случаев обращения к власти, например, выдача разрешений на выезд в Иерусалим с целью паломничества. Горские евреи Терека и Кубани ко второй половине XIX в. имели анало-гичное административное подчинение тому, как оно было устроено у горцев-мусульман: входили в военно-народное управление (продержавшееся здесь не-долго), т.е. управлялись по местным обычаям выборными старшинами. Импер-скому правительству требовалась прочная социальная опора в среде северо-кавказских народов, что могло обеспечить устойчивость обстановки внутри ре-гиона. Основными посредниками между властью и коренными горскими наро-дами были старшины, которых на специальных сходах посредством использо-вания баллотировочных шаров избирало общество. Аналогично и у горских ев-реев отдельные лица из горско-еврейской общины, которых утверждались на специальных собраниях. Результат выборов фиксировался специальным доку-ментом-приговором общества. Например, еврейское общество Джегонасское в Кубанской области в 1868 г. официальным документом уполномочило пред-ставлять их интересы Садыка Эльдарова, получившего статус старшины. Воз-можно, Садык Эльдаров становится лидером общины благодаря его высокому материальному положению и знанию русского языка – «главного» языка обще-ния с имперскими властями [Колесов, Сень 2009: 406]. По мнению историков В.И. Колесова и Д.В. Сеня, поселковая элита Джегонасского поселка формиро-валась в первую очередь за счет представителей местных, «коренных» горско-еврейских родов, которые и «поставляли» своих членов для занятия соответ-ствующих должностей [Колесов, Сень 2009: 407]. Позднее на должность стар-шины стали претендовать и «некоренные» жители поселка. Среди лидеров того же джегонасского горско-еврейского общества в 1910-е гг. был Шаул Шаулов. Он происходил из среды горских евреев Хасав-Юртовского округа Терской области, был одним из самых активных сторонни-ков расширения прав горских евреев. Он был одним из тех, кто в начале ХХ в., когда обострился вопрос о правовом статусе горских евреев Кубани и Терека, просил о выдаче специальных документов Сасуну Шаулову и Иргану Измаило-ву – своеобразным послам от горских евреев – отправиться в столицу для исхо-датайствования прав горским евреям в министерстве [РГВИА. Ф. 330. Оп. 54. Д. 607. Л. 38]. Примечательно, что Шаулов и Измаилов уже в 1887 г. являлись представителями горских евреев дагестанских населенных пунктов, отстаивая их интересы перед Главноначальствующим Гражданской частью на Кавказе (Аксай, Костек, Хасав-Юрт и др.) [Анисимов 1888: 14]. Горские евреи для властей Кубани и Терека были относительно «новой» категорией населения, происходила «настройка» системы их административного подчинения. Это вызывало бюрократические трудности. Одна из сложных не только для горских евреев, но и для власти на Северном Кавказе проблема воз-никла в связи с изменениями в системе подчинения горских евреев Джего-насского поселка. Горские евреи за пользование казачьей землей платили в Усть-Джегутинское станичное правление, которому они были подчинены, фик-сированный ежегодный взнос, но внезапно Управление горских народов потре-бовало взыскать с них за несколько лет подати в казну, как это обычно делалось в отношении других горских народов. Старшина Садык Эльдаров» направил прошение Кавказскому наместнику Великому князю Михаилу Николаевичу в 1868 г. В этот период диалог горских евреев с властью строился фактически на постоянном объяснении особенностей своей группы. В то же время они пыта-лись «найти» свое место в северокавказском обществе, рассуждая об этом в прошениях. И в указанном случае горские евреи Джегонасского поселка стара-лись доказать, что они к составу горских обществ не принадлежали, а только проживали по соседству, и являются «еврейским племенем» [ГАКК. Ф. 774. Оп. 2. Д. 2. Л. 52]. Самоидентификация в качестве «еврейского племени» выступала для демонстрации своей инаковости и имела цель отстоять права. Они указыва-ли власти на свое отличное от иных горских обществ правовое положение и подчеркивали, что для них, как и для горских народов, ввели ежегодные подати, но при этом не были наделены землей. Так же они фокусировали внимание на том, что они находятся в затруднительном финансовом положении и им тяжело зарабатывать на жизнь. Акцент в саморепрезентации временно сместился в 1870-е гг., когда власти обсуждали вопрос о распространении воинской повинности на горские народы Кавказа. Понимая контекст, горские евреи пытались отнести себя к категории «инородцы». В прошении горские евреи Терской области взывали к чиновникам об освобождении их от воинской повинности, подчеркивая, что они по проис-хождению, воспитанию и обычаям не отличаются от инородцев, а последние никогда не отбывали воинскую повинность [РГВИА. Ф. 330. Оп. 49. Д. 1845. Л. 7]. Спустя несколько лет после этого случая обозначения своей группы в каче-стве «еврейской» уже не хватало: ситуация с еврейским вопросом изменилась в стране в целом и в регионе в частности. В конце 1870-х гг. евреи все чаще упо-минаются в переписке чиновников Кубани и Терека. По их мнению, евреи спо-собствовали распространению иудействующих, а опасность от последних исхо-дила в связи с возможностью совращения православных в свое учение [РГИА. Ф. 1162. Оп. 1. Д. 5. Л. 4]. Это особенно актуальным казалось для чиновников казачьих территорий, которыми являлись Кубанская и Терская области. Слож-ность ситуации для горских евреев проявлялась в том, что к ним применялись ограничительные законы в отношении европейских евреев – основной категории евреев Российской империи, с которой чиновники были уже достаточно хорошо знакомы. Поэтому горским евреям необходимо было конкретизировать свою принадлежность. Поняв, что чиновники путались в определении их статуса, гор-ские евреи начали в прошениях подробно описывать свое отличие от ашкеназ-ских евреев. В течение 1860-х гг. постепенно происходило постепенное налаживание взаимоотношений горских евреев и власти Терской области. В прошении гор-ских евреев на имя начальника Кабардинского округа относительно расследова-ния дела об убийстве узденя С. Кудаева в 1861 г., обнаруженного близ еврей-ского поселка, они подробно приводили доказательства своей непричастности к трагедии. Примечательна уверенность горских евреев в своем положительном образе у представителей местной власти: «Поведение наше и соседей наших, жителей вольного аула, достаточно Вашему Сиятельству известно, что мы не способны к какому бы то ни было насилию… в убийстве кого-либо никто из нас не только не уличен, но и подозреваем никогда не был…» [История горских ев-реев 1999: 56]. Нальчикское слободское правление неоднократно решало про-блемы правонарушений, случавшихся внутри горско-еврейского общества. Так, на протяжении нескольких лет в нальчикском еврейском поселке И. Исаков вел аморальный образ жизни, за что члены общества просили об изгнании его из со-става поселка. В результате допросов в присутствии членов Нальчикского сло-бодского управления он был повторно отчислен из состава общества [История горских евреев 1999: 77-78]. В случае, когда появлялись затруднения с установ-лением виновного в происшествиях, начальник округа и слободское управление принимали решение о передаче дела на усмотрение мирового судьи [История горских евреев 1999: 94-96]. Подобные дела требовали неоднократного обра-щения горских евреев к местной власти, но при этом, как правило, последние окончательно добивались законного решения. Еще одним примером взаимоот-ношений горских евреев и местной власти является обращение жителей пос. Джегонасского к атаману Баталпашинского отдела Кубанской области. В 1899 г. жители написали жалобу на постановление Екатеринодарского суда за неспра-ведливое, по их мнению, решение. Они жаловались на незаконное проживание двоих горских евреев в их поселке - Р. Бжераева и Ш. Хампулиева, бывших за-ключенных, вышедших на свободу. Основной причиной обращения с жалобой стало аморальное поведение указанных лиц, в частности, на случай нападения их на одного из жителей. Эмоциональность в ходатайстве показывает стремле-ние обратить более пристальное внимание адресата на ситуацию, которая ранее так и не была решена: «… мы и семейства наши от старого до малого боимся их как человекоубийцев и разбойников и просим выслать их… В сердцах всех жи-телей нашего поселка заглянет печальная скорбь к страшной убоязни от одного взгляда на этих евреев…» [ГАКК. Ф. 449. Оп. 3. Д. 605. Л. 7]. Атаманам отдела адресовались прошения по различным семейным обстоя-тельствам. Так, в 1899 г. Авья Хамнели – жена ссыльно-каторжного жителя Джегонасского поселка Шамшима Хамнели просила атамана Баталпашинского отдела разрешения следовать за своим мужем на каторгу вместе с дочерью, обосновывая это крайне бедственным материальным положением и отсутствием других родственников поселке [ГАКК. Ф. 449. Оп. 3. Д. 605. Л. 29]. Аналогич-ное прошение было получено и от К. Бесераевой [ГАКК. Ф. 449. Оп. 3. Д. 605. Л. 27]. Одной из наиболее часто встречающихся стратегий в прошениях горских евреев к чиновникам второй половины XIX в. является стремление подчеркнуть давность своего пребывания на Кавказе. Они писали, что предки их поселились на Кавказе в давние времена, при покорении Кавказа оказали важные услуги русскому правительству и не имеют ничего общего кроме религии с европей-скими евреями, а на Кавказе пользовались одинаковыми правами с местными жителями других вероисповеданий; ни в политическом, ни в экономическом, ни в социальном, ни даже в талмудическом отношении ничего общего не имеют [РГИА. Ф. 20. Оп. 3. Д. 2611. Л. 12; История горских евреев 1999: 176]. Поэто-му они просили прописать четко их особый статус законах, чтобы в будущем не возникало юридических коллизий. Свои отличия от ашкеназских евреев горским евреям пришлось объяснять и по более серьезному поводу. Власти в начале 1880-х гг. собирались приписать горских евреев к ведомству Владикавказского раввина (ашкеназского). Очевид-но, что для чиновников не была до конца ясна разница между обеими группами евреев: ведь для чиновников основанием является закон – в котором была кате-гория «евреи», исповедовавшие иудаизм. Горские евреи выступили резко про-тив решения о причисления их к ведомству раввина ашкеназского. Они объяс-няли, что имели довольно серьезные отличия в традициях и обращались к исто-рии: «Вследствие этой разницы горские евреи при богослужении становятся ли-цом к западу, а европейские к востоку… у горских евреев есть многоженство и они как мусульмане платят калым, у европейских многоженство запрещено… Мы так отличаемся, что во всем Кавказе и Закавказье у нас никогда с ашкеназ-скими евреями не было общей синагоги и молитвенной школы... Наши ученые раввины еще до присоединения Кавказа к России обучались и обучаются прави-лам и обрядам у Дербентского раввина» [ЦГА РСО – Алания. Ф. 11. Оп. 13. Д. 356. Л. 11-14]. Для этого объединились лидеры даже нескольких горско-еврейских общин из разных культурных ареалов Кавказа: Грозненской, Хасав-Юртовской и Нальчикской. В начале ХХ в. для прошений горских евреев характерным становится стремление как можно более подробно объяснить историю своего появления в регионе, правового положения. Видна попытка продемонстрировать принад-лежность к горцам как в традициях, так и в правовом статусе. Так, уполномо-ченный Ш. Разилов от джегонасского горско-еврейского поселка, прося о выда-че ссуды для отведенной под поселения земли, подчеркивал, что «от горцев ни-чем кроме религии горские евреи не отличаются, отбывают повинности наравне с ними» [РГВИА. Ф. 330. Оп. 47. Д. 1534 Л. 3]. Все чаще и настойчивее горские евреи делают акцент на своем отличии от европейских евреев. Эту мысль гор-ские евреи пытались донести самому Военному Министру в прошении. Они ука-зывали: «Правительство всегда отличало горских евреев от евреев внутренних губерний России, предоставляя нам все права наравне с коренным горским насе-лением Кавказа, возлагая на нас те же повинности, предоставляя право произво-дить торговлю напитками» [РГВИА. Ф. 330. Оп. 49. Д. 1845. Л. 3]. Они подчер-кивали, что появились на Кавказе даже ранее русских. Прошения свидетель-ствуют о том, что сами горские евреи или с помощью нотариуса были прекрас-но осведомлены о состоянии еврейского вопроса в стране и болевых точках вза-имоотношений власти и европейских евреев. На проблемных зонах и удалось им сделать акцент в прошении. Горские евреи отмечали, что в отличие от евро-пейских единоверцев не способствуют распространению секты иудействующих, лишены националистических идей, им чужда обособленность и они никогда не держали кабаков, являясь трудолюбивыми в сфере экономики [РГВИА. Ф. 330. Оп. 49. Д. 1845. Л. 3 об.]. В дополнение использовался довод, применявшийся уже и ранее иными группами горских евреев: помощь горских евреев русским в Кавказской войне: «Они первые стали на сторону России, ожидая, что с завоева-нием Кавказа они получат от нее твердые права» [РГВИА. Ф. 330. Оп. 49. Д. 1845. Л. 3 об.]. Инициаторами прошения выступили лидеры Джегонасского ев-рейского поселка Матвей Богатырев и житель с. Аксай Соломон Мордохаев, они обозначили себя в прошении «кавказскими горскими евреями», очевидно отве-чая за всех горских евреев и чувствуя коллективную солидарность. Несовершенство законодательной системы империи отразилось на ущемле-нии статуса горских евреев Кубани и Терека в области права голоса и земле-устройства. После ряда административных преобразований 1860-х гг. на Север-ном Кавказе ситуация изменилась и для горских евреев. Со ссылкой на распо-ряжение 1870 г. [Положение о сельских 1870; ПСЗРИ 47847] горские евреи в прошении подчеркивали, что как домохозяева, приписанные к слободе, они имели право на организацию собственного общественного схода, аналогично тому, как это было устроено у других коренных групп населения. Но поскольку на практике им, вероятно, не позволили его организовать, то их должны были приглашать на общественные сходы Нальчика. Фактически нальчикских горских евреев далеко не всегда приглашали на общественный сход, соответственно, они не имели возможности отстоять некоторые права. Так, на протяжении почти не-скольких лет горские евреи пытались добиться возвращения им земли, выделен-ной им ранее по закону. В 1885 г. горских евреев не пригласили на очередной сход в Нальчикском слободском правлении, на котором решался земельный во-прос. Именно на этом сходе в отсутствие горских евреев участники внезапно вспомнили о некоем документе, согласно которому горские евреи еще в 1867 г. отказались от 100 десятин земли. Горские евреи сетовали на появление неже-ланных соседей близко к их поселку, в результате чего им становилось затруд-нительно разводить свое хозяйство и пасти скот. Доверенные горских евреев Нальчикского еврейского поселка Е. Ханукаев, И. Рахманов, Е. Ахшуров и др. составили коллективное прошение на имя начальника Нальчикского округа. Письмо составлено в целом в требовательном формате с несколькими повторе-ниями наиболее важных проблем и смелыми обвинениями в адрес некоторых местных инстанций. В прошении они попытались довольно подробно описать проблему, применяя и юридические знания, и упреки в адрес администрации и даже политики местной власти. Они подчеркивали, что горские евреи имеют одинаковое право голоса наравне с коренными жителями слободы, имели право участия в использовании земель ссылаясь на указ 13 мая 1870 г. «Об обще-ственном управлении в казачьих войсках» [История горских евреев 1999: 115]. Далее в прошении следовал упрек в адрес Нальчикского слободского правле-ния: «Этим нарушены гражданские права всего Нальчикского еврейского посел-ка… Нальчикское слободское управление разрешает строить дома и обзаво-диться хозяйством разному люду, приезжающему в Нальчик из Ставропольской губернии и центральной России как в какой-то благословенный край» [История горских евреев 1999: 115]. Документ, подтверждающий официальный отказ гор-ских евреев от 100 десятин земли в прошлом, считается утерянным, местная ад-министрация пожимает плечами и не помнит такого документа. Таким образом горским евреям приходилось преодолевать сложности, связанные с несовер-шенством бюрократического аппарата на Кавказе. Они настойчиво обращались в разные инстанции в поисках утраченного документа, в том числе, в Кавказское горское управление. В целом прошение пронизано жалобами на тяжелое поло-жение в повседневной жизни, постепенное стеснение со стороны местного насе-ления и местную администрацию: «Нальчикское слободское правление допу-стило разным посторонним лицам селиться все ближе и ближе к нам и прихо-дится пользоваться малым количеством земли» [История горских евреев 1999: 116]. Несколько раз в прошении они повторили, что должны пользоваться оди-наковыми правами с остальными жителями. В конце документа горские евреи высказали просьбу разобраться: «куда девались наши 700 десятин, предназна-ченные к наделу для Нальчикского еврейского поселка» [История горских евре-ев 1999: 116]. Они намекали на произвол местной администрации, отмечая, что информация явно имеется во Владикавказском межевом управлении. В 1892 г. нальчикские горские евреи А. Шагобаев и Э. и А. Ифраимовы просили слободское общество отвести место для построек усадеб в самой сло-боде. В ответ они получили отказ без объяснения причин. Тогда они направили прошение на имя начальника Нальчикского округа о распоряжении собрать об-щественный сход для решения этой проблемы; при этом они подчеркивали, что в случае отказа желали видеть его мотивы [История горских евреев 1999: 180]. Несмотря на то, что у начальства уже был ответ в виде отказа на основании то-го, что евреям строго отведено определенное место для поселения, примеча-тельны настойчивость и тон прошения. Проблему участия в нальчикском слободском сходе горские евреи упорно пытались решить и в начале ХХ в., потому что даже к этому времени вопрос так и не был решен. Из-за недопущения на сход горские евреи все так же не могли отстаивать свои интересы в области землепользования. В 1907 г. уполномочен-ные от нальчикских горских евреев Р. Шаулов и Т. Дигилов отправили на имя губернатора Терской области прошение, в котором прослеживается крик отчая-ния. В очередной раз напоминая власти о давности своего поселения в Нальчи-ке, горские евреи акцентировали внимание на крайней нищете и бедности. В от-личие от предыдущих прошений по данному вопросу, в указанном прошении евреи пытались взывать к чувствам чиновника: «Верим, что сердцу вашему близки одинаково нужды всех обездоленных Терской области» [ЦГА РСО – Алания. Ф. 11. Оп. 9. Д. 211. Л. 1]. После введения закона 18 июня 1892 г., запрещавшего евреям вновь се-литься на Кубани и Тереке и предполагавшего выселение к месту приписки, многие горские евреи оказались в затруднительном финансовом положении. Они вынуждены были покинуть места торговли или мест жительства и вернуть-ся в свои населенные пункты. Для значительной части горских евреев это озна-чало внезапно оставить источник своего дохода – будь то торговля товарами, винокуренный завод или ремесленное производство – в развитие которых на протяжении многих лет вкладывались силы. После этого представители разных уровней власти получили многочисленные прошения от горских евреев об от-срочке выселения или даже возможности «закрыть глаза» на закон в виде ис-ключения. В попытках отстоять свои интересы они были довольно настойчивы, стараясь обжаловать отрицательные решения власти. Многие прошения составлены формально и почти дословно повторяют друг друга, с предусмотренной долей учтивости к адресату – начальнику обла-сти [ЦГА РСО – Алания. Ф. 11. Оп. 14. Д. 238]. Интерес представляют доводы просителей, семейная история. Так Раши Абрамов, житель Нальчика, попал в затруднительное положение по причине закона 1892 г.: он подлежал выселению к месту приписки – в с. Аксай Терской области. В своем прошении на имя начальника области в 1909 г. он подробно объясняет свою довольно запутан-ную семейную историю и историю их переезда в Нальчик, в результате которой на его иждивении оказалось 27 человек. Р. Абрамов пытается эмоционально воздействовать на адресата прошения, подчеркивая, что в Нальчике уже обу-строена жизнь и он сроднился со всеми жителями: «Куда же я выселюсь с такой обузой в 27 душ? Ведь в Нальчикском поселке я вырос и женился. Теперь в с. Аксай нет ни родных, ни знакомых… В Аксае придется остаться под открытым небом» [РГВИА. Ф. 330. Оп. 53. Д. 2608. Л. 8]. Он просил причислить его с се-мьей к обществу Нальчика, подтверждая, что общество горских евреев на сходе пришло к решению о принятии его в свой состав. Р. Абрамов, проявляет в про-шении некоторую лояльность и понимание логики действий чиновников: «Ведь закон 1892 г. хочет оградить русское население от вторжения в него еврейского элемента», но отделяет свою семью и общество, отмечая, что живет «в среде своих единомышленников, которые не имеют отношения к остальным евреям» [РГВИА. Ф. 330. Оп. 53. Д. 2608. Л. 8 об.]. На чиновников, следовавших обыч-но букве закона, подобного рода прошение не повлияло: в Штабе Кавказского военного округа было принято решение отказать. Аналогичным было прошение от Саби Шамаева, приписанного к Грозному, но проживавшему в Нальчике, подчеркивавшего свою ответственность за недееспособных членов семьи, ока-завшихся в затруднительной ситуации. Он так же снабдил приговор горско-еврейского общества Нальчика в поддержку его причисления. Примечателен и ответ чиновников Штаба Кавказского военного округа: еврейский поселок не является отдельным поселком, а состоит частью Нальчикской слободы, скопле-ние там евреев принесет ущерб русскому населению в плане усадебного пользо-вания [РГВИА. Ф. 330. Оп. 53. Д. 2591. Л. 9]. В представленных выше прошениях мы видим косвенные свидетельства функционирования своего, отдельного от Нальчикского слободского, схода горско-еврейского общества. Решения таких сходов затрагивали внутренние ре-лигиозные вопросы, например, утверждение старшин или раввинов, а так же приписка новых членов общества к поселку. Некоторое противоречие между жалобами горских евреев на отсутствие собственных сходов и явные докумен-тальные доказательства существования таких сходов в виде приговоров с под-писями членов общины, вероятно, может свидетельствовать о «двойной» бюро-кратии на практике. Случай, получивший довольно длительное разбирательство на разных уровнях бюрократической системы империи, в которую были вовлечены чинов-ники МВД, Военного Министерства, Сената, затронул правовое положение Рах-мана Чиракова в первые годы ХХ в. Ему было воспрещено проживание в Май-копе, поскольку он числился в обществе с. Аксай Терской области, и согласно закону вынужден был уехать туда. В прошении он приводил довольно стан-дартные доводы, которые, вряд ли, могли повлиять на решение чиновников, в частности, о том, что «за время проживания в Майкопе ни в чем предосуди-тельном не замечен», а деятельность его нужна именно местным евреям – услу-ги резки скота. Вероятно, с помощью нотариуса, следуя последней тенденцией в стратегии написания горскими евреями прошений, Чираков подчеркивал, что за-коном 1892 г. каких-либо ограничений по отношению к горским евреям не сде-лано [РГИА. Ф. 1405. Оп. 82. Д. 9745. Л. 17]. Добиваясь разрешения остаться в Майкопе, Чираков достиг того, что его дело рассматривалось в Сенате, было решено отрицательно и позднее служило прецедентом для вынесения решения в подобных ситуациях. В частности, оно использовалось как пример для решения вопроса о праве проживания приписанного к Дербенту Иниатана Оглы, который ходатайствовал к представителям имперской власти на Кавказе округа о разре-шении ему остаться в Кубанской области [РГИА. Ф. 919. Оп. 2. Д. 650. Л. 1]. Проживавшие в ст. Карабулакской горские евреи в прошении 1893 г. обе-щали уехать к месту своей приписки в Грозный, но просили власти об отсрочке, потому что были связаны денежными обязательствами с окружающим населе-нием. Юридически долги местного населения горским евреям не были закрепле-ны, имелись лишь устные договоренности. Опасность разорения стала главным посылом прошения на имя Начальника Терской области [ЦГА РСО – Алания. Ф. 11. Оп. 2. Д. 558. Л. 120]. В аналогичной ситуации объединились жители Грозного – евреи, приписанные к станицам Терской области – Червленской, Ни-колаевской, Калиновской. Опасаясь скоротечного разорения, они подчеркивали, что связаны долговыми обязательствами с местными жителями, демонстрируя и учтивость к чиновникам: «Воля начальства для нас всегда долг закона, которую мы привыкли исполнять безропотно и исполняем в точности» [ЦГА РСО – Ала-ния. Ф. 11. Оп. 13. Д. 558. Л. 13]. К началу ХХ в. благодаря постоянным контактам и обращениям к власти, горским евреям удается добиться некоторых послаблений и исключений – хотя бы на уровне Кавказского наместника или Начальника области. Кавказский наместник И.И. Воронцов-Дашков в 1912 г. отмечал настойчивость горских ев-реев в диалоге с властью и даже признавал, что большинство случаев действи-тельно заслуживали особого внимания и исключения из закона [РГВИА. Ф. 330. Оп. 54. Д. 607. Л. 5-5 об.]. Вероятно, благодаря такой настойчивости горским евреям удалось добиться того, что вопрос об их особом правовом положении рассматривался в Совете Министров в 1912 г. Несмотря на то, что он, так же как и еврейский вопрос, был отложен для пересмотра в будущем, выходили специ-альные распоряжения/циркуляры от представителей имперской власти на Кавка-зе, позволявшие некоторым группам горских евреев остаться в населенном пункте несмотря на закон 1892 г., торговать. Но в силу раскоординации в дей-ствиях разных уровней власти, горские евреи вынуждены были добиваться ис-полнения даже тех распоряжений, которые уже не раз озвучивались местной администрации, но на практике не применялись. Так, грозненская городская управа в паспортах евреев на случай отъезда по торговым делам делала специ-альную отметку о том, что горским евреям запрещено жить в станицах Терской области. Это означало, что они не могли даже остаться на ночевку, если прие-хали по делам. Главнокомандующий Кавказским военным округом распоряже-ние о том, чтобы не делать такую пометку в паспорте, а грозненская городская управа продолжала свою следовать привычному ей алгоритму. Представители от грозненских евреев М. Шаулов и А. Авдалиев в 1901 г. обратились к главе города Т.А. Лошкареву, который ответил, что не может исполнить это пока не прикажет Начальник Терской области. Тогда горским евреям пришлось объяс-нять это все начальнику Терской области С.Е. Толстову, чтобы он повлиял на городского голову [ЦГА РСО – Алания. Ф. 11. Оп. 14. Д. 415. Л. 1]. Таким образом практически весь диалог горских евреев и имперской власти начиная со второй половины XIX в. до революции 1917 г. строился на постоян-ном объяснении первыми, кем они являются и каково их возможное место на Кавказе среди коренных народов в правовой системе Российской империи. Гор-ские евреи ощущали изменения, происходившие в области еврейского вопроса в целом в стране, и это проявлялось в понимании, какую риторику лучше исполь-зовать в прошениях в определенный период. В этом контексте изначально гор-ские евреи стремились разъяснить, что они представляют собой особую группу, отличавшуюся от остальных коренных народов Кавказа. Позднее они доказыва-ли, что горские евреи – евреи «другие» по отношению к евреям европейским, о которых уже давно чиновники имели свое мнение и действовало ограничитель-ное законодательство, тем самым подчеркнув, что к острому еврейскому вопро-су они не имеют отношения. Для этого горские евреи старались подчеркнуть давность своего пребывания на Кавказе, приводили сравнение своего правового положения со статусом коренного населения, находя общее. Выбирать подхо-дящую стратегию саморепрезентации им удавалось благодаря прекрасной ори-ентации в политическом контексте и умению понимать настроения власти. Еще одной стратегией обращения горских евреев к власти была демонстрация значи-мой роли в жизни Кавказа. Так, они апеллировали к их вкладу в процессе завое-вания Россией Кавказа; тесные экономические связи с окружающим населением. Зачастую горские евреи занимали позицию жертвы, демонстрируя свое более тяжелое положение в сравнение с коренными народами, отмечая опасность ра-зорения и финансовые проблемы. Вероятно, этим они пытались воздействовать на чиновников с точки зрения пробуждения гуманистических начал в них. Объ-единение в процессе составления ходатайств представителей нескольких горско-еврейских общин свидетельствует о постепенном осознании общности пробле-мы для всех горских евреев Кавказа. Настойчивость и многократность обраще-ний горских евреев в разные инстанции власти если и не привело к пересмотру правового положения горских евреев в законодательстве, то позволило громко заявить о себе на общеимперском уровне.

About the authors

Ekaterina Sergeevna Norkina

St. Petersburg State University

Email: norichmail@yandex.ru
ORCID iD: 0000-0001-9914-102X

References

Supplementary files