.M. Language features of the song "Kanshaubiy," or "Crying of princess Goshayah"

Full Text

Введение Многовековая мудрость народа отражается именно в народном творчестве, которое представляет собой глубоко духовный пласт культуры. Именно через фольклорные произведения происходит непрерывный процесс передачи нацио-нальной культуры от поколения к поколению. Изучение специфики фольклор-ных произведений, путей их исторического развития является одной из важней-ших задач лингвистики, лингвокультурологии и фольклористики. На протяже-нии своей многовековой истории карачаево-балкарский народ создал самобыт-ный с точки зрения формы и содержания фольклор, который в некотором роде представляет собой некий источник информации о быте, нравах, мировоззрении народа, а также исторических событиях, происходивших в его жизни. Фольк-лорные тексты отражают, хотя и в некотором измененном виде, исторические события, имевшие место в жизни этноса. Благодаря этому с разной долей досто-верности можно восполнить некоторые пробелы в истории народа. Значимым является изучение карачаево-балкарского песенного фольклора с лингвокульту-рологической точки зрения, так как изучение языка во взаимосвязи с культурой народа «делает актуальной проблему отбора языкового материала, несущего культурологическую информацию» [Шайхисламова 2015: 42]. Песни являются важной составляющей национальной культуры народа, по-этому всестороннее их изучение необходимо как для литературоведческой, так и для языковедческой наук. Необходимо отметить, что карачаево-балкарские песни (историко-героические, лирические и др.) с лингвокультурологической точки зрения мало изучены. Изучение песенного искусства любого народа тре-бует обращения к национальной певческой практике, состоящей в неразрывном единстве со структурно-типологическими свойствами языка и особенностями реализации языковых единиц в актах коммуникации. Малоизученными остаются вопросы языковой репрезентации реалий национальной культуры в песенном фольклоре, а также особенности функционирования языковых и речевых еди-ниц. Карачаево-балкарский песенный фольклор стал предметом изучения во второй половине прошлого века. Такие ученые-исследователи как А.И. Караева, М.А. Хубиев, Р. А.-К. Ортабаева, Т.М. Хаджиева, А.И. Рахаев, Х.Х. Малконду-ев и др. обратили внимание на богатое духовное наследие карачаево-балкарского народа. Что же касается историко-героических песен, представля-ющих собой один из жанров устной народной поэзии карачаевцев и балкарцев, то следует отметить работы Х.З. Аппаева, Х.Х. Малкондуева, М.Ч. Джуртубае-ва, Р.А. Ортабаевой, Н.М. Кагиевой и др., в которых рассматриваются вопросы, связанные с их генезисом, историзмом, жанром и поэтикой. Между тем, вопро-сы, связанные с изучением языковых, стилистических особенностей песен, до сих пор остаются без должного внимания. Имеются лишь отдельные статьи, по-священные некоторым историко-героическим песням [Кетенчиев 2021]. В историко-героических песнях, в основном, запечатлены реальные собы-тия, произошедшие в жизни народа, и «этой действительностью, обусловлена их конкретно-историческая основа и в целом их художественно-эстетическая при-рода и специфика» [Ахлаков 1981: 67-68], «они воссоздают, хотя и в трансфор-мированном виде, самые значимые события в жизни народа, что особенно важ-но для карачаево-балкарцев, чья история в силу отсутствия письменности недо-статочно полно отразилась в исторических источниках [Джанкезова 2011: 4]. Основная часть Язык, как одна из форм существования культуры, представляет собой сред-ство создания, развития и хранения произведений материальной и духовной культуры народа. Более того, национальный язык не только отражает, но и формирует менталитет и национальный характер, это средство передачи миро-воззрения и миропонимания народа, к тому же, язык и культура являются ви-зитной карточкой любого этноса или определенной ее части. Приведем отрывок из песни, в котором точно описывается основная отличительная черта ментали-тета жителей Балкарии, проживающих в Черекском ущелье. (Бекмырза:) – Мал-къарлыла пеляхдыла, чамдан бир да тоймайдыла, / Къонакъларын иш этип, бир сынамай къоймайла. / Жигит да, чамчы болсанг, кесинги бек сюйдюрюрсе, / Болалмасанг, кесинге сау элни да кюлдюрюрсе [Аланский… 2015: 393] // «Мал-карцы – бедовые, они не устают шутить, / Своих гостей, хотя бы раз, обязатель-но испытывают. / Если будешь смелым и веселым, то они полюбят тебя, / А если ты не таков, то насмешишь все селение». Выразительность поэтического языка, своеобразный стиль изложения, раз-личные исторические и этнические сведения о народе, содержащиеся в текстах, делают исторические песни неисчерпаемым источником информации как для филологов, так и для историков и этнографов. «Язык и поэтический строй тек-стов говорит об их относительной архаичности, т.к. они в основном строятся в присущей ранней форме поэзии тирадной форме, а в лексике содержатся вы-шедшие из употребления слова…» [Малкондуев 2015: 8]. Как известно, изуче-ние языковых особенностей фольклорных текстов способствует выявлению особенностей основных этапов развития языка. В этом плане большой интерес представляют собой историко-героические песни, в которых нашли отражение реальные исторические события, произошедшие в жизни народа, в том числе песни-плачи (кюй/кюу), которым характерна эмоционально-экспрессивная окрашенность. Как пишет Р.А. Ортабаева, «Глубине содержания кюу – песен-плачей – соответствует их поэтический язык, отличающийся эмоциональностью, разнообразием художественно-изобразительных средств» [Ортабаева 1977: 86]. К таковым можно отнести песню «Каншаубий», или «Плач княгини Гошаях», которая впервые была опубликована в 1959 г. в «Антологии балкарской поэзии» [Антология… 1959]. Она повествует о суровых испытаниях, выпавших на долю главной героини, о потерянном счастье в личной жизни. Это произведение в различных интерпретациях бытует у некоторых народов Кавказа, где каждый пытался выделить наиболее значимое для себя. Ф.А. Урусбиева пишет: «После Нартов, пожалуй, это самый известный сюжет для северокавказского мира <…> Песня отвечала устремлениям людей» [Урусбиева 2003: 194]. В карачаево-балкарском варианте в лирическую канву произведения была вплетена история военных и дипломатических отношений князей Крымшамхаловых (баксанских карачаевцев). Основные события в произведении происходят в Баксанском ущелье, Кара-чае и Дагестане. Как пишет Х. Малкондуев, «…песни 16 века дают ясную карти-ну о географическом пространстве проживания карачаево-балкарцев» [Малкон-дуев 2015: 8]. Данный памятник устного народного творчества 17 века с исто-рической точки зрения впервые был исследован в 1996 г. Ю.Н. Асановым, кото-рый убедительно описал время бытования и особенности историзма песни «Каншаубий», или «Плач княгини Гошаях» [Асанов 1996]. Это «историческое исследование, где на сей раз бессмертная история любви извлечена на свет этно-графом из архива. В воздухе снова запахло средневековьем... Время феодалите-та с его противоречиями, время наивысших вибраций как исторического хода вещей, так и проявления, и самопознания личности» [Урусбиева 2003: 193]. Данное произведение вобрало в себя целый ряд элементов, присущих по-словицам и поговоркам, благопожеланиям и зложеланиям, что говорит об ин-тертекстуальности произведения. Рассматриваемый феномен интерпретируется как дискурсивная категория, отражающая «процесс «разгерметизации» тексто-вого целого через особую стратегию соотнесения одного текста с другими тек-стовыми, смысловыми системами и их диалогическое взаимодействие в плане и содержания, и выражения» [Чернявская 2004: 106]. Интертекстуальность пред-ставляет собой полиаспектную категорию, «она понимается как способность текста накапливать информацию не только за счет непосредственного опыта, но и опосредованно, извлекая ее из других текстов» [Ахматова, Кетенчиев 2013: 68]. С одной стороны, она универсальна для текста в целом, с другой – можно говорить о специфике различных типов текстов. Фольклорный текст динамичен в силу подверженности различным изменениям, в результате чего в него вклю-чаются различные микротексты, специфичные для многих жанров устного народного творчества. К таким жанрам относятся пословицы, поговорки, благо-пожелания (алгыши), проклятия (каргыши). Отметим, что в данном тексте бла-гопожелания встречаются намного реже, нежели зложелания (проклятия). И ал-гыш, и каргыш представляют собой просьбу, но с кардинально противополож-ной функцией. Для алгышей характерно пожелание благополучия, а для каргы-шей – пожелание смерти, ухудшения жизненного благополучия и т.д. Слова с аффиксом -сын/-син выступают основным маркером пожелания в благопожеланиях: Жашасынла Гошаях бла Къаншаубий, юйюр болуп,/ Насып берсин Уллу Тейри, арбаз сабийден толуп! [Аланский… 2015: 400] // «Пусть Гошаях и Къаншаубий заживут семьей, / Пусть Великий Тейри дарует им сча-стье, чтобы двор их был полон детей». В проклятиях основным маркером пожелания чего-либо негативного, в ос-новном, также выступают слова с аффиксом -сын/-син: Тар Ауузда къая бар ичине оюлсун, / Наным ёлген ёзен къара къандан толсун! [Аланский… 2015: 418] // «Пусть все скалы в Тар Ауузу провалятся вглубь, / Пусть долина, где по-гиб мой милый, наполнится кровью»; Бу аякъны сыйлы аты итлик аякъ болсун, / Хадаужукъну тукъуму уа аныча бузулсун [Аланский… 2015: 404] // «Пусть священное название этой чаши будет «чаша подлости», / А род Хадаужука (Атажукиных) пусть разобьется как она». Однако ряд проклятий образуется при помощи следующих аффиксов: а) -лыкъ/-лик/-лукъ: Бир тул къатын бла уруш этгенди Эльбуздукъ, / Ичи, башы саулай бирден бир бузуллукъ [Аланский… 2015: 421] // «С вдовой начал войну Эльбуздук, / Пусть бы разом сгнили его голова и внутренности!»; б) -рыкъ/-рик/-рукъ: Ой, Къарачач, къайда энг, жанынг терк къурурукъ, / Тирмен ташда, тохтамай, жети кюн буруллукъ! [Аланский… 2015: 421] // «Ой, Карачач, где ты была, да сгинет вмиг твоя душа, / Крутиться бы тебе меж-ду жерновами семь дней без остановки». Встречаются и такие конструкции, в которых репрезентантами как благо-пожеланий, так и зложеланий выступают вспомогательный глагол и аффикс -гъа/-ге в составе основного глагол: Басхан башы къаяла бир бирге аугъа элле, / Мен жашагъан ёзеннге къара къанла жаугъа элле! [Аланский… 2015: 402] // «Пусть горы Баксана упадут друг на друга, / Пусть зальется черной кровью ущелье, где (мы) живем». Мекямынгда тёгерек къала юйюнг болгъа эди, / Аны ичинде Гошаяхча, бир ариуунг болгъа эди! [Аланский… 2015: 400] // «Чтобы была в твоем дворе круглая башня, / В ней была бы у тебя красавица, подобная Гошаях». В тексте встречаются проклятия, насылаемые на самого себя, которые акту-ализируют сожаление о чем-либо: Бийге къол узатсам, ой, къолум къурурукъ, / Манга бир сёз да айтмай, кетеди бурулуп [Аланский… 2015: 410] // «Когда князю протянула руки, ой, чтобы они отсохли, / Ни слова не сказав мне, он по-вернулся и ушел»; Ой, Къарачач, жарлыма, къара жер къабайым, / Къан-шаубийни, къайтып, къууанч бла табайым! [Аланский… 2015: 409] // «Ой, Ка-рачач, несчастна я, вкусить мне черной земли, / Вернувшись, найти бы (мне) Каншаубия!»; Бёрю болуп, таугъа кетсемед элимден, / Жиляй-жиляй къапса-мед ачы къара жерден! [Аланский… 2015: 405] // «Превратившись в волчицу, уйти бы (мне) из селения (моего) в горы, / Плача, вкусить (мне) бы горькой чер-ной земли!». Следует отметить, что все проклятия и благопожелания ориенти-рованы на репрезентацию будущего времени. Лиро-эпическая песня «Каншаубий» или «Плач Княгини Гошаях» богата различными изобразительно-выразительными средствами, которые характери-зуются различной функциональной нагруженностью. Это такие тропы как мета-фора, метонимия, эпитет, сравнение и др. В данном тексте значительное место занимает сравнение, которое является одной из распространенных форм художественного описания в тексте и отмече-но широким спектром значений. Как известно, сравнительные конструкции слу-жат для усиления описания образа героя, его поступков, действий, «употребле-ние компаративных форм способствует эмоционально-экспрессивной окрашен-ности эпического текста и делает его язык богатым и сочным» [Ахматова 2011: 20] и т.д. Основными средствами репрезентации сравнения в описании образа в ос-новном выступают: а) послелог кибик «как бы», «словно», «подобно»: Элбуздукъ а ётгюр эди, къызып учхан от кибик, / Жортууулгъа баргъанда, андан жигит жокъ эди [Аланский… 2015: 393] // «Элбуздукъ был отважен, подобно летящей огненной пуле, / В набегах не было никого храбрее его». Барды насыплары уа, тюшню игиси кибик, / Келлик палах ауур эд, къабыр ийис кибик [Аланский… 2015: 413] // «Длилось их счастье, как самый лучший сон, / Но тяжела была грядущая беда, как могильный запах». б) аффиксы -ча, -лай/-лей: Жел ургъанча, дуркъугъа ол (эмилик ат) учуп чыкъгъан эди, / Кесин, къара элияча, ары-бери атхан эди [Аланский… 2015: 394] // «В загон он (необъезженный конь) ворвался, словно ветер, / Подобно черной молнии, бросал себя в разные стороны»; Томуроуча бир жилян, чыгъал-май кюреше эди, / Чунгурдан чыгъа кетип, энишге тюше эди [Аланский… 2015: 395] // «Как бревно (огромная) змея пыталась выбраться, / Почти выползала она из ямы и снова падала вниз»; Къутургъан ажир, чочуп, жортуп тебиреген эди, / Бийик сехле башындан къушлай учуп кетген эди [Аланский… 2015: 394] // «Бешеный жеребец, взбрыкнув, пустился вскачь, / И через высокие заборы пе-релетел, как птица». в) конструкции, в которых маркером сравнения выступает глагольная лек-сема со значением уподобления «уша»- «быть похожим»: Мен ушайма жыйындан ажашхан акъ къанкъазгъа, / Мен ушайма уясыз къалып къалгъан агъазгъа [Аланский… 2015: 399] // «Я похожа на лебедь, отставший от своей стаи, / Я похожа на ласку, оставшуюся без норы». В тексте встречаются дескрипции, выраженные без маркеров сравнения, что связано с предикативным употреблением одного из элементов сравнения: Ай-тама да, ат угъай, тюзден келген арсланды, / Аны жерге юйреталлыкъ таза батыр уланды [Аланский… 2015: 394] // «Я же говорю, это не конь, а лев, при-шедший из степи, / Кто сумеет объездить его, тот истинно отважный молодец». В формулах проклятий встречается метафора – перенос названия одного понятия на другое по сходству признаков этих понятий, который обусловлен свойством человеческого мышления сравнивать имеющиеся понятия о чем-либо с новыми. Так, имя Элжорукъа заменяется названием животного – къабан «ка-бан»: Андан эсе жерге жаным сау кирейим, / Къабан къан къусханын кёзюм бла кёрейим! / Ай, атанга да голия, гуду, сокъур Къабан, / Тоноуладан бошамагъан сен, Къаражау Къабан! [Аланский… 2015: 415] // «Лучше мне живой лечь в черную землю, / Да увижу я, как этот Кабан изрыгает кровью! / Шиш твоему отцу, вороватый, слепой Кабан, / Вечно грабежами занятый, ты, Каражауов Ка-бан!». В тексте довольно редко встречаются и метонимические переносы, которые представлены следующими типами метонимии: а) перенос названия с вместилища на содержимое или объем содержимого: аякъ «чаша»: – Айран берсе эдинг, деп, толу аякъны токъгъан эди, / Сылагъан-лай, мыйыкълары юй тюбюне акъгъан эди [Аланский…2015: 404] // «– Дай мне айран, – сказал он и опрокинул целую чашу, / Как только вытер усы, они осыпа-лись на пол»; б) перенос наименования территориального образования на его жителей: эл «жители села»: Жигит да, чамчы болсанг, кесинги сюйдюрюрсе, / Болалмасанг, кесинге сау элни да кюлдюрюрсе [Аланский… 2015: 393] // «Если будешь сме-лым и юморным, то тебя полюбят, / Если не сможешь, то насмешишь все село (жителей села)». К средствам образной выразительности относится и эпитет – определение при слове, влияющее на его выразительность, красоту произношения [Никитина 1996: 3], основной задачей которого является разнообразить речь по смыслу, стилистике. Эпитет характеризуется как «стилистический приём, представляю-щий собой такое определение, которое передаёт информацию о каком-либо свойстве описываемого предмета или явления, дополнительную к его предмет-но-логической характеристике, т.е. стилистическую информацию» [Куксина 2008: 8], т.е. эпитет, участвуя в создании художественного образа, характеризу-ет предмет или явление, переносит на него свое значение. Следовательно, эпитет выступает одним из значимых элементов стилистики поэтического текста. В тексте песни в роли эпитета выступают определительные существитель-ные: Ныгъыш толуп, шургу тартхан деу батырла, / Наным келген болса, Анга былай айтырла [Аланский… 2015: 409] // «На переполненной завалинке опеча-ленные богатыри, / Когда вернется мой милый, скажут ему так». Некоторые эпитеты выражаются прилагательными, стоящими в атрибутив-ной позиции впереди существительного, при помощи которых раскрывается об-раз героя, например, ала кёзлю «светлоглазый: Субай санлы, ала кёзлю, тал чы-быкъ, / Тау артына аууп кетди, танг чыгъып [Аланский… 2015: 424] // «Стройный, светлоглазый, как ветка ивы, гибкий, / С рассветом перевалил за го-ру». В песне также широко представлена и цветовая символика. Довольно часто встречаются сложные слова и словосочетания, которые приобрели устойчивый характер, и, которые в частеречном отношении являются именами существи-тельными и прилагательными: сарыкъулакъ (къылыч) «желтоухий (меч)», къара ушкок «двустволка», къара ёлет «чума», акъ къанкъаз «белый лебедь», акъбёрк «с белой шапкой», къаракъаш «чернобровый (-ая)», къарамыйыкъ «черноусый», къарасакъал «чернобородый», къара жер «чернозем», Къара таш «Черный камень» (священный камень) и др. Как видно из приведенных примеров, в текстах песни превалируют слова с колоративом къара «черный». Небезынтересен и фразеологический фонд данного произведения, так как в фразеологических единицах закодирована информация о национально-специфических особенностях восприятия действительности, они наиболее ярко и точно передают специфику национального характера. В фразеологических единицах концентрируются многовековой опыт и знания народа и отражаются условия его жизни, особенности быта, истории, культуры, обычаев, традиций, что «является подтверждением антропоцентрического характера фразеологиз-мов» [Улаков, Хуболов 2014: 115]. Текст данной песни изобилует множеством фразеологизмов со следующими значениями: а) состояния: жан аурут «сочувствовать кому-либо, пережевать за кого-либо», жюреги къыйналды «расстроиться», эси кетди «испугаться», къара мукъут болду «расстроиться», къаны кёзюне чапды «разозлиться», жер юлюшю болургъа «умереть», жаны чыкъды «испугаться», кёлю тюшдю «огорчиться», жюреги толду «расстроился», эси тайды «потерять сознание», бетин жойду «опозорить, опозориться», жюреги эриди «сжалиться над кем-чем», шау болду «умереть», къан жауду «испытать горе», баш къагъаргъа «засыпать»: Къамгъут, анга жаны ауруп, къамичисин узатды, / Ол анга чырмалгъанлай, жилянны ёрге тартды [Аланский… 2015: 395] // «Камгут, сжалившись над ней, протянул ей свою плеть, / Как только змея обвилась вокруг (плети), он вытянул ее наверх». Жыл да турмай, бийчеси ауушуп къалгъан эди, / Жаш батырны жюреги анга бек къыйналгъан эди [Аланский… 2015: 396] // «Не прошло и го-да, как умерла его жена, / Сердце молодого батыра сильно страдало по ней». Къаным, аны излей, чапханды кёзюме, / Нек ийнандынг къахме бийчени сёзюне? [Аланский… 2015: 405] // «В тоске по нему кровь моя прилила к глазам, / Зачем ты поверил речам развратной княгини?». «Муну алсам, – деди – Гошаяхдан къалдым, / Угъай десем, мында жер юлюшю болдум. / Алсам да, бу къатын ме-ни этерми сау, / Артда уа, ким билед, кеси болурму шау?» [Аланский… 2015: 406] // «Женюсь на ней, – подумал он, – и лишусь Гошаях, / Если же нет, пре-вращусь в прах. / Но если и женюсь, то сможет ли она вылечить меня. / А по-том, кто знает, не помрет ли сама?»; б) образ действия: аякъ тюбюнде чёп сынмай «быстро»: Элде уллу къууанч болду ол кюнледе, / Бийче жюрюйд, чёп сынмайын аякъ тюплеринде [Алан-ский… 2015: 412] // «В те дни в селении было большое торжество, / Княгиня ходила так, что под ее ногами не ломались и травинки»; в) мышления: башы къазан къайнайды «размышляет о чем-либо», кёлюне келди «ему пришло на ум», эсине келди «ему пришло на ум»: (Къаншаубий) Къара кёкге къарап, жулдузланы санайды, / Къалай болайым деп, башы къазан къайнайды [Аланский… 2015: 406] // «(Каншаубий) Глядя на черное небо, счи-тает звезды, / В поисках выхода голова (его) кипит, как котел». Хата этмеге эд деп, келди жашны кёлюне, / Экиси да жетген элле бийик къая тюбюне [Алан-ский… 2015: 395] // «Как бы она не навредила мне», – подумалось ему, / Так они оба пришли к подножью высокой скалы». Сабийни урлап кетди, бир киши да кёрмеди, / Басхан тарда излерге киши эсине келмеди [Аланский… 2015: 397] // «Похитив ребенка, (он) уехал, никто этого не увидел, / Никому и в голову не пришло искать ее в Баксанской тестине»; г) действия: жан аямай «не щадя себя», ишге кюл жапды «покрыть что-либо пеплом»: Жан аямай, кюрешип, жау аскерни къууа элле, / Душманланы уу-атыргъа ол болушхан суна элле [Аланский… 2015: 399] // «Не щадя жизни, сра-жаясь, (они) прогоняли вражеское войско, / Думали, что разбить неприятеля помогает он»; д) восприятия: кёзюн алмай «не отрывая глаз (взор)»: Ариу эди Къан-шаубий да, адам айтып айтмазча, / Хар тиширыу аралып, андан кёзюн алмаз-ча [Аланский… 2015: 400] // «Красив был Каншаубий, словами это не передать, / Так (красив), что женщинам было от него глаз не оторвать»; е) отношения [Хуболов 2016]: жюреги къызды «влюбился», кёзю къарады «симпатизировать», къанындан тояргъа «мучать»: Бийкъанланы Бийбердни ол кичи къызы эди, / Аны кёрген Къамгъутну жюреги къызып эди [Аланский… 2015: 397] // «Она была младшей дочерью Бийканова Бийберда, / У увидевшего ее Камгута сердце загорелось (от любви)»; ж) сожаления: эринин къапды «сожалеть»: Къаншаубий анга деди: «– Умутунг бир да толмаз, / Сени жалгъан сёзюнге Гюргёкъ бир да ийнанмаз». / Алай айтып, Къаншаубий Эл-Журтуна къайытды, Бийче, болмазын билип, эринин къаты къапды [Аланский… 2015: 402] // «Каншаубий сказал ей: «– Твое желание не исполнится, / Князь Гюргок не поверит в твою ложь». / Сказав так, Каншаубий вернулся в Эл-Журт, / Госпожа, поняв, что у нее ничего не получит-ся, сожалела». з) воздействия: исси къапдырыргъа «проучить»: Аны сайлап, сен манга, Къаншау, бир да кюлме, / Санга исси къапдырмасам, мен да мен тюйюлме [Аланский… 2015: 402] // «Выбрав ее, Каншау, ты не смейся надо мной, / Я буду не я, если не проучу тебя». Пословицы и поговорки, как и фразеологизмы, являются средством хране-ния и передачи жизненного опыта человека. В данном произведении выявлены всего три паремии поучительного характера: Къоркъакъ болгъандан эсе, эрге ёлюп кетген игиди, / Ол сёз нартладан бери келгенледен бириди [Аланский… 2015: 403] // «Чем быть трусом, лучше умереть, / Это одно из речений, бытую-щих со времен нартов»; Эй, адам умутлары тюзде болур, тау башда, / Къайгъы уа марап турур, кёз къакъмай, имбашда [Аланский… 2015: 401] // «Эй, надежда человека находятся в степях, на вершинах гор, / А беда подстере-гает, не смыкая глаз, на плече». Ой-ой, тюшле деген жукъуланы похуду, / Анга ийнанып тургъан адамланы жогъуду [Аланский… 2015: 410] // «Ой-ой, ведь сновидения – это испражнение сна, / Верящий снам самый ничтожный из лю-дей». Лексику данного произведения, которая весьма богата и разнообразна, можно разделить на следующие тематические группы: лексика, связанная с фауной: агъаз «ласка», ажир «жеребец», ала чабакъ «форель», арслан «лев», ат «конь», бугъа «бык», жилян «змея», жур (жур эч-ки) «косуля, серна», илячин «сокол», кийик «все раздельно-копытные дикие жи-вотные (кроме свиньи)», кийик улакъ «дикий козленок», къазакъ бёрю ««волк-одиночка» (постаревший волк в возрасте 12-15 лет, которого вытеснили из стаи более молодые волки)», къалакъ парий (ит) «волкодав», къанкъаз «лебедь», къаплан «тигр», къоян «заяц», марал «марал; олень», сюлесин «рысь», тай «же-ребенок», тюлкю «лиса», эшек «осел»; лексика, связанная с флорой: агъач «лес», къырдык «трава», гюл «цветок», нарат «сосна», наз (назы) «ель», лапиян «опиум», телче ханс «растение с ши-рокой корневой системой»; лексика, связанная с коневодством: эмилик ат «необъезженный жеребец», хора ат «породистая лошадь», жюйрюк ат «конь, быстрый в ходьбе», генже-тай «фольк. жеребенок от кобылицы третьего года», къаратор «темно-гнедая»; жер (ат жер) «седло», ат иер «седло», жюген «упряжка», жылкъы «табун», ёзенги «стремя», айыл «подпруга», терлик «потник», къамичи «кнут, плеть»; лексика, связанная с военным делом: къылыч «сабля», окъ «пуля», хомпар «мортира», хомпар таш «пушечное ядро», садакъ «лук»; душман «враг», аскер «войско», аскер башчы «полководец», уруш «война», сермеш «битва», берем «кольчуга»; лексика, связанная с одеждой: гён чарыкъ «обувь из обработанной кожи крупного рогатого скота», ышым бау «подвязка ноговицы», къауракъ «сатин», тон «шуба», бёрк «шапка», бел бау «ремень», жаулукъ «платок», чабыр «рабо-чая мужская обувь из бычьей или воловьей кожи, в которую кладут солому для утепления»; религиозная лексика: оба «могила», гюнах «грех», ёлю «усопший», кёр «могила», къабыр «могила», сал басхыч «носилки, на которых несут тело по-койника на кладбище», сын таш «памятник», Уллу Тейри «Верховный бог»; названия музыкальных инструментов: сыбызгъы «свирель, дудка», къобуз «гармонь», сырыйна «зурна»; названия металлов: алтын «золото», кюмюш «серебро», шемшер «сам-шит»; название игры: сатраш оюн «игра в шахматы»; сословие: бий «бей», къарауаш «прислуга», хан «хан», бийче «госпожа», ёзден «уздень», къумукъ гошала «кумыкские княжны», падчах «царь»; название болезни: къара ёлет «чума»; названия напитков: айран «кисло-молочный напиток», боза «буза», зынтхы боза «буза из овса», эшекмыя боза «буза, в которую добавляли осли-ные мозги (отрава)», сыра «пиво»; лексика, отражающая пространственные объекты и рельеф местности: агъач «лес», аулакъ «поле», аууз «ущелье», ёзен «долина», жер «земля», къая «скала», къодан белли «разделенное пастбище», къол «ущелье», сабан «пашня», суу «вода», тар «теснина», тау «гора», таш «камень», тюз «равнина», хуру «камни, собранные в кучу (обычно при обработке поля)», чауул «морена, завал; груда камней», шорха «ручей», эгур «мелкий песок»; лексика, отражающая различные рукотворные объекты (постройки): ат орун «конюшня», юй «дом», арбаз «двор», жербаш юй «землянка», кешене «гробница, мавзолей», сатрач юй «изразцовый дом», къала «крепость, замок», мекям «дом, жилище», тохана «престол, трон»; лексика, отражающая различные территориальные образования: эл «госу-дарство; село», ханлыкъ «ханство»; лексика, отражающая родственные отношения: ата «отец», ана «мать», акка «дядя», ахлу «родня», бала «ребенок», бийче «жена», келин «невестка», киеу «зять», къайын «родственники по мужу (жене)», къатын «жена», туудукъ «внук/внучка», улан «сын», эмчек ана «молочная мать», эмчек къарындаш «мо-лочный брат», эгеч «сестра», эр «муж»; лексика, отражающая астрономические объекты: Чолпан «Венера», Те-миркъазыкъ «Полярная звезда», Жетегейле «Созвездие Большой медведицы», Илкер «Плеяды», Мырытла «Плеяды, семь светил небесных тел», Гида «Со-звездие Ориона», Къойчу жулдуз «Пастушья звезда» или «Венера». При анализе текста песни выявлено большое количество ономастической лексики, среди которой встречаются антропонимы, топонимы и гидронимы. То-понимы составляют значительную часть данного пласта лексики, посредством которых можно установить территорию расселения карачаевцев и балкарцев. Это такие топонимы, как: Басхан «Баксан», Бызынгы «Безенги», Къан кечиу «Кровавый брод», Къарачай «Карачай», Къобан «Кубань», Малкъар (село Верхняя Балкария), Мухур тюз «Равнина Мухур», Тар аууз «Тырныаууз», Уллу Тюз «Большая Равнина», Элтаркъач «Элтаркач», Непе-базар, Хурзук, Эл-Журт, а также названия близлежащих территорий: Дагъыстан «Дагестан», Иймерет «Имеретия», Къабарты «Кабарда», Тау арты «Загорье», Терк Башы «Верховье Терека» – название местности, в которой ныне расположен город Владикавказ» и Стампул «Стамбул». В тексте песни встречаются три гидронима: Басхан суу (р. Баксан) – «гид-роним Басхан/Баксан имеет значение «затопляющая, разливающаяся» (причаст-ная форма на -хан от карачаево-балкарского глагола бас- «затопить)» [Хаджила-ев 1970: 22]. Б.Х. Мусукаев пишет, что слово Басхан «восходит к бас (баш) + хан «главная река»» [Мусукаев 2007: 126-127]. По М.А. Хабичеву название Бах-сан состоит из бакъ – балыкъ «речка» и сан – асан, чув. васан «ручей» [Хабичев 1982]. Терк суу (р. Терек) – «быстрая», «стремительная» [Хапаев 2013: 346]. М.А. Хабичев отмечает, что соотнесение карач.-балк. терк «быстрый», «буй-ный» с названием Терека произошло, возможно, еще в древности, однако оно вторично по сравнению с первоначальным значением р. Терек. Терек восходит к древнетюркскому тернъек, тернъюк «ручей», «родник», «источник» [Хабичев 1982: 45]. Хазар тенгиз «Каспийское море» образован от этнонима хазар «ха-зар» + тенгиз «море», где слова хиз, хыз, хаз восходят к этнонимам Хазар или Куман [Байрамуков и др. 2012]. Ороним Минги тау (г. Эльбрус). Этимология оронима восходит к др.-тюрк. мёнги «вечный», «радость», «счастье» [ДТС 1969: 342]. Х.-М. И. Хаджи-лаев отмечает, что в современном киргизс¬ком языке слово моьнгуь «горный лед-ник, вечный снег», в ойратском языке моьнкуь «горный ледник, вечный снег», в тувинском же языке слово менги «ледник», да и во многих других тюркских языках в различных фонетических вариациях присутствует слово минги [Хаджилаев 1970: 23-25]. Слово Минги является вариантом древнетюркского мёнгю «вечный ледник; вечный снег; горный лед¬ник», т.е. ороним Минги тау означает «вечная гора; ледяная гора» [Байрамуков и др. 2012]. Антропонимы: Бекмырза «Бекмурза», Къамгъут «Камгут», Элбуздукъ «Элбуздук», Къаншаубий «Каншаубий», Гилястан, Бийберт, Бахсанукъ «Бах-санук», Къарча «Карча», Гошаях, Къарачач «Карачач», Хадаужукъ «Ха-даужук», Гюргекъа «Гюргека», Кантин, Къаз «Каз»; Абайлары «Абаевы», Бийкъанлары «Байкановы», Боташлары «Боташевы», Къазийлары «Казиевы», Къырымшаухаллары «Крымшамхаловы». Этнонимы: алан «алан», малкъарлы «малкарец (в данном тексте это пред-ставитель Черекского ущелья), къарачайлы «карачаевец», къабартылы «кабар-динец», эбизе «сван», къумукъ «кумык», къазий-къумукъ «букв. казий-кумыки», тамлы «абазинское племя, букв. тамовец». В этнокультурном аспекте в тексте песни представлены некоторые обряды карачаевцев и балкарцев: а) праздник ыстым той «праздник пожеланий». Через несколько дней по-сле рождения ребенка (точнее, на 7-ой день, иногда через 10-15 дней и даже позже) проводится первый обряд – это укладывание ребенка в колыбель (беши-кге салыу «укладывание в люльку»). Нередко обряд укладывания в люльку проводили совместно с охранительным обрядом ыстым-той [Карачаевцы и балкарцы 2014: 475]: Келинлени барын бирден сынарма, / Ыстым тойда къонакъланы сыйларма [Аланский… 2015: 424] // «Невесток своих испытаю всех, / На празднике Ыстым гостей угощу». б) поклонение священным камням с различными просьбами было распро-странено со времен язычества и до окончательного укоренения Ислама в обще-стве. В аспекте антропоцентрического рассмотрения картины мира этноса Ка-мень являлся символом, тесно связанным с миропониманием, мироощущением карачаево-балкарского народа, со складом его мышления. В тексте песни тако-вым выступает Къара Таш «Черный Камень»: Бийче къарауашы Къарачачха айтды: / – Къара Ташха, кел энди, бирге бир барайыкъ, / Андан тёбен таргъа бирге бир къарайыкъ… / Къаншау-бийим, сау эсе, ол Таш бизге айтыр / <…> Насып келип, жашай, артда бек абындыкъ, / Амалсыздан Ташха, келгенбиз, табынып [Аланский… 2015: 407-408] // «Госпожа говорит своей служанке Ка-рачач: / – Пойдем вместе к Черному камню, / Оттуда посмотрим на нижнюю часть ущелья…/ Если (мой) Каншаубий жив, то Камень даст знать / <…> Живя счастливо, потом (мы) споткнулись, / От безысходности мы пришли поклонить-ся Камню»; в) обычай левирата был широко распространен у многих народов на стадии патриархально-родового строя. У карачаевцев и балкарцев обычай левирата бы-товал в пережиточной форме. Как отмечал И.М. Шаманов, «к числу пережиточ-ных форм брака, зародившихся еще в период матриархата и теряющих свою обязательную силу в быту карачаевцев, следует отнести так называемый леви-ратный брак «тул той»» (Шаманов 1979: 15). Бийче талай заманын аман бла ашыргъан эди, / Жууукъ жетген къатынладан бири анга айтхан эди: / – Сен кесинг жангыз къалып, бушууу эте, ёлесе, / Адет бла къайынынга барлыгъынгы билесе. / Къайынларынг, санга жарсый, таза да эрикгендиле, / Кимге бар-лыгъын кеси бизге айтсын, дегендиле [Аланский… 2015: 407-408] // «Госпожа долгое время провела одна, / Одна из родственниц ей сказала: / – Ты, оставшись одинокой, страдаешь в печали, / По обычаю ты должна выйти замуж за деверя своего, ты знаешь. / Родственники (мужа) беспокоятся о тебе, / За кого из нас она хочет замуж, пусть (сама) скажет». Таким образом, исследованный нами материал позволяет сделать вывод о том, что в тексте песни «Каншаубий», или «Плач княгини Гошаях» содержится большое количество лексем, образующих различные тематические группы. Также следует сказать, что данное произведение отмечено интертекстуально-стью и содержит большое количество языковых единиц различного уровня.

About the authors

Mariam A. Akhmatova

Kabardino-Balkarian State University named after H.M. Berbekov

Email: mari.ahmatova@yandex.ru
ORCID iD: 0000-0002-0507-395X

Mahti Z. Ulakov

Institute for Humanitarian Studies – Branch of the Kabardin-Balkarian Scientific Cen-ter of the Russian Academy of Sciences

Email: maxtti@mail.ru
ORCID iD: 0000-0002-5972-8472

Sahadin M. Khubolov

Kabardino-Balkarian State University named after H.M. Berbekov

Email: khubol@yandex.ru
ORCID iD: 0000-0002-1016-5023

References

Supplementary files