Lexicographic activity of Shora Nogmov

Full Text

Введение

Шора Бекмурзович Ногмов (1794-1844) – первый адыгский просветитель и ученый. Он был лингвистом, поэтом, историком, этнографом, собирателем и пропагандистом устного народного творчества. Ш. Ногмов собрал обширный лексический, фольклорный, этнографический материал, создал алфавит кабардинского языка (сперва на русской графике, потом на арабо-персидской графике). С его именем связан и первый «Кабардино-русский словарь», который он написал в 1840 г.

Научные интересы проявились у Ш. Ногмова достаточно рано, следует отметить, что его служба в кавказско-горском полуэскадроне в Петербурге и в Отдельном Кавказском корпусе в Тифлисе внесли значительный вклад в его гуманитарную подготовку, рядом с ним служили достаточно образованные люди из элитарных кругов российского общества, обладавшие хорошими как языковыми, так и общенаучными знаниями. До всего этого периода деятельность Ш. Ногмова можно определить как деятельность автодидакта, которого характеризовали любознательность и трудолюбие. Хотя, бесспорно, полученное им мусульманское образование в Эндерийском медресе в Дагестане, где он прошел достаточно основательную подготовку по арабскому и персидскому языкам и восточной литературе, заложили основу его будущих интересов в области гуманитарных наук. Известно, что он в 1828 г. в крепости Нальчик преподавал русский и турецкий языки, что свидетельствует о высоком уровне знаний представителя местного населения. Примечательно, что поэт пушкинской поры С.Д. Нечаев, который общался с Ш. Ногмовым в 1825 г. на Горячих Водах, отмечал, что он «одарен счастливыми способностями», «владел арабским, турецким, персидским, русским и абазинским языками» [Нечаев 1826: 26].

О высоком признании научной деятельности Ш. Ногмова среди общественности говорит также тот факт, что предисловие к его труду «История адыхейского народа», изданного в Тифлиси в 1861 г., написал известный российский историк-востоковед, авторитетный кавказовед, археограф, председатель Кавказской археографической комиссии в 1864‒1886 гг., Адольф Петрович Берже.

В первой половине 1830-х гг. в период работы над грамматикой кабардино-черкесского языка Ш. Ногмов в Петербурге общается с известным французским ученым-востоковедом, членом-корреспондентом Российской академии наук, профессором Франсуа Шармуа, заведовавшим кафедрой персидского языка в Петербургском университете. Ш. Ногмов сумел привить проф. Ф. Шармуа интерес к своему родному языку, который оказал существенную помощь в подготовке первой часть грамматики, написанной на русской графической основе. Ш. Ногмов передает ему экземпляр рукописи данной грамматики в надежде на ее издание в Париже.

Особая дружба и сотрудничество связывали Ш. Ногмова с известным российским языковедом, историком и этнографом, академиком Андреем Михайловичем Шёгрен, с которым он познакомился в 1836 г. в период своего пребывания в Отдельном Кавказском корпусе в Тифлисе. Андрей Михайлович на протяжении долгого времени становится его научным консультантом в области лингвистики.

Интересна характеристика современников Ш. Ногмову как человеку. Приведем выдержку из письма А.М. Шёгрена от 19 апреля 1837 г. к авторитетному немецко-российскому востоковеду-арабисту, профессору Казанского университета, академику Санкт-Петербургской Академии наук, Христиану Даниловичу Френу:

«Из Ногайска я ехал через Бердянск, через населенный отатаренными греками Мариуполь, через прекрасный город Таганрог и далее через Армянскую Нахичевань и Ростов в Ставрополь и Пятигорск, по соседству в бывш. шотландскую колонию Карасс. Моя цель приобрести хотя бы поверхностные представления о черкесском языке, к чему был наилучший повод осесть в этом месте. Там, в Карассе я узнал, что кабардинский дворянин поручик Шора Бекмурзин Ногма, который несколько лет служил в Черкесском Полуэскадроне в Петербурге и уже там занимался, под руководством нашего прежнего сочлена Шармуа, черкесской грамматикой по кабардинскому диалекту, таковую на русском языке вкратце закончил и теперь живет в 35 верстах южнее Пятигорска. Сам я еще раньше в Тифлисе завел с ним мое личное знакомство и за его любознательность, за всю культуру и науку вообще научился ценить интересующегося человека, почему я написал ему и приглашал его со своими материалами ко мне в Карасс» [Ногмов 2020: 24].

Приведенные фрагментарные примеры характеризуют Ш. Ногмова как коммуникабельного, высококультурного, уважительного и умеющего заинтересовывать собеседника человека.

Материал, методы, обзор

Изучение лексики прошлых эпох дает возможность проследить особенности и динамку развития всей системы языка, в частности лексического уровня языка и вместе с ним и морфологической структуры языковых единиц. Это особенно важно для языков, которые приобщились к письму достаточно поздно, каковым является и кабардино-черкесский язык.

Особо важным инструментом реконструкции лексической системы при отсутствии письменно зафиксированных источников являются фрагментарные сведения из сообщений путешественников и отдельных иностранных и отечественных ученых о языке и культуре народа. В этом аспекте важное место занимает словарь кабардино-русский словарь Шоры Ногмова, который впервые был опубликован в 1956 г. доктором филологических наук профессором Георгий Федоровичем Турчаниновым.

В данной статье использованы описательный метод, представляющий собой систему процедур сбора, первичного анализа и изложения данных и их характеристик, он поможет также уточнить различия в семантике и морфологических формах кабардино-черкесского языка за прошедшие периоды, структурный метод для выявления структуры языковых единиц и их взаимосвязи, оппозиционный метод для разбора состава слова и показа изменений словоформ и метод компонентного анализа для определения особенностей трансформации семантики языковых единиц и объяснения их сути. Фактическим материалом для анализа послужили словарные статьи из кабардино-русского словаря Ш. Ногмова.

Результаты исследования

Обратимся теперь к кабардино-русскому словарю Ш. Ногмова.

Идея создания двуязычного словаря у Ш. Ногмова появилась в период его тесного общения с академиком А.М. Шёгреном. Шора Ногмов сначала составил грамматику кабардинского языка, а уже потом взялся за составление словаря, что с успехом и выполнил. К сожалению, Ногмов не дожил до издания своих трудов – умер в 1844 г.

Труды Ш. Ногмова исследовал, подготовил к печати и опубликовал два тома под названием «Филологические труды» с обширным введением и комментариями доктор филологических наук Г. Ф. Турчанинов [Ногма 1956: 127-306; Ногмов 1959]. Таким образом, «Кабардино-русский словарь» Ш. Ногмова был опубликован впервые в 1956 г. под названием «Кабардино-русский словарь (черновые материалы)» в первом томе его филологических трудов [Ногма 1956: 127-306]. Общий объем составляет 116 с. (в рукописном варианте 138 с.), а с приложениями, добавленными позже, ‒ 179 с.

Словарь Ш. Ногмов отправил 19 июля 1840 г. в качестве приложения к «Атыхейской грамматике» из крепости Нальчик на «благоусмотрение» академика А. Шёгрена в Петербург. Г.Ф. Турчанинов, имевший возможность ознакомиться с рукописным вариантом, отмечает наличие большого количества поправок и дополнений, сделанных рукой А. Шёгрена. К сожалению, нам недоступен рукописный вариант словаря, что ограничивает до известной степени наши суждения о словаре. Особо это касается рукописных дополнений академика А. Шёгрена, а также изменений в структуре оригинала, где лексемы в качестве приложения к грамматической части работы были традиционно представлены по тематическому принципу. Мы пользуемся изданием, подготовленным Г.Ф. Турчаниновым.

«Кабардино-русский словарь» Ш. Ногмова был составлен как приложение к «Начальным правилам атыхейской грамматике». По структуре словарь составлен по тематическому принципу, т.е. представляет собой перечень тематически сгруппированных адыгских слов с их переводом на русский язык, где слова были объединенные вокруг понятий «человек», «одежда», «пища» и т.д. Однако Г.Ф. Турчанинов, найдя более удобным для пользования современными читателями, расположил материал словаря согласно порядку ногмовского алфавита, в основе которого, как известно, лежит русская графика.

«Кабардино-русский словарь» Ш. Ногмова включает в себя 4253 слова, из которых 211 лексем составляют этноспецифические антропонимы и ареальные топонимы. Таким образом, словарь Ш. Ногмова не только первый наиболее полный из двуязычных и единственный дореволюционный кабардино-русский словарь, но и первый словарь, где в его заключительной части приложен впервые перечень кабардинских собственных имен и названий местностей, т.е. словарь местных антропонимов и топонимов.

Работа Ногмова особенно ценна тем, что дает представление о лексике кабардино-черкесского языка его эпохи, кодифицируя его фономорфологические и структурно-семантические особенности. Данный труд является значимым источником для описания истории кабардино-черкесского языка первой половины XIX столетия, вносит значительный вклад в исследование динамики становления лексической системы языка, показывает процессы архаизации и исчезновения отдельных пластов лексики, долю иноязычной лексики и ее функциональной активности и семантического потенциала. Данные словаря позволяет сравнить представленные в ней лексемы с современными лексическим единицами для определения возможных лексико-семантических и структурных фономорфологических трансформаций в кабардино-черкесском языке за прошедшие периоды, установить на этой основе их причины и сформулировать принципы практической работы по сохранению современного кабардино-черкесского языка.

Достоинством данного словаря является то, что он подготовлен на русской графической основе и представляет собой первую фиксацию большого пласта лексики того периода и охватывает все части речи (имя сущ., имя прилаг., имя числит., местоимение, глагол, наречие, союз, послелог, частица, междомет.) кабардино-черкесского языка. Самое большое количество составляют существительные и глаголы.

Как отмечено выше, словарь структурирован по тематическому антропоцентрическому принципу, в центре которого, выражаясь современной терминологией, находится человек с его культурой, бытом и интересом.

Лексико-семантические группы слов, представленные именами существительными, включают названия частей тела, термины родства, номинации растений, животных, птиц, рыб, пищи и напитков, одежды и обуви и др.

Приведем отдельные примеры из указанных тематических групп в словаре:

Названия частей тела

Соматизмы: гупе бѓагу (гупэ бгъэгу) «грудь» [с. 144], дамаш́х́аh (дамащхьэ) «плечо» [с. 150], ж́ел́ат́анh (жьэлъэтIанэ) «угол губ» [с. 157], з́аже / з́ажеh (дзажэ) «ребро», з́аже даќе (дзажэ дакъэ) «грудина», з́ажебѓу (дзажэбгъу) «бок» [с. 165], л́абж́ана (лъэбжьанэ) «когти», лабќинh (лъэпкъынэ) «лодыжка», л́абх́омбер (лъэпхъуамбэ) «палец ноги», л́агоhж́еч́аh (лъэгуажьэкIэ) «подколенок» [с. 180], наh (нэ) «глаз», наhзирих́а (нзэрыхъэ) «глазница», наhќh (накIэ) «глаза уголок», наhп́h (напIэ) «веко, веждь», наhп́hш́х́ (напIащхьэ) «надглазница», небж́иц (нэбжьыц) «ресницы», неќич́h (нэкъыщIэ) «слепая кишка» [с. 189], ч́ифh (щIыфэ) «тело» [с. 221], а́бх́обешхобѓурит (Iэпхъуэмбэшхуэ бгъурыт [с. 179-181] и т.д.

Следует отметить, что данная лексика представляет собой лексическое ядро языка и на протяжении столетий практически остается неизменным. Однако и здесь на основе языковой интерференции появляются новые номинации, так, например, вместо а́бх́обешхобѓурит используется зыгъэлъагъуэ Iэпхъуамбэ «указательный палец» по аналогии с русским языком, а сочетание Iэпхъуэмбэшхуэ бгъурыт исчезло из языка и зафиксировано только в словаре Ш. Ногмова. В словосочетании гупе бѓагу (гупэ бгъэгу) «грудь» в современном языке выпадает гупэ и остается только бгъэгу.

Термины родства

Родство: аддапал́а (адэпалъэ) «опекун», букв. «отца замещающий», аддеќош́ (адэкъуэш) «дядя (по отцу)» [с. 132], аннеж (анэжь) «бабушка», букв. «мать старая» [с. 133], бх́урил́ху (пхъурылъху) «племянник, племянница», букв. «дочерью рожденный (ая)» [с. 140], дада (дадэ) «дед» [с. 149], дал́хубх́у (дэлъхупхъу) «племенница», букв. «сестры брата дочь» [с. 150], заќошит́уме я ќо (зэкъуэшитIым я къуэ) «двоюродные братья» [с. 159] и т.д. В данном пласте, относящемся также к лексическому ядру языка, нет изменений, следует, однако, отметить, что наряду с кабардинскими в разговорной речи часто появляются их русские эквиваленты.

Окружающий мир

Явления природы: боран (борэн) «буря» [с. 139], бшаѓоh (пшагъуэ) «туман», бшах́о (пшахъуэ) «песок», бшh (пшэ) «облако» [с. 140], габе (джабэ) «склон горы» [с. 141], гол (гуэл) «озеро» [с. 142], губѓо (губгъуэ) «поле; степь» [с. 143], ѓоз (гъуэз) «воздух» [с. 148], дежехера (дэжэх) «отлив», диѓа небзихер (дыгъэ нэбзийхэр) «солнечное сияние», диѓh (дыгъэ) «солнце» [с. 151], дунiе (дуней) «свет; мир» [с. 152], лаѓупуќ (лэгъупыкъу) «радуга» [с. 179], ќоца (къуацэ) «кустарник», ќошх́а (къуащхьэ) «холм» [с. 177]. В данном лексическом пласте из словаря Ногмова также не наблюдаются изменения в современном языке.

Одежда, обувь, ткани (материя)

Одежда: ганаѓонш́ег (джанэ-гъуэншэдж) «белье», букв. «рубашка-штаны», ганh (джанэ) «рубашка» [с. 141], пш́адел́ (пщэдэлъ) «шейный платок; шарф» [с. 196], ципа л́епед (цыпэ лъэпэд) «чулки (шерстяные)», цiе (цей) «черкеска», ц́iе ќих́ (цей кIыхь) «шинель», цiе шхо (цеишхуэ) «большая черкеска» [c. 217].

Обувь: ваќе / ваќh (вакъэ) «чувяк» [с. 141], л́iе (лъей) «ноговица» [с. 182], физ ваќе (фыз вакъэ) «женские чувяки» [с. 207], шируќ (шырыкъу) «сапог» [с. 226]. В данной части произошли семантические трансформации у лексемы ваќе / ваќh (вакъэ) «чувяк» [с. 141], она в современном языке обозначает любой вид обуви. Не используются также лексемы баш́маќ (бэщмакъ) «башмак» [c. 134] и жеруќо (жэрыкIуэ / жэрыкIуэ вакъэ) «лёгкие чувяки» [с. 235].

Головное покрывало, шапки, представленные в данном тематическом ряду (джеш́пiа (жэщ пыIэ) «колпак», букв. «ночная шапка» [с. 153], нат́еч́епхh (натIэщIэпхэ «женский нижний платок», букв. «повязка на лоб» [с. 188] и т.д), практически вышли из употребления.

Ткани: ал́тес (алътес) «атлас» [с. 132; с. 133], бж́ахуц (бжьэхуц) «хлопок; вата», бж́ахуц ќэдабh (бжьэхуц къэдабэ) «плис; полубархат» [136], буоз (боз) «бязь; ситец» [с. 139], дарIи ц́ирх́ (дарий цIырхъ) «тафта», дарiй (дарий) «материя (шелк)», дарiи ш́еќ (дарий щэкI) «шелковая материя» [с. 150], цiе (цей) «сукно» [с. 217], шилh (шылэ) «шелк». В данной тематической группе произошли существенные изменения в силу трансформационных процессов в культуре и моде одежды и материалах для одежды. Так, например, лексемы гедугушхоh (джэдыгушхуэ) «тулуп» [c. 142], ќабтал (къэптал) «кафтан», ќабтал бз́инше / ќабтал ќих́ (къэпталбдзыншэ / къэптал кIыхь) «халат», ќабталќhч́ (къэптал кIэщI) «бешмет короткий» [с. 171], аргодже (аргуажьэ) «рогожа», гiекусе (гейкусэ) «ситец полосатый», дарiджхар (дариджхъар) «штофная материя», марзiе / мазаiе (марзей / мазей) «бурмет» [с. 184], хуж́ибѓу (хужьыбгъу) «полотно (хлопчато-бумажное)» [с. 213] не функционируют в современном языке.

Пища и напитки

Пища: зафиксированные в данном тематическом ряду лексемы гешлепс (джэшлэпс) «гороховый суп» [с. 142], ѓогу ѓомила (гъуэгу гъуэмылэ) «провиант», букв. «дорожная провизия» [с. 147], з́аже ѓаж́а (дзажэ гъэжьа) «ребро жареное» [с. 165], кедиќежапх́а (джэдыкIэжьапхъэ) «яичница» [с. 168], лепс (лэпс) «суп», лih ѓава (лы гъэва) «вареное мясо», лih ѓаж́а (жареное мясо), лih ѓурж́а (лыгъур гъэжьа) «мясо копчёное, жареное» [с. 180], накул́ (нэкулъ) «колбаса» [с. 188], х́антхубс (хьэнтхъупс) «жидкая пшённая каша», х́аливе (хьэлывэ) «пирог», х́аливе а́ф (хьэлывэ IэфI) «сладкий пирог» [с. 216] и т. д. в основном сохранились с незначительными семантическими трансформациями.

Напитки: зафиксированные в данном тематическом ряду лексемы арќа (аркъэ) «водка» [с. 133], джузумупс (жызумыпс) «вино» [с. 153], ќах́оаh (къахьэуэ) «кофе», ќимиз (къымыз) «кумыс (кобылье молоко)» [с. 174], ќуж́ипс (кхъужьыпс) «грушевый напиток» [с. 178], марамажiе (мэрэмэжьей) «медовый напиток» [с. 184], мах́симап́ач́h (махъсымэпIащIэ) «жидкая буза» [с. 184], мах́симh (махъсымэ) «буза» [с. 184], ммипс (мыпс) «сидр» [с. 186], сираh (cырэ) «пиво», сирh гоч́h (сырэ гуащIэ) «крепкое пиво» [с. 199], фадh / фадер (фадэ) «напиток (хмельной)», фаупс (фоупс) «мёд-напиток» [с. 207], шаѓир (шагъыр) «чихирь», шай (шай / шей) «чай» [с. 221] в целом сохранились в языке. Отдельные лексемы носят архаичный характер, например, сираh (cырэ) «пиво», сирh гоч́h (сырэ гуащIэ) «крепкое пиво» [с. 199], вместо них употребляется русское «пиво».

Растения

Зерновые: лексемы данного тематического ряда ашох (ашэху) «сочевица (род просо)» [с. 133], гоз́ (гуэдз) «пшеница» [с. 142], гурп́а (гурпIэ) «гречиха; греча» [с. 145], ѓава жилла (гъавэ жылэ) «хлеб в зерне» [с. 146], ѓаше (гъашэ) «полба» [с. 147], жила / жилла (жылэ) «зерно» [с. 156], зентх́ (зэнтхъ) «овёс» [с. 164], ху (ху) «просо», хугу (хугу) «пшено», х́а (хьэ) «ячмень» [с. 215], х́апц́iй (хьэпцIий) «рожь» [с. 216], ш́х́амидж / ш́х́амиж (щхьэмыж) «колос» [с. 228] функционируют в языке, но младшее поколение практически не знает их, отдельные из них не зафиксированы в современных словарях, например, хуѓожiе (хугъуэжьей) «просо мелкое (жёлтое)» [с. 213].

Травянистые: сюда относятся лексемы гинух (гыныху) «пастернак» [с. 142], ќонтх́урiе (къуэнтхъурей) «петрушка» [с. 177], уз́ (удз) «трава», уз́ хуш́х́о (удз хущхъуэ) «шалфей», уз́ ш́х́онт́е «зелень», уз́иш́х́а (удзыщхьэ) «верхушка травы» [с. 205], х́акирш́ (хьэкъырш) «сорная трава» [с. 216], ч́епиќe (щIэпыкIэ) «конопля» [с. 220], которые знают представители старшего поколения, лексема аперуз́ (апэрудз / епэрудз) «мята»[с. 221] претерпела семантическую трансформацию и в современном языке означает фиалку, лексема бж́инухуз́ (бжьыныхуудз) «чесночная трава» [с. 136] более не употребляется носителями языка.

Огородные (овощные), представленные лексемами балигh (балыджэ) «редька», бж́ин «(бжьын) «лук», бж́инух (бжьыныху) «чеснок» [с. 136], бурш́ (бурш) «перец» [с. 139], бх́и (пхъы) «морковь» [с. 140], джагунде (жэгундэ) «бурак; свёкла» [с. 153], кhшбѓудж (джэшбгъунж) «горох», кhшх́ураh (джэшхъурей) «мышиный горох», кhш́ (джэш/ джэрш) «фасоль» [с. 169] и тд., сохранились в языке и активно функционируют.

Животный мир

Домашние птицы: адаќасеќа (адакъэсэкIа) «каплун (холощеный петух)», адаќh (адакъэ) «петух» [с. 132], бабиш́ (бабыщ) «утка», бибиш́ух (бабыщыхъу) «селезнь», букв. «утка-самец» [с. 133], когуш (гуэгуш) «индюшка», когушух́у (гуэгушыхъу) «индюк», кhдќурт (джэдкъурт) «наседка», кhдж́iе (джэджьей) «цыпленок» [с. 168], ќаз (къаз) «гусь, гусыня», ќазишир (къаз шыр) «гусёнок» [с. 172].

Дикие птицы: бѓамора (бгъэморэ) «малиновка» [с. 134], бѓашх́онт́h (бгъэщхъуантIэ) «попугай», букв. «голубая птица» [с. 134], бжандох́ (бжэндэхъу) «скворец», бжышх́аќолебзу (бжыщхьэбзу) «воробей» [с. 135],бзiубц́а (бзуупцIэ) «черный дрозд» [с. 137], булбул (булбул) «соловей» [с. 139], винд (вынд) «ворон» [с. 141], губѓо тх́аруќо (губгъуэ тхьэрыкъуэ) «дикий голубь», букв. «полевой голубь», губѓоќаз (губгъуэкъаз) «дикий гусь», букв. «полевой гусь» [с. 143], ж́iец (жьец) «жаворонок» [с. 158], ќарѓей (къэргъей) «ястреб», ќиру (къру) «журавль» [с. 175], ќуо (къыу) «лебедь» [с. 178], мезгед (мэзджэд) «фазан» [с. 185], нибаджа (нэбажэ) «степной орёл», нибѓоh (ныбгъуэ) «перепёлка» [с. 189], психео / психего (псыхэуэ) «цапля», псiуфабзу (псыIуфэбзу) «трясогузка» [с. 194], пх́аш́х́апох́ (пхъащхьэпэхъу) «тетерев» [с. 195] и т.д.

Домашние животные: ап́аш́h (IэпIащэ) «скот (рогатый)» [с. 133], бжен (бжэн) «коза» [с. 136], ввич́h (выщIэ) «бычок», ввh (вы) «бык», ви (вы) «вол» [с. 141], ѓал́ох́ (гъэлъэхъу) «холощенный баран» [с. 146], джемh (жэм) «корова» [с. 153], киц́ (чыцI) «козленок», кhду (джэду) «кот; кошка», кhдушир (джэдушыр) «джэдушыр» [с. 168-169], ќидир (къыдыр) «мул; лошак» [с. 175], ќоh (кхъуэ) «свинья», ќоhбз (кхъуэбз) «свинья-матка», ќоhло / ќоhшир (кхъуэ лэу / кхъуэшыр) «поросёнок» [c. 177], малл (мэл) / мэлибз (мэлыбз) «овца», мелл (мэл) «баран» [с. 184-185], т́h (тIы) «баран» [с. 204], х́абз (хьэбз) «сука», х́авшир (хьэпшыр) «щенок», х́акафh (хьэджафэ) «собака борзая» [с. 215], х́амасќе (хьэмаскIэ) «собака шпанская» [с. 216], х́h (хьэ) «собака», х́h самир (хьэ самыр) «собака гончая», х́h х́урифh (хьэ хъурыфэ) «собака меделяниковая» [с. 217], шид (шыд) «осёл», шидибз (шыдыбз) «ослица», шќач́h (шкIащIэ) «тёлка (только что родившаяся)», шќе (шкIэ) «тёлка» [c. 223], ш́инh (щынэ) «ягнёнок; барашек» [с. 226].

Дикие животные: арсл́енибз (аслъэныбз) «львица», букв. «лев-самка», асл́ан (аслъэн) «лев», баджh (бажэ) «лиса», баджhшир (бажэ шыр) «лисёнок», букв. «лиса-детеныш» [с. 133], губѓоh ажh (губгъуэ ажэ) «дикий козел», губѓоh бжен (губгъуэ бжэн) «дикая коза» [c. 143], дуѓуж (дыгъужь) «волк», дуѓуж́ибз (дыгъужьыбз) «волчица», дуѓуж́шир (дыгъужьшыр) «волчонок», букв. «волк-детёныш» [с. 152], ќушх́а ажh (къущхьэ ажэ) «тур» [с. 179], мез кеду (мэз джэду) «дикая кошка» [с. 185], миш́h (мыщэ) «медведь», миш́ебз (мыщэбз) «медведица», миш́ешир (мыщэшыр) «медвежонок» [с. 186], пил (пыл) «слон» [с. 193],

Насекомые: арѓой (аргъуей) «комар» [с. 133], баз́h (бадзэ) «муха» [с. 134], бж́ебш́ / бж́ебш́ (бжьэпщ) «пчелиная матка», букв. «пчел князь», бжиз́е (бжьыдзэ) «блоха», бж́h (бжьэ) «пчела» [с. 136], бhг (бэдж) «паук» [с. 141], ѓонадес (гъуанэдэс) «клоп» [с. 148], ѓуда (гъудэ) «овод; слепень» [с. 149], х́абилу нефh (хьэ(м)былу нэф) «моль» [с. 215], х́андирабѓо (хьэндырабгъуэ) «бабочка» [с. 216], ц́аќе (цIакIэ) «гнида» [с. 217],

Рептилии: адhч́ему́h (адэщIэмыIу) «черепаха» [с. 132], бллh (блэ) «змея» [с. 139], елирќаш (елыркъэш) «рак», елирќуш мер зiа (елыркъэш мэ зиIэ) «скорпион» [с. 154], псиду (псыдыуэ) «пиявка» [с. 194], х́андирќоќо (хьэндыркъуакъуэ) «лягушка» [с. 216], х́апац́е «черви» [с. 216], ц́ахо (цIахуэ) «уж» [с. 217], х́абилу (хьэбылу / хьэмбылу) «червяк», х́абилу хуж́ (хьэ(м)былу хужь) «червяк для приманки» [с. 215]

Млекопитающие: жумаран (жумэрэн) «крот» [с. 157], з́ыѓh (дзыгъуэ) «мышь» [с. 166], ќундузибз (къундузыбз) «бобр-самка» [с. 175], ќундуз (къундуз) «бобр», псиблла (псыблэ) «ехидна» [с. 194], уж́h (ужьэ) «ласка» [с. 205].

Все приведенные выше слова сохранились в языке, однако в связи с изменением повседневного быта кабардинцев стали не так часто употребляться.

Названия рыб: арѓей (аргъей) «лосось» [с. 133], бз́егiе (бзэджей) «пеструх; рябец», бз́аж́iе (бдзэжьей) «рыба», бз́ежiе пл́иж́ (бдзэжьей плъыжь) «красная сельдь; красная рыба», бз́еж́iех[у] (бдзэжьеиху) «белорыбица», бзh (бдзэ) «севрюга» [с. 137], х́абз́ежiе (хьэбдзэжьей) «угорь» [с. 215]. В этом разделе функционально активными в современном кабардино-черкесском языке выступают чаще русские наименования видов рыб.

Коневодческая терминология, представленная большой группой слов (бѓаќметапс (бгъэкIметыпс) «шлея» [с. 134], гуфh (гуфэ) «дышло», гhрич́а (джэрыщIэ) «подхвостник» [с. 145], ќамши (къамшы / къамшы) «плеть» [с. 172], ќидешесиќин (къыдэшэсыкIын) «выезжать на лошади» [с. 175], л́ариѓ (лъэрыгъ) «стремя» [с. 181], нах́те (нахътэ) «недоуздок» [с. 189], она (уанэ) «седло» [с. 191], пч́опш́ (щIопщ) «плеть» [с. 196], хаќо (хакIуэ) «жеребец», хаќоч́h (хакIуэщIэ) «жеребёнок» [с. 210], х́ал́ах́ онна (хьэлъэхь уанэ) «вьючное седло» [с. 216], шыкуш (шыгуш) «возовая лошадь» [с. 224], шесин (шэсын) «садиться на лошадь», шещ (шэщ) «конюшня», ши (шы) «лошадь», шибз (шыбз) «кобыла», шиѓаса (шы гъэса) «объезженная лошадь» и тд.), активно функционирует в профессиональной среде.

Посуда, мебель, домашние предметы

Посуда, сосуд, емкость: абг фал́h / абгh фал́е (абдж фалъэ) «стакан» [с. 132], арќа фал́а (аркъэ фалъэ) «рюмка» [с. 133], битул́ќа (птулъкIэ) «бутылка» [с. 138], кедиќел́а (джэдыкIалъэ) «посуда для яиц» [с. 168], ќош́ин (кхъуэщын) «кувшин» [с. 177], фал́ирќаб (фэлъыркъэб) «тыква-кубышка (а также сосуд сделанный из нее)» [с. 207] и т.д.

Кухонная утварь, представленные в словаре Ногмова бх́hтебш́ек (пхъэтепщэч) «деревянная тарелка» hhh, лаѓуп (лэгъуп) «котёл» [с. 179], ж́ебх́ал́h (жьэпхъалъэ) «сковорода» [с. 157], сих́ан (сыхьэн) «блюдо», сих́анцуќ (сыхьэн цIыкIу) «блюдце» [с. 199], тебш́ек (тепщэч) «тарелка» [с. 200], убал́е / убалh (убалъэ) «ступка» [с. 204], х́инќелз́асh (хъынкIэлдзасэ) «вилка» [с. 214], шинаќ (шынакъ) «фарфоровая чашка», шуан (шыуан) «чан», шуанч́ет (шыуанщIэт) «таган» [с. 223], ш́инаќ (шынакъ) «кружка» [с. 226] продолжают функционировать в языке с незначительными семантическими трансформациями.

Мебель. Лексемы данного тематического ряда бх́онта (пхъуантэ) «сундук», бх́онтаѓал́але (пхъуантэ дэгъэлъадэ) «ящик (выдвижной)», бх́онтац́уќ (пхъуантэ цIыкIу) «сундучок», букв. «сундук малый», бх́онтh дуќоќоh (пхъуантэ дыкъуакъуэ) «шкаф», бх́онтh зач́ет (пхъуантэ зэщIэт) «комод» [с. 140], ѓол́ип́а (гъуэлъыпIэ) «кровать» [с. 148], пх́абѓут́исип́аh (пхъэбгъутIысыпIэ) «лавка; скамейка» [с. 195], шет (шэт / шэнт) «стул», шет ќих́ (шэт кIыхь / шэнт кIыхь) «скамья», шетж́iе (шэ(н)тжьей) «покойное кресло», шеттиш (шэ(н)т тынш) «кресло» [с. 222], а́нh (Iэнэ) «стол» и т.д. активно используются в специальных контекстах при описании быта кабардинцев в прошлом.

Домашние (хозяйственные) предметы, представленные в словаре лексемами артамаќ (къэлътмакъ) «сумка, сума (вещевая)» [с. 133], гаронќа (джэронкIэ) «фут» [с. 141], ѓавал́h (гъавалъэ) «воронка» [с. 146], ѓомилал́h (гъуэмылалъэ) «провизионная сумка» [с. 148], ќузан (кхъузанэ) «сито» [с. 178], ќош́ин ќоту (кхъуэщын къуэт) «судно (комнатное)» [с. 179], мастал́h (масталъэ) «игольница», матаж́iе (матэжьей) «корзинка» [с. 184], погун (пэгун) «ведро» [с. 193], тас (тас) «таз», шумадан (шумэданэ) «чемодан» [с. 223], до настоящего времени функционируют в языке, иногда с небольшими семантическими трансформациями.

Названия мер, зафиксированные в словаре (аршин (арщын) «аршин» [с. 133], дирхам (дырхэм) «драхма» [с. 152], зала (залэ) «дюйм» [с. 159], саб (саб) «мера емкостью до двух пудов» [с. 197], темир мата (темыр мата) «мера; мерка» [с. 200], букв. «железная мерка», урус арш́ин (урыс аршщын) «русский аршин» [с. 206], фут (фут) «фут (русская мера длины, равная 30,5 см)» [с. 209], ш́абх́е (щапхъэ) «мера); измерение», ш́игер (щыгъэр) «измерение» [с. 224]), не актуальны для современных носителей кабардино-черкесского языка.

Религиозная лексика

Христианская лексика, представленная лексемами азанши (азэншы) «диакон; псаломщик» [с. 132], маремгоh х́агабз (мэрем хъыджэбз) «Богородица» [с. 184], нач́икидж (нэщIикIыж) «разговенье (первое употребление пищи после завершения поста)», нач́ишхо (нэщIышхуэ) «великий пост» [с. 189], уннh мола (унэ молэ) «домашний священник» [с. 206], супунне (супунэ) «монастыр; обитель», х́ут́меши (хъутIмэш) «диакон» [с. 215], ш́их́наѓ (щихънагъ) «епископ» [с. 226], ш́iих́ (щихъ) «святой», ш́оген (щоджэн) «священник; поп» [с. 227], также не актуальна для современных носителей кабардинского языка.

Исламская лексика (в основном из арабского языка), представленная в словаре Ногмова (дженhт (жэнэт) «рай», джих́анем (жыхьэнэмэ / жыхьэнмэ) «ад», дин (дин) «вера», дуа́h (духьэ) «молитва» [с. 152-153], ефенди (ефэнды) «эфенди» [с. 156], ќурман (къурмэн) «жертвоприношение», ќуран (къурIэн) «алькоран» [с. 178], мах́раб (мухьэрэб) «минарет; молитвенная ниша в мечете, где молится мулла», меджгит (мэжджыт) «мечеть», менбер (менбер) «кафедра, с которой произносится проповеди» [с. 185], мола (молэ) «мулла», молануќо (молэныкъуэ) «не дослужившийся до звания муллы», букв. «полумулла», молапарит (молэпэрыт) «старший мулла», мудираса (мыдрисэ) «медресе; школа», муфтiй (муфты) «муфтий (духовное лицо)», муа́зин (муIэзин) «муэдзин – лицо, собирающее на молитву верующих мусульман», наках́ (нэчыхь) «брокосочетание; регистрация брака» [с. 187], уннh меджгит (домашний мечеть) [с. 206], намаз ч́ин (нэмэз щIын) «молиться» [с. 235]), в советское время в словарях отмечалась как архаизмы, но в постсоветский период характеризуются частотностью ситуативного употребления.

Инструменты и орудия труда, зафиксированные в словаре Ногмова (бел / бейл (бел) «лопата» [c. 136], бз́аќунтх / бз́hќог / (бдзэкъунтх/ бдзэкъуэг) «удочка», бз́и (бдзы) «долото» [с. 137], бру / бруу (бру) «бурав» [с. 139], бх́аа́бж́анh (пхъэIэбжьанэ) «грабли», букв. «деревянные ногти» [с. 140], гиде (джыдэ) «топорик; секира» [с. 142], ѓубже (гъубжэ) «серп», ѓуч́ќазиќ (гъущI къазыкъ) «лом» [с. 149], дид бхиќ (дыд пхыкI) «резное шило» [с. 151], джан (жан) «бритва» [153]), также функционируют в современном языке в соответствующих контекстах.

Музыкальная лексика, представленная в словаре (бж́амий (бжьэмий) «маленькая флейта» [с. 136], гитар (гитарэ) «гитара» [с. 142], ќамылабш́h (къамылапщэ) «трубач», букв. «в камыль (камыш) дующий», ќамилифа сиринапш́h (къамылыфэ сыринапщэ) «музыкант» [с. 172], наќира (накъырэ) «кларнет», наќирапш́е (накъырапщэ) «трубач» [с. 188], пшина дуќоќоh (пшынэ дыкъуакъуэ) «арфа; лира», пшина зиш́уќу (пшынэ зыщыкъу) «скрипка», пшина (пшынэ) «музыкальный инструмент (гармонь)» [с. 196] и т.д.), продолжает употребляться в современном языке с незначительными семантическими трансформациями.

Военная лексика, представленная лексемами афэh (афа) «кольучуга,; панцирь» [с. 133], бжи (бжы) «штык; копье», бза (бзэ) «лук», бзе (бзэ) «тетива» [с. 136], гате (джатэ) «сабля», гатап́е (джатэпIэ) «ножны сабли», гатh (джатэ) «шпага» [с. 141], гин (гын) «порох» [с. 142], ѓер (гъэр) «плен» [с. 147], деч́ (дэщI) «латы» [с. 151], заж́ехет (зэжьэхэт) «линия (военная); фронт», зазаон (зэзэуэн) «бой, битва», зазаонгоh (зэзэуэныгъэ) «биться; воевать; сражаться (взаимно)» [с. 158], закел́иш́ит (зэкIэлъыщыт) «линия (фронта)», зао (зауэ) «воина; сражение; битва; воин», заозарил́ (зауэзэрылI) «битва», заол́ (зауэлI) «солдат», заон (зауэн) «воевать», заонгор (зауэн гуэр) «бой, сражение; сражаться», заор (зауэр) «сражение», заофын (зауэфын) «хорошо воевать» и т.д., остается в языке в соответствующих контекстах, отражая особенности техники и технологий прошлого периода.

Профессия

Род трудовой деятельности человека. Лексемы данного тематического ряда отражают исторические особенности быта и трудовой деятельности представителей кабардинского этноса: абгич́h (абджыщIэ) «стекольщик» [с. 132], баш́маќич́h (бэщмакъыщIэ) «башмачник» [с. 134], гатач́е (джэтащIэ) «шпажник» [с. 141], гершиз́ (джэршыдз) «ворожея», гинем тейт (гынэм тет) «аптекарь» [с. 142], гош́аќопшерих́ (гуашакIуэпшэрыхь) «официант» [с. 143], гушер (гушэр) «кучер» [с. 145], ѓобл́адиж (гъуаплъэдыж) «медник (для починки)» ѓопл́еч́е (гъуаплъащIэ) «медник» [с. 148], ѓуч́ич́е (гъущIыщIэ) «железник» [с. 149], даджиг (дэжыг) «купец», дарiи саудегер (дарий саудэджэр) «купец шелковых материй» [с. 150], диж́ зиш́е (дыжь зыщэ) «продавец овчин» [с. 152], джеш́ибл́е (жэщыплъэ) «ночной гадальщик» [с. 153], жинтич́h (жинтыщIэ) «переплётчик» [с. 157], зихир (зыхыр) «жнец», букв. «жнущий» [с. 163], л́емижич́ (лъэмыжыщI) «мостовщик» [с. 181], х́уншхиниш́ (хъуншхыныщэ) «трактирщик», хабир шибир зиш́ (хьэбыршыбыр зыщэ) «продавец разных мелких уборов», х́аж́иѓаше (хьэжыгъашэ) «возчик провианта», х́акимши (хьэкымшы / хьэчымшы) «врач» [с. 215], х́аливач́ (хьэлывэщI) «пирожник», х́апшипаш́ (хьэпшыпащэ) «продовец разных мелких уборов» [с. 216], цы зибх (цы зыпх) «ткач» [с. 217], ц́ияш́е саудегер / ц́iе саудегер (цеящэ саудэджэр / цей саудэджэр) «купец суконных материй» [с. 217], ш́иѓаш́е (щыгъэщIэ) «позументщик» [с. 225], а́ннешетич́ (IэнэшэнтыщI) «мебельщик» [c. 230].

Названия месяцев. В данном тематическом ряду в словаре Ногмова зафиксированы следующие номинации месяцев: ч́имахоhкумазh (щIымахуэкумазэ) – январь [с. 220], ч́имахоhќемазе (щIымахуэкIэ мазэ) – февраль [c. 220], ѓатхапемазh (гъатхэпэмазэ) – март [c. 146], ѓатхекумазh (гъатхэкумазэ) – апрель [c.146], ѓатхеќемазh (гъатхэкIэмазэ) – май [c. 146], ѓамахопемазh (гъамэхуэпэмазэ) – июнь [c. 146], ѓамахокумазh (гъэмахуэкумазэ) – июль [c. 146], ѓамахоќемазh (гъэмахуэкIэмазэ) – август [c. 146], бж́их́hпемазh (бжьыхьэпэмазэ) – сентябрь [c. 146], бж́их́акумазе (бжьыхьэкумазэ) – октябрь [c. 136], бж́их́аќемазе (бхьыхьэкIэмазэ) – ноябрь [c. 136], ч́имахопемазе (щIымахуэпэмазэ) – декабрь [с. 220]. Вместо них соответственно выступают лексемы мазае, гъатхэпэмазэ, мэлыжьыхь, накъыгъэ, мэкъуэуэгъуэ, бадзэуэгъуэ, шыщхьэIу, фокIадэ, жэпуэгъуэ, щэкIуэгъуэ, дыгъэгъазэ. Но эти лексемы встречаются в речи старшего поколения, активно же функционируют русскоязычные названия.

Этнонимы

Названия этносов, зафиксированные в словаре Ногмова (абаза (абазэ) «абазинцы» [с. 237], атыхе / атыхh (адыгэ) «черкес (адыг)» [с. 133], гирек (грек) «грек» [с. 142], ермени (ермэлы) «армянин» [156], инглиз (инджылыз) «аглицкий (народ)» [с. 167], ќабардiер (къэбэрдей) «кабардинец» [c/ 171], ќумуќ (къумыкъу) «кумык(и)», ќуш́х́а (къущхьэ) «осетин» [с. 179], татар (тэтэр) «татары», турку (тырку) «турок» [с. 201], урис / урусс (урыс) «русский» [с. 206]), сохранились с небольшими фонетическими изменениями.

Научная терминология

Медицинская терминология, зафиксированная в словаре (бджентейбќа (бжэнтепкIэ) «ячмень» [с. 134], бегиѓh / бегуз (бэгыгъэ / бэг-уз) «опухоль» [с. 136], габа (габэ) «грыжа» [с. 141], гинеш (гынэщ) «аптека» [с. 142], ѓож́ипеуз / ѓож́уз (гъуэжьыпэуз / гъуэжьуз) «желтуха» [с. 148], емина (емынэ) «чума» [с. 154], еминатало (емынэтало) «эпидемия, падёж [с. 154], з́емихе (дзэмыхэ) «лишай» [с. 166], ќитейхоуз (къытехуэуз) «припадок; падучая (болезнь)», ќупш́ауз (къупщхьэуз) «костная болезнь», л́иќоц́иже (лъыкIуэцIыжэ) «кровотечение», л́ыфсифуз / л́иц́инќуз (лъыфсыф / лъыцIынкIыуз) «кровавый понос» [с. 182]), показывает богатство кабардино-черкесского языка в XIX в., но в настоящее время характеризуется пассивным употреблением старшим поколением, но, как правило, используется современная русско-латинская терминология.

Лингвистическая терминология представлена в словаре лексемами бќihѓохер (пкъыгъуэхэр) «глагол», букв. «основы времени» [с. 138], бзh iим-ш́им (бзэ йым-щым) «междометие», бзh ќоз́h (бзэ къуэдзэ) «союз», букв. «речь скрепляющее», бзh нал́ехер (бзэ налъэхэр) «наречие; деепричастие» [с. 137], бсал́епиз́h (псалъэпыдзэ) «предлог» [с. 139], нох́та (нохътэ) «точка», нох́тит́у (нохътитI) «двоеточие» [с. 190], ц́а зи фаш́аго ш́iар (цIэ зи фащэу щыIэр) «имя существительное», ц́ам ип́аитхер (цIэм и пIэ итхэр) «местоимение» [с. 217], которые не употребляются в современном научном языке.

Юридическая терминология, представленная терминами аманhт /а немат (анэмэт) «аманат» [с. 133], ѓамисан (гъэмысэн) «винить, обвинять, обвинить» [с. 146], миса (виновный) «виновный», миса ч́ин (мысэ щIын) «винить, обвинять», мух́ур тез́енгоh (мыхъур тедзэн) [с. 235], окил (уэчыл) «опекун, попечитель; адвокат» [с. 191], хабзе (хабзэ) «закон», хабзэнше (хабзэншэ) «беззаконный», хабзетхил́ (хабзэтхылI) «законодатель», хасан (хэсэн) «судить, перен. сажать», хасап́е (хасапIэ) «судилище (место суда)», хезиѓак (хэзыгъэкI) «избиратель, избавитель», хезихиѓh (хэзыхыгъэ) «избиравший» [с. 210-211], хhбзhч́ (хабзащIэ) «юрист» [с. 214], шес (шэс) «порука, ручательство», шесип́аниго (шэсыпIэныгъэ) «заложить», шесип́h (шэсыпIэ) «залог», шесиѓу (шэсыгъу) «заложник» [с. 222], находит свое выражение только при описании реалий первой половины XIX столетия.

Химические термины представлены в словаре лексемами ах́шедеш́ (ахъшэдэщ) «квасцы» [c. 133], з́ох (дзэху) «олово» [с.166], з́охшуѓ (дзэхушыгъу) «нашатырь» [с. 166], кинасу (джынасу) «ртуть» [с. 168], мивазехемих (мывэзэхэмых) «минерал» [с. 186], мивамил (мывэмыл) «кристалл», букв. «камень-лёд» [с. 186], тх́обзашх́о (тхъуэбзащхъуэ) «сера» [с. 202], хошкух́ (хуш(ы)кухь) «канифоль» [с. 213], шах́обц́а (шэхъуапцIэ) «купорос» [с. 222], ш́тауќ (щтауч) «кремень», ш́тауќзихел́ мива (щтауч зыхэлъ мывэ) «кремний; кремнистый камень» [с. 227]. Приведенные термины в современном языке не отличаются функциональной активностью, не все из них понятны сегодняшнему носителю языка, вместо них в профессиональной среде присутствуют русскоязычные наименования, сопровождаемые латинскими формулами.

Диалектизмы. В «Кабардино-русском словаре» Ш.Б. Ногмова встречается ряд диалектизмов, например: гоч́ав (гуащIэв) «сильный; силач», букв. «сильный как вол» [с. 143]. Возможно, во времена Ногмова данное исконное слово было во всех диалектах кабардино-черкесского языка, но сегодня сохранилось в основном в терском говоре в форме гуащIэв «богатырь; силач» [Унатлоков 2011: 69-70]. Литературная кабардино-черкесская форма пелуан «силач, богатырь» из персидского языка [Шагиров 1977: 11]. Слово сhхуран (сэхуран) – подсолнухи (семечки) [c. 199] встречается в словаре Ш.Б. Ногмова и не отмечено, что это малоизвестное диалектное слово. На самом деле в настоящее время сэхуран «подсолнечник обыкновенный» [Унатлоков 2008: 29-30] встречается только в терском (малокабардинском) говоре кабардино-черкесского языка. В литературном употребляется семышкIэ «подсолнечник, подсолнух» из русского семечки. В адыгейском языке сохранилось старое исконно адыгское название тыгъэгъазэ «подсолнух, подсолнечник» из тыгъэ «солнце» и гъазэ от глагола гъэзэн «повертывать, повернуть, поворачивать», но данная лексема не зафиксирована в словаре Ногмова.

В словаре встречается лексема машоку (мэшоку) «мешок» [с. 209] из русского языка, которая сохранилась в бесланеевском диалекте. Действующая литературная форма къэп «мешок» заимствована из тюркских языков.

Лексема тел́афа (телъафэ) «борона» [c. 200] сохранилась только в кубано-зеленчукских говорах кабардино-черкесского языка [Адыгэбзэ псалъалъэ 1999: 623], в литературном же языке функционирует къитхъ «борона» от глагола къитхъын «царапать, оцарапать, поцарапать».

Лексема тhгипс (тэджыпс) «дрожжи» [с. 203] встречается в речи старшего поколения в черкесских говорах кабардино-черкесского языка, срав. тэджыпс «дрожжи» [Адыгэбзэ псалъалъэ 1999: 614]. Для передачи понятия «дрожжи» в литературном языке функционируют следующие слова: пщагъэ, щIакхъуэгъэтэдж, лэкъумгъэтэдж, тхьэвгъэтэдж, однако они редко употребляются, последние два слова в словарях не зафиксированы, более употребительно в разговорной речи заимствование из русского языка дрож.

Интересен и тот факт, что отдельные христианские термины встречаются в словаре Ш. Ногмова с пометкой (стар.): жор аннh (жор анэ) «крёстная мать» [с. 157], джор аддh (жор адэ) «крёстный отец» [с. 153 ], жор бч́ехел́[х́]ан (жор пщIэхэлъхьэн) «крестить», букв. «крест надевать» [157], джорубх́у (жорыпхъу) «крёстная дочь», джоруќоh (жорыкъуэ) «крестный сын» [с. 153]. В современном кабардинском языке данные лексемы сохранились в моздокском диалекте кабардинского языка, но не имеют широкого распространения, вместо них выступают заимствования из русского языка.

Регионализмы. Слово джузум (жызум) «виноград» [с. 153] в словаре зафиксирован, приводится и малокабардинское заимствованное из тюркских языков жузым «виноград» [с. 153], встречается в основном у кабардинцев, живущих в КБР. В речи черкесов, живущих в КЧР, ныне более употребительно позднее заимствование из русского языка винэград «виноград». Возможно, слово жызум они тоже знали раньше (в пользу этого говорит, что живущие в КЧР абазины употребляют слово джьузым «виноград; изюм»), но было вытеснено лексемой из русского языка. Исконно адыгское название «винограда» сохранилось в родственном адыгейском языке – санашъхь, которое не отмечено в словаре Ногмова.

В словаре Ш.Б. Ногмова встречаются как равноправные синонимы когуш (гуэгуш) «индюшка» [с. 168] и тх́агед (тхьэджэд) «индюшка» [с. 202], однако лексема бытует в КБР и КЧР. В современном языке термин гуэгуш «индюк, индейка» в основном употребляют кабардинцы, живущие в КБР, хотя он встречается и в абазинском, абхазском, осетинском, карачаево-балкарском, ногайском и других языках северо-кавказского ареала. В речи черкесов ныне более употребительно вариант тхьэджэд «индюк, индейка» [Темирова 1975: 59]. В родственном адыгейском языке гуэгуш не встречается, только тхьэчэт из тхьэ «бог» и чэт(ы) «курица».

В «Кабардино-русском словаре» Ш.Б. Ногмова зафиксирована лексема ц́ахо (цIахуэ) «уж» [с. 217]. В речи черкесов, живущих в КЧР, она не встречается [Темирова 1975: 146]. Данное слово знают в основном старожилы кабардинцы, и то в ограниченном кругу, и употребляют в пейоративном значении «мерзкая большая змея». В лексикографических работах кабардино-черкесского языка слово цIахуэ переводят по-разному и неточно, например, как «кобра, очковая змея» [КРС 1957: 425], «змея» [Темирова 1975: 146], «желтобрюх» [1998: 99], «удав, питон» [Апажев, Коков 2008: 555] и др.

В словаре Ш.Б. Ногмова зафиксировано слово жасус (жасус) «шпион; перебежчик» [с. 156], которое этимологически восходит к персидскому дзасус «шпион». Однако оно имеет региональный характер, т.к. встречается только в черкесских говорах КЧР, срав. черк. жасус «шпион, лазутчик» [Шагиров 1989: 126]. Для передачи понятия «шпион, лазутчик» кабардинский литературный язык использует следующие слова: плъэIуакIуэ-дэIуакIуэ, щэхурылажьэ, щIэплъ, тIасхъащIэ, тIасхъэщIэх. В настоящее время все перечисленные слова в разговорной речи не отличаются функциональной активностью, чаще употребляется заимствование из русского языка шпион.

Слова, которые сохранились в фольклоре. Отдельные лексемы, зафиксированные в словаре Ногмова, сохранились только в произведениях устного народного творчества и фольклорных источниках, например, бшерих́ (пшэрыхь) «охотник», букв. «жира носитель» [с. 140], дауш́ (даущ) «слава, честь» [с. 150], ергебiй (ерджыб) «вид старинного ружья» (ружье, изготовленное Ерижибом) [с. 155], ма[й]да (майдэ) «бердыш», кокушiол (куэкушыуэл) «кокшуаль (порода коня)» [с. 168], маисе (маисэ) «меч» [с. 183], нибаджэ (ныбажэ / нэбажэ) «орел» [с. 189] (в фольклорных текстах встречается в значении «сокол»), сандали (сандалы) «укрепление», санжаќ (санжакъ) «знамя», сирибжишх́а (сырыбжыщхьэ) «золотистая копья головка» [c. 198- 199], уннапбх́а (унапхъэ) «счастливый» [с. 205], хоhш (хуэш) «кортик» [с. 213], лексема таман (тэмэн) «озеро» [c.199] сохранилось в адыгейском языке, но в ином значении: темэн «плавни» [АРС 1975: 306]. В словаре встречается также слово небга (нэбгэ) «женщина» [с. 189], которое характерно только для шапсугского диалекта адыгейского языка в форме нэбг в значении «человек» [Керашева 1995: 303]. В кубано-зеленчукских говорах кабардинского языка зафиксирована близкая форма нэбгырэ 1. «человек»; 2. «невестка; вообще любимая женщина в семье» [Адыгэбзэ псалъалъэ 1999: 530].

Архаизмы. В словаре Ногмова зафиксированы лексические единицы, которые в современном кабардино-черкесском языке имеют статус архаизмов, например, бзич́е[н]ноѓу (бзыщIеннэгъу) «наследница» [с. 137], бзh (бзэ) «тетива» [с. 137], бифиќоана / бифаќоhаниh (быфэкъуэанэ) «бабка; мамка; няньяка; кормилица», бланзиш́икод (блэнэзыщыкуэд) «зверинец» [с. 138], гаронќа (джэронкIэ) «фут» [с. 141], гинеш (гынэщ) «аптека», горан (гуэрэн) «деревушка» [с. 142], гумаќ (гуомакъ) «верста», гупса / гупсаh (гупсэ) «родство» [с. 144], гушер[и]кабл (гушэкхъаблэ) «дроги» [с. 145], дигизаh (дэгызэ) «кормилица; мамка; бабка» [с. 151], ефап́а (ефапIэ) «кабак» [с. 155], жих́ш́и (жыхъщы) «колчан» [с. 157] и т.д.

Историзмы, зафиксированные в словаре, отражают особенности сословного деления среди местного населения и наименования царствующей верхушки Российской империи: бш́и (пщы) «князь», бш́ич́h (пщыщI) «княжество», букв. «княжья земля», бш́ишхо джилаѓуо (пщышхуэ жылагъуэ) «государство», бш́ишхо (пщышхуэ) «царь (русский)», бш́ишхо (пщышхуэ) «князь великий», бш́ишхоч́ (пщышхуэщI) «империя», [с. 140-141], гуаш́ашхо (гуащэшхуэ) «императрица», букв. «княгиня великая», гуаш́е (гуащэ) «княгиня» [с. 143], джилаѓохеме япш́ (жылагъуэм япщ) «император» [153], зеќоh (зекIуэ) «поход» [с. 162], шесиѓу (шэсыгъу) «аманат» [с. 222].

Обращает на себя внимание еще одна фонетическая особенность, зафиксированная в словарных единицах языка. Речь идет о шести глаголах с переднеязычным дрожащим сонорным звуком р, который в современном кабардино-черкесском языке встречается только в заимствованиях из русского языка. В словаре Ногмова зафиксированы глагольные лексемы с анлаутным р в следующих словах: рибсал́ангоh (ирипсэлъэн) «рассуждать», ригегун (ириджэгун) «забавляться», риѓх́оргоh (иригъэхъуэн / игъэхъуэн) «налить, набирать (ведром)», риќун (ирикъун) «быть достаточным; насыщаться», рил́х́ан (илъхьэн) «закладывать», рипсал́ан дэтхенэ зимиќ (ирипслъэн дэтхэнэ зымикI) «разговоривать о всякой всячине» [c. 197]. Однако их наличие в родственном адыгейском языке с анлаутным р, например, рыгущыIэн «рассуждать», рыджэгун «забавляться», ригъэхъон «налить», рикъун «насыщаться», рилъхьэн «закладывать», позволяет утверждать, что эти формы присутствовали также на ранних этапах развития кабардино-черкесского языка.

Заключение

В заключении отметим, что «Кабардино-русский словарь (черновые материалы)» Ш. Ногмова представляет собой значимый источник для описания и анализа динамики развития лексической системы кабардино-черкесского языка с определением также фономорфологических и структурно-семантических трансформаций на протяжении последних двух столетий. Анализ материала словаря показывает, что в языке произошли существенные изменения как количественного, так и содержательного планов. Словарь имеет непреходящее значение для истории кабардино-черкесского языка, для воссоздания и «оживления» отдельных исконных лексем, которые обогатят современный кабардино-черкесский язык, для описания и реконструкции национальной языковой картины мира в XIX, а также для уточнения стратегий языковой политики сохранения младописьменных языков.

Материал данного языка существенен для диалектологии кабардино-черкесского языка в историческом аспекте, для уточнения того, как в процессе взаимодействия и конкуренции диалектов адыгского языкового ареала формировался кабардино-черкесский литературный язык, а также для установления зафиксированных в диалектах отдельных лексических единиц кабардино-черкесского в аспекте обогащения лексики языка.

Полагаем, что следует еще раз вернуться к изданию оригинала словаря в виде рукописного источника для более детального исследования языкового материала с позиций современного языкознания.

About the authors

R. S. Alikaev

Kabardino-Balkarian State University named after H.M. Berbekov

Author for correspondence.
Email: ralikaev@mail.ru

Doctor of Sciences (Philologу), Professor

Russian Federation, Nalchik

V. Kh. Unatlokov

Kabardino-Balkarian State University named after H.M. Berbekov

Email: vunatlokov@mail.ru
ORCID iD: 0000-0003-0756-9323

PhD (in Philology), аssociate Professor

Russian Federation, Nalchik

References

Supplementary files