Memorial culture of modern Hungarian monarchism

Full Text

Введение

«Историческая память» в современном академическом дискурсе является одной из наиболее востребованных категорий. Коллективная историческая память развивается как многоуровневое и гетерогенное явление. Большинство современных государств склонны практиковать республиканскую модель развития, хотя раннее некоторые из них имели уникальный монархический опыт. Поэтому на актуальном этапе развития историческая память и те мемориальные культуры, которые формируются в ее рамках, может развиваться полицентрично. В качестве таких своеобразных центров исторического и политического воображения могут выступать идеологически мотивированные понимания истории.

Последняя конструируется не только в рамках националистической парадигмы или других идеологических альтернатив. Одной из оригинальных версий современного исторического воображения и, как следствие, развития исторической памяти и функционирования мемориальных культур является монархизм. Монархическое наследие, подвергнутое маргинализации на уровне политической культуры, нередко не имеет политических и идеологических коннотаций и является одной из приоритетных тем для современной академической историографии, которая склонна воспринимать монархическое прошлое как часть большого национального исторического нарратива, не артикулируя и не актуализируя роль монархического прошлого через призму идеологии. Между тем в ряде случаев историческая память монархизма может тесно смыкаться с традициями национализма.

Спектр отношений между монархизмом и национализмом может быть различным. В ряде случаев монархисты формируют наиболее радикальное крыло националистического движения. Вместе с тем монархизм в случае его смыкания и синтеза с национализмом может стимулировать развитие ревизионистских настроений в обществе, в определенной степени влияя не рост политического радикализма и экстремизма. Синтез монархизма с идеями и ценностями национализма не содействует росту популярности первого, так как современный национализм в большинстве европейских стран склонен воспроизводить умеренный политический дискурс, а радикалы автоматически подвергаются маргинализации и вытеснению за пределы политического пространства или на его периферию, что делает их роль минимальной и фактически невидимой в современной политической культуре.

Цель и задачи статьи. В центре данной статьи – монархизм как форма альтернативной исторической памяти. Целью автора является изучение венгерского монархизма как формы коллективной исторической памяти. В число задач статьи входят анализ основных идеологических особенностей мемориальной культуры, которая формируется в рамках монархической идеологии, анализ основных особенностей восприятия прошлого в монархическом интеллектуальном дискурсе и выявление потенциальных векторов развития альтернативный мемориальной культуры, локализуемой в рамках современного венгерского монархизма.

Методология. Методологически статья основана на принципах, предложенных в рамках интеллектуальной истории и истории идей [Karner 2013]. Поэтому автор полагает, что монархизм, если мы помещаем его в сферу исторической памяти и пространство мемориальных культур, можно воспринимать и анализировать как современные формы и тактики политически и идеологически мотивированной проработки прошлого [Olick 2016]. В такой ситуации монархические версии исторической памяти, с одной стороны, следует анализировать через призму истории идей [MacMillan 2008], так как в современном обществе коллективные версии памяти оказались подконтрольны элитам, а мемориальная культура монархизма не ограничена подобными формальными предписаниями.

С другой – вклад монархистов в историческую политику может быть проанализирован в рамках методологического инструментария, предложенного новой культуральной историей [Rieff 2017]. В этом контексте различные представления о прошлом, которые актуализируется в публичных и общественных пространствах по инициативе монархических интеллектуалов, могут рассматриваться как культурные и социальные конструкты, призванные играть различные роли. Диапазон последних варьируется от консолидации общества до его фрагментации.

Источниковый корпус. Принимая во внимание общие тенденции к виртуализации политических идеологий и интеллектуальной жизни в современной Венгрии, большинство источников по современной истории и программе венгерского монархизма подверглись дигитализации и доступны онлайн. Основной платформой для размещения материалов монархической направленности является портал https://regnum-portal.hu, действующий с 2009 года. Авторы сайта, отрицая наличие у Венгрии республиканского политического опыта, позиционируют свое сообщество в качестве альтернативы современным политическим идеологиям – от левых до либеральных. Большинство материалов, которые опубликованы на портале, анонимны, а в качестве авторов сайта фигурируют политические и общественные активисты, которые поддерживают ресурс как за счет собственных средств, так и пожертвований. Для сбора последних создан фонд. В плане идеологии авторы портала настаивают, что история Венгрии на протяжении своей истории развивалась как монархия в то время, как республика хронологически в истории страны занимает крайне непродолжительный период. Именно этот нарратив определяет политическую программу современного венгерского монархизма, об основных направлениях которой речь пойдет ниже.

Основная часть

Мемориальная культура монархизма. Мемориальная культура современного венгерского монархизма отличается множественным характером, но ее консолидирующим основанием является склонность к мифологизации и позитивной идеализации монархического прошлого и полученного в его рамках исторического опыта. В этом отношении сторонники монархии, идеализируя прошлое, могут выбирать между собственно историческим Венгерским Королевством и вкладом Венгрии в монархию Габсбургов. Такая версия мемориальной традиции подвержена значительной гетерогенизации, что ведет к одновременному и параллельному соразвитию нескольких форм исторической памяти.

В современном политическом и интеллектуальном дискурсе Венгрии монархическая мемориальная культура функционирует и воспроизводится через призму больших нарративов, направленных на идеализацию и мифологизацию монархии, продвижение ее исключительно положительного и позитивного образа. Большие нарративы современной мемориальной культуры венгерского монархизма направлены на формирование и воспроизводство положительного восприятия монархии, так как Венгрия благодаря монархии «была защищена от турецких завоевателей и оккупации». Именно наличие института королевской власти, по мнению монархистов, позволило «сохранить венгерское архитектурное и материальное наследие средневековья и раннего Нового времени… а также правовую преемственность и международное присутствие средневекового венгерского государства»^[1] (Mit adtak…).

Национальную идентичность, ее генезис и укрепление монархистами также связывают почти исключительно с монархией. В мемориальной культуре подчеркивается, что благодаря Габсбургам сохранились и развивались «источники истории средневекового Венгерского государства, без которых мы почти ничего не знали бы о венгерском средневековье… венгерская символика, в том числе национальный герб… со второй половины XVI века красный, белый и зеленый цвета впервые сознательно и постоянно использовались в репрезентативном пространстве как символ венгерскости» (Mit adtak…). Формируя положительный образ монархии, современные монархисты в своем видении истории последовательной критике подвергают немонархические или антимонархические альтернативы, в частности – идеи Просвещения, которое ими определяется как «самоубийственное» (A magunk…).

Историческая память, национализм и ревизионизм. В случае с маргинальными и миноритарными сообществами их протест сфокусирован на пересмотре коллективной памяти, в рамках которой для их исторического, социального и культурного опыта нет места. Монархия воспринимается как жертва насилия и маргинализации, начатой ее противниками. В мемориальной культуре венгерского монархизма актуализируются образы травмы, связанной с антимонархическим насилием в рамках республиканских революций. В монархической версии исторической памяти формируются образы мучеников, пострадавших и погибших за монархию. В качестве такой мученицы и жертвы революции воспринимается Мария-Антуанетта, супруга Людовика XVI, определяемая монархистами как «оклеветанная венгерская принцесса» (Mit jelent…).

Монархия в историческом воображении монархизма подвергается последовательной идеализации, воспринимаясь как жертва республики. Попытки монархического конструирования истории самым тесным образом переплетаются с национализмом. События, которые в венгерском национализме воспринимаются через призму травмы, интегрируются в историю, конструируемую в монархической системе координат. В такой ситуации Трианон (Trianon…) в историческом воображении и мемориальной культуре, отмеченной «постимперской меланхолией» [Rosenhaft 2019], формируемой в его рамках, становится коллективным местом памяти, символизируя утрату территорий, которые монархистами воспринимаются как принадлежащие венгерской короне.

Критика республики в исторической памяти монархизма связана со свойственным ему антикоммунизмом. В этом отношении как историческое, так и политическое воображения монархизма и национализма оказываются в ситуации взаимозависимости. Формируя негативный образ коммунизма, монархисты как агенты политики исторической памяти подчеркивают, что в 1956 г. «венгерский народ восстал против коммунистической диктатуры и стряхнул ее, хотя и на короткое время… Борьба венгерского народа за свободу, его восстание против коммунизма и сегодня заставляют биться наши сердца» (Harcuk…). Республика в монархическом историческом воображении стала уникальной изобретенной традицией, которая воспринимается в качестве наихудшей альтернативы монархии.

Критикуя республику и стремясь ее демонтировать из коллективной памяти, монархические интеллектуалы полагают, что в ХХ веке в Венгрии существовало пять республик. Первая была создана 16 ноября 1918 г., но просуществовала всего шесть месяцев. История оставшихся четырех в монархической культуре памяти редуцируется до истории кризисов и неудач: «…вторую создали коммунисты по советскому примеру 21 марта 1919 г. … Третья была провозглашена Национальным собранием 1 февраля 1946 г., после проигранной Второй мировой войны, отменив монархию и заменив ее республиканской формой правления. В присутствии оккупационных советских войск она прожила всего три года и шесть месяцев. Четвертая была создана 19 августа 1949 г. под названием Венгерская Народная Республика по требованию Коммунистической партии, пришедшей к власти с помощью мошенничества по советскому образцу. Казалось, что во время революции 1956 г. она рухнула, однако она смогла продержаться 40 лет благодаря советской военной помощи. Пятая Венгерская республика провозглашена 23 октября 1989 г. … и до сих пор существует… Пять республик всего за 75 лет – не слишком ли это много? И что они принесли? Первая подготовила Трианонскую трагедию. Вторая, возглавляемая Белой Куном, установила царство террора и рухнула в результате румынской агрессии. Его недолгое правление фактически способствовало потере королевства. Третья была восстановлением разрушенной страны, четвертая успешно советизировала ее с помощью жесткой, а затем мягкой диктатуры, став колонией советского блока. Пятая принесла надежду, которая погибла под холодным дыханием дикого западного капитализма» (Vissza…).

Монархическая модель коллективной исторической памяти в значительной степени основана на воспроизводстве больших нарративов, которые оказываются максимально удобными и эффективными в процессе продвижения памяти монархизма в качестве альтернативы республиканскому гражданскому национализму в публичных и общественных пространствах.

Монархизм и войны памятей. В этой ситуации историческая память становится формой конфронтации альтернативных и взаимоисключающих политических идеологий [Ágh 2016]. В рамках такой идеологической конфронтации монархизм становится не просто политической альтернативой, но содержательной другой версией исторической памяти. Республика в современной монархической памяти не только демонизируется, но и последовательно исключается из логики исторического процесса в целом. Критикуя республику, монархисты патетически декларируют, что «тысячелетняя традиция противостоит дезорганизации шести десятилетий… нашего старого королевства больше нет, но мы никогда не должны забывать, что оно было нашим. А чьи шестьдесят лет прошли с 1946 года? Конечно, не наши. Венгерский республиканизм мертв, если он когда-либо прожил хотя бы один день» (A Magyar…).

Большие нарративы в современном обществе не всегда эффективны, что ведет к росту альтернативных версий памяти, которые актуализируют персональный и семейный опыт восприятия монархического прошлого. Мемориальная культура современного венгерского монархизма, редуцированная до личного и семейного опыта, подобно большим нарративам, формирует и воспроизводит положительное и в значительное степени идеализированное видение и восприятие монархии. Например, Д. Савош-Васс склонен воспринимать монархию как часть семейной традиции, так как он «вырос, каждый день просматривая словарь Палласа на коленях у дедушки. Однажды он развернул наш фамильный герб и рассказал нам много интересного о нем. Например, что мы получили это от короля… Когда мне исполнилось 18 лет, родители отправили меня голосовать на выборах в 1998 году… Я написал в бюллетене, что Отто Габсбург – король!... мои предки воевали за императора на протяжении трех поколений, пока наконец не получили дворянство в 1727 году» (Akik visszaállítanák…). Коллективная историческая память в современных обществах создается «различными субъектами, включая нации, религиозные группы, местные сообщества и семьи» [Minarova-Banjac 2018, р. 4].

Монархисты могут в такой классификации быть отнесены к двум последним сегментам, так как монархические идеи возможно воспринимать как форму гражданской, политической и в значительной степени идеологизированной религии, передаваемой как на уровне сообщества, так и воспроизводимой в форме семейной памяти. Модель развития монархической памяти в Венгрии может быть описана через исследовательскую оптику, предложенную М. Хавасом, полагающей, что «демонстрация солидарности часто осуществлялась путем сознательного или бессознательного повторного присвоения или, другими словами, “ретерриториализации” и “детерриторизации” коллективной памяти. Демонстрация солидарности, как явной, так и скрытой, осуществляется как коллективами, так и отдельными людьми и проявляется бесконечно: от транснационального “заразного” протеста до переноса и реадаптации культурных форм» [Hawas 2019]. Такой вектор развития исторической памяти в рамках венгерского монархизма, вероятно, свидетельствует о том, что его мемориальная культура относится к числу «живых» [Choi, Liu, Mari, Garber 2023], так как формируется в результате неформального общения между людьми как носителями памяти.

Мемориальная культура монархизма и политическая ностальгия. Монархическая версия исторической памяти в Венгрии связана с тенденциями усиления популизма, которые на современном этапе носят общеевропейский характер. Даниэле Арчибуджи и Марко Челлини, комментируя усиление популизма, подчёркивают, что «популистский подъем, свидетелями которого мы стали в последние годы, может быть симптомом… нового восстания масс. Бунт направлен не столько против самой сути демократической формы правления, сколько против тех элит, которые не смогли поделиться преимуществами с народом» [Archibugi, Cellini 2018]. В этом контексте мемориальная культура современного венгерского монархизма активно использует ресурсы ностальгии. Монархисты умело апеллируют как к восстановительной, так и к рефлексивной ностальгии [Boym 2001].

В рамках первой монархическое восприятие истории характеризуется «попыткой защитить абсолютную истину, представленное принятыми нарративами» [Firth 2017, р. 155], которые могут иметь ограниченное влияние в рамках монархической культуры контрпамяти. Рефлексивная ностальгия монархизма в рамках современной исторической политики «пытается поставить под сомнение абсолютную истину, признавая несовершенство нарратива и то, что прошлое невозможно восстановить» [Firth 2017, р. 155]. Вместе с тем современный монархизм не следует ограничивать только идеями восстановления власти Габсбургов, так как монархисты в Венгрии «заявляют, что хотят не восстановления Габсбургов, а восстановления королевства» (Élő monarchizmus).

Габсбурги в монархической мемориальной культуре подвергаются идеализации, в рамках которой утверждается, что «правление Дома Габсбургов в Венгрии было полностью легитимным, так как не было никаких случаев тирании или угнетения» (Reflexiók 1848/49...). В рамках коллективной памяти монархисты стремятся игнорировать такую категорию, как «этничность», подчеркивая, что исторически Габсбурги были королями всех подданных вне зависимости от их национальной принадлежности (Egy elfelejtett…). Золтан Пето, наряду с другими монархистами, полагающими, что только история Венгрии как королевства предлагает современному обществу приемы «наших корней, наших собственных традиций права» (A magunk..), формируя положительный образ монархии, указывает на ее незначительное присутствие в публичных и общественных пространствах современного общества, так как, получая образование в государственной школе, венгры «узнают о принципах, которые никто никогда не реализовал в жизни, все больше чувствуя, что демократия не работает ни в теории, ни на практике» (Akik visszaállítanák…), что вынуждает их делать выбор в пользу монархии. В такой ситуации монархия в коллективной памяти подвергается последовательной идеализации.

Инструментализация истории в монархической мемориальной культуре. Венгерские монархисты, конструируя образы прошлого, фактически инструментализируют историю, настаивая, что «с венгерской точки зрения 1867 год стал кульминацией успехов. Год формирования венгерского правительства во главе с графом Дьюлой Андраши и год коронации, средневековой по внешнему виду, но не в смысле устаревания, а в смысле патины, так как “каждый, кто видел это, запомнит это”... Ференц Йожеф и его венгерский народ наконец нашли друг друга» (Keserű V…).

Такая версия мемориальной культуры основана не только на идеализации монархии, но и на национализации монархического наследия и его интерпретации через призму венгерской этничности. В рамках венгерской монархической мемориальной культуры соглашение 1867 года подвергается, таким образом, последовательной идеализации, так как именно оно, по мнению монархистов, «открыло беспрецедентный успешный этап в венгерской истории, принеся экономическое процветание и социальное развитие, так как страна стала равноправным партнером мощной конфедерации государств, “тысячелетние” границы которой защищала объединенная армия, лишь в незначительной степени финансируемая венграми. Внутренняя политика была совершенно независимой, что гарантировало господствующее положение венгров» (Keserű VI…).

История монархии подвергается не только положительной мифологизации, но и последовательной национализации, наделяясь атрибутами национального государства, хотя фактически Империя Габсбургов таковым не являлась. Монархисты, правда, и не отрицают того, что склонны манипулировать историей, формируя политически и идеологически необходимые ее образы, подчеркивая, что сам институт монархии возник «до эпохи современного национализма… и мы действительно не можем считать королей сыновьями какой-либо нации» (Károly lotaringiai…), что, впрочем, не мешает им активно национализировать Габсбургов, интегрируя их наследие именно в венгерские контексты.

Монархическая мемориальная культура достаточно вольно оперирует широким спектром понятий: «империя», «монархия», «нация» и «национализм», – игнорируя существующие между ними противоречия. В таком восприятии истории особое значение обретает коллективная память о коронации в 1916 г. Карла – последнего императора. Комментируя роль и значение этого события в коллективной памяти, венгерские монархисты настаивают на том, что именно тогда «на коронационной мессе страна и политическая нация визуализировались всеми присутствующими одновременно. Коронация была одновременно религиозным обрядом инициации и политическим актом, символизирующим и в то же время создающим национальный консенсус» (Lassú olvadás...).

Современная мемориальная культура в ее монархической версии основана на последовательной критике альтернативных, немонархических, восприятий и интерпретаций истории. Монархисты как участники войн памяти и мемориальных конфронтаций со своими идеологическими и политическими оппонентами обвиняют их в том, что, «ненавидя и отчуждая общее прошлое с Габсбургской монархией», они «превращают венгерскую историю в бесплодную череду бесконечной борьбы за свободу, одновременно лишая всю национальную память нескольких столетий общего успеха… понимаемая таким образом венгерская история столь же усечена и искажена, как, например, словацкий национальный миф, основанный на идее о тысячелетнем венгерском гнете» (Mit adtak…).

Выводы

Монархизм в современной исторической политике – это форма исторического воображения. Монархические версии исторической памяти, основанные на актуализации монархического, занимают важное место в национальном историческом опыте. Такие формы носят явно альтернативный характер, радикально отличаясь от коллективных памятей, основанных на гражданской идентичности. В контекстах развития альтернативных видений прошлого, вдохновляемых монархическими интеллектуалами, монархия является объектом постоянной идеализации и позитивной мифологизации.

В такой ситуации историческое воображение и попытки реконструировать прошлое приобретают ревизионистский характер. Следовательно, подобные версии исторической памяти характеризуются альтернативным характером, ставящим под сомнение ценности национализма, связанные с республиканским опытом. Современные монархисты могут выступать критиками республиканских политических идеологий и, следовательно, апологетами монархического прошлого. Монархические формы исторической памяти необходимо интерпретировать через призму политической реакции. В этой логике коллективная память выступает в качестве защитного механизма, предлагающего «новые» версии истории, построенные на парадигме исторического ревизионизма, склонного к пересмотру прошлого.

^[1] Здесь и далее перевод автора.

About the authors

M. W. Kyrchanoff

Author for correspondence.
Email: maksym_kyrchanoff@hotmail.com
ORCID iD: 0000-0003-3819-3103

Doctor of Historical Sciences, associate professor of the Department of Regional Studies and International Economies, Faculty of International Relations; associate professor of the Department of History of Foreign Countries and Oriental Studies, The Faculty of History

References

Supplementary files