Seljuk Motifs in the Muslim Lapidary Tradition of the Golden Horde Crimea

全文:

В золотоордынский период в Крыму возводятся многочисленные культовые сооружения, облицованные тесаным камнем и богато украшенные резными орнаментами и каллиграфическими надписями. Масштабы строительства косвенно отмечали путешественники, заставшие только величественные руины.

Мартин Броневский, посетивший в XVI в. город Солхат/Кырым писал: «…ибо видны еще храмы и святилища магометанские не только в самом городе, но и вне города, украшенные халдейскими надписями высеченными на больших камнях <…>. И в самом деле видно из развалин и обширности места, что это был один из знаменитейших и величайших городов своего времени» [7, с. 346].

В XVII в. Эвлия Челеби, несмотря на явные преувеличения в числительных, приводит данные о масштабах городского строительства в золотоордынский период, о которых он догадывался видя руины города Солхат/Кырым: «…если я стану описывать все тарихи бессчётных постоялых дворов, мечетей соборных и квартальных, бань, текке медресе и многих сот тысяч прочих зданий, которые не под силу сотворить роду Адама, то получится сборник тарихов». <…> «Теперь много сот тысяч огромных зданий являются крепкими и стоят, как новые, будто они только что вышли из-под руки мастера. Но они стали гнездовьями <…> птиц и летучих мышей» [12, с. 168–169].

С последней трети XIII века в Крыму формируется традиция установки каменных надмогильных памятников на мусульманских погребениях. Памятники украшались геометрическими и растительными орнаментами, розетками и каллиграфическими текстами. Для их изготовления преимущественно использовался местный известняк и песчаник, реже – привозной мрамор.

Сохранились также данные о многочисленных кладбищах золотоордынского времени с надмогильными камнями, украшенными каллиграфией и орнаментами. В первую очередь это кладбища города Солхат/Кырым, а также большое кладбище Кырк-Азизлер на Юго-Западе Крыма, у с. Эски-Юрт.

Самые ранние известные на сегодня эпиграфические памятники относятся к последней трети XIII века [10]. Их изучение позволяет выявить формирование в Крыму особого стиля декоративного оформления, сложившегося под значительным влиянием сельджукских лапидарных традиций. Этот стиль оставался доминирующим на полуострове до конца XV века (рис. 1-А), а некоторые элементы, например, «сельджукская цепь», продолжали использоваться даже в XVI–XVII веках.

Присутствие сельджукского влияния и мусульманской общины в Крыму впервые фиксируется в 1220-х годах, после завоевания Судака армией из Малой Азии под предводительством Хусам ад-Дина Чупана, тогда же в городе была построена первая мечеть. Однако ключевым фактором роста мусульманской общины и распространения сельджукских традиций стало прибытие в 1265 году Изз ад-Дина Кейкавуса II со своими сторонниками. Получив от хана Берке в управление (икта) земли Судака и Солхата, он значительно усилил малоазийский компонент местной мусульманской общины. Параллельно в Крыму проживали мусульмане – выходцы из других регионов, в частности из Средней Азии. О чём свидетельствует, например, надпись 1263 года о строительстве мечети в Солхате выходцем из Бухары Бей Хаджи Умаром аль-Бухари, зафиксированная Эвлией Челеби в XVII веке.

Судя по датированным памятникам, в золотоордынский период камнерезное искусство в Крыму достигло наибольшего расцвета в 40–80 гг. XIV века. Наибольшее количество памятников приходится на период максимального расцвета городов Золотой Орды, и последовавшей затем смуты [11, с. 343–345].

Не касаясь в данной статье дискуссии о самом термине «сельджукского» искусства, подробно затронутом в работах многих исследователей (см. подробнее, напр. [8]), приведем наиболее характерные примеры таких заимствований, использованных в лапидарной традиции Крыма, которые можно однозначно отнести к сельджукскому наследию.

На значительное сельджукское влияние в оформлении памятников Крыма указывают практически все исследователи арабографичного лапидарного наследия полуострова [2, с. 153; 4, с. 301–302; 6, с. 274, 301; 9, с. 61, 67]. Как писал профессор И.Н. Бороздин: «Несомненно что существовала интенсивная и длительная увязка между мусульманским Крымом и сельджуками. <…> Не только надгробия с их надписями и орнаментами, но и остатки монументальных архитектурных сооружений (особенно руины медресе близ мечети Узбека в Солхате), говорят о сильном сельджукском влиянии, об определенных сельджукских элементах в золотоордынском искусстве» [5, c. 25].

Профессор А.С. Башкиров отмечая схожесть золотоордынских памятников Крыма с памятниками Персии и Анатолии [3, с. 122], писал: «Сельджукизм мы видим и в памятниках монументального творчества и в деталях орнаментальной резьбы на памятниках различного назначения» [3, с. 108]. «Сельджукизм – это только одна из ярких черт крымскотатарского искусства в благородном соревновании с другими традициями искусства средневековья» [3, с. 125]. Наряду с этим исследователи отмечали влияние и других лапидарных традиций, в частности, мамлюкского Египта и Средней Азии (Хорезма) [5, c. 25].

Вместе с архитектурными заимствованиями сельджукское влияние заметно на примере оформления надмогильных памятников. Причем это влияние прослеживается как в форме самих надгробий, так и в каллиграфическом оформлении, и в орнаментальных мотивах, используемых при оформлении лапидарных памятников.

Основные типы надмогильных памятников этого периода (восьмигранные и цилиндрические надмогильные памятники, с различными вариациями наверший; плоские стелы со стреловидным верхом; различного типа сандык-таши) явно заимствованы из традиций Малой Азии. Надмогильные памятники аналогичные крымским, как по стилю оформления, так и по содержанию надписей, фиксируются исследователями в городах Малой Азии (Ахлат, Сивас, Токат, Кастамону, Конья и др.) [13; 14; 15]. Распространенная форма памятников – плоская плита с килевидным верхом и с изображением михраба, известна по аналогичным находкам в Персии датируемым XI веком.

Интересны формы наверший некоторых памятников, явно схожие со средневековыми куполами мечетей и дюрбе-мавзолеев (рис. 1-Д). Восьмигранные памятники с навершием – рубчатым куполом – один из самых распространенных подтипов восьмигранных памятников Солхата/Кырыма (рис. 1-Е). У. Боданинский, как и другие исследователи, отмечал сходство таких памятников с куполами дюрбе Каира, Самарканда, Ургенча, Западного Ирана, с гробницами городов Малой Азии [4, с. 300, 301, 303, 305–306], от мавзолеев «Города мертвых» в Каире, до мавзолеев Шахи-Зинды и Гур-Эмира в Самарканде, хронологически относящихся к этому же периоду времени (XIV–XV вв.).

Еще одна особенность – расположенная на верхушке памятников круглая выемка, называемая – قوش خا يراتي – куш хайраты (благо для птиц), также, по-видимому, была заимствована в Малой Азии, т.к. встречается на более ранних памятниках Анатолии. Стоит отметить, что традиция располагать на верхушках надмогильных памятников выемки для дождевой воды была широко распространена в степном Крыму вплоть до начала ХХ века. Предполагалось, что эту воду пьют птицы, а награда за это благое дело, засчитывается покойному.

Рис. 1. А – Надмогильный камень (однорогий сандык-таш) украшенный розетками, с датой 684 г.х. (=1285 г.) (г. Старый Крым, Музей истории и археологии); Б – изображение «кентавра стреляющего из лука» на надмогильном памятнике с кладбища Кырк-Азизлер (г. Бахчисарай), фото 1920-х гг.; В – фрагмент «сельджукской цепи» на архитектурной детали (г. Старый Крым); Г – закладная плита выполненная почерком сульс, с датой 760 г. х. (=1358 г.) из с. Отузы; Д – надмогильный камень (сандык-таш) выполненный  в виде дюрбе-мавзолея, украшенный лампадой,  орнаментами и «плетенкой», фото 1920-х гг.; Е – Навершие восьмигранного надмогильного памятника в форме купола дюрбе-мавзолея
(г. Старый Крым, Литературно-художественный музей)

Fig. 1. А – Tombstone (single-horned sandyk-tash) decorated with rosettes, with the date 684 AH (= 1285) (Stary Krym, Museum of History and Archaeology); Б – image of a "centaur shooting a bow" on a tombstone from the Kyrk-Azizler cemetery (Bakhchisaray), photo of the 1920s; В – fragment of a "Seljuk chain" on an architectural detail (Stary Krym); Г – foundation slab made in Suls handwriting, with the date 760 AH (= 1358) from the Otuzy village; Д – tombstone (sandyk-tash) made in the form of a durbe-mausoleum, decorated with a lamp, ornaments and "wickerwork", photo of the 1920s; Е – The top of an octagonal gravestone in the shape of a dome of a durbe mausoleum (Stary Krym, Literary and Art Museum)

Рис. 2. А – торцевая часть надмогильного памятника с именем Сейфеддина бин Гази и изображением горящей лампады, кладбище Кырк-Азизлер (г. Бахчисарай), фото 1920-х гг.; Б – стела с килевидным верхом и рельефным изображением михраба, украшенная розетками (г. Старый Крым); В – изображение горящей лампады и свечей на надмогильном памятнике с датой 749 г. х. (=1348 г.), (г. Феодосия, Музей древностей); Г – архитектурный фрагмент с «узлами счастья» (г. Старый Крым, Литературно-художественный музей); Д – изображение шестиконечной звезды на надмогильном памятнике (г. Старый Крым, Музей истории и археологии); Е – растительный орнамент характерный для памятников центральной Анатолии и «узлы счастья» на надмогильной плите, найденной на мусульманском кладбище Кемаль-Ата (г. Старый Крым)

Fig. 2. А – end part of a tombstone with the name of Seyfeddin bin Ghazi and an image of a burning lamp, Kyrk-Azizler cemetery (Bakhchisaray), photo of the 1920s; Б – stele with a keeled top and a relief image of a mihrab, decorated with rosettes (Stary Krym); В – image of a burning lamp and candles on a tombstone with the date 749 AH (=1348), (Feodosia, Museum of Antiquities); Г – architectural fragment with "knots of happiness" (Stary Krym, Literary and Art Museum); Д – image of a six-pointed star on a tombstone (Stary Krym, Museum of History and Archeology); Е – a plant ornament characteristic of monuments in central Anatolia and “knots of happiness” on a tombstone found in the Muslim cemetery of Kemal-Ata (Stary Krym)

Эпиграфические надписи на памятниках по стилю похожи на арабографичные надписи Малой Азии и Персии. В надписях, выполненных рельефно и достаточно крупно использовались почерки сулюс (рис. 1-Г) и насх (рис. 1-А). О.-Н. Акчокраклы отмечал: «Употребляемый на памятниках почерк сулюс по характеру близок к сельджукскому мотиву…» [1, с. 6].

Каллиграфическое оформление надмогильных памятников, включая построение эпитафии и написание прописью даты аналогично малоазийским памятникам, хотя зачастую отличается большей лаконичностью. Широко распространенной практикой было цитирование на лапидарных памятниках коранических аятов — наиболее часто аят «Аль-Курси» (255-й аят суры «Аль-Бакара») и 18–19-го аятов суры «Али Имран», а также хадисов (высказываний Пророка Мухаммада, с.г.в.) и изречений средневековых мудрецов. Характерный и самый распространенный пример такого высказывания:

الموت كاسن كل ناس شاربه والقبر باب و كل ناس داخاله

El-mevtu ke-sün külli nâsi şaribuhû ve’l-kabru bâbun ve külli nâsi dâhiluhu.

(Смерть – чаша и каждый отопьет из нее, могила – дверь и каждый войдет в нее).

Эпитафии на камне часто представляли собой сильно перефразированный хадис, сохраняющий только некоторую часть первоначального смысла высказывания: «Этот мир есть жилище тленное, будущий мир – жилище вечное». «Мир есть нива будущей жизни, что посеете на ней то и пожнете…». «Придет смерть, и уйдут твои дни. Останется ли что-нибудь от твоих деяний?». «Смерть есть спокойное тление…» [1, с. 10-12, 14-15; 2, с. 156, 158].

На памятниках золотоордынского периода встречаются многочисленные вариации растительных и геометрических орнаментов, распространены характерные для сельджукского стиля элементы оформления: т.н. «сельджукская цепь» (рис. 1-В), «плетенка» (рис. 1-Д), «узлы счастья» (рис. 2-Г, 2-Е), лампада, свечи в подсвечниках (рис. 2-В), вариации шестиконечной звезды (рис. 2-Д), различного вида розетки (шестилепестковые, звездчатые, спиральные, вихревые) (рис. 1-А, 2-Б). Также можно отметить пример смягчения запрета на изображение живых существ, часто встречающийся на лапидарных памятниках Анатолии и Персии, но нетипичный для Крыма. Это изображение «лучника-кентавра» на одном из мусульманских надмогильных памятников с. Эски-Юрт (г. Бахчисарай) (рис. 1-Б).

Самый известный и оригинальный элемент оформления крымских памятников – стилизованное изображение горящей лампады (kandil) подвешенной на цепях (рис. 2-А, 2-В). Часто лампа расположена в нише-углублении, а по бокам от лампады изображались две свечи в подсвечниках. Горящая лампада и свечи – распространенный элемент в оформлении сельджукских надгробий Малой Азии, откуда он и был, по-видимому, заимствован крымскими мастерами [13, с. 638–639].

В сельджукской традиции «горящая лампада» символизировала сердце верующего и свет данный Всевышним, который исходит от его веры [13, с. 640–641; 15, с. 121–122]. Подобная интерпретация скорее всего заимствована из Корана – 35 аят, суры Ан-Нур («Свет»)). Одна из средневековых трактовок-тавсиров, поясняющая смысл этого аята, гласит: «…сердце верующего в своей чистоте уподобляется прозрачной стеклянной драгоценной лампе в нише. Светильник настолько чист, а свет его так ярок, что он подобен жемчужной звезде... Знания Корана и шариата, подобны чистому маслу, которым наполняется лампа (сердце человека), и которое само по себе светится, даже без соприкосновения с огнем. И свет пламени, зажженного верой в сердце человека, накладывается на сияние знаний религии».

Один из вариантов трактовки символа «две свечи в подсвечниках» – это свет знаний Корана и Сунны пророка Мухаммада (с.г.в.) [14, с. 319]. Встречаются памятники, на которых изображена только одна, либо две свечи без лампады.

На лапидарных памятниках Крыма распространены типичные для малоазийских надгробий различные вариации шестиконечной звезды, называемой в исламской традиции печать пророка Сулеймана (рис. 2-Д). В суфийской трактовке этот символ использовался как защита от шайтана (дьявола) [16, с. 27]. Причем он встречался как на одежде, украшениях, культовых сооружениях, так и на надмогильных памятниках, где его смысл несколько видоизменялся, и он информировал о набожности покойного [16, с. 27].

Сельджукское влияние косвенно подтверждается и миграцией в Крым населения из Малой Азии и Персии, о чем свидетельствует большое количество «не местных» нисб¹, на лапидарных памятниках Крыма, в том числе людей, выходцев из Западного Ирана – Тебриз, Лур (Луристан); Северного Ирака – Эрбиль; Малой Азии – Конья, Ахлат, Сивас, Кастамуни, Токат [1, с. 6, 9; 2, с. 153].

В заключение следует отметить, что, начиная с последней трети XIII в., и вплоть до конца XV вв., в Крыму сформировался лапидарный стиль, основанный на сельджукских традициях (Малая Азия, Закавказье, Персия), но содержащий ряд особенностей, привнесенных как местными христианскими общинами, так и традициями отдаленных регионов (Средняя Азия, Египет). Сельджукское влияние выражалось в типичных для Малой Азии формах надмогильных памятников, каллиграфических композициях и в стиле оформления надмогильных памятников и культовых сооружений. Использовались характерные для этого стиля элементы: «сельджукская цепь», «плетенки», «узлы счастья», лампады, шестиугольные звезды, различного вида розетки, геометрические и растительные орнаменты.

¹ Нисба – часть имени, обычно обозначающая место рождения, или место длительного проживания человека.

作者简介

Memedulla Useinov

编辑信件的主要联系方式.
Email: memedulla@list.ru
ORCID iD: 0009-0001-9064-5819

Research Fellow of the Crimean Scientific Center

参考

补充文件