Проблема локализации южной границы среднеижских говоров удмуртского языка: фонетико диалектологический анализ

Полный текст

Введение

Согласно современной классификации, в удмуртском языковом пространстве выделяют три наречия: северное с нижнечепецким, среднечепецким и верхнечепецким диалектами; южное с собственно южным и периферийно-южными диалектами; и бесермянское. При этом в последнее время бесермянское наречие некоторые исследователи рассматривают в качестве отдельного языка [1; 2]. Между северным и южным наречиями расположены срединные говоры, которые подразделяются на пять диалектов: среднезападный, средневосточный, водзимоньинско-омгинский, нылгинский, среднеижский¹.

Актуальность исследования обусловлена малоизученностью срединных говоров в целом и среднеижских в частности, тогда как процесс утраты срединными говорами своего диалектного различия – явление объективное и динамичное. Как подчеркивают исследователи устной разговорной речи, в настоящее время диалекты подвергаются активной ассимиляции, что ведет к сужению их функционирования и постепенной утрате языкового своеобразия [3; 4]. Следовательно, существенной становится проблема фиксации диалектных особенностей отдельных говоров исследуемого языка.

Целью статьи является определение южной границы среднеижских говоров удмуртского языка, территория распространения которых охватывает Малопургинский, Завьяловский районы, а также южную часть Воткинского района Удмуртской Республики.

 

Обзор литературы

Срединные говоры удмуртского языка являлись объектом исследования ученых на всех этапах развития удмуртской диалектологии. Так, первое теоретическое описание удмуртских диалектов представлено в работе Ф. Й. Видеманна². Опираясь на лексику переводных Евангелий 1847 г., автор выделяет в удмуртском языке «казанский», «глазовский», «малмыжский», «сарапульский» и «оренбургский» диалекты. Срединные говоры в работе ученого обозначены как малмыжский диалект. Несмотря на то, что автор не дает подробных сведений о фонетических и морфологических особенностях выделенных им диалектов, представленная им классификация является первым научным опытом систематизации разновидностей удмуртского разговорного языка.

Образцы речи удмуртов, проживающих в срединных районах современной Удмуртской Республики, впервые в полевых условиях зафиксировал финский ученый Т. Г. Аминофф³. Результатом диалектологической экспедиции стала работа «Wotjakilaisia kielinäytteitä». Среднеижские говоры исследователем не зафиксированы, однако имеются материалы, записанные в с. Якшур-Бодья, входящем в ареал распространения средневосточных говоров. Тексты Т. Г. Аминоффа отражают многие фонетические и морфологические черты, характерные для срединных говоров удмуртского языка, например:

а) чрезмерное функционирование аффрикат: kudźojezleś ‘у хозяина’, lyčkálozý  ‘украдут’, odźy ‘так’,  udź ‘работа’; 

б) оформление деепричастия на -ку с помощью суффикса -кы: tećakyzy ‘перепрыгивая’, siykyzy ‘кушая’;

в) выпадение конечной гласной основы инфинитива глаголов I спряжения: siny ‘есть, кушать’, ötny ‘звать’, karny ‘делать’; potny ‘выходить’ и т. д.

Полноценные текстовые записи, репрезентирующие среднеижские говоры, впервые представлены в публикации Б. Мункачи «Votják népköltészeti hagyományok»⁴. Во время экспедиции к удмуртам 1885 г. исследователю удалось собрать значительный фольклорно-диалектологический материал в дд. Вуж Ӟумья, Диньтэм и Вуко-Чудзя Сарапульского уезда (сегодня дд. Новый Сентег, Диньтэм-Бодья и Шабердино Завьяловского района Удмуртской Республики). В отличие от публикации Т. Г. Аминоффа, в записях Б. Мункачи указаны имена информантов. В целом его текстовые записи отражают аналогичные явления, которые представлены в работах Т. Г. Аминоффа.

Образцы речи удмуртов также представлены в работах Ю. Вихманна, вышедших в 1893 и 1901 гг.⁵ Срединные говоры представлены записями, собранными в д. Чужьялово от информанта Степана Михайлова. В тексах исследователя отражены следующие отдельные языковые явления, свойственные срединным говорам:

а) избыточное употребление аффрикат: puṭṣ̌ki̮ ‘нутро’, lu·ṭṣ̌kalɛ ‘украдите’, paledʹź ‘рябина’;

в) выпадение конечной гласной основы инфинитива: ke̮lni̮ ‘ночевать’, šini̮ ‘есть, кушать’, kiźni̮ ‘сеять’;

г) выпадение гласной -ы- в деепричастиях на -са: ošsa ‘повесив’, potsa ‘выйдя’, kossa ‘попросив’;

д) показатель элатива на -исʹ: bisiiś ‘с поля’, ki̮ziś ‘с ели’.

Лексика удмуртских диалектов представлена в сравнительном словаре Т. К. Борисова «Удмурт кыллюкам»⁶. В предисловии к изданию дается краткое, но содержательное описание системы диалектов. Ученый выделяет в удмуртском языке три наречия: северное, срединное и южное, каждое из которых делится на более мелкие единицы – говоры. Так, по мнению исследователя, срединное наречие, распространенное до лесных массивов Яганского, Ильинского и Можгинского лесничеств и до р. Вятки, имеет в своем составе ижевский и верхне-кильмезский говоры.

С 1935 г. в удмуртском языкознании наметился новый метод исследования диалектов – лингвогеографический, который берет свое начало с публикации С. П. Жуйковым Диалектологической карты удмуртского языка⁷. В удмуртском языковом пространстве исследователь выделяет три диалекта: северный, средний и южный. Срединные говоры он делит на шесть языковых ареалов: к первому отнесены говоры окрестностей Сюмси, Селты и Старые-Зятцы; ко второму – говоры якшурбодьинских удмуртов; к третьему – тыловайских; четвертому – шарканских; пятому – говоры малопургинских, завьяловских, нылгинских и ижевских удмуртов; шестому – вавожских и нылгинских удмуртов.

Отдельные ареалы распространения срединных говоров описаны в диссертационных исследованиях ученых. С. К. Бушмакин представил подробную характеристику фонетико-морфологического строя говора удмуртов, проживающих на восточной территории Якшур-Бодьинского и Шарканского районов Удмуртии⁸. Б. Ш. Загуляева продемонстрировала комплексное описание говоров, распространенных на территории Селтинского и Сюмсинского районов Удмуртской Республики⁹.

Несмотря на наличие исследований, посвященных изучению отдельных ареалов распространения срединных говоров (например, средневосточных, прикильмезских), на сегодняшний день в удмуртской лингвистике отсутствуют обобщающие труды по среднеижским говорам, отражающие фонетико-морфологические особенности и описывающие границы их распространения.

 

Материалы и методы

Материалом исследования послужили авторские полевые записи 2024 г., а также материалы, собранные во время диалектологических практик студентами института удмуртской филологии, финно-угроведения и журналистики Удмуртского государственного университета в дд. Аксакшур (5 информантов от 65 до 81 года), Байситово (4 информанта от 64 до 77 лет), Баграш-Бигра (4 информанта от 62 до 75 лет), Гожня (4 информанта от 74 до 82 лет), Кечур (2 информанта 70 и 72 лет) Кулаево (4 информанта от 66 до 81 года), Курегово (4 информанта от 64 до 79 лет), Малая Бодья (4 информанта от 65 до 83 лет), Миндерово (7 информантов от 63 до 81 года), Сизяшур (4 информанта от 66 до 79 лет). Все респонденты были проинформированы об участии в исследовании. Указанные населенные пункты расположены в южной и центральной части Малопургинского района Удмуртской Республики, их выбор обусловлен тем, что именно данная языковая зона является переходной от срединных говоров к южным диалектам. В частности, диалектометрическое исследование удмуртских диалектов, основанное на лексических данных Диалектологического атласа удмуртского языка¹⁰, показывает, что говор д. Аксакшур ближе к срединным говорам, а говоры дд. Гожня и Баграш-Бигра относятся к южному диалекту [5].

В работе использован комплекс исследовательских методов: синхронно-описательный, сравнительно-сопоставительный, которые помогли записать и системно проанализировать языковые явления и выявить их специфику; во время полевых исследований широко использовался метод включенного наблюдения и применялись различные техники сбора диалектных материалов: анкетирование, цифровая запись, интервьюирование. Для анализа и научной интерпретации диалектных особенностей отдельных говоров использовался слухоаналитический метод исследования устной речи.

 

Результаты исследования и их обсуждение

Вокализм. Количественный состав гласных фонем в удмуртских диалектах варьируется от 6 до 10 еди­ниц. В исследуемом нами диалектном пространстве функционируют 7 гласных: и, ы, у, э, ö, о, а. По нашим наблюдениям, фонемы акустически и артикуляционно ничем не отличаются от соответствующих фонем удмуртского литературного языка.

Среди наиболее распространенных явлений в области вокализма в описываемых говорах представлены следующие:

1. Корреспонденция гласных. Среди них выделяются:

1.1 Корреспонденция гласных и // ы. В срединных говорах, так же как в нижнечепецком диалекте и южном диалектном ареале, при соседстве с велярным согласным перед ӵ или между ж, ш и последующим палатальным употребляется гласный ы, тогда как в среднечепецком и верхнечепецком диалектах наличествует гласный и, например: сч., вч. ишка // сред., южн., нч. ыӵка [6]. В исследуемой нами диалектной зоне указанный вид корреспонденции представлен следующим образом:

акс., байс., б-бигр., гожн., кеч., кур., м.бод. гынэ // минд., сиз. гинэ: акс. кы·тын гынэ ӧй вал ‘где только не был’; байс. йылыз гынэ ‘только верхушка’; б-бигр. сʹион понна гынэ ‘только ради еды’; виш. вишур гинэ шуилʹлʹам ‘Вишуром только назвали’; гож. пичимэмэй гынэ шуком вал ‘Пичи мемеем (букв. Маленькой бабушкой) лишь называли’; кеч. кык гоштэтэс гынэ ‘всего две записи’; кул. пичи гынэ муӵйосты ‘даже маленькие горочки’; кур. лыӟӟыса гынэ нуком ‘только считая, несли’; м.бод. уйин гынэ пота на ‘только ночью появляется’; минд. витʹ арэс гинэ ‘только пять лет’; сиз. нʹылʹ клас гинэ ‘только четыре класса’;

акс., байс., б-бигр., гожн., кеч., кул., кур., м.бод, минд, сиз. ыӵка- (ышка-) // ишка-: акс. ожойэ·з-а ма·р-а ышка ‘травку, что ли, рвет’; байс. турынэз ыӵкэ ‘траву срывает’; б.-бигр. ышкалтыса ку·штэлэ ‘оторвите да выбросьте’; гожн. асʹтэос ик, ой, ы·шкалтэ ‘сами, ой, вырвите’; кеч. сʹасʹка ышкалти ‘цветок оторвала’; кул. ачиз ик ыӵкалтэ ини ‘сам и отрывает’; кур. эн ы·шкалтэ ‘не вырывайте’; м.бод. ыӵкалтыса поттисʹком вал ‘сорвав, выносили’; минд. пинʹыным ышкалтса басʹто ‘зубами вырвав, возьму’; сиз. э·н ышка ‘не вырывай’.

Причины возникновения данного типа корреспонденции гласных в удмуртском языке до настоящего времени не выяснены. В. К. Кельмаков выдвигает гипотезу о том, что междиалектная корреспонденция гласных ы // и (ь) могла быть рефлексом более ранней праудмуртской фонемы *ǝ, которая, утрачиваясь, заместилась в северной диалектной зоне гласным ы, в южной ‒ и, в татышлинском, красноуфимском, кукморском сохранилась без изменения ¹¹.

1.2 Корреспонденция гласных ы // и. В северном наречии и в прилегающих к ним срединных говорах перед палатальными согласными в корневых морфемах употребляется гласный ы (пыз’ ‘мука’), в то время как в южном наречии наличествует и (пиз’ ‘мука’). Примеры корреспонденции гласных ы // и:

байс., кеч., кул., м.бод., минд., сиз. бызʹэ // акс., б.-бигр., гожн., кур. бизʹэ ‘бежит, выходит замуж’: акс. губэчти бизʹылэ ‘по погребу бегает’; байс. бызʹылисʹком но шутком ‘бегаем и играем’; б.-бигр. ушакэ бизʹиз ‘за Ушакова вышла замуж’; гожн. ӧз би·зʹылэ ни ‘больше не бегали’; кеч. бызʹэмэ ук по·ты вал ‘замуж я еще не хотела’; кул. бысʹса бэртко ини ‘бегом иду домой уже’; кур. пургала бизʹэмын ‘в Пургу вышла замуж’; м.бод. зор улти бызʹыло ‘под дождем бегают’; минд. мынам бысʹко но бэртэм потэ ‘выхожу замуж, и домой хочется’; сиз. пинал бызʹымтэ ныл ‘незамужняя девушка;

байс., кеч., кул., м.бод., сиз. тысʹ // акс., б-бигр., гожн., кур., минд., тисʹ ‘зернышко’: акс. зарни тисʹо ‘с золотыми зернышками’; байс. тысʹсэ сʹио ‘зернышки едят’; б-бигр. басʹтыса ти·сʹалэ ‘возьмите и облущите’; гожн. тисʹэз усʹэ ‘зерно падает’; кеч. йу-тысʹ араны ‘хлеб жать’; кул. бакчаис’тызы тысʹйоссы ‘зерна из их огорода’; кур. тисʹ но мукэт оломар ‘зерно и много разного’; м.бод. йу-тысʹ нуллыса ‘зерно возя’; минд. тисʹсэ сʹио ‘зернышки едят’; сиз. тысʹ ‘зерно’.

В рассматриваемой диалектной зоне корреспонденция гласных ы // и также наблюдается в следующих падежных маркерах:

а) суффикс элатива (исходный падеж). В удмуртском литературном языке, а также в северном наречии показатель элатива выражается через суффикс -ысʹ. Для большинства исследуемых нами говоров этому суффиксу соответствует -исʹ:

кеч., сиз. -ысʹ // акс., байс, б-бигр., гожн., кул., кур., м.бод., минд., -исʹ: акс. кы·тисʹ шэтʹтэм ‘откуда нашел’; байс. арихиви·сʹ-а ма·р-а шэттэм ‘в архиве, что ли, нашел’; б-бигр. сундуки·сʹ лушкасʹкилʹлʹам ‘из сундука украли’; гожн. шаисʹ нʹэмырэз но исаны уг йа·ра ‘из могилы ничего брать нельзя’; кеч. магазины·сʹ басʹтэмын ‘в магазине (букв. из магазина) куплены’; кул. кышнойэ  пуныгуртисʹ ‘жена из Пуныгурта’; кур. колхоз бусиисʹ ‘из колхозного поля’; м.бод. котʹкуд базарисʹ ‘из каждого рынка’; минд. миндэр гуртисʹ ‘из деревни Миндерово’; сиз. базарысʹ чэбэр кышэт ‘с базара красивый платок’;

б) суффикс эгрессива (отдалительный падеж): кеч., сиз. -ысʹэн // акс., байс., б.-бигр., гожн., кул., кур., м.бод., минд. -исʹэн: акс. дас кык арэсисʹэн ‘с двенадцати лет’; байс. бӧдʹдʹа-пуроисʹэн кӧ·нʹа исʹкэм со? ‘из Бодья-Пуро сколько километров?’; б.-бигр. чэпца исʹэн игра пала ‘от Чепцы к Игре’; гожн. удугучин шайвылисʹэн ‘с кладбища в Удугучине’; кеч. отысʹэн ик тодматки ‘там и познакомилась’; кул. отисʹэн, ачит тоткот ‘оттуда, сам знаешь; кур. нʹылʹдон нʹылʹисʹэн нʹылʹдон сизʹым арозʹ ‘с сорок четвертого до сорок седьмого года’; м.бод. со тырисʹэн ‘с тех пор’; минд. гурт пумисʹэн ‘с конца деревни’; сиз. капказʹысʹэн пруд дорозʹ ‘со двора до пруда’;

в) иллатив (входный падеж). Корреспонденция гласных ы // и в суффиксе иллатива наблюдается преимущественно в речи носителей диалектного языка старшего поколения (от 50 лет). Под воздействием согласного -й- предшествующий ему корневой гласный звук -ы- подвергается регрессивной ассимиляции: сиз. -ы-йэ // акс., байс., б.-бигр., гожн., кеч., кул., кур., м.бод., минд. -и-йэ: акс. ныллэн чыртийаз ‘на шею девочке’; байс. кисийас кизэ понэм ‘руки в карман положил’; б.-бигр. мукэт интийэ потны ‘перейти на другую территорию’; гожн. чыртийаз ошса ‘на шею повесив’; кул. пӧртнасʹкисʹ интийэ ‘в мистическое место’; кур. бусийэ поттыны ‘на поле вывести’; м.бод. кыцийам кэ мар кэ ‘если где-то что-то’; минд. чыртийас, пэ, гозы понны косо ‘на шею веревку, говорит, завязать заставляют’; сиз. чыртыйад ӧт по·ны ‘на шею не накинул’;

г) аблатив (творительный падеж). Аналогичная трансформация пресуффиксального гласного -ы- в гласный -и- под ассимилятивным воздействием согласного -й- происходит в существительных творительного падежа: б.-бигр., гожн., м.бод., минд., сиз. -ы-йэн // акс., байс., кеч., кул., кур. -и-йэн: акс. гозийэн думэмын ‘веревкой привязан’; байс. бодийэн пыкйамын ‘палкой подперто’; б.-бигр. ӟазʹэк тылыйэн ‘гусиным крылом’; гожн. пилʹисʹкэм тусʹтыйэн ‘с разбитой тарелкой’; кеч. кӧжийэн шыт ‘суп с горохом’; кул. гозиʹийэныз ва·лчэ ‘вместе с веревкой’; кур. пижнийэн кутком вал ‘на силок (букв. с силком) ловили’; м.бод. пунʹыйэн йуны ‘из ложки (букв. с ложкой) пить’; минд. гозыйэн, пэ, пукэ ‘с веревкой, мол, сидит’; сиз. толалтэ дӧдʹыйэн ‘зимой на санях (букв. с санями)’;

д) локатив (местный падеж). Пресуффиксальный гласный -ы- в существительных местного падежа в некоторых описываемых говорах также переходит в гласный -и-: б.-бигр., гожн., сиз.  -ы-йын (-ы-ын) // акс., байс., кеч., кул., кур., м.бод., минд. -и-йын (-и-ын): акс. сʹурийын ‘на жерди’; байс. пэрво·й гуртмы вылэм чалʹдийын ‘деревня в начале была у речки Чальды’; б.-бигр. со вал бусыын ‘это было на поле’; гожн. лымыын пыласʹко ‘в снегу купаются’; кеч. чыртийас поно ‘на шею подвешивают’, кул. тусʹтиын ‘в тарелке’; кур. гурэзʹлэн выжийаз ик ‘прямо у подножия горы’; м.бод. со интиын ‘на его месте’; минд. вӧсʹасʹкон интийын ‘на месте молений’; сиз. со интыын ‘на том месте’.

Согласно исследованиям В. К. Кельмакова, гласный ы в корневых морфемах является первичным как перед велярными, так и перед палатальными согласными. Функционирование гласного и вместо ы в корневых морфемах – явление позднее, относящееся, предположительно, к праудмуртскому периоду (X–XVII вв.), поскольку ранние письменные памятники XVIII в. уже отмечают и вместо первичного ы[12]: имъ ‘рот’, нилонъ ‘горло’, чирты ‘шея’¹³, nɪ́l-don ‘сорок’¹⁴.

1.3 Корреспонденция гласных у // ы. В исследуемых говорах она функционирует в суффиксальной морфеме деепричастий c временным значением, которая представлена в удмуртских диалектах двумя алломорфами: -ку и -кы. Говоры в функционировании данных алломорфов имеют некоторое различие: минд., сиз. -ку // акс., байс., б.-бигр., гожн., кеч., кул., кур., м.бод. -кы: акс. корка пырыкызы ‘при входе в дом’; байс. азʹло кырыкыс ‘раньше, когда прорывало (плотину)’; б.-бигр. ватисʹкыкызы ис, пэ, поно ‘когда хоронят, дескать, камень кладут (на могилу)’; гожн. гурэ тыл поныкыз ‘в печке огонь разжигая’; кеч. ужаны потыкым ‘когда выходил на работу’; кул. первой турнакыгэс ‘примерно во время первого покоса’; кур. сʹуанʹчиос лыктыкызы, пырыкузы ‘во время приезда и входа гостей со стороны жениха’; м.бод. кэнмэс йуаны вэткымы ‘когда невесту сватать ходили’; минд. душэс пизэ басʹтыку ‘когда коршун гусенка (букв. дитя) забирает’; сиз. раскула·чиватʹ карыкузы. ‘когда раскулачивали’.

В нижнечепецком диалекте северного наречия в указанной функции как единственно возможный используется формант -кы: ужакы ‘во время работы’, сʹудыкы ‘во время кормления’ [7]. Вариант -кы также распространен в говорах южного диалекта. В бесермянском наречии встречаются оба варианта -ку и -кы (имеет вид -къ): ужаку ~ ужакъ ‘работая’ [8].

Причина возникновения данной корреспонденции выяснена не до конца. По мнению Д. В. Бубриха, в допермскую эпоху деепричастия имели форму на (ы)кы-к, (ы)кэ-к: вэтлыкы-к, вэтлыкэ-к ‘во время хождения’. В общепермский период произошло падение конечных согласных, поэтому деепричастия образовывались при помощи суффиксов -ыкэ, -ыкы (ср. сунд. вэтлыкы ‘во время хождения’). Форма деепричастия на -ку, возможно, является более поздним образованием и берет свое начало от вопросительного слова ку? ‘когда?’: вытлыку ‘во время хождения’¹⁵.

2. Синкопа – фонетическое явление, характеризующееся выпадением звука или группы звуков внутри слова, особенно в положении между смычными¹⁶. В исследуемых говорах синкопа наблюдается в следующих случаях:

2.1 В глаголах настоящего и прошедшего времени 1-го, 2-го и 3-го лица единственного и множественного числа I спряжения происходит выпадение группы звуков на -иськ-: акс. пичи дырйамы шутком вал ‘в детстве мы играли’; байс. чапас шуком вал ‘чапас (лапта) называли’; б-бигр. мон шуко ‘я говорю’; гожн. вэтком вал ‘ходили’; кеч. тотко таӵэ учырэз но ‘помню такой случай’; кул. эскэрком но оццы ик мынком ни вал ‘проверяли и туда шли’; кур. норма кэ тырмыткод ‘если норму выполняешь’; м.бод. мон ук то·ткы ‘я не знаю’; минд. кунэ вэтком ‘в гости ходили’; сиз. тон ачид но тоткод ‘ты и сама знаешь’.

Суффикс -иськ-, по мнению Б. А. Серебренникова, возник поздно, и в образовании этой формы принял участие финно-угорский суффикс -śk: ср. фин. nuole-ske-le- ‘лизать’, кольско-лапл. kul-sk-ynty ‘прислушиваться’¹⁷. К. Е. Майтинская возводит элемент -k суффикса -śk, который употреблялся для указания настоящего времени, к прафинно-угорской общности [9]. Согласно исследованиям, в древнеудмуртском языке настоящее время по форме было близко с языком коми ‒ различие наблюдалось в огласовке основы (о вместо а). Например, глагол 1-го лица единственного числа мынӥсько ‘иду’ имел вид myno в удмуртском языке, myna ‒ в коми. Архаичная форма настоящего времени в современном удмуртском языке начала функционировать в значении будущего времени: мыно ‘пойду’. «Для построения новой формы настоящего времени удмуртский язык воспользовался не основным суффиксом, а частным – специфическим значением многократного суффикса -śk», который в древнеудмуртском языке обозначал длительное, обычно совершаемое действие¹⁸.

2.2 Выпадение гласного -ы- наблюдается:

а) в инфинитивных формах глагола, перед показателем суффикса инфинитива -ны: акс. маза ик улны вылымтэ ‘жить не спокойно было’; байс. парсʹ сʹудны ‘свиней кормить’; б-бигр. тодмо карны ‘знаменитым сделать’; гожн. потоно на вал шудны ‘приходилось еще выходить поиграть’; кеч. ӵош карны ‘свести (букв. вместе сделать)’; кул. бэртны потим ‘домой идти собрались’; кур. бэртны косиз ‘воротиться заставила’; м.бод. вутэк улны ‘без воды жить’; минд. сур йуны ‘пить пиво’; сиз. киын сузʹны луэ ‘рукой достать можно’. Подобное явление также зафиксировано в верхнечепецком диалекте северноудмуртского наречия [10];

б) перед суффиксом в деепричастиях на -са, -тэк, -ку, -тозь: акс. школаи·сʹ бэртса ‘вернувшись из школы’; байс. зар гынэ бӧртса ‘сильно плача’; кыццы карны тоттэк ‘не зная, куда девать’; б-бигр. ӧс кылʹы усʹса ‘не выпал (букв. остался не выпавшим)’; гожн. мэмэт кулса ‘со смертью матери’; вэднаса куштэм ‘заколдовав, бросила’; кеч. шу·мпотса вэрасʹком ‘радостно говорим’; кул. бысʹса бэртко ‘бегом иду’; кур. тазʹы ошса ‘так повесив’; кул. кыццы кэ мынку ‘отправляясь куда-то’; м.бод. со сʹӧры аӟӟэм карса ‘нам подражая’; минд. одиг азʹын ӝуатса ‘в одном месте зажигая’; сиз. бӧртса пуккот ‘сидишь, плача’; мылпоттэк но мынны пришло·сʹʹ ‘без желания пришлось идти’.

2.3 Выпадение корневого гласного -а- происходит:

а) во множественном числе существительных в гожнинском и куреговском говорах: гожн. Со вэсʹ спра·фкос сʹо’йаса… ‘Он всегда ходил, справки раздавая …’; кур. Такоссы бадзым сʹуройэсʹ вал, ворттылком вал соос вылын ‘Бараны у них с большими рогами были, (мы) катались на них’;

б) в аккузативе баграш-бигринского, гожнинского и малободьинского говоров: б.-бигр. Тээ кузʹмазы, ужйоссэ сʹурс тʹамысʹсʹу у’мыстон тʹамыс арын чилʹпам вылэм со, и со ужзэ вилʹисʹ таццы бэрыктизы ‘Это подарили, свои работы в тысяча восемьсот девяносто восьмом году она вязала, и ее работы обратно сюда вернули’; гожн. Бэртса, лидэз лэсʹко ‘Вернувшись, Лиду отправляла’; м.бод. Пичи улʹчэз азʹло садо·вой шуны туртто вылэм – та улʹчаын туш трос садйо·с будо вылэм ‘Короткую улицу Садовой хотели назвать – на этой улице много садов было’; минд. Ӵошэн потты вал сэ ‘Вместе вытащили бы это’;

в) в иллативе (входный падеж) происходит выпадение конечного корневого гласного -а- / -о- и согласного -й-, элемента суффикса входного падежа -йэ-, в гожнинском, кулаевском, куреговском, миндеровском и сизяшурском говорах: гожн. Тʹурмэ со дас сʹизʹым арэскын кула’ карса сʹуриз. ‘В тюрьму он в семнадцать лет попал, раскулачили его’; кул. Школэ но вэтко ни-а мэдак вал? ‘В школу ходила ли я уже?’; кур. Заго’зэрнэ котʹ ну, котʹ кэлʹты ‘Хоть в заготовительный пункт зерна неси, хоть оставляй’; минд. Одиг азʹын ӝуатса, улʹча куӟа кошко вал азʹло – кык улʹчэ ‘В одном месте зажигая, по улице шли раньше – в две улицы’; сиз. Война куткэм бэрэ ик, дʹадʹаймэс войнэ басʹто ‘С началом войны отца на войну берут’.

Консонантизм. Система согласных исследуемых срединных говоров представлена 30 фонемами: б, в, г, д, д’, ж, ӝ, з, з’, ӟ, й, к, л, л’, м, н, н’, п, р, с, с’, т, т’, ф, х, ц, ч, ӵ, ш, щ.

Фонетические явления в области гласных в данной диалектной зоне в целом имеют схожий характер, но наряду с этим имеются некоторые существенные различия.

Для баграш-бигринского, гожнинского и частично аксакшурского говоров характерно озвончение согласных: акс. Со быдза ӵыпэтйос татын вылилʹлʹам ‘Такие большие плотины здесь были’; б.-бигр. Соослэн гурдзы кылдэмын, пэ, сʹурс куатʹсʹу кысʹ сʹизʹымэ·ти арын ‘Их деревня основана, мол, в тысяча шестьсот двадцать седьмом году’; гожн. Ва·йэ али, сʹо·тэ алʹи зарнʹи ныдо молоддэс ‘Принесите сейчас, дайте сейчас молоток с золотой ручкой’.

Кроме указанной особенности, для аксакшурского, баграш-бигринского, гожнинского и куреговского говоров характерно замещение гласных г, д, к, л, т гортанным смычным согласным (гамзой [’]): акс. Сэрэ купанʹча нʹу’мы ванʹ ‘Потом у нас есть лог Купанча’; Мынам кӧй чыртийэ ӟазʹэ’лэн кат’ кыстисʹкэ, мугоры нош уг но вырӟы ‘Моя жирная шея как у гуся тянется, а тело не двигается с места’; б.-бигр. Ну, ворскэм нуналэ али ча’ласʹком ук, ужэ кошкэ ни ко·пак ӟуч илʹи англʹи ‘Ну, на дне рождения сейчас замечаем, уже идет совсем русская или английская (песня)’; Ворцкэмын вал сʹурс у’мыс сʹу дас арын ‘Родился в тысяча девятьсот десятом году’; гожн. вэсʹ со оди’ нунал вылэм тинʹи·, вэ·сʹа’лы быдэ, арлы быдэ, сʹизʹым апрэлʹэ ‘Всегда он в один день был, всегда, каждый год, седьмого апреля’; И вӧсʹ нʹэргээ вэ’ло вал ‘И на малое моление ходили’; кур. Войнайын кура’ӟим ми, война вакыт ‘На войне страдали мы, во время войны’; Паска дырйа но шу’ны маза ӧй вал, рэзʹ акило иван уйылса вэ’лэ вал ‘Даже во время Пасхи играть нельзя было, Акило Иван гонялся за нами’.

Аксакшурский, баграш-бигринский, гожнинский, куреговский и миндеровский говоры отличаются от других описываемых нами говоров функционированием возвратных глаголов, где суффикс возвратного залога имеет такой же вид, как и в удмуртском литературном языке – -ськ(ы)- / -ск(ы)-. В остальных говорах возвратные глаголы образуются при помощи усеченного суффикса -к(ы)- (<-ськ(ы)- / -ск(ы)-): акс. Мон аксак гуртын ворскэмын кэ, танʹи· бырдаммы со, отын туш трос ошмэсйос ‘Я в Аксакшуре родилась, вот Бырдам у нас это, там очень много родников’; байс. Озʹы аткыло вылэм ‘Так показывались они’; б-бигр. Нош кӧнʹа кэ улса, та интыэ мукэт палйосысʹ но вуылыны кускылизы ‘Через некоторое время на это место из других мест начали приходить’; гожн. Мэмэййосмы кошко кэ, ми рэзʹ шудны кускисʹком вал ‘Если мамы уходили, мы играть начинали’; кеч. Отысʹэн ик тодматки куспалэным ‘Там и познакомилась с мужем’; кул. Валэ ганʹ-ганʹ пуныгурт пала мынны куткиз ‘Лошадь спокойно пошла в сторону Пуныгурта’; кур. Оти потыкус курашкайэ·з ӝуцкэм валланʹ йырисʹтыз ‘Когда выходил, его фуражка слетела с головы’; м.бод. Кытиыт кэ суткис кэ, суткэм интыдэ нʹимтэм чинʹыйэн котыртоно ‘Если обожжешься, обожженное место безымянным пальцем надо обвести’; минд. Со бэрыцкэ, курэкпузэс пилʹэ ‘Он поворачивается и разбивает яйцо’; сиз. Зӧггэс мэд аткоз шуса, тросгэс ӟустарийэс пунко вал ‘Чтобы (волосы) казались толще, больше лоскутков заплетала’.

 

Заключение

Итак, южная граница среднеижских говоров проходит через дд. Байситово, Миндерово, Кечур и Кулаево Малопургинского района Удмуртской Республики.

Говоры дд. Аксакшур, Баграш-Бигра, Гожня и Курегово Малопургинского района следует отнести к южноудмуртскому диалекту, поскольку их объединяют языковые черты, явно отличающие их от срединных говоров, например: озвончение гласных, корреспонденция гласных ы // и в корневых морфемах, функционирование гортанного смычного согласного, употребление носителями суффикса возвратного значения на -ськ(ы)- / -ск(ы)-.

Проведенное исследования позволяет определить южную границу среднеижских говоров на основе фонетических и частично фонетико-морфологических особенностей региональных вариантов удмуртского языка.

В перспективе необходимо определить северную границу исследуемого ареала, что позволит провести дальнейшее комплексное описание диалектной системы среднеижских говоров удмуртского языка.

 

УСЛОВНЫЕ СОКРАЩЕНИЯ

 

Акс. – говор д. Аксакшур; байс. – говор д. Байситово; б-бигр. – говор д. Баграш-Бигра; вч. – верхнечепецкий диалект; гожн. – говор д. Гожня; кеч. – говор д. Кечур; кольско-лапл. – язык кольских саамов; кул. ‒ говор д. Кулаево; кур. – говор д. Курегово; м.бод. – говор д. Малая Бодья; минд. – говор д. Миндерово; нч. ‒ нижнечепецкий диалект удмуртского языка; сиз. – говор д. Сизяшур; сред. – срединные говоры удмуртского языка; сч. – среднечепецкий диалект; фин. – финский язык; южн. – южный диалект удмуртского языка.

 

ABBREVIATIONS

 

Aks. – subdialect of the village of Aksakshur; Bais. – subdialect of the village of Baisitovo; B-Bigr. – subdialect of the village of Bagrash-Bigra; VCh. – Upper Chepetsk dialect; Ghozh. – subdialect of the village of Ghozhnya; Kech. – subdialect of the village of Kechur; Kola-Lapl. – language of the Kola Sami; Kul. – subdialect of the village of Kulayevo; Kur. – subdialect of the village of Kuregovo; M.Bod. – subdialect of the village of Malaya Bodya; Mind. – subdialect of the village of Minderovo; NCh. – Lower Chepetsk dialect of the Udmurt language; Siz. – subdialect of the village of Sizyashur; Sred. – Central subdialects of the Udmurt language; SCh. – Middle Chepetsk dialect; Fin. – Finnish language; Yuzh. – Southern dialect of the Udmurt language.

 

¹ Максимов С.А. Комментарий к картам «Диалектное членение удмуртского языка» и «Принадлежность опорных пунктов к территориальным диалектам». В: Диалектологический атлас удмуртского языка. Карты и комментарии. Вып. 1. Ижевск: НИЦ «Регулярная и хаотическая динамика»; 2009. С. 39.

² Widemann F.J. Zur Dialectenkunde der wotjakishen Sprache. In: Mélanges Russer tires du Bulletin Historico-Philologique de 1̓ Académie Impérale des Sciences de St.-Peterbourg, III. St.-Péterbourg; 1858. S. 533–555.

³ Aminoff T.G. Votjakilaisia kielinäytteitä. In: JSFOu; 1886. I. P. 32–55.

⁴ Munkácsi B. Votják népköltészeti hagyományok. Budapest; 1887. 335 l.

⁵ Wichmann Y. Wotjakische Chrestomathie mit Glossar. Helsingfors; 1901. 134 s.; Wichmann Y. Wotjakische Sprachproben. Helsingfors; 1893. I: Lieder, Gebete und Zaubersprüche. 199 s.

⁶ Борисов Т.К. Удмурт кыллюкам. АН СССР, УрО, Удм. ин-т. ИЯЛ, Удм. отделение Всесоюз. фонда культуры. Ижевск; 1991. 384 с.

⁷ Жуйков С.П. Удмурт АССР-ысь удмуртъёслэн интыен-интыен вераськемзэс возьматон карта (Диалектологическая карта удмуртского языка). Свердловск; 1935.

⁸ Бушмакин С.К. Фонетические и морфологические особенности средневосточных говоров удмуртского языка: автореф. дисс. … канд. филол. наук. Тарту; 1971. 28 с.

⁹ Загуляева Б.Ш. Прикильмезские говоры удмуртского языка: автореф. дисс. … канд. филол. наук. Тарту; 1980. 16 с.

¹⁰ Насибуллин Р.Ш., Максимов С.А., Семенов В.Г., Отставнова Г.В. Диалектологический атлас удмуртского языка. Карты и комментарии. Вып. 1. Ижевск; 2009. 260 с.

¹¹ Кельмаков В.К. Диалектная и историческая фонетика удмуртского языка. Ч. 2. Ижевск: Издат. дом «Удмуртский университет»; 2004. 395 c.

¹² Кельмаков В.К. Краткий курс удмуртской диалектологии: учеб. пособие. Ижевск: Издат. дом «Удмуртский университет»; 2006. 386 c.

¹³ Паллас П.С. Сравнительные словари всѣхъ языковъ и нарѣчiй. Ч. 1. Санктпетербургъ: Типографiя Шнора; 1787. 411 c.

¹⁴ Miller G.F. Sammlung russischer Geschichte. Vol. 1. Saint Petersburg; 1758. S. 654.

¹⁵ Бубрих Д.В. Историческая фонетика удмуртского языка (сравнительно с коми языком). Ижевск: Удмуртгосиздат; 1948. 110 c.

¹⁶ Ахманова О.С. Словарь лингвистических терминов. М.: Советская энциклопедия; 1966. 608 c.

¹⁷ Серебренников Б.А. Историческая морфология пермских языков. М.: Изд-во Акад. наук СССР; 1963. 391 с.

¹⁸ Там же.

Об авторах

Владимир Валерьевич Елышев

Удмуртский федеральный исследовательский центр Уральского отделения РАН

Автор, ответственный за переписку.
Email: elyschev.vladimir2016@yandex.ru
ORCID iD: 0009-0009-3482-5944
SPIN-код: 3970-9260

аспирант Удмуртского института истории, языка и литературы 

426034, Российская Федерация, г. Ижевск, ул. Ломоносова, д. 4

Список литературы

Дополнительные файлы