Связь протестной активности с динамикой социальной напряженности в странах Юго-Восточной Азии

Полный текст

Методика предсказания внутригосударственных конфликтов. С ХХ века обществоведы предпринимают попытки прогнозирования нестабильности государств и внутренних конфликтов в них. Во многих работах с этой целью используются факторы, способствующие дестабилизации, количество которых может исчисляться десятками. Например, система раннего предупреждения конфликтов EAWARN¹ учитывает 46 факторов [Тишков, Степанов, 2004]. Обычно в качестве дестабилизирующих факторов анализируют социально-экономические и демографические характеристики общества.

В последние годы для прогнозирования конфликтов широко используются методы машинного обучения (см., напр.: [Celiku, Kraay, 2017; Hegre et al., 2019; Li, Yao, 2018; Медведев и др., 2022]). При этом лучшие из существующих моделей машинного обучения имеют чувствительность (способность правильно предсказать реально произошедшее конфликтное событие) около 90–95%, но при этом неверно сигнализируют о конфликте в 30–40% неконфликтных эпизодах. Кроме того, применение данных методов требует больших объемов данных и существенного времени на выбор оптимальной модели и ее обучение.

В связи со сказанным выше, перспективным представляется метод прогнозирования конфликтных событий, предложенный в работе [Басаева и др., 2022: 96]: рост нестабильности государства предлагается прогнозировать, рассматривая не причины возможных событий, а их предикторы. Такой подход позволяет предсказывать конфликты, даже когда их причины не очевидны.

Согласно данному подходу, предрасположенность общества к дестабилизации определяется неудовлетворенностью социальных групп своим положением. Неудовлетворенность может описываться с помощью понятия «относительная депривация» [Гарр, 2005: 51] или близкого по смыслу концепта «социальная напряженность». Понимание этого термина в настоящей работе наиболее близко к следующему определению: «напряженность – это комплексный системный феномен, который интегрально характеризует социально-политические процессы с социально-психологической стороны, отражающий неудовлетворенность больших масс людей существующей системой социальных, экономических и политических отношений» [Внукова и др., 2014: 32–33].

Высокому уровню социальной напряженности общества, как правило, сопутствует аномия. Согласно Э. Дюркгейму [1994], аномия – состояние общества, характеризуемое распадом норм, регулирующих социальное взаимодействие. При этом объективно наблюдаемым явлением, вызванным аномией, принято считать массовое девиантное поведение – рост не только самоубийств, но и и других негативных социальных отклонений (наркомании, алкоголизма, преступности и т. п.).

Социальная напряженность не связана однозначно с протестной активностью, она лишь способствует социально-политической или этнополитической мобилизации, которая может привести к дестабилизации общества. Высокие темпы роста социальной напряженности – хороший предиктор социально-политической нестабильности и возможных конфликтов. Для возникновения широкомасштабного конфликта, помимо роста социальной напряженности, необходимо наличие события-триггера. Поскольку такие события часто случайны, невозможно точное предсказание конфликта.

Прямое измерение социальной напряженности тоже невозможно, поэтому для ее количественной оценки будем использовать статистические индикаторы. Наиболее информативным индикатором изменения социальной напряженности в обществе считается динамика количества (или уровня) убийств и самоубийств [Юревич и др., 2009: 2–5]. Еще в XIX в. Э. Дюркгейм показал, что во время экономических кризисов и резких социальных изменений в обществе наблюдается стремительный рост самоубийств: «В момент общественной дезорганизации – будет ли она происходить в силу болезненного кризиса или, наоборот, в период благоприятных, но слишком внезапных социальных преобразований – общество оказывается временно не способным проявлять нужное воздействие на человека, и в этом мы находим объяснение… резких повышений кривой самоубийств…» [Дюркгейм, 1994: 126].

Таким образом, динамика количества самоубийств тесно связана с социально-политическими кризисами, так что ее высокие темпы роста могут служить их предикторами. Использование для оценки динамики социальной напряженности не самого индикатора, а его темпов роста позволяет уменьшить ошибки, связанные с недостоверностью статистических данных и влиянием культурных особенностей общества. Чтобы уменьшить влияние на индикатор случайных ошибок, в качестве оценки динамики социальной напряженности мы берем пятилетние темпы роста индикатора, аппроксимированного с использованием линейной регрессии.

Предлагается гипотеза, что пятилетние темпы роста показателя, которые интерпретируются как индикатор роста социальной напряженности, как уровень конфликтности, превышающие некое пороговое значение, свидетельствуют о высокой вероятности массовых протестов/беспорядков. В данной работе пороговым будем гипотетически считать значение уровня конфликтности, равное 5%. Эта гипотеза далее будет проверяться на странах Юго-Восточной Азии (ЮВА).

Социальная напряженность и протесты в странах ЮВА. Несмотря на почти постоянно существующие угрозы стабильности в большинстве государств ЮВА, регион с конца ХХ в. считали местом, где мир и социальный порядок позволяли большинству стран иметь устойчиво высокие темпы экономического роста. Однако тренды последних лет позволяют предположить, что ближайшее будущее региона может и не оправдать былого оптимизма [Цветов, 2019]. Полиэтничность и поликонфессиональность государств региона, а также наличие спорных территорий увеличивают вероятность конфликтов, хотя культурные различия делают маловероятным сценарий, подобный Арабской весне [Канаев, Демиденко, 2019], во время которой значительные протестные выступления прокатились одновременно во всех странах региона.

ЮВА включает в себя 11 стран: Вьетнам, Лаос, Камбоджа (Кампучия), Мьянма (Бирма), Индонезия, Таиланд, Филиппины, Малайзия, Сингапур, Бруней и Восточный Тимор. Исключим из рассмотрения малые страны Бруней и Восточный Тимор, в которых случайные флуктуации существенно влияют на значения индикатора, а также Филиппины, где тянущаяся с 1960-х г«малая» гражданская война в некоторых сельских регионах страны оказывает существенное влияние на характер изменения социальной напряженности. Оставшиеся восемь государств имеют очень разные социально-демографические и экономические характеристики: здесь есть и «постиндустриальный» Сингапур, и «новые индустриальные» страны (прежде всего, Таиланд и Малайзия), и отстающие аграрные страны (Мьянма/Бирма и Лаос).

Проанализировав имеющиеся статистические данные, авторы пришли к выводу, что наиболее информативным статистическим индикатором социальной напряженности для стран ЮВА является динамика (темп прироста в процентах) количества самоубийств. Статистические данные по количеству самоубийств за 2000–2015 гбыли взяты с сайта Countryeconomy.com (раздел Socio-Demography)².

Информация о событиях (протестах, беспорядках, переворотах и т. п.), взята из СМИ, научных работ и, самое главное, трех баз данных – WP (World Protests [Ortiz et al., 2022]³), CNTS (Межнациональный архив данных временных рядов (1815–2022 гг.)⁴) и RED (Набор данных «революционных эпизодов» [Beissinger, 2022]⁵). Из всех событий, описанных в указанных ранее источниках, отобраны наиболее значительные конфликтные события, происходившие в 2006–2016 гг.: массовые протесты и/или протесты с беспорядками, революции, перевороты и гражданские войны.

По характеру изменения уровня конфликтности в 2006–2016 грассматриваемые страны делятся на три группы: первая – Вьетнам, Лаос, Камбоджа и Сингапур; вторая – Таиланд и Индонезия; третья – Мьянма и Малайзия.

Первая группа стран ЮВА.

Для первой группы стран в таблице 1 приведены наиболее существенные конфликтные события, а на рисунке 3 – расчетная динамика уровня конфликтности.

 

Таблица 1. Протесты и беспорядки в странах первой группы

Год(ы)	События	Источник
Вьетнам
2014	Массовые протесты, погромы	WP
2016	Протесты, беспорядки	WP, CNTS
Камбоджа
2013–2014	Протесты, беспорядки	CNTS
2016	Протесты, беспорядки	CNTS
Сингапур
2013	Протесты, беспорядки	WP, CNTS

 

Массовые протесты во Вьетнаме начались в 2008 г., а в 2014 переросли в погромы, которые первоначально описывались в СМИ как антикитайские [Thu, 2014]. Протесты по разным поводам продолжались в этой стране по крайней мере до 2018 включительно, в 2016–2017 гони сопровождались беспорядками [Wischermann et al., 2023]. Отметим, что социальные протесты во Вьетнаме аполитичны и не ставят своей целью смещение с властных позиций конкретных руководителей или групп. В условиях монополии на власть Коммунистической партии Вьетнама выдвигать политические лозунги с точки зрения протестующих бессмысленно: в отсутствие альтернатив такие требования во Вьетнаме тождественны протестам против самой государственности и конституционного строя [Цветов, Цветов, 2018].

Лаос близок к Вьетнаму территориально, по уровню жизни населения и также управляется коммунистами (Народно-революционной партией Лаоса). Поэтому рост социальной напряженности во Вьетнаме вызывал одновременный, хотя и существенно меньший, рост социальной напряженности и в соседнем Лаосе.

 

Рис. 1. Динамика уровня конфликтности для первой группы стран ЮВА, 2006–2016 гг., %

 

В Камбодже крупные протесты начались в декабре 2013 г., продолжились в 2014 и сопровождались столкновениями с полицией [Бектимирова, 2014]. В 2016–2017 гфермеры по всей стране протестовали из-за низких цен на овощи. Также в 2016 массовые протесты и жестокие столкновения были вызваны земельными спорами: десятки тысяч кхмеров были выселены, чтобы освободить место для иностранных и отечественных компаний [Mocci, 2017].

В 2013 в Сингапуре около 400 иммигрантов приняли участие в беспорядках, в результате столкновений тогда пострадали 18 человек, в основном – сотрудники правоохранительных органов. Таким образом, социальная напряженность в Сингапуре была велика именно в среде иммигрантов. Отметим, что аналогичная ситуация наблюдалась и в арабских государствах Персидского залива во время Арабской весны [Басаева и др., 2022]. Высокий уровень социальной напряженности в странах с высоким процентом иммигрантов, как правило, отражает напряженность среди иммигрантов, некоренного населения, и редко сопровождается массовыми протестами коренного населения.

В Камбодже и Сингапуре минимум и максимум уровня конфликтности наблюдались примерно на два года позже, чем во Вьетнаме и Лаосе. Это можно объяснить тем, что социальная напряженность во Вьетнаме провоцировала рост социальной напряженности в трех соседних странах. В самом Вьетнаме социальная напряженность в значительной мере была связана с забастовками и погромами на предприятиях, принадлежащих иностранным (преимущественно китайским) бизнесменам, протесты направлялись против предоставления льгот иностранным инвесторам и роста числа иностранных предприятий [Siu, Chan, 2015]. Эти предприятия, особенно на территории свободных экономических зон, были фактически полностью подконтрольны зарубежным инвесторам, имевшим право применять свои законы и нормы, в том числе самостоятельно определять минимальный уровень зарплаты и не следовать в некоторых моментах местному трудовому законодательству. Одним из крупнейших иностранных инвесторов в экономику Вьетнама в рассматриваемый период был Сингапур. Вероятно, это и объясняет влияние событий во Вьетнаме на рост социальной напряженности в Сингапуре. Не исключено, что события 2013–2016 г– погромы во Вьетнаме и беспорядки в Камбодже и Сингапуре – явились косвенным следствием Арабской весны 2010–2012 г[Коротаев и др., 2020].

Вторая группа стран ЮВА.

Если в странах первой группы хорошо заметна «вспышка» конфликтов в 2013–2016 гг., то в странах второй группы протестные события более равномерно рассредоточены по всему периоду и имеют более высокую ожесточенность (табл. 2). В то же время показатели уровня конфликтности демонстрируют нисходящую динамику (рис. 2).

 

Рис. 2. Динамика уровня конфликтности во второй группе стран ЮВА, 2006–2016 гг., %

 

Таблица 2. Массовые протесты, беспорядки, конфликты в странах второй группы

Год(ы)	События	Источник
Индонезия
2006–2012	Этноконфессиональный конфликт, протесты	CNTS, WP
2013–2014	Протесты и беспорядки	CNTS, WP
2016	Протесты и беспорядки	CNTS, WP
Таиланд
2006	Военный переворот	CNTS
2008–2010	Массовые протесты, беспорядки	CNTS, WP
2012–2013	Протесты, беспорядки, конфессиональный конфликт	CNTS, WP
2014	Протесты, беспорядки, военное положение	CNTS, RED

 

В Индонезии в 2000–2005 госновным источником социальной напряженности были этнорелигиозные конфликты [Кузнецов, Золотухин, 2011]. Еще в 1998 возникло сепаратистское движение даяков – коренных жителей о. Калимантан. В 2000 их социальный протест принял форму этнорелигиозного конфликта: сожженный дом местного даяка стал причиной цепи погромов в отношении мигрантов-мусульман, общее число жертв составило более 500 человек. Правительством Индонезии были предприняты большие усилия для урегулирования конфликта: большая часть мигрантов-мусульман депортирована, в результате в 2005 в этом регионе удалось достичь договоренностей о прекращении насилия. В том же 2000 на Молукках мусульманско-христианские столкновения стали перерастать в вооруженные стычки с использованием не только ножей и других подручных средств, но и огнестрельного оружия. Хотя в 2002 удалось добиться мирного соглашения, однако силовое противостояние сторон продолжалось до конца 2012 В ходе насильственных столкновений погибли 529 человек, более 4 тыс. ранено, разрушены 2,3 тыс. домов [Петрова, 2020]. В последующие годы в Индонезии было много протестных выступлений, но их участники являлись сравнительно малочисленными, хотя и довольно агрессивными [Социальный протест…, 2016: пар. 4.2].

В Таиланде в этот период характер изменения уровня конфликтности – такой же, как и для Индонезии, но существенно выше. Причиной является борьба за власть между представителями аграрного северо-востока страны и промышленного юга. Военные в Таиланде пытаются играть роль арбитра между противоборствующими сторонами, но, как только они передают власть гражданскому правительству, столкновения между северянами и южанами начинаются вновь. В частности, военный переворот 2006 был следствием радикального раскола общества на сторонников премьер-министра Таксина Чиннавата, представлявших северные аграрные регионы страны, и представителей мало затронутых экономическими программами правительства южных провинций, три из которых населены в основном мусульманами [Социальный протест…, 2016: 179–180]. В результате проблема сепаратизма на юге страны, казавшаяся в начале 1990-х грешенной, вновь обострилась [Симонёнок, Витко, 2017]. По данным Deep South Watch⁶, в 2004–2015 гболее 6,5 тыс. человек погибли и почти 12 тыс. получили ранения в этот период в ходе сепаратистского мятежа, контролируемого сторонниками радикального джихада, тайскоязычным буддийским меньшинством и местными мусульманами. Переворот 2006 не снял всей остроты политических противоречий. Уже летом 2008 тысячи сторонников массового движения «Народный союз за демократию» блокировали здание правительства и международный аэропорт Бангкока, требуя отставки кабинета министров, который был вынужден ввести в стране режим чрезвычайного положения. В последующие годы протесты и беспорядки продолжались. Так, в 2009 массовые акции протеста таиландской оппозиции сорвали саммит АСЕАН, военные при разгоне акции протеста в Бангкоке применяли слезоточивый газ и стреляли по протестующим. В ходе беспорядков, начавшихся в конце 2009 и достигших своего пика в мае 2010 г., погибли около 90 человек (в основном – гражданское население), около 1,9 тыс. были ранены [Фомичева, 2009; 2011: 268]. Когда в 2011 в Таиланде произошло крупное катастрофическое наводнение, протесты временно прекратились, но в конце 2012 они возобновились, приведя к десяткам убитых и тысячам раненных [Фомичева, 2012; 2014]. Ввиду угрозы гражданской войны в мае 2014 в стране было объявлено военное положение. После проведения выборов военные сохранили контроль за правительством и, по крайней мере временно, обеспечили стабилизацию обстановки в стране [Фомичева, 2014; Колдунова, 2015].

Такая череда конфликтов в Таиланде и Индонезии связана с тем, что это – крупные страны, население которых сильно фрагментировано (полиэтнично и многоконфессионально). Бурный экономический рост приводит к разному уровню модернизации в разных регионах, что разжигает конфликты внутри регионов и между ними.

Третья группа стран ЮВА.

В третьей группе стран заметны две «вспышки» конфликтов – в 2007 и в 2011–2016 г(табл. 3). Что касается динамики уровня конфликтности, она в этих странах носит восходящий характер (рис. 3).

 

Рис. 3. Динамика уровня конфликтности в третьей группе стран ЮВА, 2006–2016 гг., %

 

Таблица 3. Массовые протесты и беспорядки в странах третьей группы

Год(ы)	События	Источник
Малайзия
2007	Массовые протесты, беспорядки	WP
2011–2012	Протесты, беспорядки	CNTS
2013	Массовые протесты	WP, CNTS
2015, 2016	Массовые протесты	WP, CNTS
Мьянма
2007	Антиправительственные протесты	WP, CNTS, RED
2011–2016	Протесты, беспорядки, этноконфессиональный конфликт	WP, CNTS

 

В 2007–2016 гв Куала-Лумпуре, столице Малайзии, протестная коалиция BERSIH⁷ организовала пять массовых митингов, в каждом из которых приняли участие десятки тысяч человек. В 2007 и 2011 гпротив манифестантов использовался слезоточивый газ и водометы, были пострадавшие [Teik, 2021]. Кроме того, в 2007 были зафиксированы протесты индийского меньшинства против дискриминации⁸. В августе 2015 во время празднования Дня независимости в Куала-Лумпуре и крупных городах Северного Калимантана состоялись крупные акции протеста, выражающие недоверие премьер-министру страны Наджибу Разаку. Более мелкие протестные акции в рассматриваемый период происходили в Малайзии почти ежегодно. Этот высокий фон конфликтов связан с тем, что в Малайзии ни у власти (в лице Национального Фронта, ядро которого составляет Объединенная малайская национальная организация), ни у оппозиции (межэтнической коалиции Пакатан Ракьят) нет решения главной дилеммы местной политики: что делать с конституционными привилегиями малайцев, если коренное население страны категорически не хочет расставаться с ними, а некоренное (представленное в основном китайцами и индийцами) требует их отмены.

Социальная напряженность в Мьянме (Бирме) вызвана социально-экономической политикой правящего с 1988 военного режима. В связи с повышением цен на топливо 19 августа 2007 начались антиправительственные демонстрации, в столице около 500 участников вышли на улицы. Несмотря на аресты, мирные демонстрации в Янгоне продолжались всю вторую половину августа, а затем распространились по всей стране. В демонстрациях активно участвовали буддийские монахи, по цвету одежды, которых эти протесты названы «шафрановой революцией». В дальнейшем мирный протест против повышения цен перерос в широкомасштабную акцию гражданского неповиновения. Для разгона демонстраций в ход были пущены слезоточивый газ, водометы, резиновые пули, дубинки. Несколько десятков протестующих погибли, сотни получили травмы [Кайгородова, 2020]. Проведенные в 2010 выборы изменили всего лишь фасад военного режима, поэтому в 2011–2014 гв Мьянме прошла серия протестов против деятельности правительства [Buschmann, 2018: Tab. 1]. Существенным источником социальной напряженности в Мьянме является ее многонациональность: примерно 70% населения – собственно бирманцы, более четверти – другие коренные этнические группы. Регионы проживания небирманских этносов на протяжении всего периода независимости страны были ареной сепаратистских движений и мятежей. Особенно серьезные проблемы возникли в случае с рохинджа, индийцами-мусульманами, которые не интегрированы в бирманское общество. В результате время от времени возникают кровавые столкновения между бирманцами-буддистами и мусульманами-рохинджа. Так, 22 марта 2012 было введено чрезвычайное положение после двухдневных антимусульманских погромов. В результате столкновений в 2012–2016 гпогибло более тысячи человек и более 500 тыс. стали вынужденными переселенцами [Mohajan, 2018].

Хотя Малайзия и Мьянма резко отличаются по уровню экономического развития, обе эти страны характеризуются тем, что относительно небольшие группы населения аккумулируют основные властные полномочия: в Мьянме – военная элита, в Малайзии – элита коренного населения.

Результаты проверки гипотезы.

Согласно рис. 1, суммарное число страно-лет, в течение которых уровень конфликтности во Вьетнаме превышал пороговое значение, равно 8, а число страно-лет, в течение которых наблюдались протесты с беспорядками – 2 (табл 2). Таким образом, в 25% случаев превышение уровнем конфликтности порогового значения предшествует существенным конфликтным событиям (т. е. точность предсказания конфликтных событий равна 25%). Ни разу протесты с беспорядками не наблюдались в годы, когда уровень конфликтности был меньше порогового значения (т. е. чувствительность предсказания – 100%).

 

Таблица 4. Качество прогнозов по странам и группам стран

Страны	Количество  правильно предсказанных  протестных  событий (TP)	Количество  правильных предсказаний отсутствия  протестных событий (TN)	Количество ошибочно предсказанных протестных событий (FP)	Количество ошибочных предсказаний отсутствия протестных событий (FN)	Recall	Precision	Accuracy
Вьетнам	2	3	6	0	1	0,25	0,45
Лаос	0	8	3	0	–	0	0,73
Камбоджа	3	4	4	0	1	0,43	0,63
Индонезия	6	1	0	4	0,6	1	0,64
Таиланд	7	1	3	0	1	0,7	0,73
Мьянма	8	0	3	0	1	0,73	0,73
Малайзия	5	1	5	0	1	0,5	0,55
Все страны	31	18	24	4	0,89	0,56	0,64

____________

Примечание.

 

Аналогично были вычислены метрики качества прогнозов для остальных шести стран (исключая Сингапур, в котором социальная напряженность и беспорядки связаны с иммигрантами). В таблице 4 приведены чувствительность (recall), точность (precision), достоверность (accuracy) прогнозов по отдельным странам и по региону в целом.

Заметим, что от выбора порогового значения уровня конфликтности зависит соотношение точности и чувствительности прогнозов. Повышая пороговое значение, мы можем повысить точность предсказания конфликтных событий и достоверность предсказаний, но понизим чувствительность метода. В нашей ситуации чувствительность существенно важнее точности и достоверности, так как лучше предсказать конфликт, который не произойдет, чем не предсказать произошедший конфликт.

Предложенный метод основан на использовании уровня конфликтности и не предполагает анализа причин возникновения конфликтных ситуаций. Он может рассматриваться как первое приближение для применения существующих методов, основанных на анализе влияния факторов, вызывающих конфликтные события. Для стран ЮВА метод позволил оценить вероятность крупных протестов, беспорядков и смены власти с чувствительностью и точностью, близкой к точности методов машинного обучения. При этом не требуется наличия обучающего множества значительных размеров и получаемые результаты проще интерпретировать. Полученные оценки уровня конфликтности дают дополнительную информацию об изменении состояния общества и позволяют выдвигать более обоснованные предположения о причинах этих изменений.

 

¹ Сеть этнополитического мониторинга и раннего предупреждения конфликтов (EAWARN), основанная на базе Института этнологии и антропологии РАН в 1993 г., – научная организация, которая осуществляет регулярный мониторинг межэтнических отношений и конфликтов в регионах России и ряде постсоветских государств.

² Socio- Demography. Intentional self-harm. URL: https://countryeconomy.com/demography/mortality/ causes- death/suicide (дата обращения: 14.11.2022).

³ World Protests. URL: https://worldprotests.org/ (дата обращения: 08.05.2023).

⁴ Cross- National Time- Series Data (CNTS). URL: https://www.cntsdata.com/ (дата обращения: 08.05.2023).

⁵ Revolutionary Episodes Dataset. URL: https://mbeissinger.scholar.princeton.edu/revolutionary- episodes-dataset (дата обращения: 08.05.2023).

⁶ Deep South Watch (DSW). URL: www.deepsouthwatch.org (дата обращения: 07.08.2023).

⁷ BERSIH – коалиция за чистые и справедливые выборы – политическое движение, требующее демократической реформы избирательной системы Малайзии.

⁸ Полиция Малайзии разогнала многотысячный митинг этнических индийцев, протестующих против дискриминации // Trend news agency. 25.11.2007. URL: https://www.trend.az/world/other/1082447. html (дата обращения: 06.01.2024).

Об авторах

Елена Казбековна Басаева

Северо-Осетинский государственный университет им. К. Л. Хетагурова

Автор, ответственный за переписку.
Email: elena_basaeva@mail.ru

кандидат физико-математических наук, заведующая кафедрой прикладной математики и информатики

Россия, Владикавказ

Евгений Самойлович Каменецкий

Северо-Осетинский государственный университет им. К. Л. Хетагурова

Email: eskamenetsky@mail.ru

доктор физико-математических наук, главный научный сотрудник

Россия, Владикавказ

Диана Гаригиновна Каграманян

Южный математический институт ВНЦ РАН

Email: diisha@mail.ru

аспирант

Россия, Владикавказ

Список литературы