Социологические концепции времени в исследованиях жизненного пути

Полный текст

Введение. Время как категория и научное понятие имеет долгую историю изучения. Время, наряду с пространством, описывалось и в трудах античных философов, и в трудах философов Нового времени. Постепенно эти категории пришли в социологическую теорию: появилась социология времени, которая исследовала сначала концептуальные границы социального времени, а затем теоретическое и эмпирическое разнообразие времени. В рамках данной статьи мы анализируем теоретические подходы преимущественно западного мейнстрима, с целью систематизации теоретических ресурсов для описания темпоральности жизненного пути. Под термином «жизненный путь» понимается «структурирование горизонта жизненного мира, на который ориентируются и в рамках которого планируют свои действия индивиды» [Рождественская, 2002: 62]. Социологическое исследование времени и темпоральности жизненного пути связано с двумя концептуальными рамками. Первая описывает время в категориях-дихотомиях. Как правило, время описывается в некоем масштабе, в связке или конфликте. Это удобно для проблематизации и эмпирического изучения столкновения или перехода от одного вида времени к другому (рабочее и свободное время, быстрое и медленное время). Во втором случае появляются предельно специфичные и локальные временные перспективы, которые работают в логике множественности, которая предполагает уточнение концептуальных границ разнообразия социального времени и выработку новых методологических решений. Это не означает, что логика множественности времени приходит на смену логике дихотомий, скорее появляется концептуальное разнообразие, а между этими логиками имеет место тематическое разделение¹.

Авторы не претендуют на освещение всех тематических применений категории времени (более общие обзоры проблематики социального времени см.: [Артемов, 2013; Шубрт, 2015]), в первую очередь нам интересны проявления различных концептуальных рамок изучения времени в биографических исследованиях и исследованиях жизненного пути.

Концептуальное развитие категории социального времени. Попытки описания времени как социальной категории можно найти у классиков социологии. Для Э. Дюркгейма время, с одной стороны, – категория мышления, подобная категориям Аристотеля и Канта [Шубрт, 2016]. С другой стороны, время – коллективный феномен, разделяемый всеми членами общества [Дюркгейм, 2018: 65]. Время – «социальный факт», который включает в себя ряд частных ритмов и задает ритм индивидуальной жизни [там же: 78]. Отсюда время как производное от социальной жизни и предмет коллективных представлений.

П. Сорокин и Р. Мертон делают одну из первых попыток развития категориальной дихотомии, противопоставляя социальное время астрономическому [Сорокин, Мертон, 2004]. Социальное время, в отличие от астрономического, не непрерывно, оно разделено важными датами и зависит от социальной структуры общества. Социальное время обозначает некий период, в связи с которым социальные события обретают смысл в терминах других социальных событий. Это значит, что социальное время имеет качественные свойства, не присущие астрономическому, которое чисто квантитативно. Качественные свойства социального времени производны от норм и верований общества. В разных обществах, например, по-разному определялась длительность недели (от 5 до 10 дней), длительность месяца не обязательно связана с фазами луны [Сорокин, Мертон, 2004: 15].

Дж. Гурвич одним из первых попытался показать неоднородность социального времени [Gurvitch, 1964]. Он предложил типологию времен и показал, как происходит смесь конфликтующих времен и как группы конкурируют за выбор подходящего времени. Устойчивое время характеризуется проецированием прошлого в настоящее и будущее; такое время характерно для крестьян и патриархальных обществ. Другие виды времени характерны либо для отдельных групп, либо для отдельной эпохи: замедленное время – время закрытых сообществ, ложное время – больших городов и пассивной публики, опережающее время – триумф будущего в настоящем. Каждое время характеризует определенное соотношение прошлого, настоящего и будущего, а также неопределенности и опасности. В зависимости от конфигураций этих отношений формируются группы их и представления о времени.

Э. Зерубавель менее ограничен в концептуальных предположениях, его идеи можно отнести к логике дихотомий и к логике множественности. Он выделяет функции и свойства времени, некоторые дихотомии темпоральных перспектив [Zerubavel, 1981]. Для начала Зерубавель отмечает, что каждая ситуация или событие имеет темпоральную закономерность в виде четырех форм: последовательность, продолжительность, расположение во времени, частота повторения. Эти формы позволяют описывать темпоральную структуру в ее «нормальном» виде. Далее Зерубавель подчеркивает роль разных институтов в закреплении темпоральных закономерностей, таких как календарь и расписание. Календарь выполняет функцию темпоральной упорядоченности событий – год, месяц, неделя, а расписание в рамках дня или даже часа. Помимо функций упорядочивания, календари и расписание выполняют функции объединения и разделения социальных групп и индивидов. Так, религиозные праздники объединяют религиозные группы и отделяют их от других. Выделение и анализ свойств и функций таких институтов, как календарь и расписание позволяют описать множество социальных процессов – от построения групповой идентичности до воспроизводства классовых различий.

Говоря конкретнее о различиях темпоральных перспектив, Зерубавель выделяет сакральное и профанное время [там же: 101–138]. Это деление связано с качественными свойствами времени: наделять смыслом действия и события исходя из временного контекста. Например, прием пищи в постный день имеет другое значение, чем в день обычный. Получается, время – это одно из измерений демаркации между сакральным и профанным. В первую очередь это деление характерно для различения религиозных и мирских действий.

Темпоральная дихотомия современного общества – это публичное и приватное время. Они связаны с идеей того, что каждый индивид выполняет некую социальную роль, но при этом иногда требует ухода от публичности. Например, мы всегда доступны для общения с коллегами во время работы, но звонок в три часа ночи нарушал бы наше приватное время. Время функционирует как одно из основных измерений социальной организации, с помощью которого в современном обществе определяются и регулируются вовлеченность, приверженность и доступность [там же: 141].

Современные исследования времени разнообразны. Они направлены на выделение глобальных темпоральных изменений в обществе и на прояснение более локальных и более конкретных темпоральных перспектив. Новые технологии порождают новые типы времени, изменяют возможности и ограничения мобильности, передачи информации. Время зависит от технологии подсчета, потому единого времени больше не существует, есть многообразие времен. Есть разные режимы времени, обладающие разнообразными потенциалами по преобразованию физического и социального мира. Дж. Урри предлагает признать такие типы времени социальными [Урри, 2012: 156].

Глобально Урри пишет о двух видах времени: мгновенное время и время ледниковое [там же: 179]. Понятие «мгновенное время» используется для описания интенсивности и скорости социальной коммуникации и передачи информации, которые связаны с развитием технологий. Линейная логика часового времени заменяется синхронностью, стираются границы между днем и ночью, работой и домом. Мгновенному времени Урри противопоставляет «ледниковое время», которое медленно, неповоротливо и больше соответствует «природной скорости». Изменения в этом времени становятся видимыми порой через поколения. Это время связывается с экологическими и природными изменениями, в которых участвует человек, и в связи с которыми человек должен проявлять терпение и осторожность [Урри, 2012: 226].

Дихотомическое различение временных перспектив не позволяет уловить всю сложность социальных процессов разных уровней и масштабов, поэтому одним из главных направлений исследований является попытка представить множественность перспектив в их взаимосвязи. Понятие «Timescape» описывает «ландшафты времени», «многомерность времени», то есть множественность времени, единовременное существование разных временных перспектив. Тimescape может воплощать сочетания времени: «личное время», «свободное время», «учебное время», «рабочее время», «женское время», «социальное время», «семейное время», «поколенческое время», «историческое время», их особенности в разных контекстах [Groves, 2020: 5].

Б. Адам объясняет близость времени и ландшафта (landscape) за счет того, что усматривает необходимость контекстуализации времени [Adam, 2008]. Время здесь выходит на первый план в противовес ранним подходам, которые концентрировались скорее на пространстве [Adam, 1998, Buttimer, 2001]. Более того, через «Timescape» Адам предлагает фиксировать «невидимые» временные перспективы [Adam, 1998: 9]. Чтобы продемонстрировать это фиксирование невидимости, Адам вводит несколько элементов timescape: временные фреймы, темпоральность, тайминг, темп, продолжительность, последовательность и временные модальности [там же: 2]. В объединении этих элементов можно уловить паттерны ритмичности, периодичности и цикличности. Однако это зависит от временных рамок наблюдения (temporal framework of observation). Например, события повседневной жизни имеют линейную последовательность: студент утром встает, чистит зубы, завтракает, идет на пары, встречается с друзьями, делает домашнее задание, проводит время с семьей, отдыхает и идет спать. Если расширить фокус на учебный год, эти события будут иметь циклическую последовательность, а в еще более широкой перспективе мы вернемся к линейной последовательности: учеба, работа, семья… Исходя из этого, одна из первых задач любого исследования – это выбор временных рамок, потому что это делает некоторые события видимыми, а некоторые нет.

Следующий шаг – определение других временных элементов, важных для анализа. Как пример рассмотрим временные фреймы (time frame). В социальном анализе временные фреймы связаны с конструированием смысла. Интерпретация определенных действий и событий имеет смысл только в заданных рамках и целях. Студент, который хочет получить степень бакалавра, воспринимает время и строит планы иначе, чем студент, планирующий стать кандидатом наук.

Другой элемент – тайминг (хронометраж) фокусируется на социальной синхронизации, координации и на вопросах о «хорошем» или «плохом» времени для конкретных действий. Имеет значение, какое время используется для синхронизации, совместимы ли синхронизируемые времена. Самое простое – время часов и календарей, которые, по сути, неизменны. Другое время – время тела, здоровья, на которое влияют возраст, экономическое благополучие и др. Несмотря на различия временных перспектив, они должны быть приведены в единую согласованную систему действий. Чем больше типов времени задействовано, тем сложнее задача синхронизации и хронометража [Adam, 2008: 3].

Эти и другие элементы задают рамку всестороннему исследованию проявлений времени, позволяют уловить «временной ландшафт». Важно, что ни один из этих элементов не работает изолировано. Даже если мы фокусируемся на каком-то одном элементе, остальные всегда должны быть в поле нашего внимания.

Систематизировав основные подходы к анализу социального времени, можно выделить акценты на (1) постепенном развитии концептов, описывающих время в форме дихотомий, и на (2) постепенном признании множественности темпоральных перспектив и проблемности их соотнесения. Эти две тенденции можно систематизировать в две концептуальные рамки, которые рассматривают объект темпорального исследования в некотором масштабе и перспективе. Исследования, которые действуют в логике описания дихотомий, описывают время в континууме, где полюса выступают идеально-типическими моделями восприятия и структурирования времени в зависимости от социальных обстоятельств. Исследования, которые действуют в логике описания множественности времен, различают разные масштабы времени, и помещая то или иное время или дихотомию в некий масштаб; можно видеть смыслы и последствия, которые не всегда видны при иных подходах. В этом плане логика множественности в нашем понимании имеет большой эвристический потенциал. Однако пока она не вытеснила логику дихотомий и, более того, в некоторых темах дихотомии продолжают доминировать. Далее мы подробнее остановимся на исследованиях разнообразия темпоральных перспектив по темам биографических исследований и жизненного пути и покажем, как эти две логики сосуществуют и где между ними проходит тематическое деление.

Современные исследования времени описывают темпоральность биографии и жизненного пути в разных масштабах. Более крупные временные перспективы вроде «исторического», «поколенческого», «биографического» времени могут содержать в себе и более локальные, конкретные типы – «рабочее время», «семейное время» и пр. Дискуссионным остается вопрос связи различных «времен». Например, идея связи исторического времени и жизненного пути получила развитие в биографических исследованиях, начиная с 1960-х гг. [Elder, 1994]. Попытка связать жизненное и историческое время находила воплощение в когортном анализе [Neugarten, Datan, 1973], чему, вероятно, наследует идея поколенческого времени.

В исследованиях жизненного цикла выделялись три времени: жизненное (хронологический возраст и биологическое взросление), историческое (глобальные события, определяющие контекст жизни индивида) и социальное (нормы и статусы, связанные с возрастом, формирующие жизненный цикл) [Neugarten, Datan, 1973]. В современных биографических исследованиях выделяют три темпоральности и их пересечения: на уровне истории, семьи и биографии [Hareven, 2000; Nilsen, 2023]. Т. Харевен рассматривает то, как историческое влияние на жизненный путь передается следующим поколениям, в частности, «складывающиеся результирующие паттерны тайминга» [Hareven, 2000: 155; цит. по: Nilsen, 2023b: 76]. Тайминг помогает подойти к изучению жизненного пути, стадии которого не фиксированы. Он означает свершение «события или перехода в жизни индивида в отношении внешних событий, безотносительно соответствия социальным нормам «линии жизни» (timeline)» такого перехода или события в жизни [Hareven, 2000: 153; цит. по: Nilsen, 2023b: 76]. Таймлайн в этом случае – ожидаемые временные рамки переходов, принятые в обществе, их норма. Важно, что в разных культурах/обществах существуют свои представления о правильном тайминге и таймлайне.

В 2000-х гг. появляется британский проект «Ландшафты времени» – качественное лонгитюдное исследование, в фокусе которого перспективы жизненного пути. Теоретическая основа проекта – связь биографического, поколенческого и исторического времени, динамика их отношений, раскрывающая связь личной и коллективной жизни с более широкими процессами социальных изменений [Adam et al., 2008; Neale et al., 2012; Groves, 2020]. Биографическое время относится к уровню жизни индивида, поколенческое – общие у людей одного поколения в «эмоциональном и практическом» проявлении (отсюда важный сюжет – межпоколенческие сравнения), историческое время – нахождение в разных эпохах и их контекстах [Neale, 2008: 3], проявляющихся как в качестве «фона» жизни типа экономического кризиса [Thomson et al., 2010], так и в качестве смыслов и норм, существующих в определенный исторической момент [Kehily, Thomson, 2011].

Проект «ландшафтов времени» привносит поколенческое время, видя в этом развитие идей Харевен [Neale, 2008]. Харевен не разделяет поколенческое и историческое время, она рассматривает поколения в разных контекстах: локальном, индустриальном, историческом [Adam et al., 2008]. Время семьи (предложенное Харевен) и поколенческое время (его предложил проект «ландшафтов») – не взаимозаменяемые концепты, скорее, у них разный фокус. В первом случае семья выстраивает тайминг и таймлайн, ожидания и представления относительно них [Hareven, 2000]. Во втором – поколение берется как группа, погруженная в контекст, сказывающийся на опыте поколения и его последующей жизни, в частности, помогая отследить изменения, происходящие между поколениями [Neale, 2008]. Последнее сходится в том, что в биографических исследованиях рассматривают как «межпоколенческое время» [Nilsen, 2023b: 74–80].

В целом концепты исторического, поколенческого и биографического времени чаще встречаются в исследованиях жизненного пути, хоть и в разной степени проработанные. Мы предлагаем рассматривать историческое и биографическое время как более крупные категории, в связях между которыми можно поместить категории «социального времени», «семейного» и «поколенческого»/»межпоколенческого», Жизненное время скорее будет частностью биографического времени (рис.).

Рис. Схематическое изображение отношений концептов времени

Эмпирические исследования в большей степени обращаются к уровню биографического времени, рассматривая в его рамках более «конкретные» измерения времени, отсылающие к разным сферам, занятиям, аспектам жизни. Для начала обратимся к британскому проекту «Ландшафты времени» (Timescapes).

Одна из тем «Ландшафтов времени» – «Работа и жизнь семьи: меняющийся опыт молодых семей» – раскрывает столкновение двух сторон жизни: работы и семьи. Исследовались отношения работающих родителей и детей возраста начальной школы в динамике, отношения рабочего времени и времени на семью с обеих сторон, то, как это время качественно воспринимается (например, оказывается важным не просто все время вовлекаться в совместные занятия, но быть на виду друг у друга, даже занимаясь своими делами). Исследование поднимает вопрос разнообразия времени и необходимости сочетать это разнообразие – время на семью (family/quality time), время заботы (caring time), рабочее время, индустриальное время (industrial time organisation), в соответствии с которым родители вынуждены выстраивать свои жизни. Из-за трудности синхронизации рабочего времени и времени на семью выстраивание отношений этого времени становится «проектом», «очередной рутиной, организационным моментом, под который всем следует подстраиваться» [Harden, MacLean et al., 2012: 218]. Этот пример демонстрирует, как дихотомично, казалось, воспринимаемые отношения времени работы и семьи оказываются сложнее и глубже: здесь важны и другие временные измерения, уточняющие задуманную дихотомию (время на семью, время заботы, индустриальное время), а также качество этого времени (время на семью может быть разным – с вовлечением в разной степени и разном формате).

В проекте «Маскулинности, идентичности и риск: переход в жизни мужчин как отцов» исследуется опыт первого отцовства. В одной из статей проекта рассмотрены отцы, которых отличало наличие долгосрочного планирования, но неожиданные события в семейной жизни (вынужденное отложенное зачатие, незапланированная беременность, расставание с партнером, вступление в семью с детьми от другого лица) влияли на их темпоральное восприятие [Shirani, Henwood, 2011]. Время стало угрозой идентичности и нормативным ожиданиям на жизненном пути, подорвало биографическую уверенность мужчин. Например, невозможность зачать «вовремя» отражается в особой привязке к биологическому времени и времени часового механизма (clock time), в чувстве неподконтрольности времени.

Другой пример: влияние незапланированной беременности на планирование оказалось связано с возрастом и стадией жизненного пути. Конкретнее с тем, насколько нормальным для возраста воспринимается зачатие: если в 30 лет окружающие сверстники тоже заводят детей и это кажется нормой, то раньше или позже появляется ощущение рассинхронизации и изоляции [ibid.: 56–58]. Этот разрыв можно рассмотреть с точки зрения поколенческого времени: существуют социальные нормы для разного возраста, выход за нормы лишает соответствия сверстникам, поколению; происходит рассинхронизация с поколенческим временем.

Помимо частностей, в упомянутых случаях отмечается прибегание к хронометрикализации или микротаймингу: мужчины сокращают свою перспективу планирования до краткосрочного периода. Порой такая перспектива сохраняется у них и долгое время после произошедшего. Проект показывает дихотомию краткосрочной и долгосрочной временных перспектив в контексте планирования, при этом приоритет краткосрочного планирования препятствует долгосрочному. Также важно, что эти перспективы связаны с различными «конкретными» проявлениями времени (времени часового механизма, биологического времени, поколенческого времени), то есть задействуется множественность времени.

Множественность временных перспектив в современных исследованиях можно зафиксировать и в таких направлениях, как исследования баланса жизни и работы [Рождественская, 2011], явлений медленной жизни [Parkins, 2004] и в гендерных исследованиях. На последних исследованиях можно остановиться подробнее: они внесли существенный вклад в понимание темпоральных различий [Nilsen, 2023b]. Например: универсальное понимание времени критиковалось, предлагалось обратить внимание на относительное время. Такой перенос фокуса продуктивен при рассмотрении зависимости темпоральности женской жизни от заботы о других. Введенный К. Дэвис концепт «время процесса» (process time) фиксирует время вне привычных представлений, обращаясь к его «невидимым» из-за стандартных представлений формам [Davies, 1990; Doucet, 2023]. Например, рассматривая время в контексте работы по уходу (care-work), исследовательница указывает, что логика измерения линейным временем не отражает потребностей заботы [Davies, 1994]. Во время работы по уходу возникают трудности с предсказанием того, сколько времени потребуется на конкретное занятие, даже при таком, казалось бы, простом действии, как помощь с питанием пожилых или детей, когда затруднено применение линейного времени к этим занятиям. Позднее Дэвис предложила концепцию телесно воплощенного времени (embodied time) – времени, как его ощущает сам человек [Davies, 1996].

Отдельное внимание в биографических исследованиях получает сюжет будущего: как люди в настоящем планируют, представляют будущее, готовятся к нему. Внимание к будущему в социальной теории набирает обороты [Mische, 2009; Suckert, 2022; Павлов, 2019; Михайлова, 2020]. Ориентация на будущее рассматривалась и в «Ландшафтах времени»: было показано, как в семьях, озабоченных будущим детей, конфликт долгосрочного и краткосрочного планирования приводит к «растянутому настоящему». Временная перспектива качественно усложняется, не сводится к двум режимам краткосрочного/долгосрочного или настоящего/будущего [Harden et al., 2012]. Одной из последовательных исследовательниц представлений молодежи о будущем можно назвать Э. Нилсен. Она выявила несколько типов представлений молодых людей о будущей работе и семье [Brannen, Nilsen, 2002; Nilsen, 2023a]. Они связаны с различиями по классу и гендеру – что в свое время противоречило популярным идеям де-стандартизации жизненного пути и подрывало идею свободы выбора.

Концептуальные подходы и эмпирические примеры демонстрируют многомерный анализ темпоральности жизненного пути, проблемы взаимовлияния и согласования разных временных перспектив. Мы предлагаем рассматривать концепты описания темпоральных перспектив в разных масштабах. Категории «биографического», «поколенческого», «исторического времени», времени «социального», «семейного» и «жизненного» позволяют описывать крупные темпоральные перспективы. В зависимости от избранной концептуализации можно рассмотреть разную взаимосвязь этих перспектив. Внутри них можно говорить о конкретных, относящихся к определенной сфере жизни («время на семью», «время заботы», «рабочее время», «время на себя») или определенному аспекту жизни («время часов», «индустриальное время», «биологическое время», «воплощенное в теле время»). На пересечении темпоральных перспектив возникают точки напряжения, требующие определенного отношения и действия; появляются концепты, описывающие эти моменты соприкосновения и конфликты темпоральных перспектив: «растянутое настоящее», «синхронизация и рассинхронизация», «хронометрикализация или микротайминг», «линейное восприятие», «краткосрочное/долгосрочное планирование», «медленная жизнь», «время процесса». В частности, это проявляется и при стыковке перспектив будущего и настоящего.

Заключение. Время как социальная категория играет важную роль в формировании траекторий социальных исследований. Первоначальные идеи о социальном времени позволили очертить границы социологической концепции времени и ее отличия от концепций других дисциплин. Выделялись категории времени, чаще всего как дихотомии, позволяя нарастить концептуальный аппарат описания многообразия социальных темпоральных перспектив. Сегодня представления о времени многогранны и описывают время в очень широкой перспективе. Наиболее интересна в этом плане концепция «временных ландшафтов», решающая проблемы соотношения временных перспектив разного масштаба. В контексте изучения жизненного пути это значит, что следует включать временной контекст в действия социальных групп, понимать их конкретные стратегии работы со временем, и шире – их жизненную траекторию и ее зависимость от социальных процессов. Как показывает ряд эмпирических исследований и проект «Timescapes», подход с применением временных ландшафтов позволяет уловить и объяснить большой круг проблем.

Перспективны в этом плане эмпирические исследования времени в контексте исследования неравенства. В российской социологии подобные исследования темпоральности имеются [Амбарова, Зборовский, 2015; Ярская-Смирнова, 2019]. Дальнейшее развитие видится в исследованиях на уровне жизненных траекторий в многомерном временном ландшафте. Это позволит выделить и объяснить сочетание разных временных элементов, их связь с неравенством.

¹ Это утверждение нашло свою более точную формулировку в результате подробного комментария, полученного от анонимного рецензента. Авторы благодарны рецензенту за это важное уточнение.

Об авторах

Ильяс Альбертович Латыпов

Автор, ответственный за переписку.
Email: ialatypov@hse.ru

преподаватель кафедры анализа социальных институтов, младший научный сотрудник, Центр социологии культуры

Татьяна Евгеньевна Даутова

Email: te.dautova@gmail.com

аспирант, стажер-исследователь, Центр социологии культуры

Список литературы