Исследование адсорбционных форм 1,2,3-бензотриазола на поверхности меди методами КР-спектроскопии и DFT-моделирования

Cover Page

Cite item

Full Text

Abstract

В работе представлены результаты исследования пленок 1,2,3-бензотриазола (БТА), сформированных на реальной поверхности меди при различных условиях. Установлено, что молекулы БТА в зависимости от условий формируют адсорбционные (Cu–БТАадс) или поверхностно-ассоциированные пленки (Cu–БТАпов). Методом КР-спектроскопии и DFT-моделирования установлены формы координации молекул БТА на поверхности меди. Встречным синтезом были получены комплексные соединения БТА–Cu2+ в водных растворах при различных значениях рН и изучены их свойства методами ИК- и КР-спектроскопии. На реальной поверхности меди были сформированы адсорбционные и поверхностно-ассоциированные пленки комплексов меди и 1,2,3-бензотриазола при различных значениях рН и температуре, изучены их строение и свойства. Был зарегистрирован эффект SERS, дано его объяснение, исходя из различий в строении синтезированных комплексов БТА–Cu2+, адсорбционных пленок Cu–БТАадс и поверхностно-ассоциированных структур Cu–БТАпов. Проведено квантово-химическое моделирование DFT-методом возможных адсорбционных Cu–БТАадс и поверхностно-ассоциированных структур Cu–БТАпов и осуществлен DFT-расчет их КР-спектров. Установлены геометрии поверхностных структур. Проанализированы энергетические состояния структур Cu–БТАадс и Cu–БТАпов. Показано, что предсказания DFT-моделирования успешно коррелирует с экспериментальными результатами.

Full Text

ВВЕДЕНИЕ

Медь и медные сплавы благодаря своим механическим и тепловым свойствам, нашли широкое применение в машиностроении, электронике и химической промышленности [1–3]. Эксплуатация медных изделий неизбежно происходит в присутствии веществ и в условиях, вызывающих их коррозию. Обычно медь рассматривается как металл, достаточно стойкий к коррозии, благодаря образованию защитного пассивного слоя на ее поверхности [4–6]. Однако оксидная пленка обеспечивает лишь ограниченную защиту, и медь может подвергаться коррозии, вызванной определенными коррозионно-активными агентами [7–9]. В настоящее время активно изучаются альтернативные методы защиты и борьбы с коррозией меди и ее сплавов, включая создание комбинированных [10] и самовосстанавливающихся покрытий, разработку коррозионностойких сплавов и др. [11–13]. Одним из перспективных методов предотвращения или замедления коррозии является применение ингибиторов коррозии. Использование ингибиторов коррозии представляется более удобным, технологически оправданным и экономически эффективным способом защиты меди [14–16]. Эффективным способом антикоррозионной защиты поверхности меди и ее сплавов является создание тонкой защитной пленки путем адсорбции и хемосорбции органических ингибиторов [17]. Для этой цели широко применяются гетероциклические соединения, содержащие атомы серы или азота, доступные для образования химических связей с поверхностными атомами меди. Азольные гетероциклы являются широко распространенными ингибиторами коррозии меди. Защитное действие объясняется химической адсорбцией молекул органических соединений на металлической поверхности, приводящей к образованию защитной пленки. Одними из наиболее эффективных ингибиторов коррозии меди и ее сплавов в различных средах являются 1,2,3-бензотриазол (БТА) и его производные [18–22].

Электроосажденные гальванические покрытия на основе меди с различными физико-химическими свойствами находят многочисленные применения в нано- и микроэлектронике [23], а также в качестве декоративных, антикоррозионных и защитных слоев [24]. Как известно, для контроля микроструктуры гальванически осажденных слоев используются функциональные органические добавки. В литературе есть сообщения, что бензотриазол применяется в качестве выравнивающей добавки в электролитах меднения. БТА способствует получению гладких осадков меди и улучшает морфологию поверхности. Это происходит за счет ингибирования диффузии адатомов меди и пассивации растущих островков меди за счет эффективной адсорбции молекул БТА [25–28]. Выравнивающий эффект БТА при электроосаждении меди объясняют количеством атомов азота, химически связанных с медью, которые увеличивают число зародышей меди с субнанометровым размером [29–32]. На электроосажденных слоях меди молекулы БТА образуют ингибирующую пленку после погружения их в раствор БТА [33]. Многочисленные исследования были посвящены взаимодействию БТА с поверхностями меди, как со слоями оксидов, так и без них [34–40]. Несмотря на всестороннее изучение этих вопросов, механизм взаимодействия между БТА и поверхностью меди остается дискуссионным и вызывает споры [41, 42].

В настоящее время предполагается, что БТА может взаимодействовать с медью двумя способами: посредством образования металлокомплексных соединений меди, которые образуют полимерные цепи [43–49] и путем адсорбции молекул БТА на поверхности меди [50–52]. Было показано, что образованию комплексных соединений Cu(I)–БТА в нейтральных и кислых растворах способствует более высокий анодный потенциал и более высокий pH среды, а адсорбции БТА в молекулярной форме способствует отрицательный потенциал поверхности меди. Также проводились исследования взаимодействия различных производных БТА с поверхностью меди [53]. Имеются данные о молекулярных структурах комплексов Cu(II)–БТА [54], Cu(I)–БТА [55] и др. [56, 57]. В свою очередь для определения молекулярной структуры адсорбционных комплексов и механизмов взаимодействия молекул БТА с поверхностью меди был использован чувствительный к поверхности аналитический метод времяпролетной вторично-ионной масс-спектрометрии (TОF-SIMS) [58–60].

Таким образом, на сегодняшний день изучение механизмов формирования защитных пленок является важной задачей. В настоящее время БТА рассматривается в качестве перспективного ингибитора биокоррозии меди и ее сплавов [61, 62].

ТЕОРЕТИЧЕСКИЙ АНАЛИЗ

О СТРОЕНИИ РЕАЛЬНОЙ ПОВЕРХНОСТИ МЕДИ

Согласно многочисленным литературным данным [63–65], реальная поверхность меди сформирована тонкими поверхностными структурами из оксидных слоев CuO/Cu2O, что обуславливает ее относительную коррозионную устойчивость в водных нейтральных растворах при нормальных условиях. Оксидная пленка на поверхности меди двумерная и состоит из уложенных “штабелями” монослоев, для которых благодаря Ван-дер-Ваальсовому взаимодействию характерна субатомная толщина без потери кристаллической структуры. Причем, латеральный размер слоев несопоставимо превосходит молекулярный размер. Слои Cu2O имеют гексагональную кристаллическую решетку.

В теоретических исследованиях энергетических уровней оксидных слоев используют приближение молекулярных орбиталей (HOMO-LUMO), так как их энергии тесно связаны с валентной зоной и проводимостью. У пассивной пленки меди в слоях Cu2O/CuO s-орбитали в зоне проводимости достаточно сильно перекрываются, что приводит к большой подвижности электронов. Кроме того, сильные ионные связи служат ловушками электронов низкой плотности в запрещенной зоне. Валентная зона коррелирует с HOMO. В случае оксидов меди гибридизованные HOMO р-орбитали кислорода и s-орбитали меди обеспечивают большую подвижность дырок, что также повышает проводимость в поверхностных структурах [66].

Оксидные слои на поверхности меди образуются при длительном контакте с воздухом, а также при нагревании. При нагревании меди при пониженном давлении воздуха или кислорода образуется только слой Cu2O, причем его толщина увеличивается пропорционально времени нагревания и увеличению температуры [67]. Однако при нормальном и повышенном давлении образуются двойные слои, состоящие из внешнего CuO и внутреннего Cu2O.

Важным фактором в образовании пассивных поверхностных слоев является влажность. Так, при температурах ниже 100оС и наличии паров воды ускоряется реакция образования CuO, что связано с диспропорционированием в этих условиях оксида меди (I):

Cu2O = CuO + Cuо, (1)

Внутрений слой оксида меди (I) является более рыхлым и реакционноспособным, и служит подложкой для образующегося из него внешнего слоя оксида меди (II), который являясь более химически инертным предотвращает подповерхностную коррозию [68].

Поверхностные пассивные слои стабильны в диапазоне рН 7–12, в кислых же средах они малоустойчивы. В нейтральных и слабо щелочных растворах чистая медь пассивируется, образуя Cu2O, CuO и Cu(OH)2. Сначала на поверхности меди образуется Cu2O (2), а затем из него образуется CuO (3), либо при более положительном потенциале среды – Cu(OH)2 (4):

2 Cuо + 2 OH → Cu2O + H2O + 2e, Eo = – 0.361 В, (2)

или 2 Cuо + H2O → Cu2O + 2 Н+ + 2e, Eo = 0.46 В,

Cu2O + H2O → 2 CuO + 2 H+ + 2e, Eo = + 0.669 В, (3)

Cu2O + 2 OH + H2O → 2 Cu(OH)2 + 2e, Eo = – 0.08 В, (4)

или Cu2O + 3 H2O → 2 Cu(OH)2 + 2 H+ + 2e, Eo = 0.73 В.

Также поверхностные пленки CuO или Cu(OH)2 могут формироваться на меди в щелочной или нейтральной среде без стадии наработки Cu2O (5–7):

Cuо + 2 OH → Cu(OH)2 + 2e, Eo = – 0.224 В, (5)

Cuо + H2O → CuO + 2 H+ + 2e, Eo = + 0.570 В, (6)

Cuо + 2 H2O → Cu(OH)2 + 2 H+ + 2e, Eo = + 0.609 В. (7)

В слабокислой среде в отсутствие окислителей оксидные слои на меди устойчивы, однако в присутствии окислителей, например, атмосферного кислорода, происходит растворение оксидов. Такие условия часто используют для освобождения поверхности меди от ее оксидов, в частности перед нанесением пленок и поверхностных покрытий [22].

ПРОТОЛИТИЧЕСКИЕ РАВНОВЕСИЯ БТА

С химической точки зрения 1Н-1,2,3-бензотриазол – амфотерное соединение: оно является одновременно слабой NH-кислотой (рКа 8.11 ± 0.17 при ионной силе раствора 0.4 [69]; рКа 8.38 ± 0.03 [22, 70], а благодаря неподеленным электронным парам на атомах азота может проявлять слабые основные свойства [71]. Триазольный цикл 1,2,3-бензотриазола содержит три атома азота (см. обозначения на рис. 1), каждый из которых способен принимать участие в протолитических равновесиях. БТА может протонироваться (уравнение 8) по положению 3 и депротонироваться (уравнение 9) по положению 1, в зависимости от рН среды (Рис. 1).

 

Рис. 1. Кривые протолитических равновесий (1–10) БТА в зависимости от изменения рН среды, полученные спектрофотометрическим титрованием БТА 0.1 М водными растворами КОН и H2SO4о(БТА) = 2.5∙10–4 М). В молекуле БТА показана нумерация атомов азота

 

БТА + H+ = БТАН+, pK ~ 1, (8)

БТА + ОН = БТА + Н2О, pK ~ 8.2, (9)

В области рН ≤ 0,6 в системе доминирует протонированная форма бензотриазола (БТАН+), при рН от 0.7 до 8.4 – молекулярная форма (БТА), а при рН ≥ 8.5 – анионная форма (БТА) [10].

На рис. 1 представлены кривые титрования 2.5∙10–4 М раствора БТА 0.1 М водными растворами КОН и H2SO4. Показано как изменяется форма спектров поглощения растворов (кривые 110, рис. 1) соответствующих молекулярной и ионных (заряженных) форм БТАН+ и БТА в зависимости от рН среды.

На основании данных по УФ-спектроскопии водных растворов БТА в экспериментах по формированию на поверхности меди пленок БТА учитывается то обстоятельство, что в рассматриваемых системах БТА находится в молекулярной и анионной формах.

КОМПЛЕКСООБРАЗОВАНИЕ БТА С ИОНАМИ МЕТАЛЛОВ

Молекула 1,2,3-бензотриазола является сопряженной системой, состоящей из бензольного и триазольного колец. В комплексных соединениях с переходными металлами БТА может координироваться по атомам азота N2 и N3 триазольного кольца. В работах [73–76] изучено образование координационных соединений триазолов с некоторыми металлами. Спектроскопическими методами изучен состав образующихся комплексов в твердом виде. С помощью рентгеноструктурного анализа определены структуры получившихся комплексов [74]. Установлено, что в некоторых случаях координация металлов происходит при замещении протона по положению 1 триазольного кольца [74], а в других – по положению 3 [76].

БТА и его производные способны образовывать малорастворимые соединения с катионами многих металлов (Аg, Сu, Zn, Ni, Co, Pb) [77].

Изучение комплексообразования БТА с медью представляет интерес в связи с антикоррозионной активностью бензотриазола по отношению к ее поверхности. Разными исследователями предлагались различные структуры таких комплексов: четыре координированных молекулы бензотриазола на Cu(I) или Cu2O, две координированные молекулы БТА на Cu(I), две координированные молекулы на Cu(I) дополнительно соединенные двумя связями N→Cu и др.

Сложность исследования поверхностных комплексов заключается в нерастворимости комплексов БТА–Cu в водных и многих органических растворителях, что исключает детальные структурные и химические исследования.

В зависимости от природы металла, на него может координироваться от одной до трех молекул БТА. Координация на металл может происходить за счет замещения протона при атоме азота N1, либо за счет атомов азота N2 и N3 [10].

Авторами работы [22] была предложена линейная полимерная структура комплекса БТА–Cu, которая не ограничена монослоем и имеет толщину до нескольких нанометров, однако в свободном виде комплексов с кристаллической структурой получено не было.

Были синтезированы координационные полимеры бензотриазола с медью с общей формулой [Cu(БТА)n], имеющие различные сложные структуры, в которых на атом меди координировалось по две молекулы БТА, причем они были депротонированы и каждая связывалась с тремя атомами меди [55].

Рядом авторов [78, 79] показано, что комплекс БТА–Cu(I) как адсорбированный на поверхности меди, так и полученный в виде монокристалла, нестабилен на воздухе и начинает окисляться до БТА–Cu(II). Однако по данным работы [80] в течение длительного времени в растворе с рН < 7 на поверхности меди образовывался только комплекс БТА–Cu(I). На основе анализа РФЭС было высказано предположение, что в образование этого поверхностного комплекса могут быть вовлечены молекулы кислорода и воды.

СТРОЕНИЕ ЗАЩИТНЫХ ПЛЕНОК БТА НА ПОВЕРХНОСТИ МЕТАЛЛОВ

Согласно многочисленным литературным данным, БТА применялся для защиты от коррозии цинка, алюминия и его сплавов, железа, низкоуглеродистых сталей, но более широко – для защиты меди и ее сплавов [77]. В качестве ингибитора коррозии меди и ее сплавов 1H-1,2,3-бензотриазол начали использовать с 1947 года [81]. Было показано [82], что пассивная защитная пленка на поверхности меди имеет структуру двойного слоя с оксидом меди внутри и гидроксидом меди с внешней стороны.

В антикоррозионной активности БТА играет роль его способность образовывать защитные пленки на поверхности меди и других металлов и сплавов, которые являются физическим барьером, отделяющим поверхность металла от окружающей среды.

Поверхностные комплексы БТА на меди являются ингибиторами смешанного типа, поскольку они задерживают восстановление кислорода (катодная реакция) и окисление металла (анодная реакция).

Пленки бензотриазола и его алкилзамещенных производных представляют собой монослои, образованные химически адсорбированными молекулами БТА на поверхности металлов. Равномерность и эффективность пленкообразования зависит от чистоты поверхности. Например, на металле, который не был предварительно протравлен с целью удаления оксидного слоя, пленки образуются плохо и имеют неоднородную структуру. Также есть зависимость от природы металла или сплава, с некоторыми из них БТА реагирует хуже. Также в практике используются замещенные бензотриазолы типа R–БТA, где R – углеводородный радикал (метил-, этил-, бутил-, гексил-, додецил- и др.). Ингибирующее действие БТА в растворах с рН < 7 зависит от длины углеводородного заместителя. Есть данные, согласно которым 1,2,3-бензотриазолы, имеющие заместители с числом атомов углерода от 1 до 6, оказывают лучший ингибирующий эффект [83].

Использование в качестве ингибиторов коррозии производных БТА приводит к формированию на меди защитной пленки, имеющей полимерную природу [84–89].

Как отмечают авторы работы [90] защитное действие БТА обусловлено его повышенной способностью к адсорбции с образованием на поверхности меди плотной плохо растворимой пленки бензотриазолата меди. Эта пленка [(Сu(I)–БТА)] с одной стороны является физическим барьером для агрессивных ионов, а с другой – ингибирует участки анодного растворения меди. При рН > 9 БТА в растворе находится преимущественно в анионной форме и на поверхности меди при потенциале свободной коррозии могут присутствовать как адсорбционные слои (Cu–БТА)адс, так и моно- и полислойные комплексы Cu–БТА [91].

В работе [92] исследовано влияние длины углеводородного радикала в структуре алкилзамещенных бензотриазолов R–БТА на ингибирование коррозии меди в растворе Н2SO4. Лучшие результаты по снижению скорости коррозии достигаются для алкильных заместителей, имеющих до 6 атомов углерода. Согласно [93], эффективно предотвращают коррозию меди и бронзы в кислой среде защитные пленки, образованные производными БТА с алкильным заместителем C5H11.

Авторы работы [94] сравнили 5-алкилзамещенные БТА с алкильными заместителями с числом атомов углерода от 1 до 12 по эффективности ингибирования коррозии меди в кислых сульфатных и солевых растворах при 30°С и рН 2.5. Показано, что с ростом длины алкильной цепи растет ингибирующий эффект.

Как отмечают авторы работы [95], ингибирующий эффект бензотриазола обусловлен следующими факторами: БТА химически связывается с поверхностными атомами меди и препятствует их переходу в раствор; создает защитную пассивную пленку на поверхности меди, что предотвращает ее коррозию с участием атмосферного кислорода и воды.

Авторы работы [96] для изучения структуры адсорбированного БТА на поверхности меди использовали КР-спектроскопию. Были получены прямые доказательства образования химической связи Cu–БТА, и было высказано предположение о том, что первый монослой БТА на поверхности меди не имеет полимерной структуры.

В работах [97, 98] для изучения взаимодействия бензотриазола с поверхностью меди использовали SERS (Surface-enhanced Raman spectroscopy or surface-enhanced Raman scattering – это поверхностно-чувствительный метод, который усиливает комбинационное рассеяние света молекулами, адсорбированными на шероховатых металлических поверхностях). Авторы предложили модель строения поверхностного комплекса Cu(I)–БТА, в которой электроны 5- и 6-членных колец БТА полностью делокализованы, а атомы N2 и N3 эквивалентны. В данных работах объяснено образование химической связи N→Cu путем перекрывания sp-гибридной атомной орбитали меди с негибридизованными атомными орбиталями азота молекулы БТА.

Поверхностно-усиленное комбинационное рассеяние (SERS) является чувствительным спектроскопическим методом для изучения молекул, адсорбированных на “шероховатыхˮ металлических поверхностях или металлических коллоидных частицах, преимущественно на наночастицах серебра. Усиление колебательных мод и сдвиги полос, наблюдаемые в SERS, обычно объясняются в терминах модели переноса заряда и оказываются чувствительными к ориентации молекул адсорбата относительно поверхности. Этот метод предоставил интересную информацию о характере взаимодействия молекул БТА с шероховатой поверхностью меди.

В статье [99] было проведено исследование эффекта гигантского комбинационного рассеяния БТА на наночастицах серебра. Было выдвинуто предположение о геометрии поверхностных соединений.

В работах [32, 100] предложены ab initio DFT-модели адсорбции бензотриазола на поверхности меди. Расчеты в рамках теории функционала плотности (DFT) позволяют воспроизвести КР-спектры SERS молекул, адсорбированных на наноструктурированных металлических поверхностях. Это полезно для понимания механизма закрепления и прочности связи между молекулой адсорбата и металлом, а также структурных и электронных модификаций адсорбированной молекулы [101].

Для улучшения адсорбции БТА на поверхность металла могут наноситься другие вещества, либо из одного раствора могут совместно адсорбироваться композиции БТА с другими веществами, например с солями карбоновых кислот [102].

Разработка современных методов защиты от коррозии металлов и сплавов имеет важную роль в различных областях промышленности и особое значение в экономике. Как известно, целью изучения коррозии металлов является поиск методов ее предотвращения или торможения. Одним из широко развитых подходов является использование ингибиторов коррозии. Механизм действия органических ингибиторов коррозии неоднозначен и вызывает много споров. В большинстве случаев основную информацию об эффективности органического соединения в качестве ингибитора коррозии металла в определенной среде дает эмпирическое тестирование данного вещества. Однако получение фундаментальных знаний о физико-химических основах взаимодействия поверхности металла и адсорбированной молекулы органического соединения важно для выяснения механизма действия ингибитора. Для достижения этого требуется разработка методов поверхностного анализа. Проблема формирования ультратонких (наноразмерных), но эффективных защитных покрытий на меди и ее сплавах тесно связана с анализом природы антикоррозионной активности ингибиторов, установлением основных физико-химических факторов, определяющих их защитные свойства.

ЦЕЛЬ ДАННОЙ РАБОТЫ:

  1. Получение встречным синтезом комплексных соединений на основе БТА и Cu2+ в водных растворах при различных значениях рН и изучение их свойств. Изучение синтезированных комплексов БТА–Cu2+ ИК- и КР-спектроскопией.
  2. Получение на поверхности меди на основе 1,2,3-бензотриазола адсорбционных пленок (Cu–БТАадс) и поверхностно-ассоциированных комплексов (Cu–БТАпов). Изучение строения и структуры поверхностно-ассоциированных комплексов, сформированных на поверхности меди при различных значениях рН среды и при нагревании.
  3. Получение КР-спектров адсорбционных пленок Cu–БТАадс и поверхностно-ассоциированных комплексов Cu–БТАпов. Регистрация эффекта SERS и его объяснение. Сравнение особенностей строения синтезированных комплексов БТА–Cu2+, адсорбционных пленок Cu–БТАадс и поверхностно-ассоциированных структур Cu–БТАпов.
  4. Квантово-химическое моделирование DFT-методом возможных адсорбционных Cu–БТАадс и поверхностно-ассоциированных структур Cu–БТАпов. DFT-расчет КР-спектров.

ЭКСПЕРИМЕНТАЛЬНАЯ ЧАСТЬ

МАТЕРИАЛЫ, ПРИБОРЫ И МЕТОДЫ

Коммерчески доступный препарат 1,2,3-бензотриазола (ч., АО “ЛенРеактив”, Россия, CAS 95-14-7) был дважды перекристаллизован из этанола (EtOH). Сульфат меди, CuSO4∙5H2O (ч.д.а., АО “ЛенРеактив”, Россия, CAS 7758-98-7); гидроксид калия, КОН (ч.д.а., АО “ЛенРеактив”, Россия, CAS 1310-58-3); водный раствор аммиака, NH3∙H2O, 25% (ос.ч., АО “ЛенРеактив”, Россия, CAS 1336-21-6); серная кислота, H2SO4, 98% (ч.д.а., АО “ЛенРеактив”, Россия, CAS 7664-93-9); азотная кислота, HNO3, 63% (х.ч., АО “ЛенРеактив”, Россия, CAS 7697-37-2) использовались без предварительной очистки. Все рабочие растворы готовили путем растворения веществ в деионизированной воде (Milli-Q, Millipore Corporation).

Электронные спектры поглощения (UV/VIS-спектры) БТА, а также его протолитические равновесия в водных растворах при разных значениях рН получали с помощью спектрофотометра UV-3600i Plus (Shimadzu, Япония). Спектрофотометрические исследования проводили в кварцевых кюветах с толщиной поглощающего слоя 10 мм в двулучевом режиме.

Микрофотографии поверхности образцов меди до и после экспериментов получали с помощью оптического микроскопа ZEISS Axio Imager Vario. Применяли соответствующие методы исследования в отраженном свете: светлое поле; темное поле; поляризационный, дифференциально-интерференционный (ДИК Номарского) и круговой дифференциально-интерференционный контраст.

ИК-спектры регистрировали на ИК-Фурье-спектрометре Infralum ФТ-801 с рабочим диапазоном волновых чисел 550–5500 см–1. Перед измерением исследуемые образцы диспергировали в порошке KBr (ч.д.а., АО “Ленреактив”, Россия) в соотношении 1:4 и прессовали в таблетки.

Спектры комбинационного рассеяния света (КР-спектры) записывали на приборе Renishaw InVia Reflex (Renishaw plc, Великобритания) с конфокальным микроскопом Leica DMLM с разрешением до 2.5 мкм. Длина волны лазерного излучения составляла 514.5 нм, мощность излучения составляла 0.1–1.0 мВт в точке измерения, диаметр анализирующего лазерного луча ∼1 мкм. Учитывая неоднородность распределения вещества на подложке, проводились точечные измерения в пяти различных положениях на поверхности медных пластин. Для этого подложка размещалась на столике позиционирования с максимальной точностью и фиксировалась. Расстояние до места возбуждения (ось z) регулировалось по максимальной интенсивности сигнала чистой подложки. Каждый спектр записывался с тремя накоплениями для улучшения отношения сигнал/шум. Полученные спектры в пяти точках измерения усреднялись в один спектр. Для измерений, зависящих от состава изучаемого соединения, подложки помещались в соответствующий рабочий раствора с определенной концентрацией вещества на 15 мин. Затем после извлечения образца и стекания остаточной жидкости, поверхность подложки высушивали на воздухе.

Строение адсорбционных пленок Cu–БТАадс и поверхностно-ассоциированных комплексов Cu–БТАпов исследовали на пластинах из меди марки М0 (табл. 1).

 

Таблица 1. Химический состав меди марки М0 (ГОСТ 859-2014), из которой были изготовлены пластины для подложек

Cu + Ag

Bi

Fe

Ni

Zn

Sn

Sb

As

Pb

S

O

99.93

0.0005

0.004

0.002

0.003

0.001

0.002

0.001

0.003

0.003

0.04

 

Образцы для исследований (подложки) представляли собой пластины из сплава М0 размером 20×20 мм, которые шлифовались наждачной бумагой (1000), затем (2500), полировались алмазной пастой (TedPella, inc. 0.25 мкм) до зеркального блеска, обезжиривались последовательно гексаном и этанолом, обрабатывались в ультразвуковой ванне. При изучении адсорбции и хемосорбции образцы погружались в раствор бензотриазола с концентрацией 1 мкмоль/л и выдерживались 1 ч при температуре 25оС или 100оС. После экспонирования поверхность образцов тщательно промывали дистиллированной водой, выдерживали в ультразвуковой ванне и исследовали методом КР-спектроскопии.

Для регистрации эффекта гигантского комбинационного рассеяния (SERS) была подготовлена шероховатая медная подложка. Для получения подходящего микрорельефа поверхности гладкой медной подложки было проведено ее травление в концентрированной азотной кислоте (63%), затем была проведена нейтрализация в 5%-ном растворе аммиака. Это необходимо для создания и сохранения поверхностных металлических наноструктур, требующихся для активации SERS [103].

DFT-моделирование производилось в програмном комплексе GAUSSIAN 16. Для оптимизации геометрии и вибрационного анализа использовался функционал B3LYP с базисом 6-311G++(d,p) [104–107].

СИНТЕЗ КОМПЛЕКСОВ БТА–Cu2+

Синтез комплексного соединения БТА–Cu2+–ОН проводили в водном растворе 0.1 М КОН путем медленного добавления по каплям 0.1 М водного раствора CuSO4 к смеси 1:1 0.1 М водных растворов КОН и БТА при интенсивном перемешивании с помощью магнитной мешалки. В момент смешивания оттенок продукта менялся от светло-голубого до серо-фиолетового. Полученный осадок фильтровали, многократно промывали деионизированной водой и высушивали в вакуум-эксикаторе.

Синтез комплексного соединения БТА–Cu2+–Н+ проводили в водном растворе 0.1 М Н2SO4 путем медленного добавления по каплям 0.1 М водного раствора CuSO4 к смеси 1:1 0.1 М водных растворов Н2SO4 и БТА при интенсивном перемешивании с помощью магнитной мешалки. Полученный раствор имел светло-голубой оттенок. При дальнейшем перемешивании образование осадка не наблюдалось. Добавление к реакционной смеси EtOH или i-PrOH не привело к высаливанию и выпадению комплексного соединения из раствора в осадок. Полученный продукт реакции фильтровали, многократно промывали деионизированной водой и высушивали в вакуум-эксикаторе.

Синтез комплексного соединения БТА–Cu2+–Н2О проводили в деионизированной воде путем смешивания 0.1 М водных растворов CuSO4 и БТА при интенсивном перемешивании с помощью магнитной мешалки. Наблюдали мгновенное выпадение осадка голубовато-зеленого оттенка, который при дальнейшем перемешивании раствора изменял окраску. Полученный продукт реакции фильтровали, многократно промывали деионизированной водой и высушивали в вакуум-эксикаторе.

ФОРМИРОВАНИЕ ПЛЕНОК Cu–БТА НА РЕАЛЬНОЙ ПОВЕРХНОСТИ МЕДИ В РАЗЛИЧНЫХ УСЛОВИЯХ

Формирование поверхностных пленок (Cu–БТА) проводили путем экспозиции образцов меди в водных растворах БТА при различных значениях рН и при нагревании растворов.

Для первой серии экспериментов образцы меди в виде пластин размером 20х20х1 мм помещали в 0.1 М растворы (1:1) БТА–КОН, БТА–H2SO4 и БТА–H2O и выдерживали в течение 1 ч при 20оС. После формирования пленок на поверхности металла регистрировали их КР-спектры. На рис. 2 приведены фотографии внешнего вида поверхности образцов меди с пленками поверхностно-ассоциированных соединений, полученных в разных условиях.

 

Рис. 2. Микрофотографии поверхностных пленок Cu–БТА, образовавшихся на подложке меди: (a) в растворе H2SO4, (б) в растворе KOH

 

Для второй серии экспериментов образцы меди в виде пластин размером 20х20х1 мм помещали в 0.1 М растворы (1:1) БТА–КОН, БТА–H2SO4 и БТА–H2O и выдерживали в течение 1 ч при температуре 100оС. После формирования пленок на поверхности меди регистрировали их КР-спектры.

На рис. 2 приведены фотографии поверхностных пленок Cu–БТА, образовавшихся на подложке меди в растворе H2SO4 (a) и в растворе KOH (б).

РЕЗУЛЬТАТЫ И ИХ ОБСУЖДЕНИЕ

ИК-спектроскопия БТА и комплексных соединений БТА–Cu2+, полученных при разных рН

На рис. 3 показан ИК-спектр БТА, дважды очищенного перекристаллизацией из горячего EtOH, а также приведены ИК-спектры комплексных соединений БТА–Cu2+, синтезированных при разных значениях рН.

 

Рис. 3. ИК-спектры БТА (1) и комплексных соединений БТА–Cu2+: БТА–Cu2+–H+ (2); БТА–Cu2+–OH (3); БТА–Cu2+–Н2О (4)

 

Так как характер полос поглощения при 560–660 см–1 является признаком наличия координационной связи атома азота с медью, данные полосы поглощения отсутствуют в ИК-спектре индивидуального БТА. О возможной координации триазольного цикла относительно поверхностного атома металла в определенной степени можно судить, исследуя область торсионных колебаний триазольного цикла в интервале частот от 450 до 690 см–1. Как правило, о координации свидетельствует высокочастотное смещение основных полос поглощения [6].

Как видно из рис. 3 (кривые 24) для комплексов БТА–Cu2+–Н+, БТА–Cu2+–ОН и БТА–Cu2+–Н2О не только резко возрос сигнал в области 450–690 см–1, но и сместился в область 560–660 см–1.

Также косвенным признаком наличия координационной связи меди с атомами азота является расщепление и смещение в сторону меньших волновых чисел пика при 1207 см–1, в спектре индивидуального 1,2,3-бензотриазола эта полоса отвечает за колебания связи N=N. Как известно, расщепление и смещение пика свидетельствуют о перераспределении электронной плотности между атомами в данной функциональной группе. Чем сильнее происходит смещение электронной плотности между атомами, тем сильнее данные изменения характера полосы. Исходя из графиков, наибольшее изменение характера полосы наблюдается у комплекса БТА–Сu2+–Н+, что может свидетельствовать о наиболее прочной связи атома меди с молекулой бензотриазола из всех синтезированных комплексных соединений.

ИК-спектры комплексных соединений (рис. 3) имеют характерные полосы поглощения, характеризующие внеплоскостные колебания связей С–Н в области 740–790 см–1, плоскостные колебания связей С–Н в области 960–990 см–1. Полосы поглощения колебаний растяжения триазольного кольца (N–N и N=N) находятся в областях 995–1060, 1150–1215 и 1207–1215 см–1. Дыхательные колебания триазольного кольца дают полосу поглощения при 1383–1385 см–1. Для свободного лиганда БТА полосы поглощения бензотриазольного кольца, и N=N) находятся в областях: колебания ароматического кольца (C=C) в интервале 1460–1465 см–1, валентные колебания (C–N) в интервале 1615–1640.

Четкую и интенсивную полосу в области 1150–1165 см–1 можно приписать координации N→Cu фрагмента [БТА–Cu] в синтезированных комплексах [108]. Эта полоса имеет расщепление: при 1193 см–1 в комплексе БТА–Cu2+–H+ (рис. 3, кривая 2), при 1230 см–1 в комплексе БТА–Cu2+–OH (рис. 3, кривая 3) и при 1215 см–1 в комплексе БТА–Cu2+–Н2О (рис. 3, кривая 4). Эта полоса колебаний связей (N=N) обнаруживается в спектре свободного БТА при 1207 см–1 (рис. 3, кривая 1). На основании этих данных можно предположить, что синтезированные комплексные соединения содержат координационные связи N→Cu. На наш взгляд, фрагменты [БТА–Cu] состоят из единиц, в которых нейтральная молекула БТА или анион БТА координируется с атомом меди с образованием в связи N→Cu.

В области 3200–3400 см–1 для всех комплексных соединений характерно наличие полос, отвечающих за колебания межмолекулярных водородных связей. В данных системах можно предположить образование Н-связей между NH-группой одной молекулы БТА и атомом азота триазольного кольца соседней молекулы БТА: –N–H•••N=.

КР-СПЕКТРОСКОПИЯ БТА И КОМПЛЕКСНЫХ СОЕДИНЕНИЙ БТА–CU2+, СИНТЕЗИРОВАННЫХ ПРИ РАЗНЫХ pН

На рис. 4 представлены КР-спектры синтезированных комплексов БТА–Cu2+–H+ (кривая 2), БТА–Cu2+–ОН (кривая 3) и БТА–Cu2+–H2O (кривая 4), для сравнения приведен КР-спектр твердого образца БТА, дважды перекристаллизованного из этанола (кривая 1).

 

Рис. 4. КР-спектры БТА (1) и синтезированных комплексов: БТА–Cu2+–Н+ (2); БТА–Cu2+–ОН (3); БТА–Cu2+–H2O (4)

 

КР-спектр комплекса БТА–Cu2+–H+ (рис. 4, кривая 2) с достаточной степенью совпадает с КР-спектром кристаллического CuSO4•5H2O (см. табл. 2). Это объясняется тем, что в кислой среде комплекс БТА–Cu2+–H+ не образуется и в растворе находится механическая смесь БТА и соли меди.

 

Таблица 2. Сравнение КР-спектров синтезированного комплексного соединения БТА–Cu2+–Н+ (см. рис. 4, кривая 2) и твердого образца CuSO4•5H2O

Рамановский

сдвиг, см–1

Лит.

[109]

Идентификация

колебательных мод

225

250–280

υ (Сu–S), внутримолек.

440

429

υ2sy (SO42–)

550

568

υ4sy (SO42–)

700

669

υ4sy (SO42–)

1090

1097

υ3sy (SO42–)

1215

1204

υ3sy (SO42–)

 

Как можно заметить на рис. 4, КР-спектры комплексов БТА–Cu2+–ОН (кривая 3) и БТА–Cu2+–H2O (кривая 4) отличаются от спектра БТА (кривая 1). Наблюдается появление характерных пиков в области 170–195 см–1, что характеризует колебания связей N→Cu.

В случае с комплексами БТА–Cu2+–ОН (рис. 4, кривая 3) и БТА–Cu2+–H2O (рис. 4, кривая 4) характерные максимумы, отвечающие за скелетные колебания кольца молекулы БТА, существенно смещены до значений волновых чисел 1036 и 1049 см–1 соответственно. Это свидетельствует в пользу образования комплексных соединений.

В табл. 3 приведена полная расшифровка ИК- и КР-спектров БТА и синтезированных комплексных соединений БТА–Cu2+–Н+, БТА–Cu2+–ОН, БТА–Cu2+–Н2О.

 

Таблица. 3. Расшифровка ИК- и КР-спектров (см. рис. 3 и 4) БТА и синтезированных комплексных соединений: БТА–Cu2+–Н+, БТА–Cu2+–ОН, БТА–Cu2+–Н2О

Волновое число υ, см–1

Отнесение полос

БТА

Эксперимент

БТА

[Лит.]

БТА–Cu2+–Н+

БТА–Cu2+–ОН

БТА–Cu2+–Н2О

ИК

КР

ИК

КР

ИК

ИК

КР

ИК

КР

230

230–270

[116]

172

195

193

валентные колебания связи N→Cu, ν (N→Cu)

420

429

[117]

деформационные внеплоскостные колебания

δ (C–C)

537

537, 563

[52, 117]

внутриплоскостные деформационные колебания связей С–С–С, δip (С–С–С)

630

450–690

[110, 111]

628

[52]

585

655

568

638

639

562

641

639

690

торсионные колебания триазольного кольца

t (Tr N-N=N)

742

779

782

735–770

[112]

779, 795

[52, 117]

740

740

790

793

743

786

793

дыхательные колебания бензольного кольца

840

875

[112]

860

внеплоскостные деформационные колебания

связей С–Н, δoop (С–H)

981

905

960–1000

[112]

993, 1006

[52, 117]

962

995

973

922

994

923

деформационные колебания бензольного кольца и связей С–Н, δip (C–H) и δ (C–C)

1006

1010

1006

1022

1000–1045

[113]

993, 1006

[52, 117]

1057

1005

1036

1040

999

1049

деформационные колебания бензольного кольца и связей С–Н, δ (C–H) и δ (C–C)

1095

1074

[112]

деформационные колебания связи | N–H, δ (N–H)

1150

1126

1127, 1151

[52, 99]

1135

1134

деформационные колебания связей С–Н, δ (C–H)

1207

1145

1210

[114]

1171, 1162

[52, 117]

1165

1193

1169

1230

1156

1149

1215

1156

дыхательные колебания триазольного кольца и связей N–H, ν (N=N)

1210

1206, 1209

[52, 117]

1210

1203

валентные ассиметричные колебания связей N–N–N,

νas (N–N–N)

1280

1278, 1280

[52, 99]

1297

1296

деформационные колебания связей С–Н и

N–H, δ (С–Н) и δ (N–H)

1385

1370

1385

1390

[113, 114]

1387, 1395

[52, 117]

1383

1385

1380

1396

1385

1397

валентные колебания триазольного кольца и

комбинация дыхательных колебаний ν (Tr (N=N))

1461

1450

1465

[113, 114]

1458

[52, 99]

1446

1449

1446

1448

скелетные колебания бензольного кольца, νar (С–C)

1520

1514

[117]

1515

1515

скелетные колебания бензольного кольца, νar (С–C)

1595

1579

[52, 99]

1571

1576

1574

1576

скелетные колебания бензольного кольца, νar (С–C)

1624

1610

1480–1660

1625

[113–115]

1610

[52, 99, 117]

1633

1615

1636

1617

1624

1617

валентные колебания связи C–N, ν (C–N)

2803

2913

2080–3400

[113, 115]

валентные колебания связи N–H, ν (N–H)

3083

3030–3080

[113]

3059

3051

3056

валентные колебания связи С–Н, ν (С–Н)

2080–3400 [113]

3398

3431

3421

3246

3374

межмолекулярные Н-связи

Примечание: δ – деформационное колебание, γ – скелетное колебание, ν – валентное колебание, t – торсионные колебания, аs – антисимметричное колебание, sy – симметричное колебание, ip – плоскостное колебание (in plane), oop – внеплоскостное колебание (out of plane), sh – плечо полосы (shoulder), Tr – триазольное кольцо, ar – ароматическое кольцо

 

КР-СПЕКТРОСКОПИЯ ПЛЕНОК АДСОРБИРОВАННЫХ И ПОВЕРХНОСТНО-АССОЦИИРОВАННЫХ СОЕДИНЕНИЙ Cu–БТА, ПОЛУЧЕННЫХ В РАЗЛИЧНЫХ УСЛОВИЯХ

После формирования пленок на поверхности образцов меди были получены КР-спектры адсорбционных и поверхностно-ассоциированных комплексов. На рис. 5 представлены КР-спектры адсорбционных пленок и поверхностно-ассоциированных комплексов, которые были получены из водных растворов систем БТА–H2SO4, БТА–КОН и БТА–H2O. Для сравнения на рис. 5 приведен SERS спектр БТА (кривая 1). Сравнение с КР-спектром образца твердого БТА (рис. 4, кривая 1) позволяет сделать следующие выводы: набор основных полос, характеризующих колебания связей в молекуле БТА, сохраняется, однако в случае SERS БТА (рис. 5, кривая 1) наблюдается смещение колебательных мод в область больших частот.

 

Рис. 5. SERS КР-спектры БТА (1) и адсорбционных пленок: Cu–БТА–H+ (2); Cu–БТА–OH (3); Cu–БТА–H2O (4)

 

КР-спектр адсорбционной пленки, полученной из раствора БТА–H2O (рис. 5, кривая 4), с достаточной степенью достоверности совпал с КР-спектром БТА (рис. 5, кривая 1). В обоих случаях наблюдается поверхностно усиленный рамановский сигнал. На наш взгляд, это объясняется тем, что в нейтральной среде поверхностно-ассоциированных соединений на поверхности меди не формируется, тем не менее происходит формирование адсорбционной пленки Cu–БТАадс. Необходимо отметить, что адсорбция БТА на поверхности меди сопровождается эффектом поверхностного усиления рамановского рассеяния SERS. Не исключено, что определенный вклад вносит эффект химического усиления, который заключается в том, что для молекул адсорбата, находящихся в непосредственном контакте с поверхностью металла, возможно наличие дополнительного механизма усиления SERS, возникающего из-за взаимодействия электронных орбиталей молекул БТА и электронов зоны проводимости металлической поверхности меди.

Например, в работе [116] показано, что в комплексе с никелем молекула БТА может существовать в нейтральной форме [Ni–БТА], поскольку частота валентного колебания в тригональной плоскости 1025 см–1 близка к частоте нейтральной молекулы БТА (1021 см–1). Учитывая, что такой комплекс образуется из нейтральных молекул БТА, взаимодействие ингибитора с поверхностью должно быть слабым, а пленка [Ni–БТА], сформированная на поверхности никеля, не является компактной. Этим авторы [116, 117] объясняют слабый ингибирующий эффект БТА на никеле.

Спектральная область 650–1000 см–1 характеризуется одной из самых интенсивных полос: для твердого БТА при 782 см–1, в случае SERS для БТА полоса смещается до 793 см–1, а в случае системы Cu–БТА–OH смещена до 808 см–1. Эта полоса может быть отнесена к деформации скелета ароматического кольца в плоскости. Положение и интенсивность этой полосы слабо зависят от заместителя в бензольном кольце и от его молекулярного окружения (комплексообразование с медью). Это также справедливо для некоторых других слабых полос в этой же области.

В области отпечатков пальцев между 1000 и 1700 см–1 наблюдаются некоторые важные полосы различной интенсивности. Полосы около 1000 см–1 имеют среднюю или сильную интенсивность и появляются практически во всех изученных спектрах. При более высоких волновых числах 1050–1150 см–1 для БТА и систем можно наблюдать моды, которые очень схожи по форме, относительная интенсивность которых увеличивается при переходе от комплексных соединений БТА–Cu к поверхностным пленкам Cu–БТА. Эти полосы отнесены к скелетным колебаниям бензольного кольца, деформационным колебаниям связей C–H, дыхательным колебаниям триазольного кольца и связей N–H.

Переходя к более высоким волновым числам в спектре БТА и его комплексов с медью, можно наблюдать полосы при 1200–1215 и 1280–1300 см–1, отнесенные к колебаниям и растяжениям скелетов ароматического и триазольного кольца. Спектры комплексов Cu–БТА–OH и Cu–БТА–Н2О демонстрирует важную спектральную особенность: смещение интенсивной полосы БТА при 1280 см–1 до 1296 см–1. Эти интенсивные полосы являются важными колебательными модами, характеризующими основной продукт в процессе комплексообразования.

Для КР-спектров систем Cu–БТА–OH (рис. 5, кривая 3) и Cu–БТА–H2O (рис. 5, кривая 4) характерно наличие рамановского сдвига основных полос относительно полос спектра БТА (рис. 5, кривая 1). В частности, наблюдается смещение полос при 808 и 782 относительно 793 см–1; при 1010 и 1022 относительно 999 см–1; при 1408 и 1385 относительно 1391 см–1; при 1593 и 1595 относительно 1584 см–1. Это дает основание полагать, что в этих двух случаях бензольное кольцо молекулы БТА вступает во взаимодействие с медной подложкой. По мнению некоторых исследователей [52, 107] это обстоятельство указывает на то, что молекулы БТА ориентированы перпендикулярно к поверхности меди. Кроме того, полоса при 1215 см–1, характерная для молекулярной формы БТА, соответствующая адсорбированным молекулам БТА на поверхности меди (рис. 5, кривые 1 и 2), в случае системы Cu–БТА–OH (рис. 5, кривая 3) имеет смещение до 1255 см–1. Эта мода приписывается колебаниям растяжения триазольной группы в координации N→Cu. В случае системы Cu–БТА–H2O (рис. 5, кривая 4) эта полоса сместилась до 1210 см–1. Это свидетельствует в пользу образования поверхностно-ассоциированных соединений Cu–БТАпов.

В системах Cu–БТА–OH и Cu–БТА–H2O колебательные моды при 1145–1177 см–1 (рис. 5, кривая 3) и 1280 см–1 (рис. 5, кривая 4) в отличие от четких полос при 1150 и 1304 см–1 в КР-спектре БТА (рис. 5, кривая 1), приписываются растяжениям триазольного кольца в координации N→Cu [42] и это также может указывать на то, что в данных случаях произошло образование поверхностно-ассоциированных комплексов Cu–БТАпов. Пики около 230 и 190 см–1 также принято идентифицировать с модами колебаний растяжений связей N–Cu в координации N2→Cu [110].

Особое внимание следует уделить низкочастотным частям спектров пленок . Во всех спектрах имеются две широкие полосы средней интенсивности между 500 и 600 см–1. Изучив спектр чистой шероховатой поверхности медной подложки, экспонированной на атмосферном воздухе, мы предположили, что эти полосы принадлежат оксиду меди Cu2O.

КР-спектр пленки Cu–БТА–H+ (рис. 5, кривая 2) с достаточной степенью совпал с КР-спектром БТА (рис. 5, кривая 1). В обоих случаях наблюдается эффект SERS. Таким образом на поверхности меди в кислой среде происходит адсорбция БТА без образования поверхностно-ассоциированных соединений. Как видно из рис. 5 (кривая 3) КР-спектр пленки Cu–БТА–ОН отличается от КР-спектра БТА: существенно изменился набор пиков и произошло смещение основных полос. Особого внимания заслуживает пик в области 190 см–1. Этот пик, на наш взгляд, может отвечать за колебания связи N→Cu. Можно предположить, что в щелочной среде на поверхности меди сформировалось поверхностно-ассоциированное соединение Cu–БТАпов. Кроме того, на соответствующем КР-спектре можно наблюдать эффект гигантского комбинационного рассеяния.

Далее нами изучены процессы формирования адсорбционных и поверхностно-ассоциированных пленок БТА на реальной поверхности меди при нагревании растворов: БТА–H2SO4, БТА–KOH и БТА–H2O при 100оС. Проанализируем КР-спектры соответствующих пленок Cu–БТА, сформированных на поверхности меди при нагревании растворов (рис. 6).

 

Рис. 6. SERS КР-спектры адсорбционных пленок и поверхностно-ассоциированных соединений, сформированных при нагревании: БТА (1); Cu–БТА–H+ (2); Cu–БТА–OН (3); Cu–БТА–H2O (4)

 

Для сравнения на рис. 6 также приведен КР-спектр БТА с эффектом SERS. Как и в случае с системой БТА–KOH без нагревания, в случае нагревания всех изучаемых систем в условиях SERS наблюдается сильное смещение реперных полос относительно колебательных мод БТА (табл. 4, 5) и появление интенсивных колебаний в области 140–195 см–1. За появление этих пиков, на наш взгляд, отвечают колебания связей Cu–N. Для системы Cu–БТА–OН (рис. 6, кривая 3) характерно наличие этих колебательных мод с наибольшей интенсивностью.

 

Таблица 4. Сравнение экспериментальных КР-спектров адсорбционных Cu–БТАадс и поверхностно-ассоциированных комплексов Cu–БТАпов и рассчитаных DFT методом КР-спектров систем Сu–БТА

Волновое число υ, см–1

Отнесение полос

Эксперимент

DFT

БТА SERS

БТА SERS [Лит.]

Cu–БТА–H+

Cu–БТА–OH

Cu–БТА–H2O

Cu–БТА–H+ (нагревание)

Cu–БТА–OН

(нагревание)

Cu–БТА–H2O

(нагревание)

Сu– БТА (N2)

Сu– БТА (N3)

Сu– БТА(N2)

Сu– БТА(N3)

Сu+– БТА (N2)

Сu+– БТА (N3)

Сu+– БТА(N2)

Сu+– БТА(N3)

140

140

140

114

153

валентные колебания связи N–Cu, ν (N–Cu)

192

195

176

230

208

245

219

265

    

валентные колебания связи N–Cu, ν (N–Cu)

237

240

[119]

237

234

230

227

234

238

255

274

281

221

215

248

246

245

валентные колебания связи N–Cu, ν (N–Cu)

300–350

[119]

331

340

336

  

398

 

валентные колебания связи N–Cu, ν (N–Cu)

425

420

[119]

425

414

420

433

411

415

419

428

433

421

424

428

410

деформационные внеплоскостные колебания, δоор (C–C)

561

555, 562

[119, 120]

561

568

538

542

562

539

536

560

562

543

561

554

535

547

511

550

деформационные колебания связи С–С, δ (C–C)

652

630–680 [119]

652

656

631

632

645

651

662

631

673

620

663

642

662

617

652

639

746

652

торсионные колебания

триазольного кольца, t (Tr NNN)

793

790

[120]

793

808

782

783

800

796

772

746

841

794

776

788

776

798

760

деформационные внеплоскостные колебания C–H, δoop (C–H)

905

975

[47]

918

932

914

927

978

940

938

901

896

899

900

895

деформационные колебания связи С–С, δ(C–C)

999

1000–1045 [112]

1020 [119]

999

1010

1006

1022

994

1004

973

969

980

998

970

983

деформационные колебания связи N–N, δ (N–N)

1051

1023

[121]

1051

1050

1095

1031

1055

1050

1059

996

998

1036

1007

1087

1038

999

1074

1099

деформационные внутриплоскостные колебания связи С–Н, δip (C–H)

1150

1155 [119]

1160 [47]

1150

1145

1177

1126

1145

1133

1160

1151

1127

1150

1121

1160

1120

1137

1122

1144

1133

1155

1128

1168

1171

1154

валентные колебания

связи N=N, n (N=N)

коорд. (N–Cu) (расщеп)

1215

1203

[121]

1215

1215

1210

1217

1190

1183

1217

1224

1185

1232

1226

1232

1197

валентные асимметричные колебания связей N–N–N и деформационные колебания С–Н

νas (N–N–N) и δ (C–H)

1295

[119]

1255

1280

1251

1258

1251

1257

1259

1266

1250

1264

деформационные колебания связей С–Н и N–H

δ (С–Н) и δ (N–H)

1391

1391

[119]

1391

1408

1370

1385

1396

1416

1393

1368

1377

1387

1378

1389

1377 1405

1358 1410

валентные колебания триазольного кольца и комбинация дыхательных колебаний, ν (Tr (N=N))

1451

1460 [119]

1300–1600

[48]

1451

1462

1450

1459

1467

1451

1452

1457

1442

1443

1452

1457

1430

1436

валентные колебания связи N=N, ν (N=N)

1515

1300–1600 [48]

1515

1514

1520

1507

1510

1498

1522

1500

1492

1478

1515

1510

1488

1460

скелетные колебания бензольного кольца, νar (С–C)

1584

1460 [119]

1300–1600

[48]

1584

1593

1595

1586

1592

1583

1587

1593

1558

1580

1585

1599

1584

1538

скелетные колебания бензольного кольца, νar (С–C)

1610

1300–1600 [48]

1610

1627

1610

1615

1615

1616

1624

1627

1613

1625

1621

1604

колебания бензольного кольца и валентные колебания связи C–N, νar (С–C) и ν (C–N)

 

Таблица 5. Сравнение экспериментальных КР-спектров адсорбционных Cu–БТАадс и поверхностно-ассоциированных комплексов Cu–БТАпов и рассчитаных DFT методом КР-спектров систем 2Сu–БТА

Волновое число υ, см–1

Отнесение полос

Эксперимент

DFT

БТА SERS

БТА SERS

[Литература]

Cu– БТА– H+

Cu– БТА– OH

Cu– БТА– H2O

Cu–БТА–H+

(нагревание)

Cu–БТА–OН

(нагревание)

Cu–БТА–H2O

(нагревание)

2Cuо– БТА(N2, N3)

2Cu+– БТА(N2, N3)

2Cu+– БТА (N2, N3)

140

140

140

валентные колебания связи N–Cu, ν (N–Cu)

192

195

176

198

197

210

валентные колебания связи N–Cu, ν (N–Cu)

237

240

[119]

237

234

230

227

234

238

270

валентные колебания связи N–Cu, ν (N–Cu)

300–350

[119]

331

340

336

валентные колебания связи N–Cu, ν (N–Cu)

425

420

[119]

425

414

420

433

411

444

429

деформационные внеплоскостные колебания

δоор (C–C)

561

555, 562

[119, 120]

561

568

538

542

562

555

530

561

553

деформационные колебания связи С–С

δ (C–C)

652

630–680

[119]

652

656

631

632

645

651

632

670

625

торсионные колебания триазольного кольца

t (Tr NNN)

793

790

[120]

793

808

782

783

800

796

792

785

783

деформационные внеплоскостные колебания C–H

δoop (C–H)

905

975

[47]

918

932

914

927

938

856

906

889

деформационные колебания связи С–С

δ(C–C)

999

1000–1045 [112]

1020 [119]

999

1010

1006

1022

994

1009

986

986

деформационные колебания связи N–N

δ (N–N)

1051

1023 [121]

1051

1050

1095

1031

1055

1050

1097

1020

1075

1020

деформационные внутриплоскостные колебания

связи С–Н, δip (C–H)

1150

1155 [119]

1160 [47]

1150

1145

1177

1126

1145

1133

1160

1151

1127

1150

1125

1145

1173

1125

1144

валентные колебания связи N=N, ν (N=N) и

коорд. (N1–Cu) (расщепл.)

1215

1203

[121]

1215

1215

1210

1217

1190

1183

1230

1230

1245

валентные ассиметричные колебания связей N–N–N

νas (N–N–N) и δ (C–H)

1295

[119]

1255

1280

1263

1288

1254

1281

1271

деформационные колебания связей С–Н и N–H

δ (С–Н) и δ (N–H)

1304

1310

[47]

1304

1315

 

1290

1303

1303

1326

1324

1329

валентные колебания связей C–С и N–N

ν (C–С) и ν (NNN)

1391

1391

[119]

1391

1408

1370

1385

1396

1416

1393

1384

1368

валентные колебания триазольного кольца и

комбинация дыхательных колебаний

ν (Tr (N=N))

1451

1460 [119]

1300– 1600 [48]

1451

1462

1450

1459

1467

1451

1440

1425

1450

валентные колебания связи N=N

ν (N=N)

1515

1300–1600 [48]

1515

1514

1520

1507

1510

1498

1489

1507

1519

скелетные колебания бензольного кольца

νar (С–C)

1584

1460 [119]

1300– 1600 [48]

1584

1593

1595

1586

1592

1583

1569

1552

1579

скелетные колебания бензольного кольца

νar (С–C)

1610

1300–1600

[48]

1610

1627

1610

1615

1615

1616

1616

1600

скелетные колебания бензольного кольца

и валентные колебания связи C–N

νar (С–C) и ν (C–N)

 

Таким образом, в системах Cu–БТА–H2O, Cu–БТА–КOН и Cu–БТА–H2SO4 в условиях нагревания растворов при 100оС на поверхности меди происходит образование поверхностно-ассоциированных комплексов.

О механизме формирования адсорбционных пленок Cu–БТАадс и поверхностно-ассоциированных соединений Cu–БТАпов

Как показали эксперименты, пленка поверхностно-ассоциированных соединений Cu–БТАпов формируется на меди в нейтральных и щелочных растворах при обычных условиях и при повышенной температуре. В щелочных средах на поверхности меди присутствуют оксидно-гидроксидные соединения, доля которых увеличивается с повышением температуры, и адсорбция БТА и БТА на покрытых оксидами участках металла является предпочтительной и протекает достаточно быстро [95]. Повышение эффективности адсорбции с увеличением температуры скорее всего обусловлено ростом удельной доли кислородных соединений на поверхности металла. Кроме того, по мнению авторов работы [118] определенное влияние оказывает полимеризация компонентов защитной пленки, что свидетельствует о растущей стабильности защитного комплекса. Образование поверхностно-ассоциированных соединений становится возможным в том числе благодаря способности атомов и ионов меди образовывать химические связи с молекулярной (БТА) и анионной (БТА) формами бензотриазола.

Комплекс основных процессов, протекающих на реальной поверхности меди с образованием адсорбционных Cu–БТАадс и поверхностно-ассоциированных соединений Cu–БТАпов, можно представить схемами (10–13):

Cuо + БТА ↔ Cu–БТАадс, (10)

Cuо/Cu+ + БТА → Cu–БТАпов, (11)

n Cuо + n БТАадс → (Cu–БТАпов)n, (12)

n Cuо/Cu+ + n БТАадс → (Cu–БТАпов)n, (13)

Об образовании полимерных поверхностно-ассоциированных соединений (Cu–БТАпов)n можно косвенно судить по наличию полос поглощения в ИК-спектре в области 3200–3400 см–1. Межмолекулярное взаимодействие реализуется посредством образования Н-связей между NH-группой и атомом азота триазольного кольца соседних молекул БТА (рис. 7).

 

Рис. 7. Схематическое представление образования полимерной структуры (Cu–БТАпов)n. Координационная связь N→Cu образуется между атомами меди подложки и атомами азота N2 триазольного цикла молекулы БТА

 

Для получения дополнительной информации о характере образования поверхностно-ассоциированных соединений Cu–БТАпов был проведен анализ SERS КР-спектров, используя вычислительный квантово-химический расчет методом DFT. Этот подход основан на модельных системах, образованных молекулами лигандов БТА или БТА и активными центрами поверхности меди, которые могут быть образованы нейтральными атомами Cuо или катионами Cu+.

DFT РАСЧЕТ АДСОРБЦИОННЫХ И ПОВЕРХНОСТНО-АССОЦИИРОВАННЫХ КОМПЛЕКСОВ Cu–БТА

Для анализа КР-спектров воспользуемся DFT-методом. Для расчета необходимо задать геометрию возможных структур адсорбционных Cu–БТАадс и поверхностно-ассоциированных Cu–БТАпов комплексов. Из полученных экспериментальных КР-спектров можно сделать вывод о том, что в нашем случае существование сложных металлоорганических комплексов типа БTAxCuy, постулируемых в работе [32], не подтвердилось. В противном случае в КР-спектрах наблюдался бы набор пиков, характеризующих сложную структуру металлоорганических комплексов.

Поскольку в экспериментах нами были получены пленки на поверхности меди, сформированные из нейтрального и щелочного раствора БТА, для моделирования рассмотрим возможные варианты комплексов систем Cuо–БТА и Cuо–БТА. Кроме того, при моделировании формирования адсорбционных (Cu–БТАадс) и поверхностно-ассоциированных (Cu–БТАпов) комплексов, мы полагали существование на поверхности меди естественного слоя оксида Cu2O. Таким образом оптимизацию геометрии возможных структур адсорбционных и поверхностно-ассоциированных систем проводили с атомами Cu и с катионами Cu+, моделирующими приповерхностные слои Cu2O сэндвич-структур Cu/Cu2O (или Cuo/Cu+). В итоге, моделирование и оптимизацию геометрии молекул проводили для 16 вариатов структур адсорбционных и поверхностно-ассоциированных комплексов. На рис. 8 и 9 представлены геометрии оптимизированных структур молекул. Затем производился расчет колебательных КР-спектров. Наиболее информативные и необходимые для анализа спектры представлены на рис. 10–12.

 

Рис. 8. Оптимизированные структуры БТА (а) и поверхностно-ассоциированных комлексов: (б) Cu–БТА(N2); (в) Cu–БТА(N3); (г) 2Cu–БТА(N2,N3). (В скобках указаны атомы азота, на которые координируется атом меди в расчитываемой структуре)

 

Рис. 9. Оптимизированные структуры БТА (а) и поверхностно-ассоциированных комлексов: (б) Cu–БТА(N2); (в); Cu–БТА(N3); (г) 2Cu–БТА(N2,N3) (в скобках указаны атомы азота, на которые координируется атом меди в расчитываемой структуре)

 

На рис. 10–12 приведены КР-спектры, рассчитаные DFT методом.

 

Рис. 10. КР-спектры поверхностно-ассоциированных комплексов: Cu–БТА(N2) (1); Cu–БТА(N3) (2); Cu–БТА(N2) (3); Cu–БТА(N3) (4), рассчитанные DFT методом

 

Рис. 11. КР-спектры поверхностно-ассоциированных комплексов: Cu+–БТА(N2) (1); Cu+–БТА(N3) (2); Cu+–БТА(N2) (3); Cu+–БТА(N3) (4), рассчитанные DFT методом

 

Рис. 12. КР-спектры поверхностно-ассоциированных комплексов: 2Cuо–БТА(N2,N3) (1); 2Cu+–БТА(N2,N3) (2); 2Cu+–БТА(N2,N3) (3), рассчитанные DFT методом

 

В табл. 4 приведено сравнение экспериментальных КР-спектров адсорбционных Cu–БТАадс и поверхностно-ассоциированных комплексов Cu–БТАпов и рассчитаных DFT методом систем Cu–БТА. В табл. 4 представлены основные колебательные моды изучаемых систем и их расшифровка.

В табл. 5 приведено сравнение экспериментальных КР-спектров адсорбционных Cu–БТАадс и поверхностно-ассоциированных комплексов Cu–БТАпов и рассчитаных DFT методом систем 2Cu–БТА.

В силу развитой поверхности наноструктурированные и высокопористые вещества относятся к классу сильно неравновесных систем. Стремление системы к самопроизвольному уменьшению избыточной поверхностной энергии сопровождается не только процессами релаксации и реконструкции поверхности, но и адсорбционными явлениями. Во многих случаях адсорбционные явления определяют характер физико-химических процессов, протекающих на поверхности. В наноструктурированных материалах адсорбционные слои на поверхности частиц дисперсной фазы могут существенно изменить условия их взаимодействия между собой и тем самым повлиять на свойство системы в целом.

СРАВНЕНИЕ ЭКСПЕРИМЕНТАЛЬНЫХ КР-СПЕКТРОВ С ТЕОРЕТИЧЕСКИМИ СПЕКТРАМИ, ПОЛУЧЕННЫМИ DFT-МЕТОДОМ

Из всего набора КР-спектров, полученных DFT-методом, лучшая сходимость с экспериментальными данными наблюдается для следующих систем (рис. 13).

 

Рис. 13. Результаты DFT-расчета

 

Как можно видеть из результатов DFT-расчета и анализа экспериментальных данных, системы Cu+–БTA(N2) и 2Cuо–БTA(N2,N3) реализуются в случае формирования пленок поверхностно-ассоциированных соединений Cu–БТАпов на реальной поверхности меди в щелочных водных растворах БТА. Системы Cuо–БTA(N2) и 2Cu+–БTA(N2,N3) реализуются в случае формирования пленок поверхностно-ассоциированных соединений Cu–БТАпов на реальной поверхности меди из нейтральных водных растворов БТА при нагревании, а система Cuо–БTA(N2) реализуется в кислых водных растворах БТА при нагревании. Постулируемые нами структуры соответствующих поверхностно-ассоциированных комплексов Cu–БТАпов, формирующиеся на реальной поверхности меди, показаны на рис. 14. Исходя из DFT моделирования межатомные расстояния N–Cu во всех системах составляют DN–Cu~2 Å.

 

Рис. 14. Оптимизированные DFT-модели поверхностно-ассоциированных комплексов Cu–БТАпов на реальной поверхности меди: Cu+–БТА(N2) (а); 2Cuо–БТА(N2,N3) (б); Cuо–БТА(N2) (в); Cuо–БТА(N2) (г); 2Cu+–БТА(N2,N3) (д)

 

Спектральные характеристики и эффект SERS для поверхностно-ассоциированных комплексов Cu–БТАпов, сформированных на реальной поверхности меди, предполагают два механизма присоединения: через один (N2) и через пару триазольных атомов азота (N2 и N3) молекулы БТА с вертикальной или наклонной ориентацией (Рис. 15).

 

Рис. 15. Различные варианты взаимной ориентации молекулярной (БТА) и ионной (БТА) форм на реальной поверхности меди при образовании поверхностно-ассоциированных соединений Cu–БТАпов

 

Как показало сравнение экспериментальных и расчетных квантово-химических параметров среди однокоординированных систем наиболее близкими являются Cuо–БTA(N2), Cu+–БTA(N2) и Cuо–БTA(N2), которые экспериментально реализуются в системах Cu–БТА–H+ (при нагревании), Cu–БТА–OH и Cu–БТА–H2O (при нагревании) соответственно.

Расчеты DFT показывают, что из всех рассмотренных нами однокоординационных случаев взаимодействия с образованием поверхностно-ассоциированных соединений Cu–БТАпов, одними из самых устойчивых являются следующие системы: Cuо–БTA(N2) с энергией Хартри –2036.4533, Cu+–БТА(N2) с энергией Хартри –2036.2466, Cuо–БTA(N2) с энергией Хартри –2035.8672. Схематично энергетическое распределение рассмотренных систем показано на рис. 16. Значительный выигрыш в энергии этих систем свидетельствует в пользу более предпочтительной координации молекулы БТА на поверхности меди через атом азота N2, по сравнению с координацией посредством атома азота N3.

 

Рис. 16. Энергетическая диаграмма адсорбционных Cu–БТАадс и поверхностно-ассоциированных комплексов Cu–БТАпов. Сравнение оптимизированных структур по рассчитанной методом DFT энергии Хартри-Фока

 

Расчеты DFT показывают, что двухкоординационные системы 2Cuо–БТА(N2,N3) и 2Cu+–БТА(N2,N3) с энергией Хартри –3676.3928 и –3676.3723 соответственно, более стабильны, чем изомер 2Cu+–БТА(N2,N3), имеющий энергию Хартри –3675.7119 (рис. 17). Это полностью соответствует предполагаемым структурам поверхностно-ассоциированных комплексов, реализуемых в экспериментальных системах Cu–БТА–OH и Cu–БТА–H2O при нагревании.

 

Рис. 17. Энергетическая диаграмма поверхностно-ассоциированных комплексов 2Cu–БТАпов. Сравнение оптимизированных структур по рассчитанной методом DFT энергии Хартри-Фока

 

Теория граничных орбиталей может быть использована для прогнозирования тенденции переноса электронов при адсорбции молекул органических веществ на поверхности металла. На рис. 18 представлена энергетическая диаграмма граничных молекулярных орбиталей (HOMO–LUMO), рассчитанных в приближении теории функционала плотности (DFT) поверхностно-ассоциированных комплексов: Cu+–БTA(N2), 2Cuо–БTA(N2,N3), Cuо–БTA(N2), Cuо–БTA(N2), 2Cu+–БTA(N2,N3). Важной характеристикой является энергетическая щель между HOMO и LUMO, которая характеризует реакционную способность молекулы и объясняет тенденцию переноса заряда внутри молекулы и полезна для определения молекулярного электронного транспорта. У всех смоделированных (в вакууме) комплексов наблюдается небольшая энергетическая щель между граничными орбиталями (0.08–0.12 эВ). Низкое значение указывает на высокую реакционную способность и, следовательно, высокую эффективность ингибирования [125]. Среди рассмотренной серии наименьший зазор HOMO–LUMO 0.08 эВ обнаружен для комплексов Cuо–БTA(N2), 2Cu+–БTA(N2,N3). Из рис. 18 следует, что комплексы Cu–БТА с более низким энергетическим уровнем LUMO более склонны принимать электроны с уровня Ферми металла. Предсказания DFT-расчетов успешно коррелируют с результатами экспериментов. Более прочные поверхностно-ассоциированные комплексы меди образуются с БТА в щелочной среде (Cu–БТА–OH), а при нагревании и в нейтральной (Cu–БТА–H2О). Очевидно, этому способствует перенос заряда и ионизация БТА: Cuo – e = Cu+; БТА + e = БТА. Образование таких поверхностно-ассоциированных комплексов приводит к существенной поляризации связей, участвующих в комплексообразовании, что четко проявляется в колебательных спектрах этих молекул.

 

Рис. 18. Энергетическая диаграмма граничных молекулярных орбиталей (HOMO–LUMO) поверхностно-ассоциированных комплексов, рассчитанных в вакууме

 

ВЫВОДЫ

Методами ИК- и КР-спектроскопии доказано образование комплексных соединений различной природы [БТА–Cu]n в нейтральной БТА–Cu2+–H2O и щелочной среде БТА–Cu2+–OH.

На реальной поверхности меди получены пленки адсорбционных и поверхностно-ассоциированных комплексов на основе 1Н-1,2,3-бензотриазола при разных значениях pH, без нагревания и при нагревании до 100оС. Получены КР-спектры адсорбционных и поверхностно-ассоциированных комплексов.

Зарегистрирован эффект гигантского комбинационного рассеяния (SERS) пленок адсорбционных Cu–БТАадс и поверхностно-ассоциированных комплексов Cu–БТАпов, сформированных на шероховатых медных поверхностях при различных условиях. Сходство КР-спектров БТА на поверхности меди и синтезированных комплексов [БТА–Cu]n при разных рН может служить доказательством того, что молекула БТА координируется с поверхностью меди с образованием поверхностно-ассоциированных соединений Cu–БТАпов.

Показано, что адсорбция БТА на поверхности меди происходит в молекулярной форме. Молекула БТА в нейтральной форме слабо адсорбируется на поверхности меди из кислого раствора. Получены доказательства образования на поверхности меди поверхностно-ассоциированных соединений, в которых БТА находится в молекулярной и ионизированной анионной формах. Пленки поверхностно-ассоциированных соединений Cu–БТАпов формируются при нагревании растворов БТА–OH и БТА–H2O. В щелочной среде пленка Cu–БТАпов начинает формироваться уже при обычных условиях.

Согласно спектроскопическим данным и результатам DFT-моделирования молекула БТА взаимодействует с реальной поверхностью меди (интерфейс Cu/Cu2O) посредством двух различных сайтов связывания: однокоординационное – через один атом N2 триазольного кольца молекулы БТА и двухкоординационное – через два атома азота N2 и N3 триазольного кольца, которые имеют неподеленные электронные пары, способные взаимодействовать с активными сайтами поверхности меди.

Впервые на основе DFT моделирования и анализа экспериментально полученных КР-спектров установлены геометрии адсорбционных и поверхностно-ассоциированных комплексных соединений в системе Cu–БTA. Методом DFT-моделирования показано предпочтительное существование поверхностно-ассоциированных комплексов в конфигурациях: Cu+–БТА(N2), 2Cuо–БТА(N2,N3), Cuо–БТА(N2), Cuо–БТА(N2), 2Cu+–БТА(N2,N3). Проанализированы их энергетические диаграммы и диаграммы граничных молекулярных орбиталей (HOMO–LUMO). Показано, что предсказания DFT-расчетов успешно коррелируют с результатами экспериментов.

×

About the authors

Д. В. Белов

Федеральное государственное бюджетное научное учреждение “Федеральный исследовательский центр Институт прикладной физики им. А.В. Гапонова-Грехова РАНˮ

Author for correspondence.
Email: bdv@ipfran.ru
Russian Federation, ул. Ульянова, 46, Нижний Новгород, 603950

С. Н. Беляев

Федеральное государственное бюджетное научное учреждение “Федеральный исследовательский центр Институт прикладной физики им. А.В. Гапонова-Грехова РАНˮ

Email: bdv@ipfran.ru
Russian Federation, ул. Ульянова, 46, Нижний Новгород, 603950

С. С. Арсентьев

Федеральное государственное бюджетное научное учреждение “Федеральный исследовательский центр Институт прикладной физики им. А.В. Гапонова-Грехова РАНˮ

Email: bdv@ipfran.ru
Russian Federation, ул. Ульянова, 46, Нижний Новгород, 603950

Н. А. Сороколетова

Федеральное государственное бюджетное научное учреждение “Федеральный исследовательский центр Институт прикладной физики им. А.В. Гапонова-Грехова РАНˮ

Email: bdv@ipfran.ru
Russian Federation, ул. Ульянова, 46, Нижний Новгород, 603950

Е. И. Серебров

Федеральное государственное бюджетное научное учреждение “Федеральный исследовательский центр Институт прикладной физики им. А.В. Гапонова-Грехова РАНˮ

Email: bdv@ipfran.ru
Russian Federation, ул. Ульянова, 46, Нижний Новгород, 603950

Д. Б. Радищев

Федеральное государственное бюджетное научное учреждение “Федеральный исследовательский центр Институт прикладной физики им. А.В. Гапонова-Грехова РАНˮ

Email: bdv@ipfran.ru
Russian Federation, ул. Ульянова, 46, Нижний Новгород, 603950

References

  1. Antonijevic M., Petrovic M. // Int. J. Electrochem. Sci. 2008. № 3. P. 1. https://doi.org/10.1016/S1452-3981(23)15441-1
  2. Petrović M., Antonijević M. // Int. J. Electrochem. Sci. 2015. № 10. Р.1027. Period 2008–2014. https://doi.org/10.1016/S1452-3981(23)05053-8
  3. Desai M. // Mater. Corros. 1972. V. 23. P. 483. https://doi.org/10.1002/maco.19720230606
  4. Žerjav G., Milošev I. // Corros. Sci. 2015. V. 98. P. 180. https://doi.org/10.1016/j.corsci.2015.05.023
  5. Adeloju S., Hughes H. // Corros. Sci. 1986. V. 26. P. 851. https://doi.org/10.1016/0010-938x(86)90068-5
  6. Fateh A., Aliofkhazraei M., Rezvanian A. // Arab. J. Chem. 2020. V. 13. P. 481. https://doi.org/10.1016/j.arabjc.2017.05.021
  7. Habib K. // Corros. Sci. 1998. V. 40. P. 1435. https://doi.org/10.1016/s0010-938x(98)00049-3
  8. Petrović Mihajlović M., Radovanović M., Tasić Ž. et al. // J. Mol. Liq. 2017. P. 127. https://doi.org/10.1016/j.molliq.2016.11.038
  9. Souto R., Sánchez M., Barrera M. et al. // Electrochim. Acta. 1992. V. 37. P. 1437. https://doi.org/10.1016/0013-4686(92)87019-v
  10. Самадов А. С., Степнова А. Ф., Файзуллозода Э. Ф. и др. // Вecтн. Моск. ун-та. Сер. 2. Химия. 2023. Т. 64. № 3. С. 270. https://doi.org/10.31857/S0044453721110029
  11. Zhang F., Ju P., Pan M. et al. // Corros. Sci. 2018. V. 144. P. 74. https://doi.org/10.1016/j.corsci.2018.08.005
  12. Qian Y., Li Y., Jungwirth S. et al. // Int. J. Electrochem. Sci. 2015. № 10. P. 10756. https://doi.org/10.1016/S1452-3981(23)11298-3
  13. Hamadi L., Mansouri S., Oulmi K. et al. // Egypt. J. Pet. 2018. № 27. P. 1157. https://doi.org/10.1016/j.ejpe.2018.04.004
  14. Rani B., Basu B. // Int. J. Corros. 2012. V. 2012 P. 1. https://doi.org/10.1155/2012/380217
  15. Kokalj A., Peljhan S. // Langmuir 2010. V. 26. P. 14582. https://doi.org/10.1021/la1019789.
  16. Campbell, C. D., Rees, C. W. // J. Chem. Soc. C. 1969. № 5. P. 742. https://doi.org/10.1039/J39690000742
  17. Wan C., Li X., Xing H. // Arch. Metall. Mater. 2023. V. 68. № 4. P. 1447. https://doi.org/10.24425/amm.2023.146211
  18. Mansfeld F., Smith T., Parry E.P. // Corrosion. 1971. V. 27. № 7. P. 289. https://doi.org/10.5006/0010-9312-27.7.289
  19. Fox P.G., Lewis G., Boden P.J. // Corros. Sci. 1979. V. 19. № 7. P. 457. https://doi.org/10.1016/S0010-938X(79)80052-9
  20. Poling G.W. // Corros. Sci. 1970. V. 10. № 5. P. 359. https://doi.org/10.1016/S0010-938X(70)80026-9
  21. Brusic V., Frisch M. A., Eldridge B. N. et al. // J. Electrochem. Soc. 1991. V.138. № 8. P. 2253. https://doi.org/10.1149/1.2085957
  22. Finšgar M., Milošev I. // Corros. Sci. 2010. V. 52. № 9. P. 2737. https://doi.org/10.1016/j.corsci.2010.05.002.
  23. Sun Z., He G., Zhao Z. et al. // J. Phys.: Conf. Ser. 2023. P. 2430. https://doi.org/10.1088/1742-6596/2430/1/012011
  24. Finšgar M. // Rapid Commun. Mass Spectrom. 2021. https://doi.org/10.1002/rcm.9056.
  25. Kim J., Kim S., Bae J. // Thin Solid Films. 2002. № 415. P. 101. https://doi.org/10.1016/S0040-6090(02)00529-1
  26. Chang T., Leygraf C., Wallinder I. O. et al. // J. Electrochem. Soc. 2019. V. 166. № 2. P. 10. https://doi.org/10.1149/2.0041902jes
  27. Tantavichet N., Pritzker M. // J. Appl. Electrochem. 2006. V. 36. № 1. P. 49. https://doi.org/10.1007/s10800-005-9000-3
  28. Feng Z. V., Gewirth A. A. // J. Electroanal. Chem. 2007. V. 601. P. 242. https://doi.org/10.1016/j.jelechem.2006.11.012
  29. Kokalj A., Peljhan S., Finšgar M. et al. // J. Am. Chem. Soc. 2010. V. 132. P. 16657. https://doi.org/10.1021/ja107704y
  30. Kokalj A., Kovačević N., Peljhan S. et al. // Chem. Phys. Chem. 2011. V. 12. P. 3547. https://doi.org/10.1002/cphc.201100537
  31. Kim H. C., Kim M. J., Lim T. et al. // Thin Solid Films. 2014. P. 421. https://doi.org/10.1016/j.tsf.2013.10.124
  32. Kokalj A. // Faraday Discuss. 2015. V. 180. P. 415. https://doi.org/10.1039/C4FD00257A
  33. Chen H., Wang S., Liao Z. et al. // RSC Adv. 2022. V. 12. P. 29697. https://doi.org/10.1039/D2RA05411F
  34. Cotton J. B., Scholes I. R. // Br. Corros. J. 1967. V. 2. P. 1. https://doi.org/10.1179/000705967798327235
  35. Fang B., Olson C. G., Lynch D. W. // Surf. Sci. 1986. V. 176. № 3. P. 476. https://doi.org/10.1016/0039-6028(86)90050-6
  36. Youda R., Nishihara H., Aramaki K. // Electrochim. Acta. 1990. V. 35. № 6. P. 1011. https://doi.org/10.1016/0013-4686(90)90036-Y
  37. Nilsson J.-O., Törnkvist C., Liedberg B. // Appl. Surf. Sci. 1989. V. 37. № 3. P. 306. https://doi.org/10.1016/0169-4332(89)90493-5
  38. Cho K., Kishimoto J., Hashizume T. et al. // Appl. Surf. Sci. 1995. P. 380. https://doi.org/10.1016/0169-4332(94)00506-0
  39. Chadwick D., Hashemi T. // Corros. Sci. 1978. V. 18. P. 39. https://doi.org/10.1016/S0010-938X(78)80074-2
  40. Vogt M. R., Polewska W., Magnussen M. et al. // J. Electrochem. Soc. 1997. V. 144. № 5. P. 113. https://doi.org/10.1149/1.1837629.
  41. Antonijevic M. M., Petrovic M. B. // Int. J. Electrochem. Sci. 2008. V. 3. P. 1. https://doi.org/10.1016/S1452-3981(23)15441-1
  42. Petrović Mihajlović M. B., Antonijević M. M. // Int. J. Electrochem. Sci. 2015. V. 10. P. 1027. https://doi.org/10.1016/S1452-3981(23)05053-8
  43. Hollander O., May R. C. // Corrosion. 1985. V. 41. № 1. P. 39. https://doi.org/10.5006/1.3581967
  44. Gattinoni C., Michaelides A. // Faraday Discuss. 2015. V. 180. https://doi.org/10.1039/C4FD00273C
  45. Cao P. G., Yao J. L., Zheng J. W. et al. // Langmuir. 2002. V. 18. № 1. P. 100. https://doi.org/10.1021/la010575p
  46. Mirarco A., Francis S. M., Baddeley C. J. et al. // Corros. Sci. 2018. https://doi.org/10.1016/j.corsci.2018.08.008
  47. Turano M., Walker M., Grillo F. et al. // Corros. Sci. 2022. V. 207. P. 110589. https://doi.org/10.1016/j.corsci.2022.110589
  48. Grillo F., Tee D. W., Francis S. M. et al. // Nanoscale. 2013. V. 5. P. 5269. https://doi.org/10.1039/C3NR00724C
  49. Grillo F., Batchelor D., Larrea C. R. et al. // Nanoscale. 2019. https://doi.org/10.1039/C9NR04152D
  50. Youda R., Nishihara H., Aramaki K. // Corros. Sci. 1988. V. 28. № 1. P. 87. https://doi.org/10.1016/0010-938X(88)90010-8
  51. Honesty N. R., Gewirth A. A. // J. Raman Spectrosc. 2012. V. 43. № 1. P. 46. https://doi.org/10.1002/jrs.2989
  52. Chan H. Y. H., Weaver M. J. A. // Langmuir. 1999. V. 15. № 9. P. 3348. https://doi.org/10.1021/la981724f
  53. Leung T. Y., Kang M., Corry B. F. et al. // J. Electrochem. Soc. 2000. V. 147. № 9. P. 3326. https://doi.org/10.1149/1.1393902
  54. Hursthouse M. B., Short R. L., Robinson S. D. // Polyhedron. 1986. V. 5. № 10. P. 1573. https://doi.org/10.1016/S0277-5387(00)84559-3
  55. Liu J. J., Li Z. Y., Yuan X. et al. // Acta Crystallogr. Sect. C : Cryst. Struct. Commun. V. 70. № 6. P. 599. https://doi.org/10.1107/S2053229614010390
  56. Ito M., Takahashi M. // Surf. Sci. 1985. V. 158. P. 609. https://doi.org/10.1016/0039-6028(85)90333-4
  57. Skorda K., Stamatatos T. C., Vafiadis A. P. et al. // Inorg. Chim. Acta. 2005. V. 358. № 3. P. 565. https://doi.org/10.1016/j.ica.2004.09.042
  58. Swift A. J. // Mikrochim. Acta. 1995. V. 120. P. 149. https://doi.org/10.1007/BF01244428
  59. Nishi A., Sado M., Miki T. et al. // Appl. Surf. Sci. 2003. V. 203-204. P. 470. https://doi.org/10.1016/S0169-4332(02)00703-1
  60. Levin M., Wiklund P., Arwin H. // Appl. Surf. Sci. 2007. V. 254. № 5. P. 1528. https://doi.org/10.1016/j.apsusc.2007.07.023
  61. Белов Д. В., Беляев С. Н., Юнин П. А. // Физикохимия поверхности и защита материалов. 2023. T. 59. № 2. C. 195. https://doi.org/10.31857/S0044185623700250
  62. Белов Д. В., Беляев С. Н., Юнин П. А. // Журнал физической химии. 2023. T. 97. № 12. C. 1812. https://doi.org/10.31857/S0044453723120051
  63. Hans M., Erbe A., Mathews S. et al. // Langmuir. 2013. V. 29. P. 16160. https://doi.org/10.1021/la404091z
  64. Aromaa J., Kekkonen M., Mousapour M. et al. // Corros. Mater. Degrad. 2021. V. 2. P. 625. https://doi.org/10.3390/cmd2040033
  65. Dobinski S. // Nature. 1936. V. 138. https://doi.org/10.1038/138031a0
  66. Zhou K., Shang G., Hsu H. et al. // Adv. Mater. 2023. V. 35. № 21. https://doi.org/10.1002/adma.202207774
  67. Ramanarayanan T.A., Alonzo J. // Oxid. Met. 1985. V. 24. P. 17. https://doi.org/10.1007/BF00659595
  68. Touzé E., Cougnon C. // Electrochim. Acta. 2018. V. 262. P. 206. https://doi.org/10.1016/j.electacta.2017.12.187
  69. Кузнецов Ю.И., Андреева Н.П., Агафонкина М.О. // Физикохимия поверхности и защита материалов. 2010. Т. 46. № 5. С. 531. https://doi.org/10.31857/S0044185622050199
  70. Hansen L.D., West B.D., Baca E.J. et al. // JAC S. 1968. V. 90. P. 6588. https://doi.org/10.1021/ja01026a003
  71. Заболотных С.А., Леснов А.Е., Денисова С.А. и др. // Изв. вузов. Химия и хим. технология. 2019. Т. 62. № 7. С. 38. https://doi.org/10.6060/ivkkt.20196207.5840
  72. Fagel J. E., Ewing G. W. // JAC S. 1951. V. 73. № 9. P. 4360. https://doi.org/10.1021/ja01153a096
  73. Nityananda S., Satima D. // Transition Met. Chem. 1988. V. 13. P. 328. https://doi.org/10.1007/bf01225120
  74. Liu G. X., Huang L. F., Kong X. J. et al. // Inorg. Chim. Acta. 2009. V. 362. P. 1755. https://doi.org/10.1016/j.ica.2008.08.025
  75. Мудинов Х.Г., Сафармамадов С.М. // Вестн. Таджикского национального ун-та. Сер. Естественные науки. 2018. № 3. С. 168.
  76. Сафармамадов С.М., Мубораккадамов Д.А., Мабаткадамзода К.С. // Вестн. Таджикского национального ун-та. 2020. № 1. С. 154.
  77. Кузнецов Ю.И., Казанский Л.П. // Успехи химии. 2008. Т. 77. № 3. С. 227. https://doi.org/10.1070/RC2008v077n03ABEH003753
  78. Chadwick D., Hashemi T. // J. Electron. Spectrosc. 1977. V. 10. P. 79. https://doi.org/10.1016/0368-2048(77)85005-6
  79. Chadwick D., Hashemi T. // Corros. Sci. 1978. V. 18. P. 39. https://doi.org/10.1016/S0010-938X(78)80074-2
  80. Roberts R.F. // J. Electron. Spectrosc. 1974. V. 4. P. 273. https://doi.org/10.1016/0368-2048(74)80060-5
  81. Procter and Gamble, Ltd. 1947. British Patent № 652339
  82. Strehblow H.H., Titze B. // Electrochim. Acta. 1980. V. 25. P. 839. https://doi.org/10.1016/0013-4686(80)90036-5
  83. Агафонкина М.О., Андреева Н.П., Кузнецов Ю.И. и др. // Журнал физической химии. 2017. Т. 91. №8. C. 1294. https://doi.org/10.7868/S0044453717080027
  84. Cho K., Kishimoto J., Hashizume T. et al. // Appl. Surf. Sci. 1995. V. 87/88. P. 380. https://doi.org/10.1016/0169-4332(94)00506-0
  85. Kosec T., Merl D.K., Milošev I. // Corros. Sci. 2008. V. 50. P. 1987. https://doi.org/10.1016/j.corsci.2008.04.016
  86. Liu S., Xu N., Zeng J. et al. // Corros. Sci. 2009. V. 51. P. 1356. https://doi.org/10.1016/j.corsci.2009.03.021
  87. Gallant D., Pézolet M., Simard S. // Electrochim. Acta. 2007. V. 52. P. 4927. https://doi.org/10.1016/j.electacta.2007.01.057
  88. Arancibia A., Henriques-Roman J., Paez M.A. et al. // J. Solid State Electrochem. 2006. V. 10. P. 894. https://doi.org/10.1007/s10008-005-0014-x
  89. Tommesani L., Brunoro G., Frignani A. et al. // Corros. Sci. 1997. V. 39. P. 1221. https://doi.org/10.1016/S0010-938X(97)00022-X
  90. Tromans D., Sun R. // J. Electrochem Soc. 1991. V. 138. № 11. Р. 3235. http://dx.doi.org/10.1149/1.2085397
  91. Hong Y., Devarapalli V., Roy D. et. al. // J. Electrochem Soc. 2007. V. 154. P. H444. http://dx.doi.org/10.1149/1.2717410
  92. Frignani A., Fonsati M., Monticelli C., Brunoro G. // Corros. Sci. 1999. V. 41. № 6. P. 1217. https://doi.org/10.1016/S0010-938X(98)00192-9
  93. Brunoro G., Frignani A., Colledan A., Chiavari C. // Corros. Sci. 2003. V. 45. № 10. P. 2219. https://doi.org/10.1016/S0010-938X(03)00065-9
  94. Trabanelli G., Frignani A., Monticelli C., Zucchi F. // Int. J. Corros. Scale Inhib. 2015. V. 4. № 1. P. 96. https://doi.org/10.17675/2305-6894-2015-4-1-096-107
  95. Скрыпникова Е.А., Калужина С.А., Провоторова Ю.И. // Вестник ТГ У. 2013. Т. 18. № 5. С. 2321.
  96. Kester J.J., Furtak T.E., Bevolo A.J. // J. Electrochem. Soc. 1982. V. 129. P. 1716. https://doi.org/10.1149/1.2124256
  97. Rubim J.C., Gutz I.G. R., Sala O., Orville-Thomas W.J. // J. Mol. Struct. 1983. V. 100. P. 571. https://doi.org/10.1016/0022-2860(83)90114-X
  98. Da Costa S.F. L.A., Agostinho S.M. L., Rubim J.C. // J. Electroanal. Chem. 1990. V. 295. P. 203. https://doi.org/10.1016/0022-0728(90)85016-x
  99. Thomas S., Venkateswaran S., Kapoor S., et al. // Spectrochim. Acta A Mol. Biomol. Spectrosc. 2004. V. 60. https://doi.org/10.1016/s1386-1425(03)00213-0
  100. Mroczka R., Słodkowska A. // Molecules. 2023. V. 28. P. 5912. https://doi.org/10.3390/molecules28155912.
  101. Muniz-Miranda M., Muniz-Miranda F., Menziani M. C., Pedone A. // Molecules. 2023. V. 28. № 2. P. 573. https://doi.org/10.3390/molecules28020573
  102. Агафонкина М.О. / Дисс. ... к-та хим. наук.: 05.17.03. М. : 2011.
  103. Muniz-Miranda M., Muniz-Miranda F., Caporali S. // Beilstein J. Nanotechnol. 2014. V. 5. P. 2489. https://doi.org/10.3762/bjnano.5.258
  104. Becke A. D. J. // Chem. Phys. 1993. V. 98. P. 5648. https://doi.org/10.1063/1.464913
  105. Lee C., Yang W., Parr R. G. // Phys. Rev. B. 1988. V. 37. P. 785. https://doi.org/10.1103/PhysRevB.37.785
  106. Mamand D. M., Awla A. H., Anwer T. M. & Qadr H. M. // Chimica Techno Acta. 2022. V. 9. № 2. 20229203. https://doi.org/10.15826/chimtech.2022.9.2.03
  107. Stephens P. J., Devlin F. J., Chabalowski C. F., Frisch M. J. // J. Phys. Chem. 1994. V. 98. P. 11623. https://doi.org/10.1021/j100096a001
  108. Сапарова Д.С., Богатиков А.Н., Матулис В.Э. и др. // Журнал Белорусского государственного университета. Химия. 2019. С. 12. https://doi.org/10.33581/2520-257X-2019-2-12-20
  109. Lider E. V., Peresypkina E. V., Lavrenova L. G. et al. // Russ. J. Coord. Chem. 2012. V. 38. № 5. P. 353. https://doi.org/10.1134/s1070328412050065
  110. Szymanski H.A., Erickson R.E. Infrared Band Handbook / Springer US, 1970. https://doi.org/10.1007/978-1-4684-6069-8
  111. Торамбетов Б.С. // Universum: химия и биология: электрон. научн. журн. 2020. Т. 75. № 9. https://doi.org/10.32743/UniChem.2020.75.9
  112. Saberiona M., Allahyarzadeha M. H., Rouhaghdama A. S. // Protection of Metals and Physical Chemistry of Surfaces. 2022. V. 58. № 1. P. 200. https://doi.org/10.1134/S2070205122010178
  113. Зиминов А.В., Рамш С.М., Теруков Е.И. и др. // Физика и техника полупроводников. 2006. Т. 40. № 10. С. 1161.
  114. Salorinne K., Chen X., Troff R. W. // Nanoscale. 2012. V. 4. P. 4095. https://doi.org/10.1039/C2NR30444A
  115. Fu X., Yang G., Sun J., Zhou J. // J. Phys. Chem. A. 2012. V. 116. P. 7314. https://doi.org/10.1021/jp302997h
  116. Mroczka R., Słodkowska A. // Molecules. 2023. V. 28. № 15. P. 5912. http://doi.org/10.3390/molecules28155912
  117. Grillo F., Tee D. W., Francis S. M. // J. Phys. Chem. C. 2014. V. 118. P. 8667. https://doi.org/10.1021/jp411482e
  118. Thomasa S., Venkateswaran S., Kapoor S. et al. // Spectrochim. Acta, Part A. 2004. V. 60. P. 25. https://doi.org/10.1016/S1386-1425(03)00213-0
  119. Cao P.G., Yao J.L., Zheng J.W. et al. // Langmuir. 2002. V. 18. P. 100. https://doi.org/10.1021/la010575p
  120. Allam N. K., Hegazy H. S., Ashour E. A. // Int. J. Electrochem. Sci. 2007. V. 2. P. 549. https://doi.org/10.1016/S1452-3981(23)14862-0
  121. Graff M., Bukowska J., Zawada K. // J. Electroanal. Chem. 2004. № 2. P. 297. https://doi.org/10.1016/j.jelechem.2003.12.048
  122. Costa L.A. F., Breyer H. S., Rubim J. C. // Vib. Spectrosc. 2010. V. 54. P. 103. https://doi.org/10.1016/j.vibspec.2010.03.012
  123. Gnedenkov A., Sinebryukhov S. L., Suruchanu V. et al. // Polymers. 2023. V. 15. P. 202. https://doi.org/10.3390/polym15010202
  124. Tromans D. // J. Electrochem Soc. 1998. V. 145. P. L42. https://doi.org/10.1149/1.1838335
  125. Miar M., Shiroudi A., Pourshamsian K. et al. // J. Chem. Res. 2020174751982093209. https://doi.org/10.1177/1747519820932091

Supplementary files

Supplementary Files
Action
1. JATS XML
2. Fig. 1. Curves of protolytic equilibria (1–10) of BTA depending on the change in pH of the medium, obtained by spectrophotometric titration of BTA with 0.1 M aqueous solutions of KOH and H2SO4 (Co(BTA) = 2.5∙10–4 M). The numbering of nitrogen atoms is shown in the BTA molecule

Download (50KB)
3. Fig. 2. Micrographs of Cu–BTA surface films formed on a copper substrate: (a) in a H2SO4 solution, (b) in a KOH solution

Download (44KB)
4. Fig. 3. IR spectra of BTA (1) and complex compounds of BTA–Cu2+: BTA–Cu2+–H+ (2); BTA–Cu2+–OH– (3); BTA–Cu2+–Н2О (4)

Download (45KB)
5. Fig. 4. Raman spectra of BTA (1) and synthesized complexes: BTA–Cu2+–Н+ (2); BTA–Cu2+–ОН– (3); BTA–Cu2+–H2O (4)

Download (38KB)
6. Fig. 5. SERS Raman spectra of BTA (1) and adsorption films: Cu–BTA–H+ (2); Cu–BTA–OH– (3); Cu–BTA–H2O (4)

Download (46KB)
7. Fig. 6. SERS Raman spectra of adsorption films and surface-associated compounds formed upon heating: BTA (1); Cu–BTA–H+ (2); Cu–BTA–OH– (3); Cu–BTA–H2O (4)

Download (41KB)
8. Fig. 7. Schematic representation of the formation of the polymer structure (Cu–BTAp)n. The coordination bond N→Cu is formed between the copper atoms of the substrate and the nitrogen atoms N2 of the triazole ring of the BTA molecule.

Download (24KB)
9. Fig. 8. Optimized structures of BTA (a) and surface-associated complexes: (b) Cu–BTA(N2); (c) Cu–BTA(N3); (d) 2Cu–BTA(N2,N3). (The nitrogen atoms to which the copper atom is coordinated in the calculated structure are indicated in brackets)

Download (23KB)
10. Fig. 9. Optimized structures of BTA– (a) and surface-associated complexes: (b) Cu–BTA–(N2); (c); Cu–BTA–(N3); (d) 2Cu–BTA–(N2,N3) (nitrogen atoms to which the copper atom is coordinated in the calculated structure are indicated in brackets)

Download (21KB)
11. Fig. 10. Raman spectra of surface-associated complexes: Cu–BTA(N2) (1); Cu–BTA(N3) (2); Cu–BTA–(N2) (3); Cu–BTA–(N3) (4), calculated by the DFT method

Download (48KB)
12. Fig. 11. Raman spectra of surface-associated complexes: Cu+–BTA–(N2) (1); Cu+–BTA–(N3) (2); Cu+–BTA(N2) (3); Cu+–BTA(N3) (4), calculated by the DFT method

Download (39KB)
13. Fig. 12. Raman spectra of surface-associated complexes: 2Cuо–BTA–(N2,N3) (1); 2Cu+–BTA–(N2,N3) (2); 2Cu+–BTA(N2,N3) (3), calculated by the DFT method

Download (34KB)
14. Fig. 13. Results of DFT calculation

Download (232KB)
15. Fig. 14. Optimized DFT models of surface-associated Cu–BTA complexes on a real copper surface: Cu+–BTA(N2) (a); 2Cuо–BTA–(N2,N3) (b); Cuо–BTA(N2) (c); Cuо–BTA–(N2) (d); 2Cu+–BTA(N2,N3) (e)

Download (36KB)
16. Fig. 15. Various variants of mutual orientation of the molecular (BTA) and ionic (BTA–) forms on a real copper surface during the formation of surface-associated Cu–BTA compounds.

Download (25KB)
17. Fig. 16. Energy diagram of adsorption Cu–BTAads and surface-associated Cu–BTAp complexes. Comparison of optimized structures based on the Hartree-Fock energy calculated by the DFT method

Download (32KB)
18. Fig. 17. Energy diagram of surface-associated 2Cu–BTA complexes. Comparison of optimized structures based on the Hartree-Fock energy calculated by the DFT method.

Download (18KB)
19. Fig. 18. Energy diagram of the frontier molecular orbitals (HOMO–LUMO) of surface-associated complexes calculated in vacuum

Download (41KB)

Copyright (c) 2024 Russian Academy of Sciences

Согласие на обработку персональных данных с помощью сервиса «Яндекс.Метрика»

1. Я (далее – «Пользователь» или «Субъект персональных данных»), осуществляя использование сайта https://journals.rcsi.science/ (далее – «Сайт»), подтверждая свою полную дееспособность даю согласие на обработку персональных данных с использованием средств автоматизации Оператору - федеральному государственному бюджетному учреждению «Российский центр научной информации» (РЦНИ), далее – «Оператор», расположенному по адресу: 119991, г. Москва, Ленинский просп., д.32А, со следующими условиями.

2. Категории обрабатываемых данных: файлы «cookies» (куки-файлы). Файлы «cookie» – это небольшой текстовый файл, который веб-сервер может хранить в браузере Пользователя. Данные файлы веб-сервер загружает на устройство Пользователя при посещении им Сайта. При каждом следующем посещении Пользователем Сайта «cookie» файлы отправляются на Сайт Оператора. Данные файлы позволяют Сайту распознавать устройство Пользователя. Содержимое такого файла может как относиться, так и не относиться к персональным данным, в зависимости от того, содержит ли такой файл персональные данные или содержит обезличенные технические данные.

3. Цель обработки персональных данных: анализ пользовательской активности с помощью сервиса «Яндекс.Метрика».

4. Категории субъектов персональных данных: все Пользователи Сайта, которые дали согласие на обработку файлов «cookie».

5. Способы обработки: сбор, запись, систематизация, накопление, хранение, уточнение (обновление, изменение), извлечение, использование, передача (доступ, предоставление), блокирование, удаление, уничтожение персональных данных.

6. Срок обработки и хранения: до получения от Субъекта персональных данных требования о прекращении обработки/отзыва согласия.

7. Способ отзыва: заявление об отзыве в письменном виде путём его направления на адрес электронной почты Оператора: info@rcsi.science или путем письменного обращения по юридическому адресу: 119991, г. Москва, Ленинский просп., д.32А

8. Субъект персональных данных вправе запретить своему оборудованию прием этих данных или ограничить прием этих данных. При отказе от получения таких данных или при ограничении приема данных некоторые функции Сайта могут работать некорректно. Субъект персональных данных обязуется сам настроить свое оборудование таким способом, чтобы оно обеспечивало адекватный его желаниям режим работы и уровень защиты данных файлов «cookie», Оператор не предоставляет технологических и правовых консультаций на темы подобного характера.

9. Порядок уничтожения персональных данных при достижении цели их обработки или при наступлении иных законных оснований определяется Оператором в соответствии с законодательством Российской Федерации.

10. Я согласен/согласна квалифицировать в качестве своей простой электронной подписи под настоящим Согласием и под Политикой обработки персональных данных выполнение мною следующего действия на сайте: https://journals.rcsi.science/ нажатие мною на интерфейсе с текстом: «Сайт использует сервис «Яндекс.Метрика» (который использует файлы «cookie») на элемент с текстом «Принять и продолжить».