Василий и Фазиль: гений и место

Аннотация

В 2024 году исполняется 95 лет со дня рождения Василия Шукшина (1929–1974) и Фазиля Искандера (1929–2016). Эта юбилейная дата является хорошим поводом не только для того, чтобы вспомнить обоих писателей, но и для того, чтобы сопоставить их творческие пути, найти в них общее и различное. Предлагаемое эссе, имеющее юбилейный характер, намечает те узловые моменты, которые, с одной стороны, позволяют говорить о художественной и биографической общности между Искандером и Шукшиным, а с другой – помогают осознать эстетическую уникальность каждого из них.

Полный текст

Вряд ли можно найти писателя-современника, повлиявшего на Шукшина сильнее, чем Шолохов. Обе большие прозаические вещи Шукшина: «Любавины» о сибирской деревне 1920-х годов и «Я пришёл дать вам волю» о восстании Разина – очевидным образом отсылают и к «Тихому Дону», и к «Поднятой целине». В шукшинских рассказах упоминается дед Щукарь, а вдовая тётка Анисья перекочевала из «Поднятой целины» прямо в киноповесть «Живёт такой парень». Если в «Поднятой целине» в Гремячий Лог прибыл и мутит воду бывший белый офицер – поляк Лятьевский, то в «Любавиных» в Баклань прибывает его двойник – тоже бандит, бывший офицер из поляков Закревский… Лебединой песнью актёра Шукшина стал Лопахин в бондарчуковской экранизации «Они сражались за Родину»; настоящим откровением для Василия Макаровича стала встреча там же, на съёмках, с Шолоховым. После этой встречи он решил бросить и столицу, и кино, – уехать в родные алтайские Сростки и писать, писать… Сложно судить, удалось бы это ему или нет, потому что на тех же съёмках Шукшина не стало.

Сейчас, впрочем, хочется сказать о другом – о странных сближениях и неочевидных параллелях¹.

Кавказским двойником сибиряка Шукшина выступает Фазиль Искандер.

Оба – и Василий, и Фазиль – родились в 1929 году. Это поколение, едва-едва не попавшее на войну. Имя Фазиль – восточный вариант Василия. В 2000 году Искандер крестился в православную веру и в крещении стал Василием. По паспорту он был Фазильбей. А Шукшин долго носил материнскую фамилию – Попов, отцовскую взял лишь в 1947 году при получении паспорта.

У Искандера воевали и сидели дяди, а отца, по каким-то причинам не принявшего советского гражданства, выслали в Иран – на историческую родину, где он никогда не был. У Шукшина отца расстреляли по контрреволюционной статье, а отчим погиб на фронте.

Поступление Шукшина и Искандера в московские вузы у обоих стало авторским мифом. Во многих вариантах излагается приход абитуриента Шукшина во ВГИК в кирзовых сапогах и гимнастёрке и бравирование собственной мнимой малограмотностью. Искандер описал свои абитуриентские хлопоты в рассказе «Начало» [Искандер 1978], и там тоже присутствует самолюбие талантливого парня из далёкого края, отражены вечные наши провинциальные комплексы…

Но главное, что и роднит, и различает Шукшина с Искандером, – это, конечно, не анкетные данные, а созданный каждым художественный мир. Абсолютно узнаваемый, колоритный; неповторимо шукшинский и неповторимо же искандеровский.

Обоих сравнивали с Маркесом, Джойсом, Фолкнером… А абхазский Чегем и алтайские Сростки, соответственно, – с фолкнеровской Йокнапатофой, маркесовским Макондо и джойсовским Дублином. Когда-то дублинцы, говорят, обижались на Джойса, но теперь все претензии в прошлом. Джойс признан как «гений места» и даже с того света кормит Дублин. Претензии со стороны земляков были знакомы и Шукшину с Искандером. Но теперь первый стал настоящим символом Алтая, а второй – Абхазии. И оба продолжают «продвигать» свои малые родины, привлекая туда всё новых гостей…

Говоря о Шукшине, обычно вспоминают его «чудиков», но у Искандера их никак не меньше.

Сквозной герой Шукшина – Разин – не был чужд и Искандеру. В «Человеке и его окрестностях» он пространно философствует по поводу песни «Из-за острова на стрежень…», там же мелькает и атаман Кудеяр из другой народной песни.

Шукшин противопоставлял город деревне, Искандер – патриархальный быт старого Чегема новым городским нравам. Шукшин говорил, что, перестав быть деревенским, по-настоящему городским он так и не стал: ощущал себя человеком, одной ногой стоящим на берегу, а второй – в лодке, плывущей по реке. То же мог сказать о себе и Искандер, ставший, подобно Шукшину, москвичом, но всю жизнь писавший об Абхазии, Мухусе-Сухуме и родном исчезнувшем Чегеме – потерянном рае.

Оба писали по-разному, по-своему. Но у позднего Шукшина, что интересно, появляется и сатира, его повесть-сказка «До третьих петухов» чем-то неуловимо напоминает искандеровских «Кроликов и удавов».

Искандер начинал как поэт. Шукшин тоже порой писал стихи, но мало, редко, даже, кажется, стеснялся их, однако при случае «вплавлял» в прозу как тексты неизвестного автора.

Искандер рос на южной окраине советской империи, на стыке стихий, границ и культур, среди греков, персов, турок… Шукшин – тоже почти на окраине, но совершенно иной. Он описывал Алтай и Чуйский тракт, за которым крылось чужое, непонятное: «Никто не знал, что там. Может, Монголия, может, Китай» [Шукшин 1998, 6–7]. У Шукшина, в отличие от Искандера, – абсолютно моноязычная и мононациональная среда: русские, которым и в голову не приходит задумываться о своей русскости, поскольку некому себя противопоставлять. Тем более они не думают о заграницах – тот свет и то кажется реальнее. Даже коренные алтайцы у Шукшина живут где-то далеко за кадром; упомянет он село с нерусским названием Онгудай или назовёт район «аймаком» – и на этом всё, экзотика кончилась. У Искандера, напротив, цветущее многообразие и многоязычие. И та самая экзотика, которая для него не экзотика даже (это для заезжих туристов), а просто сама жизнь.

И тот, и другой отдали дань – каждый по-своему – и шестидесятничеству, и «деревенской прозе», и оба не исчерпываются рамками никакого течения.

Искандера и Шукшина многое роднит. А что их отличает друг от друга?

Предложим такой вариант ответа: истоки. Климат и ландшафт, которые творят и «форматируют». Россия – страна северная и холодная, мороз заложен в саму её ДНК. Но если Шукшин и в Москве остался сибиряком, то Искандер принёс в русскую словесность кавказское солнце, тёплое Черноморье, золотое руно Колхиды.

Закон природы – избыточность: семян должно быть много, потому что большинство из них всё равно так или иначе пропадут. Из нескольких тысяч икринок должны вырасти всего две-три рыбины, и тогда популяция сохранится. Природа делает запас, создаёт множество вариантов и набросков. Что-то погибнет, а что-то уцелеет, окажется более удачливым или устойчивым – и выживет. Кажется, примерно то же решается где-то на небесах и с нашими гениями: какое-то семечко да взойдёт. В этом случае взошли и проросли оба – на Алтае и в Абхазии. Два драгоценных кристалла необъятной и непостижимой, как сама природа, русской литературы.

Источники

Искандер 1978 – Искандер Ф. Начало // Искандер Ф. Начало. Рассказы. Сухуми, 1978. С. 3–18.

Шукшин 1998 – Шукшин В.М. Собрание сочинений в 6-ти книгах. Книга четвертая. «Любавины»: Роман. М., 1998.

¹ Читателю доступны подробные биографии и Шукшина [Варламов 2015], и Искандера [Гундарин, Попов 2022]. Настоящее эссе можно рассматривать как своеобразный «конспект» их параллельного жизнеописания.